1.

— Добро! Эй, Добро!

Оно, наконец, высунулось из Бумажной башни и посмотрело на меня. Как всегда — в черном, на рыжей вихрастой голове корона — не корона, шлем — не шлем, а не пойми что с нелепыми рогами, гнутыми в разные стороны. И совершенно не выносит шутки на эту тему…

— Ну чего тебе?

— Выйди, поболтаем.

— Я занят! — рявкнуло оно в лучших традициях истинного Добра и исчезло в окне.

Однако… чем это оно тут может быть занято, когда всех наших дел — ждать визитов?

Я несильно пнул стену. Бумажная башня сложена из книг, в которых Добро побеждает Зло. Вот прям совсем побеждает. Сказки, конечно, причем по большей части глупые. Но Добро все равно гордится каждой из этих книг, даже если она дурно написана — оно вообще много чем гордится, хотя Добру вроде бы не положено. А Башню построило еще в те дни, когда мы были плохо знакомы, и рыжее наивно решило, что, забравшись повыше, сможет избавиться от моего общества.

Теперь оно не было столь наивным, но торчало в Башне почти безвылазно. Я решил войти без приглашения.

При моем появлении (оказаться сразу в той комнате, где за столом заседало Добро — просто нечего делать) рогатое быстро хлопнуло выдвижным ящиком стола, явно что-то припрятав. Ну, посмотрим на то, что осталось на виду. Перо, чернила, стопка бумаги...

— О! — я поправил складки белейшего одеяния и сдул с широкого рукава несуществующую пылинку, — Ты никак решило само написать книгу?

— Не твое дело! — в прежней манере рявкнуло оно. Правда, душка? Только немного горяч. Чем и воспользуемся.

— Слышь, Добро… А тебе соавтор не нужен?

— Нет! Я сам!

— А критик?

— Тем более! — рыжее явно удивилось, даже рявкать перестало и задумалось, — А ты разбираешься в литературе?

— Я в нас с тобой разбираюсь. А ведь ты же о нас пишешь, да?

— О нас, — наконец признал мой товарищ. Спрашивается — и чего было играть в тайну?

— Слушай, ну это же глупо, — попытался урезонить — ну, или подразнить — я. — Таких книг и без тебя море, и все про одно и то же. Можно сказать, все книги — про Добро и Зло, в том или ином виде. Собираешься накропать еще одну?

— А почему нет? — оно наконец достало из стола пухлую тетрадь. Оу… похоже, я застал конец процесса, а вовсе не начало. Лихо. Долго же рыжему удавалось скрывать от меня свое новое увлечение.

— Почему… Во-первых, это будет просто еще одна книга. Ничего оригинального…

— Откуда ты знаешь? — вспылило Добро. Аж рога на шлемо-короне зашевелились.

— Не перебивай! Я знаю, люди придумали о нас много интересного и воображение у них богатое. Не нам составлять им конкуренцию в чем бы то ни было.

— Да почему?? — о, сейчас задымится.

— Просто мы, мой друг, вторичны.

Молчит. С правдой невозможно спорить. Тем более с такой. Мы настолько вторичны, что люди нас видят, только если очень сильно захотят увидеть. А ведь они нас создали.

Вообще, может, и нет. Может, мы самозародились. По крайней мере, появились я и мой как бы противник одновременно. И льщу себе надеждой, что у меня был чуть менее обалделый вид, чем у рогатого Добра. А потом сразу начались визиты, и обоим пришлось спешно самоопределяться… Хотя все же определено заранее: оно Добро, а я Зло. Ну должен же кто-то ими быть? Причем именно такими. В другие эпохи и времена люди верили совсем в другое Зло и Добро. И думаю, однажды нас сменят новые, более подходящие новому времени.

Эти мысли не для Добра. Оно слишком нежное, несмотря на дурной характер. И, в конце концов, какая разница, что будет завтра, пока длится сегодня?

— Ты хоть почитаешь мне?

Добро покраснело. Вечный ребенок…

— Ну… можно…

Оно полистало свою рукопись… Я подошел поближе, убедился — почерк у Добра прекрасный. Потом сел прямо на пол, ибо другой мебели кроме стола и кресла тут не нашлось. Добро все листало, словно не могло решить, откуда начать чтение. Точно есть выбор.

— Лучше с первой страницы, — саркастически усмехнувшись, намекнул я.

— Сам знаю. Слушай… «Желания должны исполнятся. Исполненные, они почти всегда оказываются вовсе не так хороши и научают нас выбирать следующие более мудро».

— Стоп! — я почесал макушку. — Это о чем?

— Так и знал, что ты не поймешь, — Добро с явным облегчением захлопнуло тетрадь. — Это о нас.

— Не вижу связи.

— Присмотрись и увидишь. Желать чего-то, не думая о последствиях исполнения желания — зло, научиться на своих ошибках — добро.

Я хмыкнул:

— Намутил… И почему не написать так, как ты сейчас сказал, то есть более-менее понятно?

— Потому что должно быть еще и красиво.

— А… так красиво только непонятное? — на благородном лице Добра появилась гримаса… Ярость. Тоже не положено, но разве оно откажет себе в удовольствии слегка погневаться?

— У меня есть к тебе предложение, — быстро сказал я. Не очень хотелось, чтобы Добро все-таки взорвалось. Кто знает, может, именно так исчезли те, кто был до нас? — Не выдумывай ничего. Заведи дневник.

— Но это… — рыжее подумало, закрыло рот и кивнуло. Совсем другое дело. — Тогда и ты заведи, — предложило неожиданно.

— Мне-то зачем?

— Хотя бы ради того, чтобы занять злодейский ум.

— Неинтересно. Мой ум и так вечно занят.

— Угу. То-то ты никак не оставишь меня в покое!

— Так мой ум занят именно тобой, — я едва удержался, чтобы не показать товарищу язык.

— Тогда могу предложить пари. Мы пишем дневники… Допустим, до сотого пришествия, выигрывает тот, чей дневник дольше просуществует. Если мой, ты наконец оставляешь меня в покое… Хотя нет! Ты оставляешь в покое всех!

— Ты же знаешь, это невозможно, — мирно и с легкой ноткой грусти ответил я. — Люди-то от меня не отстанут. Им равно нужны и я, и ты.

— Но помечтать то можно?

Я удивился:

— А зачем о таком мечтать? Хочешь мир, «полный одного лишь добра»? Это же бредни. Исключительно добро может существовать исключительно в кошмарах. Как и исключительно зло, кстати. Значит, до сотого пришествия. Ставка?

— Ставка… ну, пусть просьба, которую проигравший выполняет без спора. Идет?

Я подумал и согласился.