6

Глава 6

«Неизвестность, никак, водит нас за нос. Сколько пещер, сколько развилок пройдено… Всегда два именных прохода и один безымянный, и всякий раз мы выбираем последний. Трижды пытались свернуть, когда видели приглядные названия: «Вершины», «Дальние залы», «Смотровая». Первый скоро окончился завалом, а второй и третий вели в другие пещеры и ветвились пуще прежнего. И мы испугались нового выбора, ведь привыкли, что наша «надежная» дорога сама указывает нам путь.

Да, здесь бы нам сведущий проводник тоже не помешал. Кто-то же высек в горе проходы, огранил стены и вырубил символы на камне. Но столетия стирают любое знание и обращают в прах все, кроме вечных пород. Наверное, во времена последних гостей этой черной паутины коридоров сами горы еще не звались Темными.

Хотел бы я, чтобы мои спутники шли себе молча и задавались такими же пустыми вопросами. Но нет, они не желают вести себя спокойно. Один на судьбу пожалуется, другой выскажет свое недовольство. Досталось и мне. Будор, Онтао и даже Ланво успели отчитать меня за чрезмерный интерес к Ярнее! Всю дорогу они закрывали глаза на нашу невинную игру, а теперь негодуют?

С парнями что-то не так, и меня это беспокоит. Ведь они сами стали пытаться привлечь ее внимание! Начали осыпать похвалой за проявленное мужество и решимость — вроде в шутку, но мне-то все ясно как день. По какому праву они так поступают? Ищут поддержки у лидера? Я так не думаю. И Ярнея тоже. Она только делает вид, что не чувствует их соревнования. Все она понимает, и ей это нравится. Разве она не помнит, кого просила забыть возлюбленную? Разве не помнит, к которому плечу льнула в трудный час? Надо бы напомнить… Что? Выбросить ее из головы? С какой стати? Она моя!»

Сетар ужаснулся своим мыслям. Как он мог подумать такое про спутников, про Ярнею… про себя? Стоило поблагодарить внутренний голос, что остановил его. Силы и терпение у всех были на исходе, и любая вспышка с его стороны могла разгореться яростным пламенем стычки. Быть может, узкие коридоры тому виной или темнота, но напряжение между ними нарастало.

И очень кстати после долгого молчания заговорила Кителиа. Услышать сейчас ее нежный простодушный голос было особенно радостно.

— Знаете, в долине было еще ничего в сравнении с тесным сумраком горы, — она поежилась и плотнее запахнула дублет. — Там хоть птицы пели. Иногда.

— Нам тут больше нравится, — Камдоб любовно погладил кувалду, и никто не понял, кого он имеет в виду. — Гора оставила нам шанс на спасение, ведь здесь нет чертовых ктаронов! Чудо, что в последний день они нас не сцапали. Я не видел отряда, что устоит и перед одним таким чудовищем. Кому только хватило ума их приручать?

— Думаю, разум их создал, а не приручил, — угрюмо сказал Ланво. — Отшельник верно говорил, природа не творит такое — с одной лишь жаждой истребления и без изъяна.

— У всех есть слабые места, — возразил Сетар. — Глаза у чудища как у обычного ночного охотника — в темноте видят лишь движение и чувствительны к яркому свету. Я наблюдал его схватку с ютилийцами в наружной пещере. Шестеро плохо обученных воинов едва не одолели зверя, хотя всего лишь тыкали ему в морду факельными шестами и копьями. Он отмахивался лапами просто наугад. Однако терпеливо, без дикого исступления. В нем и правда есть нечто пугающе разумное.

— Хватит уже про чудовище, — забрюзжал Холвет. — Девочка говорит о самой долине. Без ктаронов она отнюдь не так страшна. Это они загнали нас в мертвецкое болото и наводили на нас страху после.

— Старик прав, — Кутри покивал головой. — Прав был и отшельник: долина в беде. Чужеродная сила явилась и разворошила ее древние секреты. Нам, обычным людям Последней эпохи, они не-понятны, а потому опасны для нас.

— Спорить не буду, мне ни черта не понятно, — согласился в конце концов Камдоб. — Я только знаю, что убил бы сейчас за жаренную баранью ногу.

Остальные начали осуждать его за разговоры о еде и не заметили, как подошли к следующей пещере. Они уже давно перестали задерживаться на развилке и тратили время лишь на то, чтобы быстро ее пересечь и прочесть названия проходов. Однако новая пещера не была простым разветвлением. Просторный прямой зал устилали ряды узких продольных плит на манер скамей, а угловатые колонны подпирали высокий потолок.

Правда, внимание путников привлек не облик помещения, а лежащие на полу кости.

— Святые, да здесь десятки скелетов! — прошептал Холвет.

— Это были воины, — Ярнея глянула на пронзенные копьем ребра одного из них. — В нашу эпоху вооруженных гостей здесь уже принимали. Не хотелось бы закончить так же.

Бродя меж рядов каменных плит, они осматривали останки и снаряжение. Они ничего не трогали, чтобы не нарушать покой душ, взошедших в лоно Создателя. Но служитель Истины не боялся разгневать чужого бога. Скрежет стали о камень и треск ломающейся кости заставили обратить взор к монаху. Тот разглядывал большой сердцевидный щит с узорами из лазурного металла, который он вырвал из руки мертвеца.

— Воины, но не Последней эпохи, — произнес Кутри. — Пещера сохранила в своих недрах до наших дней частицу великой Сордонии, — он поднял глаза на Будора, и тот сглотнул — похоже, произошедшее с ним на болоте было не помутнением рассудка, а чьим-то призрачным воспоминанием.

Снаряжение оказалось сплошь сордонийским — двуострые копья, щиты, прямые сабли. Какая причина собрала воинов в этом зале и побудила сражаться друг с другом? Возможно, путники и не желали этого знать, но сейчас они испытывали скорее благоговение, нежели тревогу. Ведь они будто прикоснулись к далекому прошлому Храмовых Земель. Не все из них, однако, могли причислить себя к наследникам Храма.

— Знакомое лицо? — Кутри, расправляя рубаху, подошел к Сетару. Тот склонился над скелетом, лежавшим в стороне на камнях. — Или просто соболезнуешь?

— Отчего-то он выглядит таким же несчастным, как и другие, — дружинник натянуто улыбнулся, — хотя положение тела говорит о том, что умер он не в сражении.

— Он мог скончаться от ран, или его убили во сне, — монах присел, чтобы рассмотреть кости.

