Глава 1

Сможешь ли ты поверить всему, что я скажу? Не знаю, да и смысл совсем не в этом. Ты просто хочешь узнать, что произошло. И что произойдет. Возможно, ты подумаешь, что твой собеседник странный. Некоторые люди говорили мне об этом. И хорошо, что я это понимаю. Хорошо, что имею саму возможность понять эти слова. Ведь в противном случае, дела были бы плохи. Печально, когда человеку говорят, что он странный и он в это не верит. Отрицает и для себя, и для других. Тебе тоже наверняка встречались такие люди.

Снова болит голова. От холода. Это бывает очень неприятно. Все из-за мокрого капюшона. Извини, что я такой грязный. Уверен, что источаю жуткие запахи. Но я этого почти не чувствую. Это хорошо для меня и неудобно для тебя. Эва сказала, что скоро боль пройдет. Я видел ее вчера, и она выглядела прекрасно! Так стильно, несмотря на то что она еще ребенок. Узкое платьице, белые кеды и чистые воздушные волосы. Когда мы встретились впервые, она была совсем другой.

Тогда стояла поздняя осень. Зябкая, промозглая и сырая. Я медленно ступал по городской улице, хаотично гоняя в голове быстроисчезающие мысли. Сквозь звенящий гул, пробивалась и кружилась в голове неизвестная медленная липкая мелодия. Все пространство вокруг заполнял желтый свет мокрых октябрьских листьев. Они расплескались волнами по тротуарам и газонам. Их брызги были везде: на автомобилях, скамейках, заборах, даже на серых стенах зданий. Их не было только там, где они должны быть. Голые темные скелеты деревьев тянулись к небу, извивая свои тощие несуразные конечности в разные стороны. Кусты, огромными испуганными ежами, зарылись в землю и в обороняющейся стойке выпячивали иглы наружу. Среди них и этого теплого манящего желтого моря иногда попадались бурые и красные холмистые островки. Ядовито-красные. Они резали взор, пробираясь дальше в мозг и просачивались куда-то глубже, возможно в душу, вызывая там противоречивые чувства.

Но я просто шел, игнорируя всю информацию изнутри. Завернув за угол очередного здания, я увидел ее. Маленькая худая девочка, лет восьми, в мокрой серой курточке и черных мягких штанишках. Она сидела на ступеньках у входа в какой-то небольшой магазинчик. На ее ножках не было обуви, были лишь толстые вязаные носки. Думаю, изначально они были такими же желтыми, как и листья вокруг, но сейчас они больше походили на блеклый грубый камень и казались несуразно большими по сравнению с ребенком. Будто она нацепила на себя ступни от памятника какому-нибудь поэту. Я перевел взгляд на лицо. Тусклое, худое, с пепельными тонкими бровями и двумя угольками глаз. Они смотрели вперед и не шевелились, переливаясь отблесками света. Несколько пучков прямых темных волос выбивались из-под растянутой широкой красной шапки. Это был обычный, тот настоящий красный цвет, который и должен быть. Нежный и спокойный. «Красный?».

Мой мозг, мои чувства и сознание начали стремительно приходить в тонус. Меня резко вытолкнуло в реальность.

— Так тихо, — сказала девочка, не шевелясь и все так же глядя куда-то вдаль.

Ее голос показался мне очень знакомым и родным. Негромкий, но отчетливый.

— Что? — переспросил я, подойдя ближе, но она оставила вопрос без ответа.

«Тихо?». Гула и мелодии в голове уже не было, и я начал прислушиваться. Действительно, было очень тихо. Ни птиц, ни техники, ни ветра, даже моросящий мелкий дождь был беззвучным. В этой пустоте ясно существовали лишь какие-то уютные хаотичные потрескивания. Я перевел взгляд туда, куда смотрела девочка. На другой стороне дороги догорал первый этаж невысокого здания.

— Они больше не пекут багеты, — продолжил нежный детский голос.

Я смотрел на обугленные останки этажа, разбросанные вокруг него кирпичи и торчащую кое-где арматуру. Второй этаж был черным от копоти, стекол не было, деревянные оконные рамы вырвало наружу. Странным казался этаж выше. Третий. Полностью целый, без каких-либо следов разрушений. Бежевые стены, на фоне пожарища, выглядели белоснежными, будто только отремонтированными. За чистым прозрачным стеклом одного из окон рос высокий цветок в красном горшке. Было понятно, что его давно не поливали, так как лепестки уже засохли и стали серо-желтыми. Но сверху все еще пробивался к свету один молодой зеленый лепесток. Небольшая жалость к нему прокатилась по сердцу. Он ведь еще не знал, что все обречено. Хотя может он это чувствовал.

