3

Глава 3

Сетар опомнился и огляделся по сторонам. Заболоченное озеро простиралось посредь леса на несколько верст. Как можно было не увидеть его сверху, не заметить это облако, нависшее над топью зловещей мглой? К счастью, у берега оказался островок, где можно было надеяться на безопасность: столь огромные существа вряд ли умеют передвигаться по болоту. Правда, и загнанной добыче здесь некуда идти, особенно ночью, и все это понимали.

— Большая удача, что мы живы, — заговорил Ланво. — Сюда эти неведомые твари не сунутся.

— Не могу обещать, что сам не сокращу наш отряд! — взревел Колотун и схватил его за грудки. — От наших горе-проводников пора избавляться. Вы куда нас завели?!

Никто не осадил разгневанного воина. Все понимали, что вопрос его более чем уместен. Ланво же как обычно не раскрыл рта по принуждению, а лишь спокойно взирал на Камдоба. Неизвестно, чем бы это кончилось, но слово взял другой провожатый.

— Мы выполняли свою работу как могли, — вздохнул Черо. — Однако есть нечто, что мы должны были рассказать раньше.

— Мы не знаем чего-то еще? — устало спросила Ярнея.

Следопыт кивнул и опустился на землю, понурив голову.

— Мы с Ланво — странники по природе, — начал он, — и часто беремся за работу проводников, даже если плата мала. Обитаем по привычке на дворе «У Дора»: там уютно и всегда легко найти людей, нуждающихся в нашей помощи. В прошлом месяце мы собрались домой с последней лунной повозкой на восток, но не повезло нам встретить этого малохольного чинушу с козлиной бородой. Он пристал к нам со своим «деловым предложением» — я в жизни не слышал ничего мерзостней!..

Кителиа открыла рот, но Сетар тут же прикрыл его ладонью и сам ничего не сказал, хотя они оба поняли, о ком идет речь.

— …Предложение — за сотню золотых отвести одного… очень плохого человека в горы, «там его и оставить», чтоб дальше «о нем позаботились». С виду безобидный тщедушный мужичок, и тут — заказное убийство. Я ушам своим не поверил! Более того, обвинения были жуткие и одновременно нелепые. Я уже подбирал про себя морийское проклятие похлестче на голову этой крысы, но Ланво неожиданно согласился и глазом не моргнув. Конец нашей дружбе, подумал я поначалу. Я отвел друга в сторону и спросил: «Неужели то ему веришь? А если и так, разве наша честь продается?». «Я не верю ему, — отвечал Ланво. — Но рассуди, как повезло его жертве, что он выбрал нас. Видимо, привык, что морийские наемники не гнушаются убийством. Да и многие ли подумают, кого нужно погубить за сотню?».

Вдруг обвинения вымысел? Вдруг, подумали мы, этот парень — лишь очередная оклеветанная жертва семейных или межродовых дрязг? Мы взяли задаток в полсотни золотых и решили в пути все рассказать обвиняемому. Оказалось, однако, что путешествует он не один, а в компании беззащитной девушки. Мы бы в случае чего не сумели защитить ее сами, и я сказал: «Сетар, ищи спутников». Он нашел вас. Теперь все мы увидели, что он хороший человек, но наперед мы этого не знали и поступили по чести. Сохранить жизнь невинному — это дело, угодное Гармонии.

Сетар не понял, когда успел показать себя хорошим человеком, но спорить не стал. Наемникам же, судя по их лицам, такого объяснения было недостаточно.

— Похвально, — с ложным одобрением в голосе молвил Холвет. — Похвально. Деньгами, однако, ваша честь позволила не побрезговать, ну да ладно. Главное — вы впутали других туда, куда сами имели глупость залезть. Притом ведь знали наперед, какую угрозу таит эта долина. Лукавить не стану, невинными нас даже мамочки родные не назовут. Но угодное ли богам дело рисковать шестью нашими жизнями из-за одной?

— С нами или без нас, Сетар собирался идти Волчьими перевалами, — продолжил Ланво. — Мы не могли оставить юную Кителию на произвол случая и отпустить с ним в одиночку. И для нас было большой удачей, что ваш отряд, по слухам, — люди чести, сам вызвался помочь. Зачем отказываться?

— Еще бы не удача, еще бы отказываться! — со злобой говорил Будор. — Нашлись добродетели! Так просто чужими шкурами распоряжаются, словно карты тасуют!

— Никто не распоряжался вашими жизнями! — Черо сжал кулаки и резко встал. — Как и все, вы многое слышали о Волчьих перевалах и все же не поверили слухам. Да, мы знали больше, но в итоге сами недооценили опасность, — следопыт снова сел и обхватил лицо руками. — Шесть раз туда и обратно, шесть! И ничего не случалось!

— Будь вам пусто, морийцы, — Ярнея бросила унылый взгляд в сторону берега. — Потому вас и не любят — все знаете лучше других. Никакие чистые помыслы вас сейчас не извиняют.

— Нам не нужно извинений, — твердо сказал ведун. — Мы приняли решение, которое видели благим. Если кому-то станет легче — мы и подумать не могли, что третийская земля носит подобных исчадий царства Смерти. Неудивительно, что о них ничего не известно — вряд ли кто-то выживал после встречи.

— Да и нас выжившими пока рановато считать, — добавил Холвет.

— Ох, не надо об этом! — выдохнул Будор. — До сих пор перед глазами стоит черная тварь. А как вспомню ее ухмылку — кровь в жилах стынет.

Они напрасно вспомнили о звере, ведь и остальные его видели. Все словно представили его жуткую морду и разом притихли. Ни птиц, ни сверчков в этом гиблом месте — лишь болотные пузыри нарушали глухую тишину.

