Последний день в лесу

— Идёмте, хочу показать вам кое-что. — Надя замерла в дверном проёме и мотнула головой. Она смотрела из-под капюшона, без страха, но пятилась, стоило только Горгулье податься вперёд.

— Не ходи за ней, — Эйтоур сжал плечо Горгульи.

Она дёрнулась от неожиданности и обернулась на него.

— В чём дело?

— Идёмте! — Надя топнула. Только сейчас Горгулья разглядела, что она держит в руке что-то белое, волочащееся по земле, то ли тюк, то ли тряпичную куклу. Пытаясь разглядеть, Горгулья подалась вперёд.

— Не ходи.

Надя вскинула свободную руку вперёд, тыча пальцем обвиняюще и зло — в Эйтоура.

— А ты стой на месте, тварь, а то хуже будет!

— Надя!

— Я сказал, не ходи. Не ходи, — голос Эйтоура сорвался на высокие нотки, на девчачий визг, на причитания. — Не ходи, я не хочу, не ходи!

Он выпустил её плечо, упал на колени. Горгулья попятилась от неожиданности — так глупо и неправильно смотрелся этот большой мужчина, катающийся по тропинке в приступе женской истерики. Пальцы проскребли по мелкой гальке и скрючились. Он замолотил ладонями по земле, разбрызгивая во все стороны воду из натёкших луж.

— Так, а ну-ка замолкли все!

Это было на уровне рефлекса — рявкнуть на разбушевавшихся курсантов. Заставить слушать себя.

И все послушали. Надя смотрела в пол, пока Горгулья шла ей навстречу, и отчаянно бледнела, даже под капюшоном, как тогда, на третьем курсе, когда Горгулья стащила её за шиворот с пожарной башни. Они соревновались, кто выше заберётся. «Я вам русским языком сказала даже не приближаться к башне!».

— Показывай, — велела Горгулья.

Они вернулись в небольшую комнатку, окна которой выходили на задний двор. Надя зажгла фонарик и направила его под яблони. Там тянулся кровавый след. Белую шерсть Нараджо перебирал ветер. Эйтоура почти целиком засыпало листвой.

Потом Надя опустила фонарик к тому, что держала в руках. На Горгулью смотрели два бледно-серых, как талая вода, глаза.

Девочка устала и больше не пыталась убежать. Она сидела на полу, медузье платье разметалось по доскам. Его ворот врезался ребёнку в горло, но тот не издал ни звука, когда Надя потянула за платье вверх.

Хрип застрял в горле. Горгулья ударила Надю по руке, вышибая фонарик. Вторым ударом она заставила её разжать пальцы и выпустить девочку. Надя отшатнулась, хватаясь за ушибленное плечо.

— Вы что?

— Я что? — Горгулья прижала её к стене, локтем давя на горло. — Я что, ты хочешь знать? Я скажу тебе, что я. Думаешь, раз ты наполовину сущность, ты здесь самая крутая?

Надя смотрела на неё круглыми, совершенно чёрными глазами и не дышала.

— Не вздумай дёрнуться. Тебе ещё рановато со мной тягаться. Ясно?

Надя кивнула. Горгулья выпустила её, и Надя схватилась за горло, хрипло втянула воздух. Горгулья смотрела на неё сверху вниз, уже не готовая уничтожить её на месте, но всё ещё трясясь от злости.

— Ты… девчонка, не смей, ясно? Не смей лезть не в своё дело. Ты кем себя возомнила? Судьёй? Твоего мнения кто-нибудь спрашивал?

Они обе тяжело дышали, а девочка в грязном платье замерла в углу, переводя испуганный взгляд с одной на другую. Надя снова захрипела и закашлялась. Пока она кашляла, Горгулья успокоила колотящееся сердце, вдохнула, выдохнула, возвела глаза к низкому потолку.

