И снова пятый день в лесу

Надя сидела на кровати, одной из четырёх, расставленных вдоль стен в небольшой полуподвальной комнатке. Ещё здесь был стол, застеленной белёсой клеёнкой, пара шатающихся стульев, но главное — массивная дверь с замком. Окна — величиной с почтовую марку — прятались под самым потолком. Эта комната — комната отдыха на базе инспекторов — подходила для того, чтобы выдержать небольшую осаду. И ещё здесь каким-то чудом сохранилось электричество, надрывно гудел генератор, запущенный Надей.

— Держи. — Она протянула Сабрине открытую банку тушёнки и пару сухих хлебцев.

Банка была покорёжена, как будто взорвалась изнутри: Надя никогда не ладила с консервными ножами. Сабрина не знала, хочет она есть или нет, хотя за весь день перехватила только пару сухих печений. Она поставила банку на колени и поковыряла вилкой её розово-белые внутренности. Искорёженный кусок жести торчал вверх, как единственный драконий зуб.

— Теперь я понимаю, почему тебя вся нежить боится.

Надя улыбнулась — нежить её не боялась, конечно же. Её вообще никто не боялся, включая консервные банки и тараканов в тёмных углах, потому шутка была смешной.

В комнате под потолком горела лампа — её свет мог привлечь незваных гостей из леса, но они решили, что лучше уж так, чем кромешная темнота. В коридор свет не проникал — дверь была сработана на совесть. Свет проникал через окна и брызгал на стволы ближних деревьев. Но гостей из леса привлекал не только свет. К примеру, их привлекала еда.

Надя быстро проглотила свою порцию. Вместо того, чтобы есть, Сабрина рассматривала порванную этикетку. Потом она медленно опустила банку и вилку на ближний колченогий стул.

— Надя, как ты сказала, когда инспектора ушли из заповедника?

Та всё ещё скребла по дну банки, она облизнула вилку и подняла задумчивый взгляд.

— Семь лет назад они ликвидировали базу, но потом ещё год периодически приезжали, пытались выяснить, что тут происходит. А что?

— Тушёнка. — Сабрина подтолкнула банку пальцем. — Посмотри на дату. Произведена в прошлом году. Кто-то бывал здесь уже после того, как стационар закрыли. И не просто бывал, а тщательно готовился к визитам. Заколачивал окна в пожарной вышке, чтобы можно было прятаться, делал продуктовые запасы.

Надя не ответила, но скрести вилкой перестала.

— Убил лесника. — Сабрина вздохнула и поднялась. Она подхватила со стола электрический чайник.

Вода из крана текла — коричневая от ржавчины. Сабрина закрутила кран и бросила чайник в раковину. Грохот разнёсся по кафельному коридору — единственный звук в темноте. Вслепую, не зажигая фонарика, Сабрина прошла по коридору — в оконном стекле отразился размытый силуэт.

В кафельном закутке зашуршал сквозняк. Тихо так, нестрашно, и совсем-совсем не мистически из темноты просочился детский голос.

— У вас есть что-нибудь поесть?

Она протянула руку к эфесу меча и не отвела взгляда от поворота. Её учили не размышлять. Её учили оборачиваться лицом к опасности и бить. Сабрина почти не дышала, угадывая в кромешной темноте хотя бы контуры движений.

— Я голодная. Дайте чего-нибудь.

Было слышно, как возятся по ту сторону поворота. Не скребутся, не крушат старые стены, не ищут крошечное отверстие, чтобы просочится, а просто возятся, садясь поудобнее.

— Я есть хочу.

Держа меч наизготовку, Сабрина шагнула вперёд.

— Сабрина!

Надя вскочила, коленом цепляя стул. Вилка звякнула и затихла по полу под столом, из консервной банки выплеснулась лужица жидкости с островками из волокнистого мяса. На бегу Надя ударила ладонью по выключателю и секунду неслась по коридору, слепая от испуга.

Потом человеческие чувства начали блекнуть, и потусторонним зрением она различила стены — потёки на кафельной плитке. Чайник валялся на середине коридора, тоже исчерченный потёками, словно он пролежал тут последние семь лет.

За поворотом коридора было тихо и пусто, только вдалеке капала вода. Чеканные капли падали на гулкий пол. Надя притормозила, уцепившись за сколотые плитки угла, судорожно втянула горьковатый воздух. Ни в этом коридоре, ни в одном из соседних не ощущалось человеческого присутствия.

Надя распластала ладони по холодной плитке, ощущая, как дрожит приземистое здание, и качается лес за его пределами. Очень далеко, как будто в другой реальности, она различила дыхание Сабрины.

Подвал.

Надя рванула ближайшую дверь к лестнице — никакого толку. Задыхаясь, с единственным страшным воплем, бьющимся в сознании, в мёртвой тишине, она рванула к главному входу. Здесь лестницы расходились по этажам, как лепестки тропического цветка — две вверх, одна вниз, и дверь там была выломана.