— Раз уж мы так разговорились, — Онтао первым вышел из оцепенения. — Интересно узнать, в чем же обвиняли нашего бравого писаря? — воин похлопал слегка позабытого дружинника по плечу.

Сетар был рад, что речь зашла о нем. Слишком виноватыми выглядели проводники, хотя в сущности ничего ужасного не сделали. Однако ответ Ланво был и для него, и для солдат Ярости сколь поразительным, столь и пугающим:

— Было сказано, что он Сердцеед.

При этих словах Онтао отдернулся, как ошпаренный, и чуть не свалился в болото. Холвет в мгновение ока встал на колено и, натянув тетиву, направил стрелу на Сетара.

— Хотел бы я услышать, как вы узнали, что это неправда! — процедил он. — Мы меньше недели в пути, он мог терпеть!

«Ну и лис этот Врио, — сокрушался дружинник про себя. — Подлец, а в уме не откажешь — чем больше страху нагнать, тем скорей люди примут за чистую монету…» В задумчивости он не уследил за Кителией, которая резко поднялась и встала между другом и лучником, суровым лицом выражая свою решимость.

— Тебе придется переступить через труп невинной! — воскликнула она, гордо подняв голову.

— Отойди, девочка, не дури. Мы сами разберемся, — строго молвила Ярнея — будто эта строгость остановит стрелу. — Я не дам его в обиду.

— Все будет хорошо, — уговаривал Сетар. — Я обещаю… Кита?

Заступница вдруг закачалась и упала к нему на руки. Он почувствовал, как что-то капает с локтя.

— Она ранена, — сказал дружинник. — Видно, чудище достало ее во время погони.

— Точно? — спросил Камдоб, занося молот. — Не ты ли то чудище?

— Она ранена, — спокойно повторил Сетар и уложил подругу на бок, — Мы с Ланво сейчас ее залатаем. А станешь мешать — мне не понадобится других поводов, чтобы вырвать твое сердце.

Его твердый голос пробрал холодом даже воина Шквала, и тот отступился. Проводник тем временем, чтобы обнажить спину Кителии и смазать рану, распорол завязки на ее дублете. Однако этого оказалось недостаточно: ее грудь была туго обмотана широкой тряпицей. Именно благодаря ей когти звери не прошли глубоко. Но, возможно, из-за нее же девушке так не хватало дыхания при бегстве.

— Зачем напялила это, глупышка? — Сетар щелкнул ее по носу, и она очухалась.

— Мать велела… не выставлять себя на показ, — она залилась бы краской, но слишком побледнела от потери крови.

— Это очень мило, и я рад, что с ней все в порядке, — произнес Холвет и снова взял дружинника на прицел, — но наш разговор не окончен.

— Да, расскажи, что за Сердцеед, — сонно промолвила Кителиа, — и как ты можешь им быть?

— Так любишь сказки и не знаешь? — с легким упреком сказал Кутри и присел рядом с ней. — Сердцеед — частый герой страшилок, что рассказывают детям на ночь. Это существа, которые не могут любить, поэтому съедают сердца людей, чтобы что-то почувствовать.

— Сказки не берутся из ниоткуда, — продолжил Сетар. — Есть в нашем мире самые настоящие люди, часто охотники-варвары, которые съедают глаза жертв, уши или еще чего. Верят, будто от того станут лучше видеть, слышать. Наши спутники из Ярости, как и я, встречали таких в походах к западным границам. Это ужас страшнее войны, и я не могу винить их за подозрения.

— Жрут людей по частям. Режут живых и жрут! — Будор так злобно махнул топором, что шапка слетела. — Я бы перестал себя уважать, если б так подох! Таким нужно мигом бошки срубать, чтобы они ими больше никого не ели!

— Бывают и другие, — добавил Черо. — Те, что прокляты на самом деле и чувствуют нарастающий голод. Им трудно протянуть неделю без хотя бы мертвой плоти, их муки сразу видны.

— А Сетар мог уже в третий день пути оставить меня на растерзание волкам, утолить жажду моим телом, и никто бы не узнал, — Ярнея вышла вперед. — Но он спас меня. Значит, и жажды никакой нет.

Слово девы Бури значило многое в их отряде. Было видно, что они сомневаются, но уже готовы отринуть подозрения, рожденные рассказом следопыта. Что до Онтао, Малыш еще с момента знакомства поладил с дружинником и теперь первым уверовал в его невиновность.

— Возможно, он изменил свои планы, — воин лукаво улыбнулся. — Не тронул Ярнею, но искал другое сердце, чтобы почувствовать любовь к нашему цветочку. Вот была бы история!

Сказано было в шутку, но все видели, как дева Бури успела сблизиться со своим наемщиком. Наступило неловкое молчание. Путники обратили взор к обвиняемому, и он наконец заговорил:

— Да, исповеди мне не избежать, но я и не против. Теперь даже легче, когда все встало на свои места. По описанию следопытом моего заказчика я сразу узнал Врио. Он член совета Приречных Холмов, где я обосновался после службы вместе с бывшими соратниками — Абаром и Бомаром — и где обитал последние несколько лет.

По правде говоря, моим друзьям, тоже не исконным третийцам, было все равно, где осесть, и они просто составили мне компанию. А вот я выбрал Холмы неслучайно, ведь это родина Делии, ради которой я бросил службу…

— Ну и дурень! — Будор с досады махнул рукой.

— Дурень здесь лишь один, Крепыш, — Ярнея покосилась на него с недовольной миной. — Помолчи и дай ему договорить.

Сетар посмотрел на заинтересованные лица людей и понял: уже никто не считает его изувером или проклятым, спутники просто хотят послушать рассказ.

