2

Глава 2

«Уже третий день, сегодня наконец завершим подъем. Пока судьба не дарила нам приключений, и тем лучше — дорога без того непростая. Да что там, дороги-то почти нет. Перевалом оказалась прогалина в скалистой местности, где кое-как могут пройти две лошади в ряд. Но Черо обещает, что скоро мы выйдем на ровную тропу. Откуда ей здесь взяться, он не сказал. Проводники пока держатся особняком, порой бросают косые взгляды — то ли знают чего, да недоговаривают, то ли мое предприятие глупостью считают (здесь их не в чем винить).

Наемники, напротив, идут бодро и беззаботно, словно те юные странствующие актеры или шуты, которые думают, что весь мир принадлежит им. Травят байки весь день напролет, вечером зовут к костру играть в карты, постоянно отпускают колкие шуточки, в основном в сторону Кителии. Она впервые в компании солдат и поначалу обижалась. Даже шептала под нос свои глупые молитвы к древним силам — еще боялась, что нас могут ограбить. Но сегодняшний случай, кажется, растопил ее сердце».

Сетар отложил книгу и просветлел, вспоминая утренний подъем.

Они ехали сквозь редеющие заросли бука по пологому склону. Дорогу указывали проводники, и Холвет, который обычно вел свой отряд, был лишен привычной работы, поэтому покуривал на ходу трубку и о чем-то размышлял. Но когда кончилась тень очередного высокого дерева, в лицо ему ударили утренние лучи и словно вновь разбудили.

— Что это мы едем в скучной тишине? — задался вопросом лучник. — Малыш, твоя лютня несправедливо долго молчит. Сыграй-ка нам, парень, а мы что-нибудь напоем.

— Извольте, — отозвался Онтао, снимая инструмент со спины. — О чем же мы споем?

— Давайте о ярмарке, — скромно предложила Кителиа, теребя прядь волос. — Давно не была на ярмарке.

— Я не помню о ней песен, — Будор нахмурился.

— Тогда мы споем Удалого Лиоха, — сказала Ярнея. — Правда, надо бы играть на пару.

— Не о чем волноваться! — заявил Онтао и протянул лютню Кутри, а сам вынул из-за пояса дудочку. — Монах сыграет, он не любит петь веселые песни.

— Не люблю надуманные, — поправил его служитель Истины, но принял инструмент.

— Они ж все такие, — Камдоб хохотнул, а соратники уже начали играть.

Пока они выстраивали задорную мелодию, Кителиа тихо спросила Сетара:

— Что за Удалой кто-то там? Я не знаю такой песни.

— Это не песня, — ответил он. — Так звали барда, который наловчился на ходу сочинять стихи с одинаковым размером. В армии мы часто пели, что в голову придет, на манер известных сочинителей — сами-то Духом Музыки не одарены. Думаю, наши приятели сподобятся на несколько куплетов о ярмарке для тебя.

Тем временем две мелодии соединились в одном ритме. Ярнея первой подняла руку и начала:

Гомон, топот, взрыв шутих,

Зов торговцев, звон монет —

Это ярмарка шумит!

Торопись, тащи друзей!

Музыка продолжилась, и следующим вызвался Холвет:

Злато, шелк, шафран возьми

Для жены, для дочерей!

Редок праздник в наши дни,

Ты уж денег не жалей!

Солдаты встретили их куплеты одобрительными возгласами, но внезапно руку потянула вверх Кителиа. Кутри и Онтао продолжили себе играть, и она спела:

Стой же, добрый господин,

А сиротке карамель?

Он ведь тут совсем один,

Праздник должен быть для всех.

«Воины с радостью приняли участие Кителии. Они пели вместе все утро напролет, и она была очень довольна. Думаю, теперь у нее все будет хорошо.

Все хорошо будет и у нас с Ярнеей. Может, из чувства вины она проявляет ко мне много внимания, но на нее трудно злиться. Эта женщина поистине необычная. Необычная, яркая и обворожительная. Была бы достойна любого мужа, но предпочла поиск приключений с бывшими сослуживцами. Хотелось бы мне знать, сколько крепких сердец она уже разбила…»

— Эй, дружинник, что там у тебя?

Сетар, расположившись под одиноким буком, был занят своими походными записками и не заметил, как подошла та, о ком и были его последние строки.

