Глава 18. Getaway (Погнали). Часть 1-я

— Хочешь выпить, Стэнли? Коньяк, бурбон?

— Нет, спасибо.

Самодовольная улыбка на лице Карло Моретти могла вывести из состояния равновесия кого угодно. Но я ощущал себя таким раздавленным физически и морально, что не мог даже толком разозлиться.

— Ну да, вы — ирландцы любите ирландский виски, не бурбон, как мы, итальянцы. Кажется, «Джемисон» — твоя любимая марка? У меня как раз есть бутылка. Будто я знал, что ты станешь моим дорогим гостем.

Всё в этом холёном мерзавце казалось безупречным, и манеры, и одежда: мафиозо с замашками британского аристократа. Костюм-тройка, идеально сшитый по фигуре из светло-серого твида. Длинный приталенный пиджак с контрастными лацканами и обшлагами тёмно-зелёного цвета, бархатный жилет с набивным узором. О стрелки на брюках можно было порезаться. В кармашке пиджака — кокетливый платочек под цвет галстука. Золотая печатка на мизинце, как я помнил, означала, что её обладатель — старший в семье, глава.

Гостиная, выполненная в сдержанной пастельной гамме, демонстрировала высокий статус хозяина и его прекрасный вкус. Деревянные панели светло-кофейного цвета обрамляли высокие, от пола до потолка, окна, сверху шли карнизы с изящным резным цветочным орнаментом. На тонком бежевом паласе стоял низкий и длинный, плюшевый диван бледно-лилового цвета.

Хрустальная ваза с лилиями, низкий деревянный хьюмидор, и отливающая золотом ручная гильотина для сигар, отражались в полированной столешнице овального журнального столика, как в зеркале. С потолка, разделённого выпуклыми резными деревянными балками под цвет всей обстановки, из незаметных ламп струился мягкий свет. И большой торшер с изломанной под углом основанием в стиле ар-деко

Моретти подошёл к встроенным в арочную нишу полкам с выставленными там пузатыми бутылками, достал одну. Плеснув золотистый напиток в низкий стаканчик с толстым днём, аккуратно поставил передо мной на специальную подставку. И с комфортом расположился, как на троне, в огромном кресле-бержер, с бежевой обивкой.

— Не холодно? Можно разжечь огонь, — он кивнул в сторону камина с большим квадратным зеркалом над ним. — Нет? Хорошо.

Я присел на диван, взял стаканчик виски, сделал пару глотков. Мягкий вкус, без привкуса дыма. По телу разошлись волны тепла, немного приглушив головную боль, но не досаду и распиравшее грудь раздражение.

— Ты думаешь, Стэнли, что компания Джонса производит нечто жуткое? — начал Моретти вкрадчиво. — Возможно и так. Но эти препараты не запрещены. Они не считаются опасными. А кое-кому они просто жизненно необходимы. Ими снабжают богему: музыкантов, артистов, художников, писателей. У них тонкая душевная организация. Им нужно расслабляться. Успокоить нервы.

— Жаль только, они не знают, какую цену за это заплатят потом, — буркнул я и закашлялся.

— Да кого это волнует?! Не будь дураком! Твоё желание вынести деятельность Джонса на суд общественности бессмысленно. Ты должны это понять! Без производства этих препаратов никакого «Golden Age» в Голливуде не случилось бы. Врачи делают всё возможное, чтобы актёр был в хорошей физической форме. И мог выйти на съёмочную площадку, чтобы сыграть свою роль. Сыграть хорошо, вдохновенно! Зажечь сердца зрителей! Барбитураты нужны, чтобы хорошо выспаться. Амфетамины, чтобы проснуться бодрым и активным. Всё это можно получить без проблем в главном здании Голливуда. Эррол Флинн и Джуди Гарленд, Тайрон Пауэр и Монтгомери Клифт, Ричард Бартон и Элизабет Тейлор. Всё они клиенты компании Ллойда Джонса. Без него они был остались никем!

— И Мэрилин Монро, — добавил я.

— Да, именно, — он качнул ногой. — Монро снабжает таблетками её друг Сидней Сколски. Они, можно так сказать, «друзья по таблеткам», — сардоническая улыбка осветила лицо моего собеседника, словно адское пламя.

— Но когда-нибудь это выплывет наружу, — сказал я. — Какая-нибудь мегазвезда умрёт от передозировки, и это выльется в чудовищный скандал.

