Ничего я не знаю...

Илька вернулся с пирожными. Кажется, их было больше… Ну, ладно.

— Мама ты будешь? — спросил, заранее зная, что я скажу.

— Еще как буду!

— Значит, сейчас начнется пир! — совершенно искренне обрадовался сын. А потом сменил веселье на серьезность. — А ты не растолстеешь, как Ари́к?

Вспомнив своего друга тролля, я улыбнулась.

— Так как он — нет. У Арика не только животик, но и мускулы. А я слегка костлява. Проще говоря — тощая.

— Зато быстрая. Быстрее ветра. Быстрее любой беды.

Я немного загрустила. Быстрая. Но не быстрее беды и не быстрее времени. Его нельзя ни вернуть, ни обогнать.

Изначально нас было трое — Арик, Кара и я. Постепенно тесный круг расширился и включил в себя друзей и родных тролля, учеников Кары и моих знакомых. Порой мы собирались небольшой группой, иногда всей толпой, но чаще — по пять или десять человек. Кто начинал тосковать или скучать по друзьям, тот и собирал нас вместе. Но трудно или вообще невозможно объяснить, почему мы не собирались каждую неделю. Связанные особой близостью, позволявшей не расставаться с друзьями, которые далеко… нет, не позволявшей, а делавшей это естественным, мы не нуждались в частых встречах. Потому что и так были рядом, всегда. И дело не в магии-телепатии и прочих вещах, облегчавших «задачу» дружбы. Дело в нас. Каждый носит друзей в себе…

Очередной вызов пришел от Арика, голосом в голове. Тролль был силен в телепатии, и мне никогда не удавалось от него закрыться, правда, не очень-то и хотелось.

«Ты там как, большая белая ящерица?» — спросил он, и я представила его серо-зеленую, с улыбкой от уха до уха, морду. Он сам говорил так — «морда» а от слова «лицо» начинал рычать.

— Нормально, большой зеленый друг, — произнесла я вслух. Илька возившийся с «мозаикой миров», поднял голову, и я изобразила перед ним с помощью привычно кривой иллюзии Арика, каким видела его в последний раз — закутанным в шкуру, как дикарь какой-нибудь. Мой друг тролль — актер и прекрасный, закончил одну магическую академию и две театральных. Сын уставился на картинку с большим интересом. «У нас встреча через сутки на Зиларе, — продолжил телепатировать Арик. — В Ветреном. Придешь? Кара хочет тебя видеть».

— Приду, конечно, — ответила я, немного удивляясь, что учительница не позвала меня сама. Разум привычно начал перебирать варианты объяснений, но я быстро прекратила эту бесполезную работу. Так или иначе, узнаю все завтра. Незачем строить версии.

Я успокаивала себя, но совсем избавиться от тревоги не получилось.

Кара не только учительница, но и подруга, и разница почти в шестьсот лет ничуть нам не мешала. Выбирая, где получать образование, я остановилась на Кан-тарской Академии, о которой слышала много нелестного — что образование там дают одно из самых лучших, но учителя и наставники все как один обладают скверным характером и слишком гордятся собой и своей академией. Будь я постарше, то, наверное, выбрала бы другое учебное заведение, а двадцатилетней мне стало любопытно и захотелось проверить себя. На деле оказалось, что слухи не сильно преувеличивают действительность — Академия помогала получить превосходные знания и навыки, но строгие мастера гоняли учеников, как могли, и совершенно не терпели тех, кто жаловался на трудности, хвалил учителей из других академий, иные школы и методы обучения. В общем, свободного времени у меня почти не оставалось, но я успела подружиться с замечательным, неунывающим троллем и учительницей, ведущей уроки стихийной магии, рунистики и дипломатии.

Смуглая, любившая украшения из серебра — например, серьги-лианы, которые охватывали все ухо или колечки, соединенные цепочками с браслетом на той же руке, Кара помогла мне стать неплохим, как мне кажется, Посредником. Но сама им не была.