Наде не нужен был свет. Она обогнула в темноте остовы стульев, просочилась по стенке мимо трупа большого книжного шкафа. Прогнившие деревянные ступени ещё ниже, и за очередным поворотом она различила скорчившуюся у стены Сабрину. Брошеный меч валялся у её ног, на полу.

Никогда Сабрина не позволила бы себе расстаться с оружием. И бросить с такой небрежностью — это было плохим знаком, очень плохим.

Вода капала уже совсем близко, била по барабанным перепонкам. Надя упала на колени рядом, на битый кафель пола. Сабрина шевельнулась, нашла и сжала её пальцы. Надя отвела растрёпанные волосы с лица Сабрины, завела прядь за ухо.

Сабрина вздрогнула, как будто проснулась.

— Давай останемся здесь. — Она потянулась к Наде, приблизила своё лицо к её лицу — зрачки расширились, но беспомощно, слепо забегали. Она не видела в темноте и тоже прислушивалась к дыханию.

— Что? — прохрипела Надя.

Сабрина поймала обе её руки.

— Давай останемся здесь. Тебе ведь плохо среди людей. Я давно поняла это, но старалась не замечать. Прости, что я думала только о себе. Теперь я вижу, как была неправа. Тебя довели до отчаяния, а я что делала? Я просто злилась, что ты молчала о заявлении и всём остальном.

Она сглотнула, схватилась за судорожно сжавшееся горло.

Надя высвободила руку. Дыхание Сабрины сделалось чуть дальше.

— Куда ты? Не уходи.

— Я не ухожу. Я скоро вернусь, ладно? Ты только никуда не уходи отсюда. Я вернусь, обязательно вернусь. Будь здесь, обещаешь?

Она вскочила с коленей. Сабрина ещё секунду держала руку на весу, потом медленно опустила. Надя попятилась, потом развернулась и бросилась к лестнице. В темноте брошенной базы не было слышно ни звука. Ведя ладонями по стенам, Надя скоро убедилась: здесь никого нет, кроме них. Но он был — тоненькая ниточка следа тянулась в лес.

Надя задержалась у выхода. Разбитые тропинки петляли между деревьев и стягивались в морские узлы. Надя покачнулась, цепляясь за дверной косяк, и снова поймала тающую ниточку следа. Она потекла между пальцами, обжигая кожу потусторонним дыханием.

Ногти проскребли по трухлявому дереву, в горле царапалась злость вперемешку с нетерпением.

— Стоять, — прохрипела Надя. Зазвенели амулеты на кожаных шнурках. Душе стало тесно в плену застёгнутой куртки, и Надя дёрнула молнию, выпуская ночные инстинкты наружу.

Она рванула вперёд, ничуть не заботясь о направлении. Заблудиться она бы не смогла. Трещали ветки, древесный мусор горстями сыпался за шиворот. Тропинки сплетались и расплетались, но их игра не могла запутать Надю. Та бежала напролом, потом впереди возникла река.

Неширокий ледяной поток шуршал на дне оврага. Жидкая грязь поползла под ногами. Надя попятилась и прыгнула. Деревья по ту сторону реки изогнулись, как будто от боли. Она приземлилась на одно колено и вонзила пальцы в лиственный опад. И снова поймала истончившуюся ниточку следа.

Лес уже не шептал, он кричал, он хрипел и задыхался. Надя не дышала, она неслась вперёд, почти вслепую. Она давно не обращала внимания на то, как ветки оставляют кровавые следы на коже. Деревья лежали на просеках вповалку, друг на друге, и она прыгала с одного скользкого ствола на другой, рискуя свалиться между ними и переломать себе всё.

Лес кончился, и Надя выскочила на поляну. Высокая трава полегла перед пожарной вышкой, и перед ней, обняв каменную статую волка, на коленях стояла девочка. Она тяжело дышала, и пухлое личико было испачкано грязью.

— Ты одна из нас, — протянула она.

— Наконец-то дошло. — Надя усмехнулась и стащила с головы капюшон.

— Отстань от меня! — плаксиво выкрикнула она. Трясущиеся руки поглаживали каменную шерсть. — Почему ты за мной гонишься? Ты сама пришла, а всё, что пришло в лес — моё. Так что всё по-честному. Чего ты злишься, а? Уходи, а то я тебя в землю закопаю и буду каждый вечер откапывать, полчаса смеяться и закапывать обратно.

Девочке было лет семь, и в белёсом платье до земли, неповоротливая и перепачканная, она была похожа на медузку, выброшенную на берег.

— Ах ты мелкая избалованная дрянь. Думаешь, тебе всё позволено? Да я тебя…

Она сделала обманный манёвр, рванулась вправо. Девочка пискнула и побежала, но запуталась в грязных полах своего платья. Надя вынырнула из-за левого бока каменного волка и схватила девочку за шиворот.

— Отпусти! — Та с нечеловеческой силой извивалась и норовила цапнуть зубами за рукав куртки. — Отпусти меня, я папе всё расскажу. Он знаешь, что с тобой сделает? Он тебя за ноги подвесит и будет так держать, пока все внутренности не вывалятся.

Надя тряхнула её два раза, пока девчачий визг не иссяк.