— Приняли нас в деревне хорошо, и жилось нам недурно, — продолжил он. — Но некоторые члены деревенского совета питали особую неприязнь к военным людям. И вот, где-то за последний год произошла целая череда странных событий: в деревне отказались от королевской стражи, открыли дороги для свободного проезда, а многие отставные солдаты вроде меня переехали в другие места. Некоторые, как Бомар, вообще бесследно пропали безо всяких на то причин. Я тогда сразу подумал, что чего-то затевается, но списал на свою подозрительность. А сейчас, как вы видите, я вдали от дома и в смертельной опасности.

Мне остается лишь надежда, что Делия никак в этом не замешана. Надежда, что мое путешествие — это просто удачный шанс для Врио и его подельников в совете избавиться от очередного опытного воина в деревне. Конечно он готов был придумать про меня любую небылицу, дабы избавить моего убийцу от лишних угрызений совести.

Солдаты Бури вопросительно посмотрели на Кителию.

— Похоже, все так и есть, — тихо сказала она, когда услышанное уложилось у нее в голове. — Какой ужас! А ведь этот мерзавец еще подначивал меня: «Попросись с ним, он же названый брат, обязательно возьмет тебя с собой!» А я, дуреха, ухватилась за возможность… повидать мир.

— У вас есть причины переживать за деревню, — задумчиво молвил Кутри. — Летописи библиотеки Храма Истины знали не один пример из истории, когда заговорщики подобным образом освобождали города от войск под предлогом «мирных времен», а затем — бунт, восстание, кровопролитие…

Путники на мгновение забыли о своих бедах и задумались о судьбе Приречных Холмов, однако Камдоб перебил эту мысль.

— Я все не пойму, почему нельзя было просто прикончить дружинника там же, в деревне? — он сопроводил вопрос глухим ударом тыльной стороны ладони о другую. — Наймешь местного убийцу — и мороки нет, и платить меньше.

— У нас с Абаром много знакомых, в том числе из купцов и воров, — отвечал Сетар. — Весть об убийстве в таком тихом месте разлетится быстро, и королевскую стражу сразу вернут. Нет, Врио все рассчитал. Однако с морийцами ему не повезло.

— Как и нам, — угрюмо заметил Холвет.

— Да-да! — Онтао потряс пальцем. — Увидав чудище, я в один миг лет на пять постарел! Кто мне их вернет? — он рассмеялся, хотя при слове «чудище» голос его слегка дрогнул. — Полно тебе, старик. Мы не раз соглашались на сомнительную работу — когда-то должны были напороться на неприятности. Чего ты разволновался?

Очередная его шутка была воспринята слишком серьезно: Ланво отстегнул от пояса увесистый кошель и кинул на землю.

— Оцени сам свои потери, — сказал он. — Тебе виднее. Что до нас — мы не выполнили работу, за которую полагались эти монеты. Считайте деньги ничейными.

Снова молчание. Но теперь никакой неловкости, а скорее, тяжелый выбор людей с честью третийского солдата и алчностью наемника. И первым, конечно же, не выдержал Будор:

— Да какого черта, — он запустил руку в мошну и выгреб солидную горсть монет. — Нас нанимали для сопровождения, а не битвы с чудовищами. Мы заслужили прибавки, — воин поделил золото на две равные части и положил их перед собой и братом, который виновато почесывал кудрявую макушку. — Ты тоже возьми, Малыш. Нечего стесняться.

— Ветра и ураганы, он прав! — пробасил Камдоб, отсыпав себе долю. — И знайте, Колотун не возьмет подачек. Отныне и до конца похода мой молот всецело в вашем распоряжении.

— Не совсем он прав, если быть честным, — заметил Холвет, но тоже потянулся к кошельку. — Солдат должен охранять подопечного, как гласит наша клятва. Однако ж бесхозному добру ни к чему пропадать. Надо начинать копить на старость… коли она у меня еще будет.

— Удивительный вы народ, третийцы — задумчиво сказал Кутри. — Умудряетесь вспоминать о чести, долге, клятве и делить чужие деньги, когда всего час назад подверглись невиданной опасности, которая, вполне возможно, несет неотвратимую гибель.

— Проснулся наш мыслитель, — Ярнея похлопала его по плечу. — Не знаю, к чему ты остался ближе, но всем известно, что жизнь у солдата короче, чем у монаха. Она и летит быстрее — попусту переживать недосуг, все равно беде этим не поможешь. Так почему бы не подумать о вещах поприятнее? — она поднялась, взяла мошну, полную больше чем наполовину, и отдала ее обратно ведуну. — Сохрани оставшиеся. Ты найдешь им лучшее применение, чем шайка наемников Ярости, которая все пропьет в первой же таверне.

— Это моя девочка! — расхохотался Будор. — Буду наливать тебе за свой счет, — он наклонился к Сетару и добавил. — Она для нас слишком умная, приходится спаивать.

Все расслышали его слова и с радостью подхватили смех. Ярнея, ловко изобразив смущение, раскраснелась и отвесила соратнику дружеского пинка. Ее веселый нрав и недюжинные актерские таланты не первый раз возвращали отряду его задорную искру.

Сетар окончательно убедился, что повезло ему не только с проводниками. Судьба могла отрядить к нему в сопровождение кого угодно: узколобых разбойников, закостенелых неудавшихся солдат, трусливых охотников. Все разбежались бы при первом порыве ветра не в ту сторону. Но не таковы его нынешние спутники, и в особенности — спутница… Почему мысли всегда возвращаются к Ярнее? Он заставил себя отвести взгляд, скользивший по ее фигуре, и встретился глазами с Кителией. Мазь Ланво быстро вернула ее к жизни — сейчас она сидела на краю островка, прижав колени к груди, и снова шепотом просила о помощи древние силы.