«Хорошо. Ждем», — закончил разговор тролль и я потеряла ощущение его присутствия в своей голове.

Илька смотрел на меня, забытая мной иллюзия давно рассеялась.

— Послезавтра мы пойдем на встречу с друзьями, — сказала я.

— Твои друзья — мои друзья, — пафосно провозгласил сын, не удивившись — я уже брала его на такие встречи, — и снова уткнулся носом в мозаику. Кажется, пытался подобрать такое условие, чтобы свежесобранный мир имел сиреневую траву.

Зилар — это леса, леса, леса. Практически ничего кроме лесов и проплешин-полян, больших и маленьких. Гигантские деревья, каждое — словно из легенды о Древе, на ветках которого находятся все миры, у корней бьет Источник Жизни, а над кроной нависает в той или иной форме Исток Гибели.

Рядом с этими гигантами и среди них, я, как ни странно, не ощущала себя ничтожной даже в малой форме, в виде эльфийки. Чувство такое, словно тут безопасно и можно ни о чем не беспокоиться и не заботиться. Словно здесь не может существовать непонимания или обид и не надо подбирать для каждого его слова. Я люблю свою работу, но на Зиларе отдыхаю от нее.

Ветреное — это междухолмье, мягко понижающаяся местность, похожая на чашу с двумя горками по краям и деревьями по всей границе. На холмах растут горные цветы — им тут не место, но кто-то посадил на спор, и вот — прижились, только сменили цвет с белого на серебристо-серый: сверху холмы казались светящимися, особенно в сумерках.

На поляне собралось человек десять. Я узнала Ше и Нивваля, сестру и брата, постаревших учеников Кары, молчаливую дриаду Кио, которая как обычно льнула к одному из деревьев, что-то шептала ему, опекая как маленького ребенка. Она не старела и оставалась такой же — темнокожей коротко-стриженой тоненькой девушкой в платье, словно сотканном из паутинных нитей, часть которых свободно плескалась на ветру. И Розра тут — простоватый дикарь из южной степи, курчавый, темноглазый, способный в любое мгновение высказать все, что думает не щадя собеседника.

Я приветствовала каждого, а последним — зеленокожего Арика, увидав которого, поняла, как скучала по нему. Да, скучала, несмотря на то, что и его тоже ношу в себе.

— Привет тебе, мой блестящий друг, — сказала я подошедшему троллю, в этот раз нарядившемуся как какой-нибудь щеголь-фанфарон, желающий пустить пыль в глаза. Крохотная жилетка на голое тело, с чуть не тысячей цепочек на всех возможных местах, широченные брюки, имеющие особое название, которое я никак не могла запомнить, изящные — удивительное дело с его-то лапищами — туфли красной кожи, браслеты на руках очень широкие и без рисунка. Как еще серьгу не повесил в ухо?

— Не хотел портить уши, — явно прочтя мои мысли, ответил он. Необычайно обаятельная улыбка. Кажется, он сразу понравился Ильке.

— Здравствуй, Верна Тиэ'лаари, — он изобразил безупречный, если не считать звона цепочек, поклон и кивнул на малыша. — Твое Творение?

— Мое, — с гордостью ответила я. Пусть кто-то поспорит! Я жалела лишь, что Мидори не смогла со мной пойти, и я не представлю ее сейчас, как сестру. Ну, ничего страшного. В следующий раз.

— А где Кара?

— Наверху, — Арик показал рукой на тропинку, ведущую на левый холм. Тысяча цепочек снова зазвенела, и за этим звоном, как за словами, стояло что-то… Я поняла. Тролль старался поменьше говорить, чтобы не давать мне пищи для размышлений.

— Что не так? — просто спросила я.

— Не спрашивай, сама посмотри. И малыша оставила бы.

Я снова ощутила тревогу.

— Иль, хочешь пойти со мной или я могу тебя оставить с дядей Ариком?