— Все возможно, — согласился Сетар. — Так или иначе его оружие вряд ли пробовало крови собратьев, и никто не вернется за ним с того света.

Он потянул за сверкающую в свете факела рукоять и извлек из-под обломков породы длинный меч. Узкое прямое лезвие в полсажени длиной расширялось лишь к самому эфесу в форме наконечника стрелы. На широком перекрестье и круглом набалдашнике красовалась лазурная отделка. Размером меч походил на полуторник армии Порядка, но весил меньше и был лучше уравновешен. Сетар поднял клинок, сжал рукоять до хруста пальцев и выдохнул почти что с блаженством.

— Поглядите на него, — Онтао усмехнулся, почесав кончик длинного носа. — Будто прожженная пьянь добралась до бутылки Старого вина.

Пока дружинник любовался оружием, Кутри изучал кинжал, лежавший рядом, и неожиданно обнаружил на его лезвии выскобленную надпись — символы еле уместились и были трудно различимы. Он подозвал Ланво, и ведун прочитал вслух:

— «Слишком далеко, слишком глубоко. Битву против самих себя нам не выиграть. Опасайтесь тайны».

— Предупреждение для таких как мы, — Холвет поднялся с корточек. — Что бы оно могло значить?

— Там что-то про битву, — закряхтел Будор, нагибаясь за небольшим круглым щитом, который не тяжело нести. — Больше мне знать не надо — к битве я готов.

— Зря ты это сделал, — Ярнея с укором посмотрела на него. — Если это путешествие нас чему-то и научило, так это уважению к мертвецам.

— Да брось, — воин махнул свободной рукой. — Мертвецу он не нужен, а мне, вот увидишь, еще пригодится.

— Лучше бы не пригодился, — вздохнула Кителиа. — Лучше бы все это уже закончилось. Для этого надо идти дальше, но как хочется отдохнуть еще самую малость!

— Отдохнем в другом месте, — угрюмо возразил Камдоб. — Здесь уже занято.

Минули еще три развилки и снова сделали привал. Ноги пока держали хорошо, однако нарастающая тяжесть в мыслях мешала продвигаться быстрее. Быть может, и они зашли слишком далеко и спустились слишком глубоко? Послание на кинжале предупреждало об опасности. Оно было создано сотни лет назад, но только что путники воочию увидели, что сотни лет для пещеры — не так уж долго.

Сетар сидел, привалившись к стене, и точил твердый металл клинка об обломок черной породы. Он досадовал, что не знает, схожи ли его тревоги с помыслами остальных. Но сам он не решался заговорить о насущном, чтобы понапрасну не омрачать их надломленный дух. И уж точно не всеми мыслями он был готов поделиться.

Он снова думал о Ярнее. Тайком он следил за каждым ее движением. Как она зачесывает назад локоны все еще чистых волос, как массирует уставшие ноги и шею, как поправляет открытый камзол. Не желал, а смотрел. И подумал, что его «невинная игра» вдруг превратилась в одержимость. Наверное, спутники были правы в своих упреках.

— А не спеть ли нам песню, друзья? — прервал молчание Онтао. — Что-то мы закисли быстрее молока, разве такое простительно третийцам? — ответа не последовало, и он весело добавил: — Раз так, я наиграю, а кто-нибудь споет.

— Я могу спеть под музыку, — Кителиа подняла брови. — Но спокойную.

— Чем ты будешь играть, балагур? — хмуро спросил Холвет. — Твоя лютня пропала после встречи с черным зверем. Как наши лошади и наша отвага.

— И еда, — напомнил Камдоб.

— Я уж найду, чем сыграть, не волнуйтесь.

Онтао подмигнул девушке и вынул из внутреннего кармана дудочку. Он затянул простой медленный мотив, и Кителиа быстро подобрала слова. Она пела об озорном ребенке, который любил убегать из деревни в дубовый лес и говорить с ним на языке травы и воды.

Путники хорошо знали песню, и по их просветлевшим лицам было видно, что они вспоминают о доме. Не о нынешнем, а о прошлом, ведь тоже когда-то были озорными детьми.

Сетар же вспомнил детей, которых знал в Холмах — их было много. Он стал перечислять про себя их имена и споткнулся на одном: Весо. Это имя не принадлежало ребенку из деревни. Так звали мальчика, что явился ему на болоте.

Сейчас Сетар не стал жалеть о прошлом, которого не вернуть, а подумал о будущем. Он подумал о детях, которых должен защитить, и эта мысль придала ему сил.

Не то молитвы путников были услышаны, не то горы сами смилостивились над ними, но названия проходов на следующей развилке дали понять, что они куда-то пришли.

— «Налево и туда», «Направо и сюда», «Конец и начало», если я не забыл язык, — объявил Ланво. — Полагаю, мы снова выберем средний.

— Правильно, — твердо сказала Ярнея. — И есть надежда, что это последний выбор.

Узкий петляющий коридор закончился ступенями, которые круто вели к выходу. Когда они окончили подъем, то глазам их предстала пещера, какой они доселе не видали. Она была поистине огромной: тусклый свет факела рассеивал темноту на три дюжины шагов, но ни стен, ни свода он не обнаружил. Виден был лишь пол, а точнее то, что его заменяло. Вместо сплошного черного камня он состоял из несчетного числа островков серой породы. Острова соединялись навесными каменными дорожками в пять-восемь шагов, а их известняковые основания тонули во мраке глубины.

— Вот тебе и пришли, — Онтао провел по заросшему щетиной подбородку. — Будто огромная паутина, не хватает лишь большого каменного паука в центре.

— Может, он там и сидит? — будто серьезно сказал Холвет. — Мы не знаем, где центр.

— Надо идти до стены, — предложил Будор. — У нас три факела — поделимся по три человека, и вперед.

— Хо-хо-хо! — Малыш похлопал брата по спине. — Раз в год и в этой голове рождается идея.

Путники разделились нехотя, но выбора не было: оставшиеся факелы скоро догорят, и в темноте по этой каменной сети они могли бы ходить вечно.

Сетар облегчил всем задачу распределения и взял с собой Кителию и Будора — тот шепнул, что хочет о чем-то поговорить. Онтао и Ланво выразили желание идти с Ярнеей. Решение было принято, и они поспешили отправиться во тьму в поисках выхода.

Сетар осторожно ступал по крошащимся дорожкам, ведя за руку Кителию. Она держала его не так крепко, как обычно — пустяк, казалось бы. Но он понимал, что подруга еще не простила его. «Разберусь потом, — твердил он про себя. — Все прощала и это простит. И мои чувства к Ярнее тоже поймет».

