Черный и алая

— Что ты делаешь?

Малыш, который сам выломал (а частично выпалил собственным огненным дыханием) длинную ветку и сгибал ее, налегая всем своим весом, остановился. Ветка подумала немного и резко распрямилась, едва не выскочив из лап Ильки.

— Лук я делаю, разве не видишь? — сказало мое синее чудо подошедшей к нему алой девочке-драконе.

— Дурак что ли? — искренне удивилась она, — ты что, человек? Зачем тебе лук?

Я валялась на солнышке неподалеку, ненавязчиво наблюдая эту сцену. Пускай знакомятся, давно пора Илмаю завести друга или подружку. Первые полгода я провела с ним в мире без драконов. Правда, там жили люди и тьялы, крылатые кошки, и еще несколько рас, но с их детьми он не сдружился. Просто был слишком маленьким, и при этом все-таки большим — в сравнении размеров. А теперь Ильке год и я перебралась в один из драконьих миров.

— А мне так интересно, — сказал сын.

— Дурак или что? — почему-то обиделась девочка-дракон. Даже чешуйки встопорщились, — как это может быть интересно?

— Ну, просто. Я этого не умею, и мне интересно.

Я мысленно улыбнулась. Вот в этом он весь. Воплощенное любопытство, но не теряет интерес сразу, как только сталкивается с трудностями. Скорее наоборот. Наверное, как и я. Могла же если не подыскать для Илмая приемную семью, то хоть навязать его моей маме, которая детей обожает и жутко ворчит, что я до сих пор не сподобиласьпредоставить ей внука… Так нет, я таскала яйцо с собой, пока в самый неожиданный момент, в середине очередных Переговоров, не увидела синюю мордочку, взломавшую скорлупу яйца и выглянувшую наружу. И ощутила настоящее счастье, когда из четырех драконов, бывших в той зале, он выбрал меня и позвал: «Мама!». Я боялась, что отношусь к малышу неправильно — даже имя дала скорее человечье, чем драконье, но продолжала любить как, наверное, и любят родное дитя.

Дети все еще спорили о людях и драконах, но уже звали друг друга по именам. Правильно, какие церемонии в их возрасте? Девочку звали Джэна.

— А дальше-то что? Ну, сделаешь ты лук…

— Попробую выстрелить, только надо еще стрелу сделать. И в человека превратится.

— Не обязательно в человека, можно и в орка, они сильные.

— Главное чтобы руки, а не лапы. А я тоже сильный!

— Ага, я вижу… — о, да малышка умеет иронизировать!

На поляну, где я отдыхала, со скупым изяществом прирожденного воина спустился черный дракон. Сложил крылья, едва слышно шелестнувшие — звук такой же скупой, экономный, как движения; меня, валявшуюся в теньке, игнорировал. Может, это его любимая поляна, и потому черный не хочет видеть тут посторонних. Ну и ладно.

— Джэна, — позвал он.

— Да, папуля? — тут же обернулась к нему алая.

— Как мое задание? Выполнила?

— Да, папуля. Только в твоем заклинании ошибка и оно не действует.

Черный едва заметно дернул спинным гребнем.

— В моих заклинаниях не может быть ошибки, дочь. Значит, ты что-то сделала не так.

Он наконец-то заметил меня, успевшую встать, чтобы забрать сына и быстро уйти, склонил голову и поздоровался:

— Приветствую. Твой мальчик?

— Мой, — ответила, понимая, что сейчас последует вопрос про второго родителя.

— А его отец?

Почему-то захотелось нахамить.

Сдерживаясь и стараясь отвлечься, я стряхнула с чешуи травинки и пыль и хлопнула раз-другой крыльями:

— Прости, нам уже пора.

— Да, мама, — Илька тут же подошел ко мне. В глазах — полное понимание.

— Постой! — окликнул черный, когда мы оба уже развернули крылья. — Я Хиннаэ ки-Дарьен.

Что я там говорила о церемониях? Вот это они и есть. Когда незнакомцу называешь свое полное имя с причитающимся — кому титулом, кому прозвищем, кому Талантом, как у меня:

— Верна, Посредник.

Зачем же ты назвал мне свое имя, черный? Тебе нужна еще одна встреча или ты точно знаешь, что она будет? Странно, но мне кажется, я не хочу с тобой встречаться, дракон чье имя «Хиннаэ» — «отчаянный», а может он пишется «Х'иннаэ» — «отчаявшийся».