Тролль рассмеялся:

— Соглашайся, малыш. Дядюшка Арик составит тебе компанию. Кстати, ты тайны умеешь хранить?

По-моему ни я, ни Илмай не успели понять, когда словоохотливый тролль увлек моего сына в сторону. Ну ладно, пора уже поздороваться с хозяйкой встречи.

Холм почти полностью, кроме самой верхушки, зарос пестрыми янниэ, деревьями с листвой разного цвета. Половина деревьев была всех оттенков зелени, от глубокого, почти черного до вызывающе яркого, другая играла сочетаниями алого и почему-то сиреневого… Но места тут хватало, чтобы подняться, не меняя облика, нарочно громко пыхтя (под конец — непритворно), до самой маковки холма. А там…

Кара сидела на земле и творила. Создавала из пушинок, которыми опадало стоявшее тут дерево пестрых котят. Котята жались к ее ногам, запутывались в складках юбки, замирали, и рассыпались пушинками, но не все. Услышав меня, она обернулась, махнула мне рукой и снова занялась делом. Я не хотела мешать и наблюдала довольно долго, лишь подошла ближе, поздоровалась с ней взглядом и улыбкой, Кара тоже улыбнулась. Изящная, остроухая, созданная по образу и подобию самой красивой эльфийки прошедшего столетия. Еще и за это я любила эльфов — они похожи на Кару.

Два котенка из всех сохранили свою форму — белый с полосками на удивительно пушистом хвосте и крохотный короткошерстный рыжик. Она сгребла их в охапку, прижала к груди, потерлась лицом о пушистый мех.

— Как хорошо. Чувствовать хорошо, — сказала она своим низким грудным голосом.

Я легла на траву, и как маленькая положила голову к ногам подруги-учительницы:

— Конечно, хорошо. А еще лучше чувствовать то, что приятно — тепло и свет, любовь, надежду...

— Не всегда, Верна, не всегда, — почему-то не согласилась она. — Сказать тебе, что ты выросла или уже и сама знаешь?

Я засмеялась:

— Лучше скажи, вдруг я не заметила?

Не отпуская котят, Кара погладила меня, провела ладонью по носу возле самых ноздрей, где моя шкура тоньше всего. Я заурчала и чуть повернула голову, подставляя и шею на почесать.

Рядом с Карой всегда невыносимо хотелось принять свой естественный вид, потому я и пришла сюда в драконьей форме. Да еще оттого, что она любила драконов. Будь я сейчас эльфой, то обняла бы подругу, а так — она почесывала, гладила и всячески ублажала меня, а я урчала и переворачивалась с боку на бок. А как она улыбалась — прежняя Кара и улыбка тоже прежняя. Но…

— У меня кончается срок службы, — сказала она в ответ на мои, а, может, свои мысли.

Я кивнула, стараясь сохранять спокойствие, но выдав волнение дрогнувшими крыльями. Кара — голем, и как у всякого голема, ее время существования ограничено. Хотя она давным-давно живая, смеется — и плакать тоже умеет, любит музыку и одного высокородного эльфа, владеет магией. За верность университету и многовековую службу ее принял к себе эльфийский род Фиррьен.

Гладившая меня рука замерла и стала вдруг тяжелой как камень. Я подождала немного, потом приподняла голову и посмотрела. Подруга сидела совершенно неподвижно, даже не моргая, словно вглядываясь пристально во что-то, чему не желала верить. Один из котят забрался к ней на колени и тронул лапкой браслеты, они зазвенели, но Кара так и не шелохнулась. Прежде, чем я успела как следует испугаться и что-то сделать, она отмерла, с удивлением посмотрела на котенка, топтавшегося по ее коленям и стряхнула его на землю со странным выражением на лице. Поглядела на меня. Чужой взгляд.

— Кара? — позвала я с тревогой.

Через долгую минуту она, наконец, пришла в себя, только лицо оставалось совершенно неподвижным, как у человека, который изо всех сил сдерживается, чтобы не закричать или не заплакать.