— Ты что, задалась целью сломать мне жизнь? Какого чёрта, Надя? Какого чёрта? Я всегда была о тебе хорошего мнения. Я пустила тебя в этот лес, раз тебе так хотелось. Я пыталась вытащить тебя отсюда. Так нет же, ты и сама угробишься, и всех вокруг угробишь. Тебе что, посмертные ордена покоя не дают?

— Это существо убивает людей.

Девочка за спиной Горгульи царапнула ногтями по стене и быстро, по-кошачьему, метнулась за тумбу. Там она застыла, наружу высовывался только кончик носа. Горгулья ощутила, как снова подкатывает ярость. Огромное душное покрывало.

— Люди, которые тащатся на закрытую территорию, сами знают, на что идут!

— Правда? И курсанты знали? И Вадим Денисович? И Максим?

Надя закрыла голову перекрещенными руками и метнулась в сторону прежде, чем Горгулья успела ударить. Удар пришёлся по бревенчатой стене — в воздух поднялись пыль и труха.

— Они погибли, — сказала Надя, не поднимая рук от головы, — они возвращались в лес и погибали. Потому что она хотела есть. А когда еда кончилась, она порешила лесника. Собака пыталась его защитить, и собаке она перебила лапы, а потом смеялась, глядя, как Нараджо ползёт к трупу хозяина.

Девочка заскулила из-за тумбы — сначала тихо, потом всё громче и громче. У Горгульи сводило скулы, как будто она откусила огромный кусок лимона. И ответить не было сил: так любые слова, даже самые злые, изойдут на оправдания. Она шикнула через плечо, чтобы девочка замолкла.

— А потом она убьёт вас. Когда опять проголодается. Вы ведь чувствуете это. Потому боитесь оставаться здесь надолго. Три дня, раз в год — не маловато ли для свиданий с любимой доченькой? А, ну вы же рассчитали, что так она вас точно не затащит себе в пасть.

Надя усмехалась из-за перекрестья рук. Горгулья замахнулась, но ударить почему-то не смогла, и бессильно опустилась на пол.

— Надя, пожалуйста, послушай меня…

— Вы выставили меня сумасшедшей! Мне пришлось уйти с работы, потому что это невыносимо, когда шепчутся за спиной. Вы всех настроили против меня, а почему? Потому что я догадалась. И вы поняли, и вы испугались, что я…

Сил на злость больше не было. Горгулья расхохоталась. Пришлось упереться рукой о стену, чтобы не упасть.

— Ну что — ты? Что ты можешь сделать? Думала взять меня врасплох? А не выйдет. Я уже поняла, что Эйтоур умер. Когда это… — Она дёрнула головой в сторону дверей — где-то там, на тропинке до сих пор валялось существо, принявшее облик лесника. — Он уговаривал меня остаться. Эйтоур никогда бы не стал так говорить. Мы много лет встречались здесь, и он ни разу даже не заикнулся. А тут началось. Надя, послушай меня, ты извини. Я не могу выпустить тебя отсюда.

Она нащупала под курткой кобуру. Табельный пистолет послушно лёг в ладонь. Надя подняла на него глаза и больше не мигнула, как бы ни старалась. Она судорожно сглотнула.

— Не надо.

— Сама себя ненавижу, — сказала Горгулья, плечом утирая слезу со щеки. — Но ничего не поделаешь, Надь. Ничего не поделаешь. Иначе ты вернёшься в город и начнёшь кричать на каждом углу. В лес набегут разные спецслужбы, военные. От искателей приключений вообще отбоя не будет. А я хочу жить, тихо, спокойно, в своём маленьком мирке. Почему ты не можешь оставить меня в покое? Зачем ты вообще сюда пришла?

И вдруг её голос сбился на высокие ноты, на девчачий визг. Надя вздрогнула и шарахнулась в сторону. Рука Горгульи так тряслась, что дуло пистолета ходило ходуном. Пуля вошла в стену над её плечом.