— Значит, такова будет её судьба, — философски заметил он, и глаза его подёрнулись плёнкой, как у змеи, будто он представил неподвижно застывшую на кровати Мэрилин Монро с телефонной трубкой в руках, и это зрелище доставило ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

— А зачем тогда вам мои материалы о Джонсе? Если он не боится разоблачения? И если бы это было так, то почему меня подставили, упрятали в тюрьму, и я попал на электрический стул?

— Хороший вопрос. Знал, что задашь его. Но я объясню. Ты задел… как бы это сказать корпоративные интересы, — качнул головой Моретти.

— Тогда надо было предъявить иск. А не пытаться меня подставить.

— Иск был выдвинут, но ведь вы, журналисты, такой народ, — он шутливо погрозил пальцем. — Никак не угомонитесь. Вцепитесь, как акула и рвёте на части. Ради сенсации готовы на всё. Поэтому и пришлось припугнуть.

— Но не удалось. И тогда вы похитили племянницу Джозефа Шепарда и убрали своего племянника. На моих глазах. Великолепный метод устрашения.

Моретти сощурился и гортанно хохотнул, негромко, но так жутко, что холодок пробежал по моей спине. Он играл со мной как кот с только что пойманной и полузадушенной мышкой. Делал вид, что разговаривал на равных, и лишь давал советы, как старший, умудрённый жизнью человек, а не похититель моей невесты и убийца моего друга.

— Франко был паршивой овцой в нашем стаде. Он все равно бы получил своё. Раньше или позже. И кстати — да! — на лице Моретти расцвела широкая улыбка, смахивающая на волчий оскал. — Хочу показать кое-что. Где ещё может быть использован препарат компании Джонса.

Спустившись на лифте, мы попали в длинный коридор, где нас встретил невысокий, тощий и сутулый мужчина азиатской внешности в белом халате, шапочке. Маленькое личико было таким худым, словно кожу натянули прямо на череп.

— Мистер Вонг, продемонстрируйте нашему дорогому гостю вашу разработку.

— Да, мистер Моретти, — скрестив руки на груди, японец поклонился, без лести, подобострастия, скорее потому что привык это делать.

На уровне груди в выкрашенной зеленоватой краской стене коридора шло длинное окно. Вспыхнувший свет выгнал тени из углов каменного «мешка» метров пять на пять, смахивающего на больничную палату во второразрядной психушке. Грязноватые стены из пожелтевшей потрескавшейся плиткой, каменный пол с въевшимися в него подозрительными бурыми пятнами. С потолка свисала лампочка на шнуре, бросая тень на стену в виде петли висельника.

Вонг подошёл к стене с чёрным и ребристым прямоугольником динамика, нажал кнопку и приказал:

— Выводите испытуемых.

С тихим шелестом в стене напротив окна открылась незаметная дверь. Вошла комичная в своём несоответствии пара — рослый детина метра под два ростом в белом халате и тощий парень, абсолютно голый. Его вытянутое лицо совершенно ничего не выражало, глаза пустые и тусклые, как у покойника, смотрели куда-то вдаль, или скорее внутрь себя. Санитар вытащил большой стеклянный цилиндр с длинной иглой. Сделав укол в шею парня, как-то слишком поспешно выскочил за дверь.

Внутрь впихнули мужчину в полосатой робе. Выглядел он полной противоположностью голому доходяге — высок, крепок, широк в плечах, кулаки, поросшие чёрной густой порослью, размером с дыню. Воровато оглянувшись, он обнаружил тощего пацана у стены. Ухмыльнувшись, выхватил из кармана длинный нож. Подскочил. Замахнулся.

Но парень успел откатиться в сторону и лезвие, попав в стену, лишь выбило кусочки замазки из швов. И тут он забился в судорогах, засучил ногами, захрипел. Изо рта, пузырясь, пошла сиреневая пена, заливая пол. Он визжал, кричал, скрежетал зубами. И тело начало покрываться беловатой шерстью. Она лезла из него, словно седая трава на съёмке, которую ускорили во много раз. Лицо вытянулось в волчью морду, показались острые белые зубы. Ощерился. Теперь он смахивал на того самого оборотня, что напал на меня, когда я вышел из бара «Янкиз» на Ривер-авеню.

Мужик в робе попятился, побледнел, как мел. Глаза выкатились из орбит, а здоровенные руки задрожали и обвисли.

Прыжок. Лохматая тварь сбила его с ног. Смачно, безжалостно вгрызлась в тело, мгновенно превратив одежду противника в лохмотья. Они стали кататься по полу. Амбал бил и бил ножом, пока лезвие не сломалось. Отшвырнув его, выбросил руки вперёд, упёрся в пасть чудища. Руки поскользнулись на окровавленной шерсти и острые зубы сомкнулись на шее. Дёрнулся и обмяк, а мерзкая тварь с утробным урчанием начала рвать его плоть, пока не отгрызла голову. Схватив зубами за волосы, помотала, как тряпку, и зашвырнула в сторону. Подпрыгнув, как мячик, голова откатилась в угол, пару раз моргнула, чтобы так и застыть навсегда с выпученными от ужаса глазами.