Сетар подошел, присел рядом и взял ее за руку.

— Все прошло немного не так, как мы планировали, — сказала девушка с горьким смешком.

— Это верно, но опасность была очевидна, а я, дурак, все же поволок тебя с собой, — его грубоватый голос больше подходил для самобичевания, нежели для извинения. — Клянусь небесами, я вытащу тебя отсюда, чего бы мне это ни стоило.

Говорил он искренне, тем не менее и мысли, и даже глаза подвели его. Кителиа, просияв лишь на мгновение, поняла, что он смотрит на деву Бури, и отдернула руку. Больше она не улыбалась и ничего не произнесла.

Нарвав сухих камышей и травы, что в обилии покрывали остров, путники спешно приготовились к ночлегу. Пока они обсуждали очередность караула, Сетар лежал на хрустящей подстилке и считал всплывающие болотные пузыри — пытался отвлечься от тягостных раздумий. Ненароком подслушанный разговор Онтао и Холвета лишь прибавил тревоги.

— Хорошо, что нас много, — шепнул Малыш. — По двое дозорных на два с половиной часа, и все успеют отдохнуть. Чтоб не шататься в этом молоке с заспанными глазами.

— Дозорные теперь просто для порядка, для привычки, — со вздохом ответил Холвет. — Я вчера точил стрелы, и какой от них был толк? Зверь недовольно проурчал, только и всего. Если он полезет в болото, мы никуда не денемся — пускай лучше всех убьют во сне.

* * *

«Утро принесло нам сразу две приятных новости: все проснулись живыми, а по болоту можно кое-как передвигаться. Несколько затопленных троп вели каждая в свою неведомую даль — мы выбрали первую попавшуюся и в приподнятом настроении стали медленно, но верно продвигаться вперед.

И по всему видно, мы выбрали не то направление. Час, другой, третий, полдня…Мы идем уже очень, очень долго, и ничего не меняется. Лысые бугры, торчащие из гнилой воды, хлюпающая жижа под ногами вместо земли, непроглядный туман — как же все это надоело. Но еще больше надоел бесконечный, одинаково тусклый день. По ощущения уже глубокий вечер, а сумерки так и не наступают. Хотя это может быть обманом, время здесь тянется еще медленнее, чем в лесу. Обман или нет, но мы порядком устали. Голова тяжелеет, заплетаются ноги, за туманом порой не видно собственных сапог. Каждый неверный шаг может стать последним.

Что ни говори, отчаяние наваливается с новой силой, им пропитаны и мои мысли. Откуда это? Даже в безвыходном положении дух третийского солдата несгибаем. Сейчас же в глазах воинов Ярости я вижу злость, обиду на судьбу, обвинение, но не вижу веры.

Конечно, стоящий перед глазами вид непобедимого чудища, которое насмехается над своими жертвами, и мертвецкий смрад топи отравляют разум. Но если думать трезво — положение наше совсем не безнадежное.

Надо скорей выбираться из болота. Кто знает, что нас ждет на том берегу?»

На очередном острове путники сделали привал. Несколько саженей твердой почвы густо покрывал сушняк, и было решено развести костер. Под тихий треск кустовых веток в огне Сетар задремал. Поначалу ему словно снилось будущее — в нем он завел свою ферму в Холмах и растил троих детей с красавицей женой. Его женой была Ярнея. Когда он увидел ее лицо, сон растаял и на смену ему пришел другой — тревожный и до боли настоящий.

Он видит то же самое болото, тот же остров. Но главное — он вдруг слышит тот зловещий неведомый вздох, с которого и начались все их неприятности наяву. А затем… сотни еле различимых в тумане дымчатых теней слетелись к путникам точно по чьему-то зову. Кто они — духи долины? Или та скверна, о которой говорил ведун?

Не важно, они не отпустят тех, кто их растревожил. Лишь быстроногий Кутри сумел вырваться по обратной тропе, и многие, многие тени последовали за ним. Но остальные окружили остров и стали смыкать кольцо. Холвет, проводники, Камдоб, братья и Ярнея — все напрасно размахивали сталью, пытаясь поразить или хотя бы отогнать нечисть. Оружие не вредило им. Оно рассекало воздух, и рассеянный дым вновь обретал свои очертания — очертания человеческих фигур.

И призраки повергли воинов. Будто взглянув в лицо самой смерти, те падали на месте безжизненными телами, и души их возвращались новыми тенями.

Также умрет и он. Он заслужил этой участи, он видел среди неупокоенных мальчика — того самого, о котором тщетно старался забыть пять лет. Но Кителиа… она не должна была погибнуть, она не виновата перед мертвыми. И все же они забрали ее жизнь… Этого не может быть! Это просто сон, дурной сон. Пора просыпаться.

Он очнулся и обнаружил, что кто-то усердно пинает его в бок. Подняв глаза, он даже не разозлился — радостно было видеть Кителию после такого кошмара. Однако ужас отражался на лице девушки.

— Вставай! — шепотом кричала она. — Вставай живо! Надо уходить, у нас кончается огонь!

Все мгновенно вспомнилось — холодящий душу вздох, неведомые тени, бегство монаха, бесплодное сражение с пустотой. Это был вовсе не сон.

Но что последовало дальше, Сетар не знал. Он помнил только, что медленно поднес нож к своей шее, но Камдоб вовремя лишил его сознания своим крепким кулаком. Так он поступил и с Холветом, Онтао, Будором, когда те по велению темной силы направились напрямик в болото.