Она рухнула на пол, инстинктивно прикрывая голову руками. Горгулья упала на колени и страшно затряслась всем телом. За её спиной стояла девочка в медузьем платье. Она распростёрла руки над головой матери, и на детском лице застыло обиженное выражение.

— Ты всех здесь сожрала, да? — тихо спросила Надя.

— Никого я не жрала, — обиделась девочка, — мне просто скучно здесь одной. А папа всё время занят. И мама приезжает ко мне раз в году. Разве это честно? Вот я и решила, пусть они навсегда остаются.

Надя медленно поднялась на локтях и села, спиной прижимаясь к стене. Теперь между ней и девочкой было шагов пять. Медленно-медленно Надя подтянула ноги. Пистолет горгульи лежал на полу, ближе к центру комнаты. Ей бы времени на один хороший рывок…

— А на счёт Сабрины ты что решила?

— Мне нравятся её волосы. Она красивая. — Девочка задумчиво покачалась с пятки на носок. — Пусть остаётся. Я буду с ней играть.

— А я?

Ещё одно осторожное движение. Надя бросила взгляд на пистолет — он был на месте, до него оставалось не больше шага.

— А тебя я хотела отпустить, но тут подумала — оставайся. Видишь, как с тобой интересно играть. Она так тебя ненавидит.

— Кто? — шёпотом переспросила Надя. Шёпотом — чтобы не сорвалась отчаянная попытка. Пистолет сам просился в руку.

— Моя мама. Ведь когда только любовь — это неинтересно. Мне нужен конфликт, для остроты сюжета.

— А ты умная не по годам.

— Я много читала. Мама приносила книжки. А ещё она говорит, что сущности взрослеют быстрее. — Девочка гордо вскинула подбородок.

Надя стояла в дверях, держа её на прицеле. Рука не дрожала, она могла бы выстрелить прямо сейчас, но толку от этого было бы — чуть. По лицу девочки поползла кривая улыбка.

— Беги-беги. Так даже интереснее. Только запомни, что весь лес — это я. Каждая травинка и цветочек. А птичек и рыбок я давно уже съела. Далеко ты всё равно не убежишь.

Надя сделала ещё шаг назад, так, чтобы одним движением исчезнуть из комнаты, и прицелилась в Горгулью. Та всё ещё стояла на коленях и не шевелилась, как будто кукла, у которой кончился завод.

— А я думала ты умная. Не собираюсь я убегать. И убить тебя я не смогу. А вот маму твою… точнее, твою куклу — запросто. И не будет у тебя куклы. А потом я пойду по лесу, отстреливая…

— Прекрати! — взвилась девочка. Подол платья взметнулся, как птичьи крылья. Слишком ловко для своих объёмов она запрыгнула на подоконник и разом стала выше Нади. — Ты не посмеешь!

Девочка прыгнула вниз и растопырила руки, закрывая от Нади Горгулью. Пухлое тельце ощутимо тряслось, и тут потекли слёзы. Они оставляли на коже серые бороздки, и губы дрожали, и всё было как у самой настоящей девочки, которую так сильно обидели.

Надя даже на секунду ей поверила.

Не отворачиваясь, она отступила в коридор.

— Ну хорошо, тогда начнём с папаши.

Потом были догонялки — Надя в несколько шагов пересекла коридор и выскочила на кухню. Одна секунда промедления, и всё могло бы закончиться очень печально: девочка неслась следом огромными скачками, и старые половицы дрожали под ударами.

Дверь захлопнулась. Надя толкнула её плечом и вылетела в сад. После душной темноты дома рассвет над лесом почти ослепил её. Остались только чёрные пятна на фоне светлеющего неба. Одно пятно — яблони у тропинки, ещё одно — тело Эйтоура. Надя скатилась с крыльца, в отчаянии оглядываясь вокруг.

Где же он? Он должен был здесь. Он был здесь! Она не могла перепутать.