— Ничего такого, что бы нас задержало, — бросил он.

Ярнея печально опустила глаза и сложила руки за спиной.

— Прости, я бываю грубой, — промолвила она поникшим голосом. — Но ты же знаешь, служивому человеку доверие дается непросто.

— Конечно знаю, забудь, — Сетар махнул рукой. — Только не заставляй меня смотреть на красавицу в грусти. Мужчина в таком положении чувствует себя виноватым и бессильным.

— Ладно, не буду, — она просияла и захлопала густыми ресницами, — если ты покажешь, что у тебя за книжечка.

— А это секрет, — ответил он, подняв брови, и быстро спрятал дневник. Ему отчего-то нравилось подогревать к себе интерес этой любопытной особы.

— Какие такие секреты? Секретничают лишь коварными планами или чем-то неприличным. Поэтому я все-таки взгляну, — дева клюнула на уловку и без спросу потянула руки к его сумке.

Когда Кителиа вернулась с охапкой горных ягод, взору ее предстала доселе невиданная картина: обычно спокойный и сдержанный друг не мог унять смех в борьбе с воительницей Бури, которая не оставляла упорных попыток добраться до его поклажи. Девушка рванулась было к нему на выручку, но передумала и, глубоко вздохнув, направилась к другим компаньонам — раздать угощение.

Здесь, в тени последних деревьев скалистого склона голову не пекло, а гуляющий ветерок приятно обдувал горной прохладой. Дышалось легко, и чувство свободы наполняло грудь. Путники, подгоняемые вперед Ланво, с большой неохотой снимались с места. Они вняли его уговорам и прибавили ходу, но когда солнце стало садиться, проводник внезапно бросил отряд и припустил галопом на своей тощей серой кобыле вверх по каменистой тропе.

По его следам они вышли на широкую террасу, поросшую жестким кустарником. Ланво сидел у обрыва, скрестив ноги, и будто любовался видом, хотя Сетар не рассчитывал сегодня выйти на вершину. Он подошел ближе с намерением разговорить молчаливого ведуна, но позабыл о словах, когда узрел открывшуюся взору долину. Целый лес, густой, непроглядный лес распростерся на много верст меж горных цепей. Мягкий свет бил из-за рыжих предзакатных облаков и без следа утопал в пучине пышных лиственных крон, которые подобно волнам потихоньку раскачивались ветром из стороны в сторону. Живое спокойствие этого буро-зеленого покрывала таило некую притягательную, но в то же время немного пугающую неизвестность.

— Ты называешь это перевалами? — возмутился Сетар.

— Ш-ш-ш, — Ланво не смотрел на него, а лишь поднес палец к губам. — Я должен говорить с Сонной чащей.

Дружинник требовательно повторил вопрос следопыту, который сложил руки и терпеливо ждал сотоварища. Остальные также обратились в слух.

— Нет перевалов, — невозмутимо ответил Черо. — Сказки для людей — они полезны. Хорошо, когда есть такие уголки, не тронутые нашим варварством. «Не надо попусту тревожить покой Чащи, она этого не любит», — так говорит Ланво.

— Пха! Чаща у них не любит, — съязвил Камдоб. Он не очень жаловал сказки. — Чтобы перейти на другую сторону, разрешения деревьев нам не нужно.

— Что такого в этом лесу? — спросила Кителиа.

— Сотни лет назад эти обособленные горные долины были населены. Древние люди не только возделывали здешнюю землю и строили на ней дома. Они берегли сам ее дух. Никакой народ не вечен, и древние канули в небытие, но их земля осталась. И есть поверье, что ни третийцам, ни другим народам Последней эпохи она не рада.

— Чушь! — гаркнул Колотун и с грохотом опустил кувалду, утопив рукоять в твердой почве на целую ладонь. — Смотри-ка: по-моему, твоя одушевленная земля плевать на нас хотела.

Не успел великан насладиться своим выступлением, как получил крепкий подзатыльник.

— Прояви уважение, тупая башка, — отчитывал его Холвет. — Речь идет о наших истоках, в которых ты ни черта не смыслишь.

— Оно мне и не надо, чтобы знать свое дело, — Камдоб грозно посмотрел на соратника сверху вниз.