— Личность распадается быстрее, чем стареет тело, — сказала она прежним, знакомым голосом, — я во всем достигла предела, и количество опыта переходит в новое качество — качество небытия.

Я молчала, обдумывая сказанное. Срок службы голема можно продлять — на практике это делается просто: закачивают в искусственное существо Силу взамен утраченной, ведь магия для голема источник жизни. Но как остановить распад личности — которой у искусственного существа вообще не должно быть?

Кара протянула к котятам руку и они дружно напали на нее и пытались укусить до тех пор, пока подруга не спрятала кисть за спину. После этого котята уселись на краешек ее подола и принялись вылизываться, наводить чистоту.

— Ты давно уже не голем, Кара. Не то существо, которое двигается механически и разговаривает бесстрастным голосом. И ничего не чувствует.

Она снова протянула ладонь к котятам. Бело-рыжий малыш лизнул ей пальцы, фыркнул и продолжил умываться.

— Лорамэ Фиррьен творил именно голема с функцией учителя. Чтоб я ни шагу не делала за пределы своего класса или академии, не интересовалась ничем другим, кроме новых знаний и методов обучения. Первые пару месяцев я и не думала о другом, и замирала, как только последний ученик уходил. А потом начала развиваться… Возможность общения и отношение ко мне учеников — не как к вещи, а как к человеку, изменили меня. Вот только что ничего не было и вдруг — бабах! — родилась душа. На самом деле «бабах» был сильно растянут во времени, — она улыбнулась, так спокойно, словно мы разговаривали о чем-то не важном. — Но она не безразмерна и тем более не бессмертна. Опыт, который во мне не помещается, разрушает меня. Немного помогает, когда что-то делаю, но в итоге это тоже накопление опыта. И ни одно из моих творений не живет долго.

Ощущая горькую беспомощность я молча смотрела за умывающимися котятами. Не хотелось, чтобы они исчезли, как их собратья, и еще меньше — чтобы исчезла Кара. Но, к сожалению, она права. Срок ее службы ограничен, Творения голема рассыпаются в прах, а у Звездных Детей собственных отпрысков быть не может… Но мысль о Звездных сразу напомнила мне о Мидори, которая умеет улучшать любое заклятье.

— Послушай, — я выговорила это слово и тут же замолкла, подбирая остальные слова осторожно, как берут острые осколки стекла, — у меня есть сестра, она может усовершенствовать заклятья. Да я знаю что душа или личность это не заклинание. Но может быть Мидори сумеет что-то сделать? Разреши привести ее! Даже если все уже решила и собрала нас сегодня чтобы попрощаться.

— Никогда не сдаешься, да? — с улыбкой спросила Кара.

Я нервно махнула хвостом:

— Скажи уж как есть — что я самая упрямая чешуйчатая во всех мирах.

— Все может быть, — она встрепенулась, сгребла с травы обеих котят и встала. — Я хочу увидеть твоего сына.

Вместе мы сошли вниз, только я не спешила, обдумывая то, что сама же и сказала. А потом приняла малый облик и с холма спустились уже две эльфийки — причем ни одна из них не была на самом деле представителем этой расы.

Котята из рук подруги исчезли по пути. Жалко… Внизу кто-то уже накрыл траву широким ярким покрывалом, на котором расставил яства. Наверное, тоже дриада. И я не удивилась, поняв: в воздухе этого дня не висит скорбь. Печаль — да, была, но мы, мы все, словно сговорившись, держали ее за пределами наших слов и действий. Даже за пределом засловного. Я не знаю, но может это и есть настоящая дружба — когда нет никакого двойного дна в том, что между тобой и другими. Никакого «за». Есть только слово и действие.

— Здравствуйте, — поздоровался подошедший на мой зов Илька.

— Уу, здоровый какой уже, — оценила его телосложение Кара, — Верна, а он ведь больше тебя будет.