«Багеты? Какие багеты?». Я обернулся на девочку, с желанием узнать, что она имеет ввиду, но сразу заметил вывеску позади нее. «Пекарня». В ней не хватало нескольких букв, а сохранившиеся были изрядно потрепаны. Но хорошо сохранился объемный пластиковый багет рядом с надписью.

— Да, милая, здесь нет еды, — сказал я и присел рядом с ней на ступеньке.

— Ты помнишь, какие они? — спросила она.

— Помню… — вздохнул я.

Действительно, багеты, а с ним и батоны, булки, всяческие пирожки и рогалики, да и просто обычный черный хлеб остались только в памяти. Их я не ел и не видел уже давно. При резком воспоминании о том, чего не было на протяжении долгого времени, твоя память выдает набор вкусовых и ароматических посланий. На мгновение показалось, что здесь царит запах свежеиспеченного хлеба. Он будто доносился оттуда, из этой пекарни и окольцовывал нас круговоротом.

— Ты чувствуешь этот запах? — неожиданно спросила девочка.

— Да, — ответил я, удивившись ее проницательности, — почувствовал, но совсем ненадолго. Он ускользнул от меня.

Я попытался снова уловить аромат, но все было тщетно. Несколько минут мы сидели молча.

— Как тебя зовут? — пришлось прервать затянувшееся молчание.

— Эва.

— Эва? Красивое имя. Эва — это Эвелина?

— Нет, просто Эва. Как Ева, только Эва, — сказала она и, наконец, повернула голову на меня.

Я увидел, как ее губы совсем чуть-чуть изогнулись в желании улыбнуться.

— Ясно. Эва. Что ты здесь делаешь? У тебя есть родители?

Она замолчала и снова уставилась вперед. Я не стал донимать ее другими вопросами. Мы просто сидели вдвоем и смотрели на догорающий огонь напротив. Он стал чистым, обтекаемым, без копоти и без резких скачков. Красные языки сливались в танце с желтыми. И это сочетание цветов не отторгало от себя, оно завораживало. За пламенем, в разрушенном пространстве этажа, была сплошная темнота. Она, как пасть неведомого зверя с каждой секундой все больше и больше пожирала эти теплые всполохи, а ее дождливые слюни обволакивали его трещащий звук.

— У тебя что-то не так с головой, — произнесла Эва.

Эта фраза заставила улыбнуться и посмотреть в ее глаза, но в них не было ни малейшего намека на двузначность этой фразы. Девочка ясно смотрела в сторону моего виска.

— Просто вымазался, — я поднес ладонь к голове.

Проведя по волосам и виску, почувствовалась неприятная боль. На пальцах осталась грязь, с примесью того самого едкого «красного».

— Ничего страшного, — продолжил я, вытер висок рукавом и указал на ее носки, — давай найдем тебе какую-нибудь обувь получше этой.

Я улыбнулся ей и она, посмотрев на свои «ботинки поэта», улыбнулась в ответ. Мы спустились со ступенек и начали движение вдоль улицы. Зверь слизывал последние крошки огня в здании и вокруг тоже становилось темнее. Дождь усиливался.

— Нам нужен магазин обуви, — я попытался вспомнить, где поблизости он может быть.

— Смотри, вон дом, пойдем туда, — сказала Эва и указала в сторону.

Там, среди разбитых зданий стояла жилая полуразрушенная пятиэтажка с треугольной красной крышей. Было видно, что она раньше не горела и в ней были открыты доступы к лестничной площадке. За окнами невозможно было ничего разглядеть.

— Не думаю, что это хорошая идея, Эва. Там наверняка все разграбили. А то, что не разграбили лежит за семью замками. Да и к тому же, зачем тебе старая обувь, когда можно найти новую.

— Там будет тепло, — сказала она, не отводя взгляда от этого дома.

— Давай мы найдем сначала обувь, а потом пойдем греться. Хорошо? — предложил я. — Мне кажется вот там, за углом был обувной магазинчик.

Мы прошли еще несколько десятков метров, свернули в низкую арку под зданием и очутились в темном дворике. По бокам росли еще не осыпавшиеся ивы, маленькие окна низких сооружений покрывали решетки, над крышами в глубине серого неба виднелся черный крест храма.

— Вот видишь, память меня не подвела, — я указал на вывеску «Веселый ботинок», перед которой кто-то черной краской от руки написал приставку «НЕ», — не просто магазин, а магазин именно детской обуви. Новую взрослую сейчас не так-то легко найти, а детскую — запросто!

Я пытался шутить, но девочка даже не улыбнулась. Наоборот, она стала намного серьезнее.

— Что случилось, Эва, с тобой все в порядке?

— Не ходи туда, — произнесла она.

— Почему? Пойдем, сейчас мы подберем тебе размер, думаю здесь еще не все вынесли.