Сетар встал и осмотрелся. Призрачные фигуры уже заполонили остров. Они метались от одного непрошеного гостя к другому, желая забрать их души в небытие. Однако Ланво и Кителиа оставались на ногах и с горящими ветками в руках разгоняли тени, которые вновь и вновь возникали из дыма и подплывали обратно. Остановить их мог лишь огонь.

Другие путники уже ничем не помогут. Братья, лучник, а теперь и Камдоб лежали на земле с бледными лицами. Черо и Ярнея сидели на коленях, поодаль друг от друга. Следопыт был недвижим и шевелил лишь губами, а воительница плакала. Не просто плакала — заливалась слезами и все твердила: «Простите меня! Простите!».

Сетар двинулся вперед на выручку, но тут же замер. Прямо перед ним дым вдруг закружился и застыл фигурой призрака. Его расплывчатое лицо глядело на него пустыми глазницами, будто раздумывая, тот ли человек ему нужен. Затем он приблизился вплотную, и туман его мертвого дыхания наполнил легкие жертвы обжигающим холодом. Тень проникла внутрь, чтобы живой ощутил отчаяние ее вечной муки.

Идея перерезать себе горло вновь не казалась сумасшествием. Сетар поднял нож, но тут вспыхнуло зарево, рассеяв темноту перед глазами и в мыслях. Ланво дрожащей рукой протягивал ему охапку полыхающих ветвей.

— Придется бросить остальных, — с горечью сказал ведун. — Костер скоро погаснет!

— Нет! — твердо возразил Сетар. — Мы их не оставим! Растолкаем, разбудим и спасемся все вместе!

— Не выходит! — у Кителии срывался голос. — Я била спящих обугленной палкой, они даже не шелохнулись!

— Мы не уйдем без них! — повторил дружинник. — Если надо, я достану еще сухой поросли.

Он понимал, что времени не хватит — сушняк прогорал слишком быстро. Но нужно было попытаться. Он сорвал последние камыши, подбежал к пламени и… вдруг его окатило водой. Костер потух. Из темноты вынырнул Кутри, который затоптал пепелище.

— Что ты наделал?! — вскричал Сетар.

— Т-ш-ш, — монах поднес палец к губам. — Звук и свет нежеланны в этой топи, и мы от них избавимся.

Он буквально вырвал горящие ветви из рук Ланво и Кителии, обежал с ними весь остров и вновь покинул спутников, припустив по хоженой тропе. Тем оставались лишь, застыв в ужасе, наблюдать за утопающими в тумане огнями, которые потянули за собой нечисть вереницей теней.

Как они не подумали, что именно огонь привлек призраков? Что теперь будет с Кутри? Очнутся ли остальные? Множество вопросов без ответов, но путники боялись говорить, дабы не привлечь темной силы.

Полчаса ожидания тянулись бесконечно. Когда монах вернулся, Черо, Холвет и Ярнея уже пришли в сознание. Деву Бури, обычно пример стойкости для братьев, на сей раз покинули силы. Она сидела рядом с дружинником, прильнув к его плечу, и тихонько всхлипывала.

Кутри выглядел постаревшим на несколько лет, будто прибыл из места, где время течет иначе. Его и так костлявое лицо еще обострилось, но по-прежнему выражало безмятежность.

— Кажется, они ушли, — сказал он. — Исчезли, когда потух огонь.

— Кто это такие? — поднявшись, произнесла Кителиа. Сейчас она была рада прервать затянувшееся молчание.

— Быть может, могильные духи? — Ланво чертил кинжалами непонятные символы на почве, чтобы чем-то себя занять.

— Нет, — Черо медленно покачал головой. — Могильные духи не мучители, они не станут являться в облике людей, в смерти которых ты повинен.

— По-моему, это были сами души умерших, — с трудом выговорил очнувшийся Онтао. — Они делали со мной такое… больше не буду убивать людей. Чтоб мне еще это пережить.

— Не зарекайся, — холодно сказала Ярнея.

Она высвободилась из объятий Сетара и решительно направилась к Будору, приводить его в чувства. Напуганная девочка вновь превратилась в суровую воительницу.

— Растрясите Камдоба, пора идти, — велела она. — Ночевать в болоте никак нельзя. И давайте больше никогда не будем вспоминать о том, что здесь произошло.

* * *

Вскоре они двинулись дальше. В тишине, без огня, но в остальном — все так же: высохшие болотные растения, петляющие тропы и молочный туман, который заставил забыть, каково это — видеть дальше десяти шагов.

Хорошего мало, но Сетар был рад хотя бы тому, что они продолжают дорогу, никого не потеряв. Впрочем, на лицах спутников не читалось облегчения. Особенно угрюмы и задумчивы были те, кому довелось говорить с призраками. Неужели они на самом деле видели средь духов знакомые лица, лица убитых, испытали на себе их взгляды, слышали их укоры? Он не мог представить, что это за муки. Он такой участи избежал, но прекрасно знал: на службе порой случаются вещи, о которых страшно вспоминать.

Воины вели себя почти так, как прежде, и наверное старались не думать о произошедшем, как и просила Ярнея. Однако Сетар видел: что-то у них внутри изменилось. Он понимал, что обязан с кем-то поговорить. Держаться вместе и доверять друг другу — это правило выживания работало не только на войне.

Во время следующего привала он подошел к монаху — с кем же еще затевать откровенный разговор? Служитель Истины был с ним честен, но тут и его честность оказалась бессильна.

— Хочешь знать, что случилось? И я бы непрочь, — Кутри вздохнул с грустной улыбкой. — Но другие воины вряд ли помогут нам, если и пожелают. Войдя в иной мир, сознание живет по его законам и не сможет облечь воспоминания о нем ни в слова, ни в мысли, когда вернется в наш. Так ведь учат проповедники Создателя? Это, пожалуй, самый простой ответ и на твой вопрос, а простой — вовсе не значит неверный.