Оборотень вскинул морду, торчащие сосульками клочки шерсти слиплись от алой крови, и зал огласил победный вой, леденящий, пробирающий до костей. Взгляд через стекло упёрся в меня, как ствол винтовки. Там осталось что-то человеческое — ненависть, боль утраты своего «Я», и радость, ликование от дарованной извне силы.

Тошнота прилила к горлу, пустой желудок едва не вывернуло наизнанку. Ноги ослабели, подломившись в коленях, пришлось опереться о стену дрожащей рукой, чтобы не упасть. Отдышавшись, я рефлекторно бросил взгляд через окно. Действие препарата закончилось. На каменном полу распростится тот же самый голый бедняга, но теперь с ног до головы перепачканный кровью. Он приподнялся и присел, поджав ноги, всё с тем же бездумным выражением на лице. Даже не взглянув на обезглавленное истерзанное тело своего противника в расплывшейся багровой луже, в которой розовыми комками плавали кишки.

— Ну как, впечатляет? — поинтересовался Моретти с гаденькой улыбкой, от которой тошнило не меньше, чем от мерзкого шоу, свидетелем которого я только что стал. — Очень эффективно и, главное, человек приходит в себя и ничего не помнит. А представляешь, как эта тварь будет терзать нежное девичье тело? Что ты на меня так смотришь? Если завтра мы не получим документы по делу Джонса, я отдам на съедение одной из этих тварей твою невесту. Понятно? — он бросил на меня многозначительный взгляд, словно намекал, что на месте чудища, которое разорвёт Лиз, могу оказаться я.

— Вы так ненавидите старика Джозефа? Он отомстит.

Моретти поднял правый уголок рта в гадливой усмешке, покачал головой, словно я сказал несусветную чушь.

— Ничего он не сделает. Этот старый мудак давно съел свои зубы. Нечего было совать свой длинный нос в наши дела. Имей в виду, Стэнли, не вздумай нас одурачить и покончить с собой, а перед этим сжечь материалы. Этим ты никак не улучшишь участь Элизабет Шепард.

Захотелось бросить ему в лицо, что я — не Кристофер Стэнли, а журналист из Москвы двадцать первого века и мне нет никакого дела до проблем Голливуда с его суперзвёздами-наркоманами. И мне глубоко плевать на тёмные делишки, которые обделывает втихаря компания Ллойда Джонса. Элизабет — не моя невеста, а Франко вовсе не друг. Но я ощутил себя так паршиво, как никогда. В голове вновь застучали громко и болезненно молоточки. Я так сжился с телом Стэнли, его проблемами, его друзьями и врагами, что не мог его предать.

— Я могу попрощаться с Лиз?

— С Лиз? — Моретти вытянул губы трубочкой и свёл вместе густые брови. — Можешь, конечно. Хотя ты увидишь её прямо завтра. Вернее, уже сегодня. Мои люди доставят тебя в клинику. Ты возьмёшь документы и привезёшь их мне. Обратно уедешь уже со своей невестой. И твои злоключения закончатся. Кстати, ты также можешь проститься и со своим другом Франко. Его похоронят в семейном склепе. Со всеми почестями. Он в часовне.

За розовеющем в рассветных лучах особняке, среди объятых багряным буйством осени платанов и клёнов, просвечивала часовня из белого камня. Я прошёл по дорожке, выложенной бежевыми плитами, и оказался у полуоткрытой двери. Пахнуло плавящимся воском больших красных свечей у алтаря, и сердце сжалось в тоске. Хотя само помещение не вызывало таких грустных мыслей. Сквозь витражи в стрельчатых окнах, изображавших Иисуса, деву Марию и апостолов, струился солнечный свет, ложился золотистым покрывалом на выложенную чёрно-белой плиткой дорожку, ведущую к алтарю, и два ряда кресел, обитых бордовым бархатом. В самом верху, у потолка на стене светло и радостно улыбалась Мадонна или дева Мария.

Но уныние вызывал длинный гроб из полированного красного дерева, стоящий тут же у алтаря. С открытой над лицом крышкой, которое прикрывала ажурная ткань, но меньше всего мне хотелось видеть сейчас его.

Медленно и печально плыли звуки автоматического клавесина, вызывая тошнотворное чувство безысходной потери чего-то очень важного в моей жизни.