Вдруг все мысли выветрил воздушный поток, который принес шепчущий вздох. Дважды они слышали его в долине, и ничего хорошего он не предвещал.

— Опять этот голос, — Сетар повернулся к Будору. — Надо найти остальных, я не вижу их огней.

— Пока они без нас обойдутся, — ответил воин с несвойственным ему коварством и бросил факел к ногам. — Без вас обойдутся и вовсе.

Сетар заметил, что они находятся на обособленном острове. Обе дорожки, подходившие к нему, вели назад. И путь назад перегородил Будор. Его щит и палаш были подняты в боевой стойке, а в глазах пылал огонь. Поймав их гневный взгляд, Кителиа обомлела от испуга и спряталась за спиной друга.

— Ты не перепутал нас с едой, приятель? — пошутил Сетар, хотя понял, в чем дело. — Опомнись, не слушай колдовских приказов!

— Я больше никого не слушаю! — рявкнул наемник. — Все думают, я туго соображаю. А я один распознал твой замысел, — он подступил на шаг, и дружинник обнажил свое оружие, — ты хочешь забрать нашу Ярнею! Я тебе не позволю!

Под крик Кителии Будор набросился на противника, ожидая скорой расправы над ним. Но Сетар вспомнил «главное правило защиты» Борвола, своего вожака и мастера меча: «Центр лезвия всегда перед глазами». Он следовал ему и быстрыми поворотами в воздухе легкого клинка отражал град выпадов, которым осыпал его боец Ветра.

И все же долго так продолжаться не могло: обезумевший Будор не чувствовал усталости, а руки Сетара стали тяжелеть. Он отступил и остановил жестом солдата Ярости.

— Ты прав, — задыхаясь, говорил он. — Я вас обманывал, но это дело только между нами. Пусть Кителиа уйдет, она здесь ни при чем.

— Конечно, почему нет? — воин согласился слишком просто.

Сетар силой вытолкнул потерявшую дар речи девушку вперед. Будор сделал вид, что пропускает ее, но когда она проходила мимо, он внезапным ударом щита отбросил ее к краю острова. У Кителии сбилось дыхание, и она не могла подняться.

— Отпустить ее, чтоб позвала моих друзей, ослепших от твоего очарования? — воин оскалился. — Ты, верткий подонок, все еще принимаешь меня за дурака! За это она умрет медленно.

Он напрасно произнес последние слова. Взор Сетара заволокло пеленой, а меч задрожал от напряжения его рук. Подняв клинок над головой, он с дикой быстротой начал сам осыпать противника могучим ударами. Тот лишь успевал подставлять щит и о нападении мгновенно забыл.

— Что за черт?! — кричал Будор. — Так нечестно, ты не умеешь! Ты должен был сдохнуть!

Еще серия ударов, и его щит полетел в пропасть. Солдат помотал головой.

— Все, остановись! — взмолился он, обуздав свою ярость. — Это был щит, все из-за него!

Сетар не стал его слушать. Следующим движением он выбил его оружие и занес меч для решающего удара. Но снова этот неведомый голос.

«Не убивать его, говоришь? Почему? Разве может такая натура рассчитывать на милосердие? Хватит мне твердить, хватит!»

Он замешкался лишь на мгновение и потом сделал широкий взмах от правого до левого плеча. Вслед за щитом воина Ярости в пучину мрака полетела его кожаная шапка, а он стоял на месте с зажмуренными глазами.

— Убор не по размеру давит на голову, Крепыш, — сказал дружинник на выдохе. — Оттого ты и соображаешь туго.

Будор с облегчением плюхнулся на пол, и за его спиной, на соседнем острове, Сетар увидел Холвета. Лучник целил в него.

— Видишь, — сказал стоявший рядом Кутри. — Я говорил, что не убьет.

— Не убил, но победил в бою, — Холвет опустил лук. — Надо было догадаться: этот парень не так прост!

— Надо было понять, что наш дурень еще чего-нибудь выкинет, и связать его как порося! — Колотун с досады громыхнул кувалдой о камень, и хлипкие дорожки затряслись. — С мертвыми не шутят — даже я усвоил урок.

Мгновение спустя к ним присоединилась последняя троица.

— Вот так зрелище! Гляжу, вы развлекаетесь, — весело заметил Онтао. — Радостно за вас, но мы провели время с большей пользой. Приходите в себя и следуйте за нами.

— Мы нашли проход, — пояснила Ярнея. — Вам это понравится.

Петляющая нить каменной паутины вывела путников к небольшому округлому острову. Отсюда дорожка шла к единственному проему в гладкой черной стене, внутри виднелись ступени наверх. Преодолев их, они оказались в новой пещере, также отличной от прежних. И это отличие настраивало на хороший лад: сквозь серую породу здесь пробивались травяные ростки, а значит поверхность горы уже близко.

Пещерный проход продолжил пологий подъем. Стены расширились и стали неровными. Заросли высокой бледно-зеленой травы становились гуще. Лишь когда огни факелов совсем потускнели, путники заметили другой источник света. Незнакомый крупный кристалл торчал из стен под высоким сводом и излучал мягкое голубое свечение.

— Вот откуда взялась зелень, — Ланво на ходу разглядывал стебель. — А я думал, почему не могу ее узнать… Видно, только тут она и растет.

— Траве нужен свет, — отозвалась Кителиа, шедшая сейчас впереди — подальше от Будора, хоть тому и связали руки. — Иначе это уже волшебство какое-то.

— Кстати о волшебстве, — молвил провинившийся. — Раз уж мы скоро уберемся из заколдованного места, нельзя ли снять мои путы? Я же не прошу вернуть оружие. А ведь я люблю оружие.

— В чем дело, братец, тебе неудобно? — Онтао поравнялся с ним. — Но как же так? Тебя связала сама Ярнея, — он произнес имя с шутливым трепетом, и дева бросила на него сердитый взгляд. — Пожертвовала драгоценную ткань подола, чтобы оградить своего яростного защитника от самого себя.

Будор попытался отвесить ему пинка, но промахнулся и стал неуклюже бегать за ним по широкому проходу.

Сетар смеялся над этой парочкой вместе со всеми, но сам думал, как бы не привлечь внимания. Меньше всего сейчас ему нужны были расспросы о том, почему он раньше не проявлял свои редкие боевые навыки. Врун из него посредственный, а врать пришлось бы. Один из спутников все же заговорил с ним. Но это была Ярнея, а рядом с ней его сердце и так билось сильнее некуда.