Но девочка настаивала на своем:

— Мне не нужны ботинки! — чуть повысив голос сказала Эва и пристально смотрела на меня.

Не ожидая это услышать, я некоторое время не знал, как быть. Вновь нас окутала тишина, рассекаемая монотонным звуком шелеста деревьев.

— Послушай, если ты боишься, подожди здесь, я схожу один. Какой у тебя размер? — я согнулся и приложил ладонь к ее мокрой грязной ступне, чтобы приблизительно измерить длину. — Все, жди меня здесь.

Но Эва схватила меня за рукав.

— Не ходи! Это не наше!

— Эва, я не собираюсь заниматься мародерством. Да, это не наше, но сейчас это ничье. Это все вообще завтра может сгореть. Я возьму только одну пару теплой обуви для тебя. Тебе нужно поддерживать свою жизнь. Ты же видишь, где мы очутились. И это не наша вина. Я не хочу, чтобы ты замерзла.

Девочка впилась своими пальчиками в мою руку еще сильнее и начала тянуть к себе:

— Пойдем туда! — громко прошипела девочка и снова указала на пятиэтажный дом, смутно проявлявшийся через арку.

По мне пробежал озноб ужаса, и я резко одернул руку.

— Кто ты, Эва? Зачем мы должны идти в этот дом? Это твой дом? — нервно спросил я, но не дождался ответа.

Она прожигала меня глазами, но в них не было ни злобы, ни лукавства. Это был обычный маленький бедный ребенок. Дрожь прокатывалась по ее телу волнами. От холода или от страха. Ее ноги стояли по щиколотку в тягучей склизкой осенней массе. Я перевел дух и немного успокоился, поняв, что перегнул.

— Не бойся, жди здесь. Через три, максимум пять минут я выйду.

Повернувшись к магазину, я успел сделать пару шагов, перед тем как она бросилась на меня и схватила… в объятия, крепко прижавшись. Я чуть было не ударил ее от испуга, но вовремя осознал, что произошло. И так же крепко обнял ее.

— Я буду ждать тебя, — еле слышно сказала она мне и отпустила.

У меня подкатил ком в горле, и я не смог ничего ответить. Повернувшись, я подошел к трещине в стене и протиснулся внутрь, в небольшое темное помещении с полками. Здесь пахло устоявшейся сыростью, на полу были разбросаны коробки, некоторые стеллажи были сломаны. С другой стороны зала виднелась рваная дыра в крыше, где капала вода, как в пещере, отдаваясь тонким эхом. Тут еще осталась кое-какая обувь. Я начал рыскать среди коробок, открывая их и проверяя содержимое. Лишь в немногих коробках попадались туфли и ботинки, но они были летними. Я отставлял их отдельно, на случай если ничего не найду из зимнего. Через минуту зрение привыкло к темноте и обнаружило дверь, вероятно ведущую в кладовую. Я дернул ручку, и она с резким скрипом приоткрылась. Здесь было меньше хаоса, коробки стояли стопками, лишь парочка валялись на полу. Искать меховые ботинки пришлось наощупь. Спустя какое-то время нашлись подходящие по размеру. Надеясь, что они темные, а значит менее заметные, я вышел из кладовой и в полумраке стал всматриваться в них. Голова снова начала ныть. Я решил закрыть глаза и на секунду расслабиться. Со стороны улицы, донесся еле различимый гул. Он постепенно нарастал. «Мотор. Машина!». Тревога разлилась по телу. Звук неумолимо приближался. «Эва!». Я было побежал к выходу, но задел твердый угол лавочки и ощутил резкую боль в колене. Глухим стоном пришлось приглушить вырывающийся из горла крик, а про себя выругаться на наличие в детском магазине острых углов. Добравшись все же к щели в стене, я выглянул наружу, намереваясь позвать девочку к себе. Но ее не было на прежнем месте. Сквозь гул мотора проявлялись мужские голоса. Они были недалеко и уже можно было расслышать некоторые слова. Движение происходило на той улице, с которой мы свернули в этот двор. Машина, видимо, ехала рядом с ними и свет фар все ярче освещал бока арки.

— Эва! — негромко произнес я и осмотрелся.

Ветви ив тихо покачивались и роняли вниз большие дождевые капли, которые врезались в черные лужи, с отраженным в них перевернутым крестом на шпиле.

— Эва, ты где? — произнес уже шепотом.

Она исчезла. Я надеялся, что девочка убежала прятаться, а не пошла в их сторону. В свете фар увеличивались две тени. Через несколько секунд они должны пройти мимо арки. Я замер и старался дышать беззвучно, ожидая пока они скроются.

— Он здесь! — громко сказал грубый мужской голос и остановился у входа в арку.

Внутри меня все сжалось, заколотилось сердце, конечности бешено затряслись.