На кресле у стены я заметил Лиз, чью болезненную бледность подчёркивал траур — чёрные брюки и пиджак, блузка из сиреневого шёлка. Я присел рядом и просто сжал Лиз руку. Она вздрогнула, медленно повернула ко мне голову, но смотрела сквозь меня, в глазах дрожали льдинками слезы. И меня вновь кольнула ревность — даже мёртвый, Франко пытался отнять у меня Лиз. И у меня не хватало мужества упрекнуть её в том, что она оплакивает мужчину, с которым могла изменять мне.

— Лиз, я сейчас отъеду ненадолго. Привезу документы, и мы уедем вместе, — я поднёс её безвольную руку к губам, поцеловал, ощутив, как кружит голову нежный цветочный аромат, смешанный с ладаном.

Меньше всего мне хотелось сейчас оставлять Лиз в лапах этого сумасшедшего гангстера. Мало ли что придёт ему в голову?

— Нет, Крис, уезжай и не возвращайся, — неожиданно горячо возразила Лиз. — Прошу тебя!

Впилась в меня взглядом влажно горящих глаз. А я ушам своим не поверил. Она сошла с ума?

— Это немыслимо! Даже думать об этом не хочу. Я уезжаю, — я попытался встать, но Лиз схватила меня за руку, усадив на место.

— Если ты вернёшься, они просто тебя убьют. Не волнуйся за меня. Не волнуйся. Я выберусь. Моретти ничего со мной не сделает. Он боится моего дядю. Подержит меня и отпустит.

— Да, чёрт возьми! — вспылил я. — Это самоубийство! Этот ублюдок только что устроил мне гнусное шоу. Оборотень убил человека на моих глазах. И Моретти пригрозил, если я не привезу бумаги, он это проделает с тобой! Я знаю, что это за мерзость! И не пытайся меня убедить!

— Дорогой, я понимаю, — Лиз сжала в своих ладонях мою голову, взглянула ласково, с такой жаркой нежностью, что могла растопить айсберг. — Ты переживаешь за меня. Но я не хочу, чтобы ты рисковал.

— Да ё-мое! Я понимаю, что ты сейчас не в себе, — прорычал я, ощущая, как в душе кипит раздражение, ревность, злость, досада. — Этот мерзавец приказал убить Франко, которого ты любила. Но это не повод, чтобы закончить здесь свой путь.

— Что? — она широко распахнула глаза, обдав меня ярко-зелёным светом, и тонкие брови взлетели вверх как крылья чайки. — Любила Франко? Ты в своём уме, Крис?! Франко только мой друг. Хороший друг, больше ничего. Я всегда любила только тебя. Как ты можешь… — голос у неё сорвался, и она отвернулась, прижав ладонь к лицу.

— Ну, прости, — выяснять отношения с девушкой, которую считал невестой, я посчитал свинством, да ещё вспоминать о дневнике, между страниц которого я нашёл карту в «Золотые пески» с надписью: «для моей бамбино». — Прости, — я повторил, приобнял её, легко касаясь бархатной кожи, стал целовать.

На шее под тонкой нежной кожей у неё пульсировала голубая жилка, и я легко прикоснулась к ней губами. И вновь на миг обрушилась ревность и зависть к сопернику, что лежал сейчас в гробу.

— Крис, не надо так, — сказала она уже спокойно, вздохнула так, словно на душе у неё лежал тяжеленный камень. — Как ты доберёшься в клинику?

— Моретти выделил для меня свой лучший катер — «Принцессу Лилит». Хвастался, что раньше он принадлежал какому-то арабскому шейху. Моретти его купил за какие-то бешеные бабки. Сказал, что домчат меня быстрее ветра до побережья. Ну, а потом довезут до клиники. Это займёт от силы пару часов.

— «Принцесса Лилит»? — она невесело, и как-то нарочито усмехнулась. — С какой помпой Моретти решил тебя доставить.

— Да, наверно.

Откровенно говоря, было плевать, на чем меня доставят в клинику. Главное — я безумно боялся оставлять Лиз одну, в этом особняке с лабораторией, где проводят жуткие опыты, делая из людей оборотней. Но перебрав всё варианты, я понял, что ничего не могу сделать. Только выполнить приказ Моретти.

Я обнял Лиз, крепко и нежно. И ни слова не говоря, вскочил, быстрым шагом направился к выходу. Лиз не окликнула меня, не задержала и я вышел наружу, выдохнув этот тяжёлый мрачный дух.