— Ты знаешь, он сорвался неслучайно, — она остановила его. — Безумство всегда черпает силы в настоящих помыслах.

— И я так подумал, — согласился дружинник. — Надо будет с ним погово…

— Не надо, — воительница приложила палец к его губам. — Ты только одно пойми: если хочешь быть со мной, то они должны видеть, что ты достоин, — она приблизилась и провела ладонью по его щеке. — Ведь хотели многие, а будет лишь один.

Нежный взор ее карих глаз медленно поднялся и встретил его взгляд. Дева Бури тихонько вздохнула и чуть закусила нижнюю губу. Она подалась к Сетару, и он уже ощущал ее дыхание. Он тоже приблизился, но Ярнея вдруг отпрянула с легкой улыбкой и ушла вперед.

У него застучало в висках, и чувства хлестали через край. Что это означало? Он достоин? Неужели она не могла говорить понятнее? Нет, он не мог вновь стать отвергнутым. Но ведь и «да» она не сказала.

Эта неопределенность волновала Сетара куда больше, чем он того желал. «Не время и не место, не время и не место», — повторял себе дружинник, но сердце не хотело успокаиваться.

* * *

Вскоре пещерный проход завершил подъем, и подземная дорога вновь помогла забыть о лишних мыслях. Путники оказались в просторном гроте, где сияние россыпи кристаллов освещало цветение подгорной природы. Травяные стебли тут поднимались над камнем на высоту роста человека: самые плотные кущи были около стен, а в центре, у небольшого водоема, их венчали бирюзовые бутоны. Мощные древесные лианы, овивавшие естественные колонны пещеры, ползли по своду и свисали множеством пышных лоз. Где-то в глубине скромно журчал ручей.

— Прекрасно, как в сказке! — Кителиа прижала ладони к груди. — Мне здесь так нравится!

— Это хорошо, — донесся добрый девичий голос из-за травы.

Путники обменялись удивленными взглядами и двинулись вперед. В зарослях справа они обнаружили утоптанную полянку, посреди которой лежала круглая отшлифованная плита из черного камня. На устилавшем ее покрывале из веток сидела, обхватив руками колени, молодая девушка. На вид — немногим больше дюжины лет, худенькая и стройная фигурой. Ее тело едва скрывало легкое одеяние из расцветших лоз. Вместе со стеблями по плечам ее струились длинные белокурые волосы, частью заплетенные в косы. Тонкие черты ее бледноватого лица были недвижимы, а большие лиловые глаза смотрели под ноги пришедшим. Холвет подошел ближе, наклонился и спросил:

— Откуда ты, дитя? Как тебя сюда занесло? Ты одна здесь? Знаешь, где выход?

— Как много вопросов, — она улыбнулась, но головы не подняла. — Я здесь живу давно, а занесло как — я уж и не помню. Я тут одна, одна лишь я и знаю, где здесь выход. Но мне не нужен он.

— Он нужен нам, девочка, — ласково произнесла Ярнея. — Как тебя зовут?

— Тайна, — она продолжала глядеть перед собой.

— Зовут Тайной, или имя тайное? — Камдоб нахмурился и оперся на кувалду.

— Тайна, что зовут Тайной, — весело ответила девушка. — Но для вас это уже не тайна.

— Послушай, нам некогда играть, — Будор в нетерпении потер связанными за спиной руками. — Будь добра, укажи выход — нас здесь и след простынет.

— Не надо так, — Кителиа недовольно посмотрела на него. — Что если она живет здесь одна и давно ни с кем не говорила, как отшельник из рощи.

— Вы говорили с Верой? — жительница пещеры в искреннем удивлении взглянула на нее ясными глазами, и гостья вдруг поежилась. — Да, он часто болтает с путниками. Но со мной говорить непросто. Я люблю честность, чувствую лукавство, и люди меня сторонятся.

— Мы рады любому слову, которое нам поможет, — Сетар присел на корточки. — Ты видишь, мы изнурены дорогой и лишь мечтаем попасть домой.

— И мы подобно тебе не любим лжи, — молвил Ланво. — Расскажи, нам о себе, о твоем доме и долине, если ты знаешь о ней. Будь честной перед служителем Истины, — он указал на Кутри, и тот поклонился, — тогда мы будем честны с тобой.

Озорная улыбка коснулась ее губ. Девушка взором фиолетовых очей оглядела путников и точно заглянула каждому в душу — чиста ли она.

— Будь по-вашему, — согласилась она и заговорила другим голосом — он стал тверже. — Это место — Долина Обрядов. Так ее называли Древние, и это их наследие всему Дому Смертных. Потомки же именовали их Долинами Испытаний. Они полагали, что такая земля способна испытать волю человека, его стойкость, его праведность. Ведь любое скрытое желание и любая страсть, все страхи и сомнения, гнев и отчаяние, сожаление и вина — в долинах сама явь возвращает их к человеку, и он чувствует их сильнее, чем прежде.

Однако потомки забыли, что все испытания жизни — это лишь часть единого Обряда, который способен привести человека к его сущности. Посему подлинное назначение долин было утеряно для них. Те немногие из них, что сохранили древнее знание и имели власть, понимали, сколь пагубную опасность несет земля их собратьям. И отвлечь опасность они могли только одним способом: они были вынуждены отказаться от древнего наследия. На долгие века сила земли ушла в недра и хранится в глубине, лишь изредка тревожима заблудшими странниками...

Удивительно было слышать подобную речь ребенка. Солдаты Ярости с ухмылками переглядывались, дескать, пусть девочка отведет душу и даст волю воображению. Но Сетар видел, что за этими ухмылками прячется удивление, ведь слова ее звучали правдой.

— Эта земля и есть мой дом, — продолжала она. — Я, как, наверное, и вы, во время путешествия по долине забрела в подземелье и дошла до последней пещеры. И я так же следовала по безымянным переходам, дабы рассеять неизвестность, что они таили. Ведь я дышу неизвестностью, слышу и касаюсь сокрытого. Имя мне Тайна, Дух Неведения, и оно выбрало меня само.

Путники больше не переглядывались, а пребывали в задумчивости. Сетар гадал: возвратились ли они мыслями к произошедшим в долине событиям? Или пытались вспомнить старые легенды? Если так, то напрасно: образы великих Духов древности были за столетия размыты и переиначены народным словом, а многими просто позабыты.

Эти образы уже не имели стойких очертаний сегодня, они принадлежат давно ушедшим дням. С тех пор игры детей поменяли множества героев, но почему же этот ребенок помнит Духов? И почему так много знает?