Дверь дома распахнулась во второй раз — с такой силой, что охнула деревянная стена. Надя не дышала, пока пальцы не коснулись каменной кладки. Она развернулась лицом к дому, спиной к колодцу и успела увидеть, как девочка стоит на крыльце по-звериному, на четвереньках. Поймав Надин взгляд, она поднялась на ноги.

— Ну, — усмехнулась Надя и подняла пистолет, — иди сюда, или я его пристрелю.

Другой рукой она потянулась назад: на крышке колодца был ржавый засов. Надя дёрнула его — засов едва сдвинулся с места. Девочка зашипела и бросилась вперёд. Надя рванула засов сильнее. До крови сорвала кожу, загнала под ногти железные занозы. И засов наконец-то поддался.

Колодец разинул чёрную протухшую пасть. Надя рванула в сторону, и через секунду в каменный край вцепились по-детски пухлые пальчики. Камень раскрошился у девочки под руками.

Надя поскользнулась на прелой чёрной листве, едва удержалась на ногах. Но устояла и оказалась по другую сторону колодца. И крикнула, срывая голос от напряжения.

— Что встала? Ну иди сюда.

Девочка прыгнула, и Надя выстрелила, сбивая отточенную звериную траекторию. Её отшвырнуло. Девочка на мгновение замерла на краю колодца и рухнула назад. Короткий вскрик эхом отскочил от каменных стен.

Надя рванула вперёд. Ржавая крышка колодца снова не желала двигаться с места, Погнутый угол застрял в пазу. Из глубины колодца зло зарычали. Наде в лицо ударил запах тины и плесени. Она зажмурилась и сама закричала от злости и страха.

И крышка наконец-то встала на место. И тут же изнутри в неё ударили. Громко и гулко застонало железо. Надя отшатнулась. Засов держался самым кончиком. Изнутри ударили снова.

Надя всем весом навалилась на крышку и толкнула засов в паз. Он встал, как влитой. В колодце выла и металась девочка, но удары были уже тише. Надя отступила. Ноги подломились, и она села прямо на землю.

Руки дрожали, во рту было сухо и горько. Она выронила пистолет в грязь и закрыла лицо руками. Пальцам сделалось холодно и мокро. Надя подняла лицо к небу. Шёл дождь.

Она хозяйничала в доме лесника ещё несколько часов. Железные штыри и цепи нашлись в сарае. Надя вбила штыри в каменную кладку и натянула цепи над крышкой. Пару валунов она прикатила из леса, но затащить их на крышку не смогла, только прижала цепи по краям.

Девочка больше не выла и не билась. Она жалобно хныкала и царапалась, и невнятно просила о чём-то. Надя старалась не прислушиваться. От напряжения в ушах стучало. Она собиралась закатить камень на крышку, но после пятой попытки сдалась. Надя привалилась к стенке колодца и вытерла пот с лица.

Ей на плечо легла рука.

— Не пугайся.

У неё не было сил пугаться. Надя обернулась.

На щеках Сабрины остались следы подвальной пыли, а мокрая куртка прилипала к телу, но всё равно она улыбалась. Надя обхватила её за плечи и уткнулась лицом в шею. Сабрина терпеть не могла таких вот нежностей, но сейчас не сопротивлялась. Она тронула Надю за плечо.

— Она меня не доела. Успела только в подвал оттащить, и всё. Ты её спугнула, наверное. — Она отстранилась и подвинула Надю в сторону от колодца. — Ты её заперла? И как думаешь, надёжно?

Глядя на притихший колодец, Надя пожала плечами.

— Без еды она ослабеет. И я надеюсь, что не найдётся умника, который поведётся на жалобные визги и откроет колодец. Но если хочешь, давай приедем сюда следующим летом. Проверим, как она тут.

Сабрина насмешливо фыркнула.

— Идём. С твоим везением нам бы дожить до следующего лета.