Здесь у входа уже поджидал один из бандерлогов Моретти — мужик в чёрном похоронном костюме. И я мог бы решить, что он так разоделся из-за траура по Франко. Но времена, когда гангстеры надевали костюмы в белую полоску, пиджак с подбитыми ватой подплечниками, уже прошло. Теперь их дресс-код включал лишь тёмный костюм с просторными брюками и приталенный пиджак. Вполне неброско и обыденно. Морда этого гангстера с квадратной челюстью, приплюснутым носом и маленькими глазками не выражала ничего, кроме абсолютной тупости и равнодушия. Приказал бы Моретти удушить меня, этот отморозок проделал бы это, зевая, с таким же унылым выражением.

Я шёл к причалу, размышляя о том, почему Лиз так настойчиво убеждала меня не возвращаться? Откуда у неё такая уверенность, что её кто-то спасёт? Неужели она всерьёз считала, что я мог оставить её беззащитную в лапах Моретти и смыться? Глупость.

Над горизонтом рассвет разметал золотые ленты на небе, и солнечные лучи робко коснулись, как струн арфы, волн пролива Лонг-Айленд Саунд, заставив заиграть нежную серебристую мелодию во славу нового дня. Ночной город на побережье не просыпался, а лишь менял один наряд на другой — ослепительно яркий, отдающий душным развратом на деловой и неброский. Гасли огни неоновых реклам, и в лёгкой голубоватой дымке высокие башни рисовались в бетонно-стальной наготе.

Несмотря на жуткую головную боль и отвратительное настроение, я всё-таки не мог не восхититься ждущей у причала «Принцессой Лилит», будто созданной гениальным скульптором. Я видел по телевизору, в журналах рекламу этих моторных лодок, которые только-только вошли в моду среди богемы. Но представить не мог, как шикарно они выглядели в реальности. Шедевр, соединивший три истинно натуральных ипостаси — дерева, кожи, и хрома. На корме золотой вязью шло название — «Princess Lilit», а на борту под рулевым колесом — «Riva» по имени итальянца Карло Рива, возглавлявшего компанию по производству этих катеров.

На отполированных как зеркало бортах из красного дерева резвились солнечные зайчики. Нос лодки был отделан хромом и деревом со светлыми полосками, что придавало особую элегантность. Мягкие кресла и диванчик в бежево-коричневой гамме с нетерпением ждали, когда смогут принять в свои объятья тела пассажиров.

Размером этот катер был раза в три больше того, на котором мы прибыли сюда с Франко. С кормы шла лесенка, также солидно отделанная полированным деревом. Поднявшись по ступенькам с резиновыми накладками, мы оказались на квадратной, утопленной на полметра внутрь корпуса, площадке, которая, кажется, создавалась для того, чтобы служить подиумом для позирования загорающих красоток в бикини.

За штурвалом, почти скрытый отливающим голубизной козырьком, нависавшим над передней частью лодки, сидел второй гангстер. Похудее и явно помоложе моего охранника, что привёл меня сюда. Он даже не обернулся на звук наших шагов. Так и сидел с идеально прямой спиной, уткнувшись в круглые циферблаты, смахивающие на старомодные будильники. Краем глаза я заметил только, что он чисто до синевы выбрит, в отличие от моего соглядатая, и в солнцезащитных очках.

— Поехали, Джон, — лениво обронил мой охранник, лениво похлопав по плечу рулевого.

Резкое тарахтенье мотора, будто включили газонокосилку, перешло в приятное мурлыканье, и катер, разрезая пластами изумрудные волны, помчался вперёд, оставляя позади себя трёхосный белоснежный хвост. Нас сильно трясло, так что, когда амбал вдруг грузно завалился мне на плечо, я с возмущением стал отпихивать его. Моя рука мазнула по чему-то влажному, склизкому. На груди бандита вокруг опалённых порохом чёрных дырок расплывались алые пятна. А краем глаза я заметил устремлённое прямо на меня дуло револьвера, чёрное, как безлунная ночь и длинное, как туннель.

— Фра-нко, — подобрав упавшую челюсть, протянул я, и совершенно по-идиотски добавил. — Ты жив?

В голове закружились картинки из фильмов, сериалов и книг об оживших мертвецах — зомби и особенно из сериала «Дом ужасов Хаммера» о злых двойниках, посланных силами Тьмы. Они отличались от реальных людей тем, что не умели говорить и на мизинце у них рос длинный ноготь.

Выглядел мой друг-итальянец превосходно. Я бы сказал, что передо мной сидел помолодевший лет на пять его двойник. С лица исчез жуткий жёлто-черный след побоев, а глаза сияли яркой и чистой голубизной, не потерявшей своей магнетической силы.