— Не обижайте здоровяка, — Онтао любовно погладил его по блестящей лысине. — У него голова лишь для украшения, каков с него спрос?

Оскорбленный воин не обратил внимания не издевку и пытался пронять взглядом старшего брата по оружию, но тщетно — ни один мускул не двинулся на спокойном лице Холвета.

— Поберегите силы, — вмешалась Ярнея. — Колотун невежда, но кое в чем он прав: нам нужно пройти эту чащу, согласна она или нет. А пока что мы должны дотемна спуститься в долину. Я так понимаю, за тем мы и торопились.

— Мы успеем, — Ланво поднялся. — И все пройдет благополучно, если будем держать мирный путь и не делать глупостей, — он с недоверием покосился на врытый в землю молот.

— Я ручаюсь за парней, — ответственно сказала воительница и повернулась к соратникам. — Я же за вас ручаюсь? — и они нехотя закивали.

* * *

Крутая горная тропа вывела их в лес до наступления темноты, как и обещал проводник. Путешественники расположились на ночлег меж трех могучих вязов и, как повелось, развели большой вечерний костер. Зазвучали шутки, смех, шелест карт, и все неурядицы забылись. Даже морийцы, которые до того сторонились солдат, на сей раз примкнули к общей компании.

Сетар нередко возвращался к тягостным мыслям о своей затее. Но сейчас, наблюдая за компаньонами, он думал о другом. Его удивляло, что настолько разные люди так легко нашли общий язык. И на душе стало как-то спокойнее, и потраченных сил уже не жаль. «Даже если я не верну счастливого прошлого, жизнь не закончится. Всегда есть что-то еще, — думал он, смотря на Ярнею, которая в свете пламени выглядела так притягательно. — Всегда есть кто-то еще».

— Ты не забываешься? — послышался тихий недовольный голос Кителии.

— Что? Я ничего не говорил.

Сетар испуганно посмотрел на нее. Неужели он думал вслух все это время? Девушка повернулась к нему и с не меньшим удивлением ответила:

— Я ничего и не спрашивала.

Они в растерянности уставились друг на друга и не знали, что сказать. Но тут порыв ветра принес из лесу странный отзвук, который заставил притихнуть и остальных.

— Слыхали? — молвил Онтао. Главному балагуру вдруг стало совсем не до веселья. — Что это за чертовщина?

Никто этого не знал. Гнетущее безмолвие нарушил Будор.

— А ну не вздумай вестись на эти бредни, братец! — строго молвил он. — Ветер взвыл, и все сразу в кусты.

— Вы с Камдобом и всепрощающего Создателя утомите своим неверием, — сказал Кутри и прислушался.

— Вот именно! — уверенней заговорил Онтао. — Ветер-то обычно гулко дует — «у-у-ух», а здесь — шипящее «а-а-а», словно кто-то дохнул в ладоши для согрева. Кто-то большой.

— Тебе все с перепугу кажется, — настаивал Крепыш. — Стал бы я… Проклятье, что это?!

Путники не верили своим глазам: у ног Будора проползал корень дерева! Вился точно змея, рассекая бурое полотно валежника. Не долго думая, воин схватил попавшийся под руку топор и…

— Нет! — прокричал Ланво, но поздно — лезвие глухо вонзилось в древесную плоть, и отросток замер. — Что ты наделал!

Будор не успел и возмутиться, как по долине прокатился другой, более отчетливый звук, и это уже был самый настоящий вой. Волчий вой — призыв на охоту.

— Ты же говорил, что перевалы — выдумка! — Сетар обратил гневный взор к Черо.

— Но волки настоящие! — сказал следопыт, обнажив клинок. — Теперь ты понимаешь, зачем нужны люди в поход.

— Все могло обойтись, — продолжил Ланво, нехотя вынимая кинжалы из ножен, — но теперь Чаща зла. Готовьтесь! И забудьте о лошадях — зверям нужны мы.

Сетар с тревогой наблюдал, как бойцы Ярости переглядываются и посматривают на кряжистые ветви, которые низко нависали над землей и сулили спасение. А вой хищников, чуявших жертву, приближался. Неужто предадут, неужто струсят? Холвет глубоко вздохнул и обернулся к Кителии.