Думаю, мы побывали в другом мире, и ты сильно ошибешься, посчитав это за привилегию. Не знаю, почему для тебя все обошлось лишь встречей с призраками, но будь уверен: и следопыт, и мои соратники тебе завидуют.

— А ты? — спросил дружинник.

— Я же монах, мне запрещено завидовать! — Кутри рассмеялся.

Сетар не был силен в вопросах веры, да и голова плохо соображала после долгих часов без сна. Остальные же, напротив, пытались отвлечь себя от темных мыслей, кто чем мог.

— Тсс, — вдруг громко шепнул лучник, поднеся палец к губам. — Слышите?

Путники обратились в слух, и тишина в который раз была им ответом.

— Слышим что? — Ярнея досадовала, что оторвалась от чистки обуви.

— Кончай свое бестолковое занятие, — сказал Камдоб с раздражением и попробовал выбить сапог у нее из руки. — Ты в два шага их испачкаешь обратно.

— Заткнитесь и послушайте! — приказал Холвет. — Жабы квакают — лес близко.

— Точно… — Будор сглотнул и всмотрелся вдаль, через его плечо.

— Не там, — лучник указал налево от себя. — Оттуда звук летит.

— Я вижу человека… Он же там пропадет!

Крепыш неожиданно вскинулся и побежал по одной из троп, совсем не смотря под ноги.

— Стой, это не тот маршрут! — хотел остановить его Черо. — Он же там пропадет! — добавил следопыт и пустился вдогонку.

Те же самые слова прозвучали ровно так же. Путники обменялись встревоженными взглядами и последовали за ними.

Четверть часа они прыгали по буграм, которые еле различимо поднимались над гибельной гладью трясины. Наконец впереди показалась фигура воина. Будор стоял посреди запруженного островка и, глядя на свое отражение в воде, повторял в отчаянии: «Он утонул, он утонул!»

— Заставил ты нас побегать, сумасшедший братец, — Малыш тяжело дышал. — Мы уж подумали, призраки вернулись. Что на тебя накатило?

— Пойдем, солдат, все будет хорошо, — пытался успокоить его Кутри, но Будор продолжал оплакивать пустоту.

— Дай я с ним поговорю, — нетерпеливо сказал Камдоб.

Колотун отодвинул монаха в сторону, подошел к соратнику и коротким размахом правой руки повалил того без чувств прямо в лужу.

— Лучшее лекарство, — пояснил он свое поведение, потрясая огромным кулаком.

Тут по другой тропе к острову подошел Черо. Вид у него был более чем довольный.

— Ты-то куда убежал, проводник? — недовольно спросил Холвет.

— Ква-ква, — ответил тот.

— Ясно, — вздохнула Ярнея. — Камдоб, дружище, еще один требует прикосновения твой исцеляющей длани.

— Со мной все в порядке, — молвил следопыт. — Я лишь передаю приветствие лягушек. Берег в ста шагах отсюда.

Черо не обманул, и вскоре путники снова вышли к чаще. Вынырнув из туманного облака, они застали западное солнце, что покрывало предзакатным золотом кроны деревьев. Они тихо выбрались на крутой берег и осмотрелись.

— Лес другой, — заметил Холвет, погладив кору ближнего ствола. — Молодой дубняк пустил корни в этой части долины. Может быть, она обособлена, и черные уроды здесь не водятся?

— Может, и так, — прокряхтел Камдоб, опуская наземь грузную тушу Будора. — Не важно. Мне все равно надоело боять… осторожничать. Пусть приходят и познакомятся с моим стальным другом. Поди, днем не такие страшные. Ночью, ладно уж, поумерю гордыню и влезу на дерево. А сейчас я страсть как измотан и идти никуда не желаю.

— Предлагаешь остаться у болота до утра? — с сомнением в голосе спросил Черо. — Наш мохнатый преследователь — охотник по натуре. Если он и будет продолжать поиски намеченных жертв, то именно здесь, на другом берегу.

— Милости просим! — солдат гулким ударом кувалды вновь напомнил земле о своем присутствии. — Отдохнем и полные сил мы встретим подобающе любого живого врага, если придется.

— Не нужна нам сейчас твоя безрассудная храбрость, Колотун, — Ярнея достала из колчана лучника стрелу и опробовала пальцем острие. — Эта сталь куда более скора на расправу, чем твоя, но даже не поцарапала зверя. А здешние тонкие дубочки он раскрошит в пару взмахов. Помни клятву, боец: «…Отвага сохранит жизнь брата, но лишь страх убережет свою собственную».

Онтао тем временем привел Будора в чувства холодной водой из родника неподалеку. Воин помотал головой и стал озираться в недоумении, пытаясь сообразить, что произошло. Выслушав объяснения брата, он резко вскочил.

— Я уже в порядке, — пошатываясь, он поправил шапку. — О-ох, моя голова!

— Переведи дух, дружище! — засмеялся Холвет. — И расскажи, какое лихо тобой овладело?

Воин опустил глаза, силясь вспомнить, что же понесло его ноги бегом по опасной тропе. Его лицо вдруг стало совершенно пустым. Тихо, будто издалека он заговорил каким-то чужим голосом, словно то был отзвук прошлого:

— Глаза могут обмануть в тумане, но там стоял человек. Кричать в болоте нельзя, усопшим нужна тишина — придется бежать. Бежать и спасать его! Он был растерян, искал выход. Один шаг мимо, и не выплывет: слишком тяжело снаряжение. Да, на нем шлем с холкой, в руках щит и двуострое копье, латы на теле и бедрах — это был сордонийский солдат. Значит, его отряд не погиб! Надо собрать выживших, доставить послание! Но солдат узрел тень, испугался, метнулся в туман. А кричать же нельзя… как же его остановить? Трясина остановила его, раз и навсегда. И надежда была потеряна, — Будор часто заморгал и опомнился. — Короче сказать, чертовщина какая-то привиделась. Если и был там кто, пускай сам себя спасает, у нас своих бед невпроворот.