— Ну все, пошутили и хватит, — сурово молвил Холвет. — Тебе бы ровесникам сказки рассказывать — вышел бы толк. А у нас нет ни сил, ни времени…

— Говори за себя, старик, — грубо одернула его девушка, хотя лицо ее осталось по-детски невинным. — Глубокие седины — признак того, что твое время кончается. Ты почувствовал, как медленно оно текло в долине? Ты ведь хотел бы его замедлить?

— Это неправда! — лучник сдержал себя, но не сорвавшийся голос. — Прекрати, дитя!

— Прекратить что? Называешь меня лгуньей? Не берешь ли на себя чужое? Для чего же среди вас служитель Истины? — она хихикнула. — Впрочем, его молчаливость ясно говорит, что покровитель нечасто помогает ему с принятием решений.

Кутри словно в подтверждение промолчал.

— Ясно, отчего тебя сторонятся, вздорная девчонка, — Ярнея подошла ближе, разминая кисти рук. — Тебя бы выпороть хорошенько. Пользуешься тем, что мала, да только на меня это не подействует.

— Ты в последнюю очередь имеешь право на такой упрек, — девушка встала, но по-прежнему смотрела вверх на статную воительницу. — Сама не ведешь ли себя как глупый подросток?

Внезапно Тайна быстрым движением вытащила из-за пояса девы Бури короткий нож. Та лишь покачала головой, однако Онтао с братом и Ланво дернулись на выручку, будто девушка могла кому-то навредить. И Сетар испытал стыд, когда понял, что сам приблизился на пару шагов.

— Аж четверо! — она отбросила нож и залилась смехом. — Как глупый подросток, сознающий свою красоту, ты окружила себя пылкими мужами и льстишься их вниманием.

Ярнея замерла на месте с круглыми глазами. А ее храбрые заступники раскраснелись и уперли взор в пол. Весь красный стал и Камдоб, но не от смущения.

— Сколько мерзости еще извергнет твой поганый рот?! — его перекошенное злобой лицо напугало бы кого угодно. — Если внутри тебя демон, ему лучше выйти наружу для честного боя, не то я вытрясу его сам!

— Обидишь беззащитную девочку? — она поднесла ладошку к губам. — Пожалуй, это тебе под силу. Но демон? Помилуй, ты же боишься. Это страх встретить непобедимого соперника — он частый гость в сердце воина. Он питает его гнев, придающий сил. Твой страх в долине был больше, чем прежде, не так ли? — солдат мигом остыл и выглядел уже растерянным.

Она отвела глаза и подалась вперед, будто пыталась расслышать этот страх. Несмотря на ядовитые слова, ее лицо сохранялось добрым и открытым.

— Да, ты видел то, что не в силах одолеть. Но ты признал свой страх, — Тайна ласково посмотрела на Камдоба. — А он может быть хорошим помощником, если его признать.

Сетар не понимал, как она столь точно чувствовала их слабости и откуда столько знала. Он не мог вымолвить и слова, и его спутники тоже. Все опасались очередной обнажающей речи ребенка. В другом положении ее бы давно заставили заткнуться, но только она знала, как выйти из пещер, и никто не хотел насилия.

Лишь Будор был другого мнения. Он подошел к ней, и соратники стыдливо отвернулись — они знали, что сейчас произойдет. Кителиа вскрикнула, когда Крепыш, за неимением свободных рук, толкнул девочку грязным сапогом, и она шлепнулась на каменную плиту. Однако безмятежное выражение ее лица вновь не изменилось, что выглядело жутковато.

— Хватит уже, прикуси язык! — гаркнул воин. — Сразу было сказано тебе: нам нужен выход, и нам некогда играть. Ты, маленькая дрянь, смеешь играть нами! Льешь грязь и ничего по делу не говоришь. Но сейчас я выбью из тебя правду! Встань и смотри мне в глаза! И больше не лги, если не хочешь получить!

Тайна быстро поднялась, взглянула на него, и Будор в страхе отшатнулся. Он сделал несколько шагов назад, затем ноги его подкосились, и он упал на колени.

— Ложь? — с тревогой произнесла она. — Я обещала говорить лишь правду, но я сама решаю, какую правду говорить, — воин вскрикнул и схватился за голову.

Путники переполошились. Будор всякое мог учудить, но такого ужаса в его глазах они еще не видели.

— Что с тобой, брат?! — Онтао взял его за плечи. — Опять голос? Гони его прочь!

— Да куда гнать-то?! — воин кричал, но рассудок его не покинул. — Вот он, перед вами! Это голос девчонки! Тот самый!

Кутри первым осознал опасность. Свой клинок он давно не убирал в ножны и теперь с кошачьей быстротой бросился к девушке. Но ее взгляд остановил его на полпути, и с дрожью в коленях он опустился на траву, понурив голову. Крепыш успел встать и последовал примеру соратника, однако повторил его судьбу. Тут смысл слов Будора дошел и до остальных. Все, кто имел оружие, забыли о внешности врага и попытались пустить его в ход, и каждый воин Ярости, а затем и ведун был прикован к земле неведомой силой.

«Только не смотреть на нее, — твердил себе Сетар. — Только не смотреть». С мечом в одной руке и закрывая лицо другой, он двинулся к плите. И вдруг он задумался: какого же все-таки цвета глаза девушки — лилового или фиолетового? Не сказать, чтобы он часто обращал внимание на эту деталь, но здесь стало интересно. Фиолетовый оттенок был в у Одии из деревни, а вот лилового он не встречал. Рука опустилась сама. «Лиловые», — подумал он с удовлетворением, и тут голос Тайны заговорил у него в голове.

«Как много мыслей! Сколько слов, не обретших жизни! Но как велико и сознание! — шепотом восхищался он. — Прими же меня в своей обители, воин, как приняла тебя я. Садись — и слова будут легче, и мысли спокойнее».

Сетар покорился ее воле. Теперь он был уверен, она — истинный Дух, потому что даже волшебники не обладают силой проникать в мысли. Что она может прочесть? И способна ли приказывать ему? Что, если он убьет против своей воли друга или себя? В большой пещере Будор слышал лишь отзвук ее голоса и не сумел ему противиться.

Видимо, об этом вспомнили и остальные, потому что никто не решался подойти к девушке. А она тем временем начала расхаживать между ними и пронзать их взглядом — одного за другим. Теперь уже она смотрела на них сверху вниз.

— Что за гости у меня сегодня! — она вернулась к своему ложу и снова села. — Давненько последний раз люди спускались так глубоко. Или это было недавно…

Она обратила глаза к своду, но путники опасались что-либо предпринять.