— Радость наша, полезай-ка на деревце, — ласково молвил он и крепко сжал древко верного лука. — А мы пока здесь шавок погоняем.

Сотоварищи ответили ему громогласным боевым кличем. В глазах воинов вспыхнул огонь, тот самый огонь неудержимой ярости, которой так боялись враги третийской армии.

— Кольцом вокруг лучника! — скомандовала Ярнея.

— Ха-ха! Наконец-то разомнемся! — воскликнул Камдоб и вскинул молот. — Пусть подходят, гоните их на меня!

Волки словно ждали этого приглашения. Едва Сетар подсадил Кителию, оскаленные морды зверей одна за одной начали появляться из ниоткуда. Он отшатнулся и поспешил в круг соратников. Дружинник беспомощно крутил в руке трудный в обращении топор Ярости, что дал ему Холвет, и проклинал себя за глупость не взять в поход ничего лучше ножа. Остальные же бойцы были готовы к битве. Их нисколько не пугали плавающие в темноте желтые глаза хищников, чья черная шерсть сливалась с ночной тьмой.

И волки не чуяли страха жертв, а потому не торопились нападать. Зато Колотун жаждал битвы и не мог терпеть более. Он вышел на пару шагов вперед и принялся рычанием дразнить обитателей леса. «Не подходи так близко!» — крикнул Ланво, но снова опоздал со своим предостережением. Молодой волк в три прыжка преодолел расстояние до воина, бросился с разинутой пастью и… в то же мгновение его туша полетела обратно — кувалда Камдоба совершила столь быстрый и могучий размах, что могла бы свалить и кабана.

Рассвирепевшие хищники забыли об осторожности. Они стали беспорядочно кидаться на воинов. Те поначалу отбивались легко и смогли убить пару-тройку врагов. Но число волков стремительно росло, будто весь лес ополчился на вторженцев за проступок Будора и устроил одну большую охоту. К его чести, воин, чувствуя вину, не жалел себя и яростно дрался за двоих.

Сетару же, напротив, мало что удавалось. Ему было совершенно чуждо оружие солдата Ярости, и он без толку размахивал им перед мордами зверей. Даже доносившиеся сверху выкрики Кителии, вроде «сзади!» или «спасите Малыша, его сейчас съедят!», приносили большую пользу.

Он с тревогой наблюдал, как отбивались семеро соратников … семеро? Куда запропала Ярнея? Он вспомнил, что увлеченная битвой, она далеко отходила от остальных. Но почему она не зовет на помощь, если волки отрезали ей путь к отряду и погнали прочь от поляны? Сетар закрыл глаза, глубоко вдохнул и прислушался еще раз. Теперь он смог различить направление, в котором волчий вой удалялся, а не приближался. Однако в руках по-прежнему был непослушный топор. «Э-э-эх!» — с нетерпением и досадой в голосе воскликнул он и, вырвавшись из окружения, нырнул во мрак ночного леса.

…

Темно, хоть глаз выколи. По сторонам и впереди дальше пяти саженей ничего не видно. Слух — единственный ориентир. Листва хлещет по груди и лицу, под ногами то и дело хрустят толстые ветви, норовя повалить наземь. Каждый шаг может стать последним, ведь сзади погоня — три злобных твари, не меньше. Давненько Сетар так быстро не бегал.

Наконец, он разглядел Ярнею. Стоя спиной к дереву, она отмахивалась корягой от двух волков, а ее оружие лежало неподалеку, рядом с поверженными врагами. Еще совсем немного и… планы Сетара нарушила очередная ловушка из валежника. Падая, он все же ухитрился швырнуть топор к ногам воительницы.

Первый преследовавший его волк кинулся на уязвимую жертву и сразу получил по морде щитком. Второй же, побольше размером, увернулся и схватил его за плечо. Сетар, задыхаясь, крепко выругался, достал свободной рукой нож и насадил на него голову зверя. «А где же его кровь?» — подумал он, посмотрев на свой багровый рукав, и сознание стало уходить.

…

— Не засыпай, дружок! — Ярнея склонились над ним и хлестала по щекам. — Нас там потеряли.

— Эй-эй, прекрати! Я уже очнулся, — недовольно произнес Сетар и огляделся: на поле боя лежало уже полдюжины мертвых хищников. — Вижу, все в порядке. Но как ты потеряла топор, скажи на милость?