— Видимо, был, — задумчиво молвил Кутри, — сотни лет назад. Сордонийцы ходили по этой земле в Старую эпоху, и я уверен, что ты о них даже не слышал.

Незадачливый солдат лишь развел руками.

— Не зря чудовище чурается этого гиблого места! — Ярнея бросила последний взгляд на болото и содрогнулась. — Больше и капли времени здесь не проведем.

По мере удаления от берега чаща заметно редела. На смену молодым деревьям приходили мощные и высокие дубы с кряжистыми корнями — таким нужно было больше места. В глубине леса, вдали от топи, жизнь вновь напомнила о себе пением поздних птиц, а затем и стрекотом сверчков. К сумеркам усталые путники не покрыли и десяти верст, однако духом они воспряли — лесной воздух быстро очистил разум от болотного яда. К тому же, долина не спешила их беспокоить. Трижды проводники уходили вперед на разведку и всякий раз возвращались без тревожных новостей.

Когда окончательно стемнело, путники остановились на ночлег на очередной поляне. Они без опаски развели огонь, ведь тьма не могла укрыть их от единственного врага, которого они боялись по-настоящему.

Сидя в тесном кругу возле костра, они перекусили скудными остатками пищи и молча наблюдали за игрой пламени. Веселье, что обычно царило в лагере по вечерам, сейчас казалось неуместным даже третийцам. Пережитое сегодня испытание надолго оставит след их в душах.

Сетар вряд ли сможет забыть, как пытался убить сам себя, но его воспоминания о болоте были не столь тяжки. Голова его была свободна для других мыслей, но по неизвестной ему причине они вновь неуклонно вели к Ярнее. Он успел увидеть ее с разных сторон за эти дни. Сила и грация, дисциплина и легкость — чем лучше он узнавал деву Бури, тем большее место она завоевывала в его сердце. И теперь ему довелось увидеть, как ранима и уязвима может быть эта мужественная воительница. Уязвима… мужчина способен противиться чему угодно, но не этому… Усилием воли Сетар погнал прочь влечение и вспомнил о другой.

Он чувствовал взгляд Кителии на себе, но всякий раз, как переводил на нее глаза, девушка уже смотрела на огонь. Он очень хотел извиниться перед ней… за все. Вроде больше и не за что было просить прощения, а хотелось. Однако все это подождет еще немного — есть дела поважнее.

— Скажи-ка, монах, вот что, — дружинник прервал молчание во всеуслышание. — Мучают ли тебя призраки?

Боковым зрением он видел, что остальные воины Ярости вперили в него напряженные взгляды. Сетар немного выждал и добавил:

— Призраки прошлого, я имею в виду.

Солдаты оценили его шутку, раздались короткие смешки, а кто-то облегченно вздохнул.

— Я чувствую большой боевой опыт за твоими плечами. Не противится ли твое естество священнослужителя твоим поступкам в солдатское время? Не противилось ли оно самой мысли пойти на службу? Помнится, ты задолжал мне рассказ о том, как тебя занесло в армию Ярости. Ты же работал в библиотеке и знаешь, что народ любит не только сказочных, но и летописных героев.

— Хех, вряд ли я попаду в летописи, друг, — улыбка Кутри обнаружила нажитые за неделю морщины в уголках его глаз. — Ведь история эта проста как Первая истина. Моим домом был один из монастырей близ города Вознесение, что на востоке Земель Покоя. Случилось так, что я ушел с посланием в соседнюю деревню, когда на него напали. Я вернулся и застал родную обитель разграбленной, а братьев — зверски убитыми. Как потом оказалось, это были солдаты Ярости с западной границы, которые недавно дезертировали с поля боя и стали разбойниками.

Пустота заполнила мою душу. Вместо мести или поиска нового монастыря я сам подался в разведку Ярости и отслужил без малого три года. Почему? Я хотел лично узнать, что может побудить человека встать на черную дорогу, даже если его путь начинается с обычной для Третии службы. Как видишь, мне не потребовалось много времени, чтобы это выяснить.

Правда, я нашел более простой способ уйти из армии раньше срока, нежели дезертирство: набил как-то раз обеденную утку воеводы дохлыми мышами. Глупцы решили, что жестоко наказали меня, лишив награбленного и всех будущих привилегий ветерана-разведчика Ярости.

— Ты напрасно прибедняешься, — сказал впечатленный Сетар. — История твоя не на зависть, но обычной ее никак не назовешь. Чего стоит одна эта проделка!

— Да, все мы отличились напоследок, — Холвет закурил и погрузился в приятные воспоминания.

Сетар окинул солдат вопрошающим взором, и Ярнея объяснила:

— Армию мы оставили все вместе, по сговору. Ты слышал о Несогласных? — дружинник помотал головой. — Неудивительно, это держалось в секрете. Несогласные — тайное объединение внутри Северной Ярости, в котором состояли солдаты, недовольные решениями деспотичных воевод. Там мы вшестером и узнали друг друга — вшестером и покинули службу.

— Как сказал монах, «нашли способ» завершить ее досрочно, — добавил Онтао. — И правильно сделали — поглядите, что сталось с армией севера теперь. А наш вольный отряд безнаказанно бороздит просторы матушки Третии, прикрываясь в случае чего ветеранством лучника.