— Вижу ваши сомнения, — продолжила Тайна. — «Рискнуть и убить ее?», «Но как выбраться?», «Вдруг дорогу знает лишь она?» — эти вопросы занимают ваши мысли, эти сомнения гложут вас. Сомневаться хорошо.

— Мы не станем… не хотим убивать тебя, — Будор оправдывался, а его руки за спиной перерезали путы ножом.

— Не лги мне, — она чуть наклонила голову, подняв брови. — Все твои чаяния ясны. Ради спасения ты готов убить и ребенка. Есть цели, для коих это правильный шаг, но он очерняет душу. Чувствую, кому-то из вас это известно. Сама же я давно не различаю правильное и неправильное.

— Расскажи о себе больше, — Ярнея отложила палаш. — Теперь мы верим, что ты — настоящий Дух Неведения, и хотим знать, каково это — жить несколько эпох: столько времен, столько разных людей.

Сетар видел, как Будор освободил руки и перекинулся взглядами с Холветом, чья стрела осталась на тетиве. Дева Бури просто отвлекала внимание, чтобы соратники подготовили общую атаку. Очередной план солдат Ярости, но сейчас было чувство, что ничем хорошим это не кончится.

— Эпоха не важна, здесь время течет по своим законам, — девушка задумчиво поглаживала волосы, будто ничего не замечая. — Но кто бы ни приходил в долину — ничего не менялось. Люди не меняются.

Воины тем временем приготовились — нужен был лишь сигнал. Скоро все решится. Сетар видел уверенность в глазах каждого солдата. Только в глазах Кутри она была другой — монах не желал убийства. Его оружие лежало далеко, что давало понять: он не собирается применять его. Чутью служителя Истины стоило довериться, однако воины были ослеплены жаждой крови. Поэтому Сетар в последний миг взял решение на себя.

— Ты все видишь, — сказал он Тайне. — И ждешь нападения, ведь знаешь наши помыслы, но не знаешь, чем обернутся наши действия. Хочешь, чтобы наши судьбы превратились в неизвестность, которой ты дышишь? Мы не окажем тебе такой услуги. Мы будем говорить.

Будор, со злобой глянув на дружинника, выдохнул и выкинул нож. Другие воины также сложили оружие — атака не станет неожиданной, и план их был обречен.

— Эх, благоразумие, — девушка тоже вздохнула — с сожалением. — Благоразумие все портит. Я уже говорила с вами, и ты не внял моим словам. Все люди одинаковы. За долгие столетия я видела их достаточно — все равно низменны и порочны нутром. И вы не отличаетесь ничем, хоть и выжили в долине. Мне неинтересно более.

Тайна опечаленно отвела взор, и воцарилось молчание. Однако ненадолго: был здесь человек, который всегда найдет, что сказать.

— Спешу возразить, — Онтао поправил камзол на груди, изображая оскорбленное достоинство. — Разорви нам головы или вскипяти кровь, но не называй скучными! Ты не все о нас знаешь, чтобы так судить. Дух Неведения.

Она по-детски сжала губы. В ней все же было нечто человеческое, и это подметил Кутри. В отличие от соратников, он слушал ее сосредоточенно.

— Верно, ты не можешь знать все, — взял он наконец слово. — И тебя влечет непознанное. А у каждого из нас в душе есть кое-что, запертое под замок. Какова бы ни была твоя сила, к некоторым дверям ключ имеется только у нас.

— Я знаю об этом, — глаза Тайны загорелись. — Есть нечто сокровенное, чего я не должна касаться, а так хочу! — взгляд ее быстро потух. — Но почти все люди открыты, наги предо мной. А те немногие, что способны скрыть свой секрет, готовы защищать его ценой жизни. Не потому ли, что мерзость своей сути и грехи своего прошлого они страшатся показать кому-либо? И вы, отряд отставных солдат, до сих пор служите своей стране без приказа не потому ли, что у самих себя ищете искупления?

Она смотрела то на одного воина, то на другого, будто бы убеждаясь в своей правоте. И теперь они прятали и отводили в сторону взгляд. Монах, однако, не закончил:

— Я не могу говорить за всех людей, но Истина во мне противится твоим словам. Поэтому я скажу за себя: я не страшусь обличить грехи своего прошлого, как не страшусь и той части моей сущности, которое оно окутывает. Я покажу, что ты ошибалась на мой счет, и взамен ты не навредишь нам. Если не сумею — отрекусь от своего служения, ибо не буду более его достоин. Как тебе такая игра?

Никто не понимал, о чем он толкует, но девушка вновь заинтересовалась им. Она быстро села прямо перед Кутри и уставилась на него широко открытыми глазами.

— Я согласна! — она взяла его за руку. — Не терпится услышать доводы, которые вложит в уста человека твой бог!

— Неизвестность и правда возвращает тебе жизнь! — монах рассмеялся. — Что ж, я могу тебя огорчить, но закончу скоро. Начну же с того, что признаю: большую часть жизни я был наемным убийцей, причем одним из лучших к востоку от Передела.

Путники обомлели. Холвет хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле, и Кутри продолжил:

— Виртор Всесветлый, наследник короны Небесного Лона, Черный Сокол, главарь Пустынной Братии, Карннак Молнар, властитель над Карающими — эти имена ничего не скажут духу, что живет вне времени, но на моем веку их смерти повлияли на многие судьбы.

Я не смогу счесть всех кого убил. Среди них были и добродетели, и отродье, и просто люди, помешавшие заказчикам. Искупить мои поступки невозможно. Но я не стремлюсь к этому. Прошлое — есть прошлое. Оно помогает что-то понять, однако изменить его нельзя. Пытаться расплатиться за него — пустая трата времени. Я понял свои ошибки, и жизнь моя изменилась. Но я по-прежнему убиваю без колебаний, если это необходимо. Без колебаний и без сожалений. Твои всепроникающие очи видят, что это истина.

Дух пытливо смотрел на монаха и ничего не отвечал. Затаив дыхание, молчали и остальные.

— Чем было мое прошлое? — говорил Кутри. — Проявлением моего порочного нутра, как ты сказала? Я не знаю этого. Но я точно знаю, что человек способен воззвать к своей чистоте. Да, подчас глубоко в нас зарождается тьма. Иногда она столь сильна, что крепко оседает черной тайной под сердцем. Но мы — это не наши помыслы. Мы есть преграды, мешающие выйти в мир из наших глубин тому, что выйти не должно. Именно поэтому мы остаемся людьми.