— Я не теряла! — теперь она уже дала ему настоящую пощечину, а затем выпрямилась и сердито продолжила: — Эти щенята при виде меня с топором разбегались, поджав хвост! Пришлось сменить оружие… Хватит смеяться!

— Хорошо-хорошо, — от смеха закололо в прокушенном плече. — А почему же ты на помощь не звала?

— Солдат Бури не зовет на помощь, — гордо ответила воительница, убирая с лица растрепанные локоны. — Он любезно принимает ее, когда она приходит. И хватит болтовни, вставай. Я не собираюсь тебя нести.

Сетар хотел осмотреть перебинтованную руку, но Ярнея не стала ждать, и он поспешил следом. Когда они вернулись, остальные бойцы уже прогнали стаю. Сейчас они стояли вокруг дрожащей Кителии и пытались ее успокоить.

— Что было? — бодро спросила Ярнея.

— Волки нас изрядно вымотали, — взял слово Онтао. — Уж думал, привет миру духов, но стая вдруг всем скопом отступила к горам. Будто нарочно отрезали нам дорогу назад. Хотя что тут волноваться — звери не умеют думать.

— Зато чертов вяз на редкость смышленый оказался — Кителию прихватил по рукам и ногам и не отпускал, — говорил Холвет, обнимавший девушку. — Но Камдоб треснул по нему пару раз — ветвистый демон сразу сообразил, что с нами лучше не шутить, и отпустил.

— Выходит, и на проклятые деревья расчета нам нет! — молвил Будор, не скрывая раздражения.

— Лес ни при чем, — возразил Ланво. — Этот вяз — страж Чащи. Древние поставили его на границе, — он подошел к стволу и показал замысловатые символы, выбитые на коре. — Думаю, следующего мы встретим разве что на другом конце долины. Хотя кто знает, что теперь ждет нас в ее глубинах. Никогда доселе не наблюдал, как страж пробуждается.

Путники приходили в себя после пережитого. Сердца их бились еще быстро, замедляя время, и они взирали друг на друга: кто задумчиво, кто хмуро, кто с довольным видом. Сетар же оглядел поле битвы и сказал:

— Странно все это. Не к таким врагам мы привыкли.

— А мне понравились, — кровожадно молвил Колотун. — Зверь — враг даже более уважаемый. Мой молот изголодался по победам над достойным противником.

— Боюсь, он остался голоден, — сказал дружинник и в ответ на недоумение Камдоба добавил: — Огляди поляну и сосчитай его жертв.

Воины стали смотреть по сторонам в изумлении: вместе с живыми волками в темноте растворились и тела их убитых сородичей, будто и не было никакой битвы вовсе. А кони спокойно стояли на привязи.

Третийские солдаты любят обсуждать сражение по горячим следам, но не в этот раз: всем было не по себе. Путники наспех приготовили лагерь к ночевке и решили с этого дня всегда оставлять двоих часовых.

* * *

«Беру свои мысли обратно, легкой прогулки у нас не получилось. Я уже жалею, что все это затеял, да и на лицах спутников нередко вижу недовольство. Но кого им винить? Никто насильно в горы за шкирку не тащил. Как и я, они не ожидали сложностей в дороге и уж точно не верили в сказки о Волчьих перевалах.

Кто бы мог подумать, здесь и впрямь царит какая-то чертовщина. Вяз с живыми ветками, звери-призраки, что выскакивают из непроглядного леса и растворяются в темноте бесследно — то ли еще будет. Ведь идет всего пятый день, и каждый следующий тянется все дольше. Может, я просто отвык от длительных походов?

Нет времени для тяжких дум. Волки поджимают с севера, постоянно огрызаются и гонят к востоку, сбивая с южного курса. Они словно стремятся быстрее выгнать чужаков со своих угодий. По крайней мере в этом наши желания совпадают.

Но наемники наши — солдаты бывалые и страха не выказывают. Обстановка у нас скорее боевая. А ведун даже оживился и будто доволен, как волхв, чье зловещее предзнаменование исполнилось.