— Расскажешь ты. Расскажешь, конечно. Только ты папу своего порешила уже. Там, в саду лежит, рядом с собакой. Забыла что ли?

Девочка притихла, болтая ногами в воздухе уже по инерции, без особой уверенности.

— Пусти… только маме не говори.

— Нет уж, сейчас пойдём к твоей матери, пусть разбирается.

Девочка тонко завыла и обвисла в руке Нади безвольно, как тряпка.

Рука ныла от напряжения. Надя надавила пальцами на уголки глаз — человеческое зрение возвращалось, и лес вокруг наливался чернильной темнотой. Девочка вдруг дёрнулась, извернулась, как ящерица, и зло вцепилась зубами Наде в плечо. Она вскрикнула и разжала пальцы.

Девочка уже бежала, слишком быстро перебирая ногами по поникшей траве. Она через секунду оказалась у башни, через две — вскочила на ступеньки и повисла на первой перекладине. Надя бросилась следом. Ей под ноги кинулся каменный волк.

Трава и чёрное небо сменили друг друга пять раз, и в конце осталась только трава. Надя упала лицом вниз, а к земле её придавило каменной тяжестью.

— Вот так, — взвизгнули сверху и засмеялись — громко, задиристо, так что захотелось догнать и надрать за уши, — теперь будешь лежать тут вечно. Все вы будете здесь лежать!

Они с волком закувыркались по поляне, пытаясь выцарапать друг другу глаза или хотя бы укусить побольнее. Надя вывернулась и вскочила на ноги. Так она была выше и, значит, сильнее. Взгляд — глаза в глаза, грозный выпад вперёд, и волк по-щенячьи заскулил.

— А ну брысь отсюда!

Волк задом попятился в кусты.

Надя подняла голову. Пожарная вышка покачивала вершиной, подтыкая низкие облака. Хоть небо было всё ещё тёмным, глазам сделалось больно. Надя взялась за нижнюю перекладину и тряхнула. Сверху молчали, только поскрипывали проржавевшие перекрытия.

— Ну и долго ты там просидишь?

Сверху не выдержали:

— А ты попробуй, залезь сюда. Я тебе пальцы откушу, будешь долго падать!

Надя вскинула голову, но снова пришлось отворачиваться и вытирать слёзы. Она боялась высоты, и даже три этажа вверх по трясущимся ржавым ступенькам — невыполнимая задача. Тут девчонка обставит её в два счёта.

Волк выпрыгнул из-за деревьев и врезался лбом в рёбра с правой стороны. Надя задохнулась и осела на землю. Боли не было, только удивление и темнота перед глазами. Он пошёл на разгон для следующего удара, а сверху гнусно захихикали.

Прежде, чем он ударил ещё раз, Надя вскочила на ноги и метнулась в сторону. Волка занесло на кривой траектории. Он забуксовал неповоротливыми лапами во влажной земле и рухнул на бок, спиной врезаясь в основание башни.

— Эй, — испуганно взвизгнула девочка, и белобрысая голова показалась из люка. — Ты что делаешь, а? Ты совсем глупая? Только попробуй, только прикоснись ещё раз к моей башне!

Надя прыгнула и повисла на поперечной перекладине. Диагональная скользила под ногами, а волк уже набирал разгон. Надя судорожно подтянулась, легла грудью на перекрытие второго яруса. От второго удара башня надрывно застонала, и хлопнул люк. Надя зажмурилась, плечом вжимаясь в металлическую полосу у основания.

Тупая каменная скотина набирала разгон в третий раз.

— Нет, не вздумай, не смей, а ну стоять! — надрывалась девочка, но её больше никто не слушал.

Заскрипели ржавые стыки. Надя откатилась в угол площадки, спиной упираясь в перекладину. Вслепую она нашарила точку опоры понадёжнее и вцепилась в неё. Удар всё-таки последовал, и ещё какой. От него небо ухнуло вниз.

Раздался жалобный звериный визг, хруст, и на мгновение воцарилась тишина. А потом башня в обречённом молчании начала заваливаться на бок. Возможно, Надя оглохла от удара, но ни хруста веток, ни скрипа железа об железо — она не слышала больше ничего. Только видела, как небо, которое было вверху, стремительно уходит вбок.

Потом всё-таки был удар, но глухой и нестрашный. Она скатилась с площадки в траву и тут же вскочила, повернулась кругом. Где волк?

Обломки волка валялись на поляне. Под ногтями остались каменные крошки. Надя села и ощупала рёбра с правой стороны: вроде целы, но синяк будет обязательно. Она отряхнула дрожащие руки друг о друга — все в каменной пыли, чистить одежду бесполезно.

Перешагивая через поломанные деревья, Надя прошла к самой вершине башни. Люк болтался на одной петле, внутри будки было темно, но белое пятно жалось в углу, у окна, забитого досками. Надя вытащила безвольную девочку наружу и от души тряхнула. У той клацнули зубы.

— Ну всё, пойдёшь к своей мамаше как миленькая, или я тебе прямо здесь уши пообрываю.