— Буду, но не во всем, — загадочно согласился мой малыш. — Я мужчина, а мужчины всегда крупнее.

— Ладно, большой парень, — улыбнулась Кара, — ты уже знаешь, что подарить маме на День Желаний? Хочешь, подскажу? Отойдем пошептаться.

Кару всегда и все слушались на уроках. Но там я могла это понять — она уникальный учитель. Разрешала нам быть собой — громко говорить и спорить, но не ссориться. Однажды два ученика поругались из-за генерала Ледда — каждый считал, что знает, как древнему предводителю горских племен нужно было действовать, чтобы не проиграть битву на Ашре. Кара вывела нас во двор, предложила разделиться на две «армии» и разыграть знаменитую битву, дав побыть за генерала сначала одному, потом другому спорщику. Оба поняли, что были неправы, но с тех пор подружились и стали неразлучными.

…Так вот — мой сын, даже не глянув на меня, немедленно отошел с ней, а я осталась в компании подошедшего Арика.

— С ума сойти, да? — спросил тролль.

— Ага, — согласилась я. — Все знают?

— Знают, конечно.

Я вздохнула:

— Ты представляешь себе мир без Кары?

— Без нее, Верна? А куда денется все, чему она нас научила? Вот сейчас она учит твоего сына. Как-то меняет его. Это никуда не исчезнет.

Я рассказала другу про Мидори. Оказалось, не я первая решила что-то сделать, искать выход. Розра обещал привести своего шамана, дриада предлагала «ритуал впечатления»… Я плохо поняла, что это такое. Вроде бы он укрепляет все связи, какие есть в человеке, в том числе и души с телом. Но ведь нужно не это.

Мы устроились у «стола». Илька и Кара, отходившие в сторонку, снова подошли к нам и тоже сели. Те, кто пообещал Каре что-то сделать и мог надеется, были чуть более оживленными, чем те, которые просто хотели надеяться…

Только Арик, даже после того, как я снова заговорила о Мидори, не поддержал меня, не сказал, «да, все будет хорошо». Просто заметил, что может получиться. Не получив от друга того, что мне надо — чтобы он разделил со мной мою надежду, я ощущала обиду… и понимала, как это по детски, а потому — не спешила никого ни в чем упрекать.

Передо мной вдруг вспыхнул всеми цветами радуги появившийся из ниоткуда лучистый алый шар. Повисев так несколько мгновений, он обернулся золотыми бабочками, порхавшими вокруг меня долгую минуту, а бабочки, снова собравшись вместе, стали цветком, черным с серебристой каймой по краю ощутимо тянущихся вверх, словно растущих, листьев. Неподвижный алый, двигающийся золотой, и готовый к движению-изменению черный с серебром — осознанное чувство, желание немедленной встречи и просьба ответить опять же немедленно.

— Что это, мама? — спросил Илька. — Куда тебя приглашают?

Он немного знал цветовые «коды вежливости и общения» и уже видел такие послания.

— На свидание, — честно призналась я, узнав своеобразный запах волшебства. Иннаэ. Я протянула руку и коснулась иллюзии. Она немедленно расширилась до полноценного портала, синей арки, расположившейся прямо поверх «стола». «Здравствуй, — услышала я в голове слова, предназначенные только для меня. — Очень хотел бы увидеться с тобой. Жду на Камаисе весь день и всю ночь».

Ну, точно, свидание.

«Извини, сейчас прийти не могу и вряд ли смогу до завтра», — ответила я.

Цвет портала сменился с синего на оранжевый. Нетерпение.

«Твое дело нельзя отменить? — спросил черный, — ты посредничаешь?»

«Нет».

«Тогда в чем проблема?»

Хотя он и использовал обычную формулу «жду весь день и всю ночь», но, кажется, ждать настроен не был

«В том, что занята» — я постаралась вложить в мысленную речь достаточно строгости.

«Это серьезно?»