Что же я? Стыдно признаться, но о Делии я почти не вспоминаю. Может, оно сейчас и к лучшему — нужна сосредоточенность на переходе, как на выполнении задания. Хотя это непросто, когда рядом с тобой Ярнея. В разговоре, в жестах, в бою она пышет страстью и волей-неволей влечет к себе. Я спрашивал у Онтао, как она решилась путешествовать с пятью мужчинами. «Мы не только равноправны, — отвечал он. — Мы друзья, а это поважнее мимолетной страсти. И опираясь на ее крепкое плечо, я думаю о дружеской опоре, а не женской ласке. Впрочем, сама она в опоре едва ли нуждается. Однажды мы сопровождали в столицу придворного, члена королевской стражи, и в дороге он начал проявлять к ней чрезмерный интерес. До столицы парень живым не доехал». Вот это я понимаю! Люблю таких женщин — по-солдатски, конечно. По-солдатски можно… Почему она подходит всякий раз, как я о ней пишу?»

— Что ты снова малюешь в своей книжонке? — игриво молвила Ярнея. — Разок бы показал.

— С годами понимаешь, что кое-чему нужно давать выход, — отвечал Сетар, тяжело поднимаясь с земли. — Но других людей впутывать не обязательно.

Воительница стала ему ближе, чем остальные, но обычно разговор с ней как-то не клеился. Вот и сейчас они встали на пригорке, глядя на течение ручья в овраге, и снова молчали.

— Ты прекрасно… держишься в таком положении, — сказал он наконец. — Твоя бодрость в походе поддерживает дух братьев, а ярость в бою поистине их воодушевляет. Ты когда-нибудь возглавляла отряд? Даже для третийской женщины это редкость.

— Ой, да ладно тебе, — дева в смущении опустила голову и толкнула его бедром. — Сам, вон, болтаешь как начальник. Нет, все проще: у меня было двое младших братьев, потому и осталась привычка служить примером даже мужикам. Если хочешь знать, я до армии даже от разговоров солдатских нос воротила. Но в наших землях в женщине не видят равную, покуда она не может за себя постоять. Жизнь заставила, потом и сама ко всему привыкла. А те чувства, когда в ожесточенной схватке бьешься бок о бок с соратниками… они ни с чем не сравнимы, даже писарь должен об этом знать.

— Стало быть, и братья твои ходили под знаменами Ярости? Что с ними стало?

— Пять лет тому назад ушли с патрулем на границу с Пустыней Кричащих голосов и не вернулись, — Сетар впервые уловил грусть в ее голосе. — Хорошо, что не вернулись. Ты же знаешь, как поступают в нашей стране с теми, кого отпустил Туманный край. Слышно, будто многие сохраняют там рассудок, но из-за наших законов ищут пристанище в другом месте. Я верила, что с братьями все в порядке, и искала их… Я старалась и долго искала! Но не нашла. На службе нашему чертовому совету, ясное дело, оставаться уже не могла, и с тех пор и путешествую с этим сбродом, — Ярнея ухмыльнулась и глянула в сторону друзей.

Сетар сохранил более теплые воспоминания об армии и не мог не вступиться за Совет Вожаков:

— Вот оно что: грозная воительница Бури — еще и любящая сестра. Уверена, что судишь справедливо? Ты тоже должна знать, какие беды в свое время принесли люди с затуманенным разумом, и закон возник неспроста.

— Всех надо убивать, так ты думаешь?! — Ярнея резко повернулась к нему, и в глазах ее пылал испепеляющий огонь. — Конечно, так легче и надежней — что значат две жалкие жизни! Такие мерзкие, как ты, и становятся вожаками!

Она хотела уйти прочь, но не смогла. Оказалось, они уже некоторое время держали друг друга за руки, и теперь Сетар ее не пускал. Ярнея легко бы вырвалась при желании, однако не стала, а лишь продолжала, тяжело дыша, сжигать его гневным взглядом: с обидой, нежели с презрением.

— Я совсем так не думаю, — спокойно сказал он.

Дева внезапно остыла, покачала головой, словно себе в упрек, и рассмеялась. Конечно, она умела быстро менять обличья, но это было чересчур.

— Не знаю, что на меня нашло, — говорила она с извиняющейся улыбкой. — С этим местом явно что-то не так.