Поэтому я поступила невежливо — взлетела, и Илька вместе со мной. Он уже хорошо умел летать и любил небо.

Но вторая встреча с черным все-таки произошла. Той же зимой, когда я заняла небольшое плато и пещеру в скалистом холме, одном из тех, что защищали ее от ледяных ветров, он пришел в мой дом с ослепительной, непередаваемо прекрасной сине-белой драконицей. Никогда не видела такой красавицы. Ясно было — по каждому движению заметно! — что она осознает свою красоту, но, осознавая, не придает ей значения. Изящная голова со слегка припорошенным серебряной пыльцой носом, лапы в пятнышках такого же серебра и две лунные полоски по спинному гребню. Я любовалась ею и забыла обо всем.

— Здравствуй. Это Мидори, — представил черный. — А меня можно называть Иннаэ.

Выходит, его имя точно пишется Х'иннаэ и означает «отчаявшийся».

— Пройдите в дом, у меня есть яблоки в меду, если любите сладкое. Могу предложить молока или чаю.

Последнее предложение было с невинным подвохом — я хотела, чтобы гости приняли человеческий облик, с радостью посмотрела бы как выглядит сине-белая гостья.

— Мы пройдем, — кивнул Иннаэ, но при этом остался у порога. — Мидори — родственница твоего малыша. Она может забрать его, если ты хочешь.

Я постаралась успокоиться так же быстро, как и взволновалась. Почему-то не хотелось, чтобы черный видел мои чувства.

— Вы правда родственница Ильки? — спросила я у драконицы.

— Отдаленная, — ответила она. Голос был так же прекрасен, полон тихой красоты и шарма. А ведь она сказала всего одно слово!

— Прости, пожалуйста, — я обращалась уже к черному, а не к ней. Мне казалось почему-то, что Мидори будет союзницей в моем противостоянии тому, кто хочет отнять у меня сына, — но я не отдам его. Разве что матери отдала бы или отцу, но они погибли на Эсфае.

— Понимаю, — кивнул Иннаэ. — Ты не ответила на мой вопрос об отце ребенка в нашу первую встречу, тогда я прочел генокоды, твой и мальчика и сравнил их. Так узнал, что он не сын тебе. А потом встретил Мидори, а ее генетический код лишь немного отличается от…

— Я его никому не отдам, — повторила я и теперь уже смотрела на Мидори, без вызова, все еще чувствуя в ней союзницу.

— И не нужно, — сказала она, — он твой ребенок, а не дитя генетического кода. — Она чуть склонила голову. — Можно потом прийти пообщаться с ним?

— Конечно, — улыбнулась я. Мидори не собиралась отнимать у меня малыша. Ей просто было любопытно, как любой драконице.

Сине-белая кивнула и вышла в сумерки начинающегося вечера, оставив меня наедине с черным.

Он подождал чего-то, видимо, еще каких-то слов от меня и заговорил сам:

— Все хорошо. Это было испытание, и ты прошла его. А где малыш?

— Играет с конструктором миров. — И я была рада, что это так. Если я сейчас сорвусь, он этого не увидит. Испытание? А ты имел право, черный?

— Не рано? — спросил он с каким-то осуждением.

— Не думаю. Два года — это как раз, чтобы ребенок учился думать и решать не только за себя.

— Понимаю. Ты же разбиралась с проблемой Эсфая…

— Проблемой? — вспылила я, ощетиниваясь, топорща крылья и ударив хвостом по полу пещеры. Причина злости была совсем другая. Но спустить пар можно и не выдавая причины. — Ты видел, что там было?

— Нет, — он отступил, и я поняла по его глазам, что не из страха. Уважение? С какой стати? — но ты видела.

Я вдохнула-выдохнула, свернула крылья и на миг прикрыла глаза. Все то же самое. Он был мне неприятен, не знаю почему. И в то же время…

— Не будешь возражать, если я поселюсь по соседству? — спросил Иннаэ.

И я сказала:

— Нет, не буду, — хотя что-то во мне и протестовало едва ли не криком.

* * *

— Ты любишь его, мама?

— Не знаю малыш. Теперь уже не знаю.

— Но ведь ты ждешь его?

— Конечно.

Сказка это не ложь. Можно присочинить, но соврать нельзя, особенно когда рассказываешь ее своему сыну. Кое-что он видел своими глазами, но все равно спрашивал каждый раз. Наверное, просто нравилось, как я рассказываю.

— Слушай, что было дальше.