Я начала сердиться:

«Более чем. Не настаивай».

«Хорошо, я понял» — портал сложился в точку и попал.

— Какой настойчивый поклонник, — заметила Кара. Арик всегда был деликатным и промолчал, а Илька видимо решил взять с него пример, — расскажешь?

— А нечего. Иннаэ не поклонник, — заметила я. Хорошо хоть, они не слышали наших мысленных переговоров… — скорее, друг…

Остановиться на этом я не смогла… и оказалось: знаю об Иннаэ так много, что рассказ занял почти час.

— Ты очень много думаешь о нем, — заметил тролль. Не Кара, она снова замерла, и я не решилась вывести ее из этого состояния или хоть попытаться. — Много думают о проблеме. Или о привязанности. Вопрос — он проблема или привязанность?

— Одно не исключает другое… — при мысли о том, как отказала Иннаэ, испытывала легкое смущение и большое облегчение. Может быть, он обидится на меня и передумает делать мне предложение?

— Да, умеешь ты всё запутывать, усмехнулся Арик. — Но это обратная сторона твоего дара. Тот, кто развязывает узлы, должен быть спецом и по завязыванию. Ты мастер и в первом, и во втором.

— Откуда ты знаешь? — глупый вопрос — и произнесла я его капризным тоном обиженного ребенка.

— Ничего я не знаю, просто дышу и живу.

Я хотела возразить, но поняла — это не просто слова. Арик едва заметно улыбнулся, соглашаясь с моим выбором, и едва заметно изменил позу, выражение лица и еще что-то, разом сделавшее мир маленькой сценой или вещью в себе.

— Ничего я не знаю. Я просто дышу и живу.

Нахожу и теряю слова и пути — как умею.

И, наверное, завтра все это смешным назову,

От вчерашнего «я» поспешив отказаться скорее.

Значит, можно сегодня не биться в закрытую дверь,

А калитку найти, даже если она для убогих.

Не завидовать тем, кто как будто не видит потерь,

И друзьями считать всех, с кем просто сейчас по дороге.

А наутро, конечно, придется как все поступать,

Повторяя чужие слова не рассудком — губами.

… А свобода сквозь пальцы уже начала утекать.

Но печаль, как репей, и сомненье всегда рядом с нами.

Я привыкну со всеми, и роль отыграю на «бис»,

Не вдаваясь в подробности свежих и выцветших сплетен.

«Ничего я не знаю, а просто живу» — мой девиз,

И, не зная о смерти, я верить могу, что бессмертен.

Я подождала, наблюдая, как все меняется, как рассеиваются чары, без единого грана силы и магии наложенные на этот мир или меня саму. Как утекает «обида» — и вместе с ней почему-то уходит и печаль, бывшая до послания Иннаэ, и неуверенность — осевшая в душе после него.

— Спасибо, я поняла. Стоит иногда… не думать, а просто быть?

— Ничего не утверждаю, — заметил мой друг-актер, и потянулся к блюду с золотистыми колбасками, — кроме того что вот это здорово пахнет и я хочу попробовать, каково оно на вкус.

…А потом мы все «просто были, ничего не зная». И я танцевала с Розрой, даже в танце двигавшемся, как воин, выслушивала восторженный рассказ Нивваля об очередной найденной им редкой религии — вере в то, что каждому из нас отпущено определенное число слов «хороших», «плохих» и «средних»… Он и сестра исследовали миры и верования. И долго-долго сидела рядом с дриадой, впитывая ее «исцеляющее молчание», не способное помочь Каре, но сделавшее меня… легче, что ли. Достаточно легкой, чтобы, когда спустилась ночь, танцевать для всех, прочерчивая в воздухе серебристые линии и рассыпая искры, похожие на звезды.

— Мам, а Мидори вернется? — спросил сын. Угощение исчезало так же быстро, как и в тот день на Зиларе.

— Не знаю малыш, ответила я, — ничего не знаю...

(продолжение — в сентябре)