Другие путники тоже чувствовали, что в долине действуют неподвластные им силы. Но их не могло это напугать — только не третийцев. «Более не тревожьте Чащу, и она не станет вас губить», — сказал Ланво. Они были осторожны, и вечером пятого дня в лагере царило спокойствие. Холвет давал очередной урок стрельбы из лука Камдобу, а тот раз за разом бил в молоко и терпел насмешки товарищей. Черо, опытный странник и егерь, рассказывал любопытной Кителии о краях столь далеких для деревенской девушки Третии, что они казались небылицами о каком-то другом мире. А Онтао с легкостью развлекал себя сам, ведь под руками есть лютня, а после пары хороших глотков крепленого Старого вина песни так и просятся на язык.

Кто же не был в Охотничьем Доле?

Каждый воин там побывал.

Город пиршеств, солдатская воля —

Сотню серебряных за день спускал!

Но случилось же: как-то зимою

Встретил я в Доле Тию из Ветра.

Что мне деньги теперь, что застолья,

Если сердца в груди моей нету?

Сердце, больное любовью,

Красавица Тия забрала с собою.

…

Сетар сидел под широким вязом рядом с красавицей не выдуманной, а самой настоящей, слушал солдатскую песнь, и мысли снова путались. За последние пару дней он даже ни разу не вспомнил о цели своего предприятия — пока Ярнея сама ему не напомнила:

— Ты так мало о себе поведал, и я разболтала сестренку. Знаешь, эта твоя Делия просто дура, как я погляжу. Стоит ли она таких усилий?

— Кителиа мне не сестра по-хорошему, — Сетар отвел взгляд и опустил брови. — Что до Делии — сердцу ж не прикажешь. Я ее очень любил.

— А сейчас?..

— Она хороша собой, умна, знатного рода, — продолжал он, сделав вид, что не обратил внимания на вопрос. — У нее мягкий и спокойный нрав — редкость для третийской женщины. Я думал, что мне очень повезло с невестой. Видимо, она свое везение быстро переоценила.

— Уж не знаю, какая она у тебя там распрекрасная, — сказала Ярнея, поправляя доспех на груди. — Но женщина перво-наперво должна быть верной. И медяка не стоит тот, кто бросает любимого ради лучшей жизни. Сильную же любовь ты пронес через года, что затеял ради нее такое безумство.

— Я все больше убеждаюсь, что пронес лишь воспоминание о счастливом времени. Не знаю, осталось ли само чувство. Это еще предстоит выяснить.

— И то верно, спешить в таком деле нельзя, — тихо молвила воительница. Кончиками пальцев она убрала пряди волос, обнажив блестящую в свете луны шею, и придвинулась. — Знаешь, с покладистой и спокойной девой солдату бывает скучно. Подумай лишний раз, прежде чем ее прощать.

Сетар думать в таком положении не был способен. Зато вместо него подумал какой-то незнакомый внутренний голос: «Что ты делаешь? Забудь о ней!..»

Голос не закончил, но его прервал Ланво, пришедший после очередного обхода.

— Собираемся и уходим немедленно! — он впервые говорил громко, поэтому привлек всеобщее внимание. — Волки разбежались.

— Мы только рады, — Онтао развел руками. — Завтра двинем без опаски. Я не трус, но к чему переться по неторной дороге средь ночи в этой дремучей глуши?

— Не нас они боятся, — Ланво покачал головой, — а скверны, что проникла в чащу. Я чувствую.

— Опять ты про свои лиходейства, — недовольно протянул Камдоб. — Сделал бы чего полезного. Например, Будор, наш защитник, отправился кусты метить — сейчас вернется и пройдется по твоим страхам грубой шуткой… А вот и он.

— Да, но видок у него так себе, — Холвет отвлекся от заточки стрелы. — Не похож на хозяина-кобеля.

Будор бежал со всех ног, насколько позволяли спущенные штаны. На нем совершенно не было лица. Он не обратил внимания на усмешки брата и, задыхаясь, начал сбивчиво говорить:

— Там… огромное, черное… жрало волка… кажется… потом на меня глаза-точки подняло и… и, черт, я клянусь, оно ухмыльнулось… звери так не делают!