— Я потом тебе все расскажу, — Антонелли лучезарно улыбнулся, частично развеяв мой страх, всё-таки разговаривать он умел, и сунул револьвер в наплечную кобуру. — Обыщи его.

Остановив катер, Антонелли перебрался ко мне на заднее сидение и сам обыскал труп. Удовлетворено поцокал языком, вытащив из-за пазухи убитого бандита револьвер, вызвавший у меня в памяти строчки Маяковского «ваше слово, товарищ маузер» и образы красных комиссаров в кожаных куртках.

— Люгер. Отличная штука, — Антонелли повертел перед моим носом оружием с длинным стволом и ребристой рукоятью, и сунул его в карман. — Помоги мне.

Когда мы спихнули труп гангстера в воду, итальянец подмигнул мне:

— Мы сейчас вернёмся и захватим кое-кого. Не возражаешь?

Перебрался на переднее сидение, и резво развернувшись, мы понеслись обратно к острову. Остановив катер, Франко спрыгнул в воду и бросился к берегу, густо поросшему кустарником, а я, скрутившись в комок на заднем сидении, ждал со страхом, что на нас вывалится толпа наших врагов в чёрных костюмах и обрушит огонь своих томми-ганов.

Но вместо этого показалась хрупкая фигурка в чёрном. И Франко, выбравшись на берег, ринулся к ней. Девушка подбежала к нему, обвила за шею. Он обнял её, что-то сказал и нежно покачал, будто баюкал ребёнка, а я мысленно выругался про себя. Неужели меня оставили в дураках? И расстрел Антонелли был лишь мистификацией? Почему Лиз не сказала меня, что Франко заберёт её и увезёт из этого страшного места?

Они уже добрались до берега, прошли ещё полдюжины шагов и Франко помог Лиз взобраться по лестнице на корме. А затем сам, подтянувшись на руках, легко забрался на борт.

Лиз повисла на мне, мягко прикасаясь губами, и нахлынула горячая волна нежности и счастья, на миг затмив ревность и страх.

— Леди, — голос Франко прервал наше единение. — Пожалуйте сюда.

Он взял Лиз за руку, и отвёл к люку, рядом со штурвалом. Галантно поднёс её руку к губам и послал воздушный поцелуй, когда она скрылась внутри маленького помещения лодки. А сам уселся за штурвал.

Лихо развернувшись влево, мы помчались тем же путём, что прибыли сюда.

Дзынь. Дзынь. Я удивлённо обернулся, сощурился — нас обстреливали с двух катеров, поменьше наших, но, похоже, более шустрых. И вдруг поймал себя на странной мысли, что возмущён тем, что кто-то стреляет по лодке самого Карло Моретти. Ну не идиоты же они? Гребанные ублюдки!

— На пол! На пол быстро! — отчаянный вопль Франко заставил вжать голову в плечи.

И я бросился ничком под диванчик, где сидел, вжался в пол. Но потом не выдержал и осторожно выглянул.

Франко остановил катер, схватил лежащую у него в ногах винтовку и, перепрыгнув через меня, бросился на корму. Вытащил из цинковых коробок и разложил пачки с торчащими из них золотистыми патронами. Передёрнул затвор, приник к окуляру оптического прицела. Грохот очередью. Характерный звонкий щелчок — выскочила пустая пачка. И тут по телу прошла жаркая волна — совершенно отчётливо вспомнил, что легендарную винтовку М1 Garand, что держал в руках Франко, я видел раньше в играх — шутерах о Второй Мировой войне, но никогда вживую. И сейчас мог воочию наблюдать, как стрелок перезаряжает её, вставляя в отрытый затвор очередную пачку патронов. Приникает к окуляру, нажимает на спусковой крючок, вызывая огненный шквал. Это выглядело так завораживающе прекрасно, приводило в экстаз, что я забыл об опасности. Лишь благоговейно следил за профессионально чёткими действиями стрелка, мысленно повторяя его движения.

— Стэн, дуй за штурвал, — голос Франко вырвал меня из мечтательной задумчивости. — Шуруй до яхт-клуба Пэлхем. — махнул рукой влево. — Давай!

Я перебрался на переднее сидение. Управлять катером я умел, но современным, а эти приборы, смахивающие на будильники из 50-х годов, привели меня в замешательство. Но тут что-то щёлкнуло в голове, будто включилась какая-то другая память и я уверено потянулся к ручке газа.

— Погнали! — скомандовал Франко.