Она долго смотрела на него, а затем отвела взор и задумалась. Казалось, Тайна была озадачена! Надежда забрезжила в глазах путников.

— Ха-ха-ха, как чудно! — девушка внезапно расхохоталась и радостно захлопала в ладоши. — Ошибаться приятно, а я в тебе ошиблась. Все же хорошо, что вы пришли, — вздохнув, она окинула взором гостей. — Я сдержу слово и не трону вас. Но выхода не укажу: я не могу вас отпустить.

Не смятение, не гнев, но отчаяние охватило их. В самом деле Тайна лишь обещала, что не причинит вреда. Но разве честен был ее поступок? Сетар понял, что это не имело значения. Дух Неведения не различал правильное и неправильное. Честь, благородство и даже истина были для него той же пылью, что их жизни. Его занимала лишь Тайна. И лучше бы они помнили об этом.

— Ах ты, мерзавка! — Будор потянулся к оружию, однако монах остановил его.

— Но почему?! — Онтао в отчаянии ударил кулаком о землю. — Загляни в наши сердца: в них не так много зла, и нам нечего больше скрывать! Посмотри и поймешь, что…

— Это правда? — закончила девушка за него и встала сама. — Ты переоцениваешь значение того, что считаешь правдой, воин. Хочешь узнать правду, которую вижу я? — в ее голосе звучал такой холод, что Онтао не смел поднять глаза. — Твои секреты не запрятаны глубоко. Ты слишком давно влюблен в воительницу, чтобы скрывать это от себя. Как и ты, — она обратилась к Крепышу, гневно взиравшему на брата. — С той лишь разницей, что он мнит себя недостойным, а ты стараешься отринуть любовь, считая ее слабостью. Да, дева, все эти годы ты слишком часто вызывала ложные чувства мужчин, чтобы заметить истинные. Осталось ли в тебе самой хоть что-то настоящее?

Тайна посмотрела на бледное лицо Ярнеи, которая боялась повернуться к соратникам.

— Осталось: твои страдания искренны. Ты не можешь перестать думать о родных братьях, в смерти которых убедилась, увидев их призраки на болоте. Ты всегда винила себя в их гибели и думала, что праведный труд твоего отряда позволит забыть эту боль. Эту боль не забыть, женщина. Ты никогда не простишь себя за то, что не отправилась за ними.

Ярнея опустила голову и заплакала. А Дух продолжил свою речь:

— Подобно монаху, вы можете ограничить и запереть в клетке свою суть, но ваши поступки ее не изменят. Все добро стирается, а все содеянное зло не перестает напоминать о том, чем вы являетесь на самом деле.

Она перевела взор на Камдоба, потом на Холвета, а затем и на Сетара.

«Убийство ребенка даже ради спасения друзей — это тяжкое бремя, от которого нет освобождения», — молвил ее голос у него в голове.

— Как можно говорить о чистоте, когда в душе скрывается такое? — обратилась она уже вслух к остальным.

Камдоб с испугом посмотрел на свой молот, будто что-то ужасное всплыло в его памяти, и выронил оружие. Холвет же, напротив, нацелил лук на Тайну. Но тут же опустил его.

— Зачем ты делаешь это? — тихо произнес он. — Зачем терзаешь? Зачем говоришь об искуплении, о котором ничего не знаешь?

Девушка промолчала. Ее лицо вдруг отразило глубокую печаль.

— Я не знаю, зачем. Но я не могу иначе. Вы видите: я лишь разрушаю. Разрушаю изнутри. Поэтому должна остаться наедине с собой навеки.

— И мы обещаем, что унесем в могилу секрет долины, если выпустишь нас! — в отчаянии воскликнул Ланво дрогнувшим голосом. — Даем тебе слово!

— Так же, как дали слово говорить правду? Нет, — она была непреклонна. — Переменчивость воли человека — это его естество. Я не могу доверить воле свой секрет. А он должен быть сокрыт от мира, и ваша жертва — малая часть. Не думайте, что Дух не ценит жизнь девяти смертных. Но вы должны понять: не мне нужна защита от мира. Миру нужна защита от меня.

Ни у кого не осталось сил на гнев, споры, мольбу. А девушка с безразличным взглядом наблюдала за измученными путниками. Они могли уйти в другие пещеры, могли остаться — ей было уже неважно.

Сетар же чувствовал вину и незавершенность. Кителиа пока слишком молода и добра душой, чтобы обнаружить в ней черноту, но почему Дух оставил в покое его? Неужели Тайна не разглядела самую тьму внутри него? В этот миг Сетар понял: он обладает тем, что ей нужно.

— Мы достаточно страдали, — сказал он столь уверенно, что снова завладел вниманием девушки. — Ты отпустишь нас.

— Что же меня заставит, воин? — спросила она, посмотрев на лежащий рядом меч.

— Я могу дать тебе то сокровенное, чего ты не можешь коснуться. Тогда ты укажешь нам дорогу.

— Ты не можешь, — отрезала Тайна. — Я видела твое прекрасное сознание. Оно открыто вежливым гостям, и в его уголках нет темных для меня мест.

Сетар усмехнулся в ответ. Много лет назад он заставил себя забыть о своем страшном секрете, и теперь ему пришлось мысленно вернуться в тот день, дабы вспомнить, что… Он сделал глубокий вдох и произнес:

— Однажды я умер.

Девушка нахмурилась и стала пристально вглядываться в его глаза в поисках лжи. И не находила ее. Слова Сетара смутили и успевших подняться путников. Они опустились обратно, а Кителиа с трудом нащупала руками каменный пол.

— В рассказе о защите Черной Крепи я умолчал о главном, — он обращался к ним, но не мог обернуться. Не смел посмотреть в глаза подруги. — Среди павших защитников был и я. Низкие стены замка осыпали вражеские стрелы. Мы несли большие потери, и очередной штурм обещал стать последней битвой для нас. Я уже планировал, как достойнее встретить погибель, однако судьба лишила меня даже этой привилегии: уклоняясь от очередной стрелы, я оступился, полетел со стены головой вниз и сломал шею.

Очнулся я вместе с дюжиной братьев в склепе под монастырем, где сотни гробниц хранили покой прославленных воинов древности. Надо мной стояли монахи. «След духа умерших да возвратит душу из небытия, пока не вошла она в бытие вечное», — хором сказали они.