Так и обстоит дело у нас. Но как насчет тебя, писарь? Твоя подруга, например, все уши прожужжала о «размеренной и скучной» жизни деревенской девушки, — Кителиа надулась и стала кидать в него желудями, но Малыш играючи увертывался и продолжал говорить: — Проводники, как истые морийцы, мало поведали о себе. Однако даже их мы, похоже, знаем лучше, чем свого наемщика. Холвет сказал бы «несправедливо!», ну а я лишь вежливо попрошу тебя поделиться с нами своим прошлым. Как у служаки, у тебя должна быть пара-другая интересных историй про запас. Хоть ты и дружинник.

Именно этого Сетар и ждал. Пришло время решиться. Он и так откладывал слишком долго. «Святые, как же рассердится Кителиа», — с грустью подумал он и сказал:

— Верно бы сказал Холвет: я был несправедливо скрытен. И сейчас, мне думается, справедливо будет рассказать то, что слышали обо мне из всех вас лишь проводники — заодно и разрешу их сомнения.

Солдаты с подозрением покосились на морийцев, а Будор подтянул шапку к затылку.

— Сомнения эти посеял Врио, ведь соврал не во всем. Знаете ли, правда звучит на редкость правдоподобно. — Остается гадать, откуда узнал он сам… Скажите, кто из вас слыхал о защите Черной Крепи?

— Спросишь еще! — Камдоб выпучил глаза. — Даже я слыхал! Две сотни солдат Дружины и Бури против целой темени! Жаль меня там не было… хотя тогда я еще был сопляком.

— Да, это наша гордость! — Ярнея мечтательно подняла глаза. — То был отголосок войны со степными правителями. Девять тысяч пеших и тысяча конных воинов восставшего Туруна Громового подошли к одинокому монастырскому замку на северной границе. Один порыв Бури и меньше ста дружинников — мятежник рассчитывал за день взять крепость, и ему открывался путь к беззащитным землям Храмтана. Но третийцы не пожелали сдавать ее без боя. Не убоялись они и вражеских Пылающих воинов, что умели обращать гнев в огонь. Дни и ночи они отражали натиск осаждающих — одну волну за другой. Через десять дней силы мятежников истощились, а дух пал — его сломило мужество и непреклонность защитников Севера. Однако Турун не мог смириться с поражением и сам возглавил штурм. Последние силы нападавших пробились за стену, а затем и в монастырь. И, быть может, сами упокоенные святые стали свидетелями того, как вожак Ярости снес окаянную башку Туруна, а третийцы разбили его головной отряд.

Немногие из наших пережили ту схватку — пара дюжин бойцов Бури и дружинников. Ходили легенды, будто они перед сражением пили волшебные снадобья или зачаровали латы, но на то они и легенды. Я сама знавала солдата, оборонявшего Черную Крепь. «Искусство и отвага в бою — вот и весь секрет!» — сказал он мне.

— Легенды и правда многое приукрашивают, — согласился Сетар. — Нас было почти пять сотен, а осталось четыре дюжины.

Все нахмурились, и Кителиа — больше других. Лишь Онтао весело хохотнул и потеребил дружинника за плечо.

— А ты тот еще шутник, оказывается, — молвил он, но встретил серьезный взгляд и засомневался. — Ты ведь пошутил, верно?

— Думаю, нет, — отозвался Ланво. — Впервые увидев его глаза, я понял: он видел и много свершений, и много боли.

— Чинуша из Холмов говорил нам, что он был одним из уцелевших, — Черо кивнул. — Только прибавил свою чепуху о Сердцееде — дескать, там, в монастыре, заправляли поклонники Смерти: они превратили солдат в чудовищ, что помогло им выстоять против армии.

— Все равно не верится! — настаивал Онтао. — Какой из тебя воин, ты же писарь и счетовод!

— В дальнем походе такие люди просто необходимы, — заметил Сетар. — Все десять дней я помогал воеводе раздавать приказы и ставить бойцов по стенам. Но когда мы последней сотней заперлись в монастыре, меня не спросили, что я люблю делать, а просто сунули в руки копье. Почему же выжил я, а столько славных воинов погибло? Ты знаешь ответ: выживает не тот, кто нанес удар, а тот, кто его избежал.

Он расстегнул робу на груди и показал небольшой, но глубокий ожог в виде солнца чуть ниже ключицы.

— Пылающие метили своим палящим взглядом прямо в сердце.

На лицах спутников застыло удивление, и только Кителиа опустила глаза в обиде. Ее можно было понять: столько лет она с ним знакома, но знает ли его на самом деле? Сейчас она поняла, что нет. Тем временем Будор поднялся с земли, присел рядом с Сетаром и похлопал его по спине своей длинной лапищей.

— Знаешь, дружинник, — сказал он. — Я теперь тебя зауважал.

С почтением смотрели на него и другие воины Ярости, даже немного тщеславная Ярнея. Сетару было приятно, и он корил себя за это. Ведь некогда он сам отрекся от своего прошлого, отрекся от права искать уважения за счет него. Но нынче судьба не оставила ему выбора.

Этим вечером, несмотря на усталость, путники засиделись за полночь и за оживленной беседой ненадолго оставили свои страхи. Дружеский разговор позволяет забыть о времени и месте.

Кителии же этим днем больше не заговаривала с Сетаром. Но один раз, когда они встретились взорами, девушка посмотрела на него с упреком… а затем, чуть улыбнувшись, закатила глаза и пожала плечами. «Ну кто еще может вот так легко взять и простить одним взглядом», — подумал он, и на душе стало посветлее.