Я рефлекторно обернулся, заметив, что один из катеров наших преследователей, ближе к нам, беспомощно качается на волнах. Видимо, Франко, сумел «снять» рулевого, хотя по моим прикидкам до лодки было метров сто. Пачек с патронами рядом с Франко сильно поубавилось, и теперь они лежали золотистой горкой, а итальянец заряжал их по одному.

Оставив слева остров Дэвис, мы понеслись на лежащий прямо по курсу охваченный золотом и багрянцем остров Гус. Впереди уже показалась в виде буквы «С» широкая песчаная отмель острова Глен.

Но наши преследователи не отставали от нас, поливая нас смертоносным дождём, с глухим звуком пули вонзались в деревянную плоть нашего катера, что доставляло мне почти физическую боль.

— Обогни остров и заверни в гавань, — крикнул Франко. — Ага, вот здесь. Глуши мотор.

Мы свернули в бухточку острова Глен, пронеслись вдоль изгиба каменистой береговой линии, распугав важно расхаживающих там бакланов, и я вырубил мотор. Захватив винтовку, Франко спрыгнул в воду и перебрался на правый берег, спрятавшись среди камней.

Через пару минут оглушительно ревя, подскакивая на волнах, влетело два катера, понеслись ко мне, и затормозили. Один развернулся вокруг своей оси, оставляя вспененные буруны. А другой подплыл ко мне под правый борт и с него перебралось пару парней.

— Руки подыми, — бросил один из них, толстяк с круглым оплывшим лицом и двумя подбородками, хотя я считал, что в гангстеры берут только поджарых и мускулистых — штампы голливудских фильмов.

Второй парень со здоровенным рубцом, идущим от левого глаза, по щеке до шеи, начал обыскивать меня.

— Пусто, — прохрипел он едва слышно, видать, когда-то точный удар ножа почти перебил ему связки.

— Отлично, — толстяк даже не улыбнулся, но с каким-то озлоблением на лице изо всех сил врезал мне под дых.

Пронзила острая резкая боль, разошлась по всему телу. Я охнул, согнувшись пополам.

— Где Элизабет Шепард? Я вопрос задал! Где? Что молчишь ублюдок?

— Она там, на берегу, — я слабо кивнул вправо, наливаясь злостью на Франко, который сидел молча в своём укрытии и ни черта не делал.

Толстяк приказал двоим отправиться на берег, а сам остался стоять напротив, не сводя с меня глаз.

Парни со второго катера спрыгнули и, загребая воду ногами, медленно направились к берегу.

Прогремели выстрелы. Один из гангстеров, тощий и длинный, замер, бросил удивлённый взгляд в нашу сторону, как при замедленной съёмке, попытался поднять автомат, но упал носом в воду, с шумом подняв волну. Второй подпрыгнул, как на пружинках, бешено закрутился на месте, пеня воду вокруг. Лихорадочно огляделся по сторонам, решая куда бежать. Но выстрел ударил его в лоб, опрокинув на спину. Раскинув руки, он свалился навзничь, дёрнулся пару раз и затих, устремив в небо удивлённо раскрытые глаза.

Толстяк выпучил глаза, выхватил из-за полы томми-ган и обрушил беспорядочный огонь на берег. Чпок. Что-то горячее и мокрое плеснуло мне на лицо, и я рефлекторно зажмурил глаза. И словно кто-то сбросил на палубу тяжеленный мешок с картошкой. Катер качнулся вперёд, просел, потом ушёл назад, подскочив, будто на высокой волне.

Когда протёр глаза, всё было уже кончено. Обмякший кулём толстяк, подвернув короткие ножки-тумбы, привалился к сидению. Верхнюю половину черепа разнесло начисто. Кровь залила нижнюю часть лица, растеклась алыми кляксами по белой рубашке. Закапала на пол под панелью управления. Другой бандит безвольно свесился, как тряпичная кукла, с борта.

Гангстер на втором катере, лежа на правом боку, хрипел, пуская кровавые пузыри, загребал что-то правой рукой, царапал по обшивке палубе ногтями.

А я устало опустился на сидение, опустив голову. И вдруг подскочил как ужаленный. Лиз! Я совершенно забыл о ней. Ринулся к люку, открыл его и заглянул внутрь.

— Лиз! Лиз! — заорал я не своим голосом, пытаясь перекричать шум в собственной голове. — Ты жива?!

Девушка молча выбралась наружу. Выглядела хреново — лицо серое, с оттенком нежно-салатового цвета, глаза впали, под ними залегли фиолетовые тени. Пока мы горными козлами прыгали по волнам, убегая от погони, бедняжку здорово укачало. Пошатываясь, как пьяная, она проследовала мимо меня, спотыкаясь и чуть не падая. И не обращая внимания на труп гангстера, свесилась с борта. Закашлялась, её стошнило.