Обманывая проводников, Врио был недалек от истины: некоторые богослужители Крепи умели подчинять волшебную Связь через смерть. Они вернули многих солдат, чтобы те отдали свои жизни как подобает — в сражении. И следующее действительно стало последнем, которое мы конечно выиграли. Страх охватил варваров, увидевших в стане противника тех, кого они уже послали на тот свет. Но воскресших постигла уготованная им участь. В пылу схватки ими завладевал дух умерших воинов, изголодавшийся по битве. Сражаясь за десятерых каждый, они либо погибали сами, либо впадали в вечное безумство — этих приходилось добивать своим же после боя.

— А что ты? Почему ты еще жив? — на щеках Тайны горел румянец. Она задала вопрос, на который не знала ответа.

— Как верно заметил один солдат, я не воин, а лишь «верткий подонок», — Сетар развел руками. — Чтобы выжить, нужно избежать удара, а не нанести его. Тогда я избежал самого боя. И с тех пор избегаю всего, что может ввергнуть меня в гибельное безумство. Наверное, я трус. Но я живой трус, — за его спиной послышался голос Кителии, повторившей лишь одно слово: «Умер…». Это было слышать куда легче, чем если бы она сказала: «Трус».

Удивление, страх, гнев, презрение — что испытывали к нему остальные? Он заставил себя взглянуть на их лица: по крайней мере они выражали смешанные чувства.

* * *

— Наконец-то… — прошептала Тайна.

Все вновь посмотрели на нее. Впервые глаза ее были закрыты. Девушка с силой вдыхала и блаженно выдыхала, словно давно не ощущала в легких столь свежего воздуха.

Затем она подошла к стене и вывела пальцем на камне несколько невидимых фигур подобно тому, как открывал дверь проводник. Грот содрогнулся, и в открывшийся проход хлынул воздушный поток, развевая ее золотистые волосы. Этот ветер нес свежесть настоящую. Но от близости свободы едва ли стало легче.

— Перед тем как вы меня покинете, — молвил Дух, вернувшись на свое место, — я могу открыть вам свою тайну. Вам же интересно?

— Мы лучше пойдем, — выговорила Ярнея. Она так и не подняла глаз. — С нас хватит тайн.

— Нет уж, пускай откроет! — прорычал Камдоб. — Пускай узнает, каково это!

— Ни к чему, — Ланво с опаской посмотрел на Духа. — Она сама сказала: кое-что должно оставаться сокрытым.

— Тебе легко говорить, ведун, — Холвет также не спешил с уходом. — Она не пронзала твою душу и не поднимала из ее глубин то, что тебе самому тошно вспоминать. Я хочу… нет, не мести, я хочу справедливости.

— Вы уверены? — Тайна подняла брови и взглянула на Кителию. — Ведь этот секрет я делю с одной из вас.

Сетар в недоумении посмотрел на подругу. На ее глазах выступили слезы.

— В ее невинности мы не сомневаемся, — ответил Онтао. — Говори, что хотела, и мы оставим это проклятое место.

«Скажи им «не надо», — подумал Сетар. — Забудь о скромности». Но Кителиа лишь опустилась на траву и закрыла лицо ладонями. А Тайна заговорила:

— Я не так могущественна, как могло показаться вам в страхе. Никто и ничто не способно слышать мысли людей и повелевать ими без их ведома сквозь даль нашего необъятного мира. Неспособна и я. Однако я могу услышать того, кто сам желает со мной говорить. И я услышала голос Кителии, которая продолжала призывать на помощь древние силы, хоть и без надежды.

Я слышала, девушка желает невозможного — она хочет говорить с… друзьями без слов. В другом месте ее мольбы остались бы без ответа, но в Долине Обрядов все иначе. Только Дух Неведения может доносить беззвучные слова через расстояния, поэтому ее желание претворилось в жизнь через меня. Кителиа не ощущала этого, но мы становились едины в ее сознании, а это страшная сила. Эта сила и тревожила долину, которая отвечала силой своей. Теперь вы наконец можете понять, отчего на вашу долю выпало столько испытаний.

Путники хорошо помнили, что им пришлось пережить. Но никто не мог подумать, что раскрытие этой последней тайны станет еще одним испытанием. И теперь не было смысла проклинать судьбу, ведь они сами решили все узнать — узнать, сколько с ними случилось из-за шепота Кителии, призвавшего Тайну. В последний раз двое из них чуть не убили друг друга; на болоте призраки едва не забрали их души в небытие; а в самую первую ночь в долине пришли волки, которые заставили их отклониться от намеченного курса. Всего этого могло и не быть вовсе!

— Но ты не виновата, — продолжал Дух, обращаясь к Кителии, и на сей раз с ней трудно было не согласиться. — Не плачь и посмотри на меня.

Они встретились глазами и глядели друг на друга, не отрываясь. Для них будто замерло время. Однако для остальных оно лишь тянулось каждым неприятным мгновением, проведенным в двух шагах от свободы. У Будора быстро кончилось терпение.

— Идемте уже, — раздраженно сказал он. — Кителиа, мы ждем.

— Ступай, дитя, — ласково молвила Тайна. — Все будет хорошо.

С пустыми лицами они потянулись к проходу, и Кителиа последовала за ними. Но именно Будор снова всех задержал.

— У меня есть последнее дельце к тебе, Дух, — он стоял шагах в семи от Тайны.

— Я знаю твое дело, — ответила она, не глядя на него. — Ты всегда был самым слабым из них, всегда поддавался страху. Ты и сейчас боишься. Не бойся и заканчивай скорее.

С этими словами воин выбросил вперед правую руку, и девушка тут же повалилась на плиту — с ножом в сердце. Сетар сам не понял, почему он бросился к ней и стал повторять: «Живи, живи!» Но рана была смертельной.

— Все конечно, — древний Дух отхаркивал кровь с улыбкой на устах. — Для себя я не могла желать лучшего конца, ведь умираю человеком. Я ухожу со знанием, что мне доступно не все. Я ухожу в неведении, как и должна, — она коснулась шеи солдата нежной ладонью. — Ты разбудил во мне настоящее. Ты хороший человек. И помни: чтобы спасти, иногда приходится убить.

Переливчатые лиловые глаза замерли. Тайна умерла. Сетар гневно посмотрел на довольного собой Будора, но ничего не сказал. У него не было слов. Его заполняла пустота.

— Ты будешь проклят за это, — слова нашлись у Кутри. — Мы все будем прокляты.

Солдат в ответ на это выхватил молот из рук Камдоба и обрушил его на землю. Оглушительный гул пронесся по пещере, а каменный пол на месте удара пошел трещинами. Однако через мгновение все стихло, а камень не разверзся под ногами путников.

— Проклят кем? — Будор хохотнул. — Здесь никого не осталось.