— А-г-р! В отряде умалишенных прибыло, — Колотун хлопнул себя по колену. — Мориец хотя бы суеверный, но от тебя я никак не жда…

Слова застряли у него в горле. Любой бы потерял дар речи, услыхав этот звук: жуткий, ни на что не похожий голос неизвестного животного докатился до лагеря из глубин леса. Все застыли. Потом снова — не то вой, не то крик, но уже ближе и в сопровождении хруста могучих ветвей. Других сигналов не понадобилось: путники побросали все, что долго собирать, оседлали лошадей и припустили вверх по отлогу.

Кони резво выбрались из оврага и понеслись во весь опор, вздымая опавшую листву на уровень плеч наездников. Подобно волкам они лучше людей чувствовали неведомую угрозу, которую таила непроглядная ночь. Сетар, замыкавший вереницу беглецов вместе с Кутри, лишь раз обернулся, и с него хватило: чернота позади не стояла, а двигалась.

Вскоре дорога снова растворилась в частоколе деревьев. Непривыкшие к лесу кони сбивались в кучу, утыкались в стволы и вставали на дыбы. Преследователи, чем бы они ни были, приближались.

— Бросайте лошадей! — крикнул Ланво. — Бросайте и бегите по луне, если не видите своих!

— Но мой Гривун! — воскликнул Онтао. — Как мы оставим их здесь на растерзание?

— Слезай и уноси ноги, — повторил Черо, пробегая мимо него. — Им уже не поможешь.

Сетар схватил Кителию и помчал вдогонку за проводниками, чьи очертания уже терялись средь деревьев. А позади слышалось испуганное ржание.

— Хоть бы лошади спаслись! — сквозь слезы промолвила девушка.

— Хоть бы их подольше жрали, — выдавил Сетар. — А ты не реви и не болтай — дольше протянешь сама.

Они быстро отстали от спутников. Лунный свет тонул в тучных кронах вязов, и полагались они лишь на слух. Но отчетливо был слышен только мягкий топот преследователей, присущий ночным охотникам.

— Ланво, Черо, отзовитесь! — кричал Сетар. — Мы ничего не видим!

Снова быстрый взгляд через плечо, а там все тот же живой мрак. Он хотел еще прибавить ходу, но Кителиа уже сбила дыхание и глотала воздух.

— Если нас настигнут, — сказал он девушке, не услышав ответа проводников, — я тебя отпущу, а ты беги дальше сама, сколько сможешь.

— Не отпустишь! — Кителиа будто обрела новые силы и упрямо вцепилась в него. — Одна я не смогу…

— Рано отчаиваетесь, — послышался знакомый голос.

Кутри стоял на пригорке впереди. Он дождался их и подхватил девушку за другую руку.

— Скоро спуск, слегка под горку, — продолжал монах на бегу. — Затем будет просвет. Деревья кончаются оврагом, и когда дам знак — прыгаем вместе как можно дальше!

Тропа и правда пошла чуть под уклон, и до обрыва оставалось всего ничего, но как надолго растянулись эти мгновения! Поступь неведомых созданий, приближалась, уже стало различимо их ровное дыхание, которое буквально останавливало время. Один раз, другой что-то рассекло воздух за спиной Сетара и обдало его ветром. На третий раз был лишь короткий возглас Кителии: «О!», и ноги ее подкосились. Кутри мигом развернулся и запустил копье в преследовавшую темноту — она издала недовольный рык и сломала его в щепки, однако слегка отступила.

Вот, впереди наконец замаячил тусклый лунный свет. Беглецы вылетели к опушке и попали в молочный туман. Сделав несколько шагов, монах скомандовал: «Сейчас!» — они прыгнули и… очутились в болоте по самое горло. Но рука Камдоба тут же вытянула их на твердую почву.

Остальные члены отряда тоже были здесь. Однако они не обратили внимания на спасенных, а с ужасом таращились в сторону берега. Позади, на уступе уже стояло оно — черное чудовище. Зверь, вдвое крупнее медведя, опирался на огромные передние лапы. Тупая низко посаженная морда с выпирающими клыками смотрела мелкими глазами на упущенную добычу. Смотрела с ухмылкой, до жути похожей на человеческую. Холвет мгновенно натянул тетиву и послал стрелу точно в брюхо зверю, но та отскочила, как от стального панциря. Существо прорычало и скрылось в чаще.

— Теперь вы видите! — прохрипел Будор. — Оно настоящее.