На берегу из-за высокой кучи камней высунулась кудрявая голова Франко, он помахали мне рукой. А я в ответ сделал большой палец вверх — мол, отличная работа. И только тогда итальянец показался весь, закинув винтовку на плечо, зашлёпал по воде. Резкий звук выстрела разорвал воздух, и последний из наших преследователей отошёл в мир иной. А Франко запрыгнул на борт.

Лиз уже сидела на диванчике, обняв себя за плечи, будто мёрзла, но, увидев итальянца, слабо улыбнулась. Он опустился рядом, прижал её к себе одной рукой. А она положила ему головку на плечо и будто бы заплакала. Пару раз тряхнула плечиками.

Потом итальянец без стеснения разделся, оставшись только в шортах-боксерах, продемонстрировав вызывающие зависть рельефные бицепсы, крепкие ноги и густо заросшую кудрявой порослью грудь, на которой висел кулон ордена Чёрного Дракона. Аккуратно вылил из ботинок воду, выжал её из брюк и рубашки. Разложив на палубе, разлёгся позагорать. Жмурясь, как кот после миски жирной сметаны, подставил лицо не по-осеннему теплому солнышку. Губы нервно подёргивались, выглядел он явно уставшим, но совершенно безмятежным, будто отдыхал после трудов праведных, а не убийства дюжины человек.

Но я ловил себя на бесстыдной мысли, что смотрю на него с благоговейным восхищением и острой завистью мальчишки, который только что увидел великолепную работу снайпера. Чем Антонелли отличался от Моретти? Да ничем! Только босс мафии убирал людей чужими руками, а Франко делал это собственноручно, используя виртуозное умение метко стрелять.

— Надо сматываться, — сказал я. — Наверняка сюда заявятся копы.

— Вряд ли, — зевнул Франко, приподнявшись на локте, оглядел катер. — Ты прибери пока тут. О’кей?

Возмущаться я не стал. Подхватив под руки труп толстяка, ставшего тяжёлым, как слон, оттащил к борту и сбросил вниз. С громким плеском тот ушёл в воду. Так же я расправился и со вторым гангстером. Достав из каюты жестяное ведро и швабру, начал смывать кровь.

Лиз уже почти пришла в себя. Прошла мимо меня в каюту, и я услышал, как она включает там воду. И вспомнил, что мне тоже не помешало бы вымыться. И когда девушка вышла, нырнул в люк.

Тесное помещение содержало маленькую, в половину обычной, овальную раковину с хромированным краном и койку, заправленную клетчатым пледом. Отшатнулся, увидев сине-красно-фиолетовую физиономию с горящими глазами и висящие сосульками волосы. И лишь спустя пару секунд, осознал, что вижу себя в зеркале, прикреплённым над раковиной. Маленькая тусклая лампочка, торчащая из стены, сотворила из меня настоящего зомби, измазанного кровью и мозгами.

Когда я выбрался из каюты, Франко уже оделся, и о чем-то мило болтал с Лиз. Щёчки у неё порозовели, она повеселела и даже улыбалась, что вызвало у меня вновь прилив неконтролируемой ревности.

— А, ну ты сейчас получше выглядишь, — ухмыльнулся Франко, заметив меня.

Я ничего не ответил и лишь хмуро опустился на переднем месте пассажира, сложив руки на груди, показывая, что теперь рулевым должен быть Франко.

Итальянец мягко пожал Лиз руку, на мгновение поднёс к своей щеке и перебрался на левое переднее сидение. Мотор застрекотал, и, рассекая волны, мы рванули с места. Обогнув справа остров Глен, оказались в гавани Лоуэлл. Пришвартовавшись к пирсу, Франко выскочил и примотал канатом катер у тумбы.

Мы отправились на стоянку, где Франко оставил свой «форд». Пока шли по дорожке, петляющей между клёнов, сгорающих в багряном безумстве осени, я раздумывал, стоит ли мне вернуться в клинику или всё-таки вначале вместе с Франко доставить Лиз старому Джозефу.

— Bastardo! Cazzo di caccare! Figlio di putana!

Резанула по ушам экспрессивная ругань по-итальянски. Франко в два прыжка оказался рядом с машиной, с раздражением вытащил из-под дворников длинный желтоватый листок и вновь матерно выругался.

— Porca Рэндольф! Сын шлюхи! Убью, ублюдок!

На заднем колесе «форда» я заметил блокиратор — круглую пластину, выкрашенную жёлтой краской, по которой криво чёрной краской было нанесено: «Департамент полиции Нью-Йорка».