— Да, здесь, — подтвердил снова голос и фигуры начали заходить в арку.

Испытывая шок, мое тело невольно скрылось в темноту помещения и проплыло вглубь магазина. Нужно было идти на носочках, но ступни сковало от страха, и они не желали сгибаться. Как потрепанный временем старик, я медленно пробрался в кладовую. Позади, в окна уже направлялись лучи света от фонарей, рассекая собою мрак. Помня о скрипе двери, мне пришлось оставить ее полуоткрытой, и прижаться к стене.

«Чертова девочка! Как я мог купиться на это? В городе, где практически нет людей, ребенок в носках. Черт! Какой же ты идиот!». Я корил себя за то, что не выбежал на улицу и не скрылся от них через двор. Автомобиль проехал сквозь арку и включил дальний свет. В помещении стало светло и даже в этой каморке можно было различить детали. Я посмотрел на противоположную стену и меня тряхнуло… Из полумрака на меня смотрел тощий бородатый человек с окровавленной длинноволосой головой. Виски застучали канонадой, пальцы онемели от жгучего холода и меня подкосило в бок. Человек сделал такое же движение, и я быстро понял, что это мое отражение. Передо мной во всю высоту располагались зеркальные створки шкафа. В этот момент раздался громкий звук удара во входную дверь. Она не оказала никакого сопротивления нежданным гостям и с грохотом распахнулась.

— Добро пожаловать нам! — грузно ступили внутрь твердые подошвы. — Веселый ботинок? Что за идиотское название?

— Это магазин для детей, Сан, — спокойно ответил второй голос, помоложе.

— Все равно, идиотское.

— Как знаешь, — не стал перечить молодой, и продолжил, — где искать то?

— Где-то здесь.

Они звучно шагали по магазину, разбрасывая все на своем пути. Я попытался медленно приоткрыть шкаф. Створка тихо отъехала в сторону, и я протиснулся внутрь, раздвигая собой какую-то одежду на вешалках. Одна из них предательски соскочила со своего места и глухо врезалась в пол. Я быстро закрыл за собой шкаф, покрывшись холодным потом. Они не должны были меня услышать среди своего грохота, но голос помоложе сказал:

— Мы здесь не одни.

— Да, я заметил, — серьезно ответил ему Сан.

Через мгновенье раздалась оглушающая автоматная очередь и пули начали хаотично впиваться в стену кладовой, где я стоял минуту назад. Одна из них, срикошетив, разбила нижнюю половину зеркала. Я быстро присел в угол шкафа, подальше от этой дыры и закрыл руками голову. «Все, я в ловушке». Выстрелы резко прервались.

— Да ну тебя за ногу, Сан! Угомонись! Она тебе мешала?

— Не очень, — ухмыляясь, буркнул в ответ его напарник.

— Ну так какого черта ты палишь? Ты же видишь, что она еще маленькая.

— Не такая уж и маленькая, — ответил грубый голос.

— Ты знаешь, почему она здесь, Сан? — спокойно спросил молодой и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Потому что здесь есть кожа.

— На улице тоже ее полно.

— Нет. То, что на улице, она, видимо, считает отребьем, вторым сортом, — проговорил его собеседник, — к тому же просроченным и хранящимся в неправильных условиях. Здесь же, как в ресторане, все приготовлено лучшими шеф-поварами, выдержано и подано в прекрасной сервировке.

Я не мог сообразить, о ком они говорят. Боль в висках уже невозможно было терпеть, пришлось сжать голову в тисках ладоней, сильно сомкнув веки. По запястью медленно засочилась теплая струйка. Я балансировал на грани потери сознания, но адреналин страховал меня на краю этой пропасти.

— Куда она делась? — спросил Сан. — Я же ее пристрелил.

— А я тебе давно говорю: из тебя стрелок, как из меня балерина, — подшутил второй.

— Негодяй. А кто ты, если не балерина? Я когда-нибудь найду тебе эту юбку, как ее… — он попытался вспомнить название элемента экипировки балерины.

— Ага-ага, давай, ну-ка, — подтрунивал собеседник, — юбку? Балеринскую юбку? Да?

— Вот подлец, — так и не вспомнив, завершил разговор грубый голос.

Они продолжили рыться в коробках, как и я минутами ранее, продвигаясь все ближе к кладовой. «Они ищут не меня». Приоткрыв глаза, я начал всматриваться в дыру, на месте которой раньше было зеркало. Разряженный свет в ней сменялся плавными тенями, а частицы пыли медленными струйками стекали вниз. Неожиданно в это пространство вклинилась небольшая тень. У входа в шкаф появилась черная крыса. Часть ее головы отсутствовала, а задняя лапа тянулась бездейственно по полу, оставляя за собой едкий красный след. Крыса проползла через освещенный участок и скрылась в противоположном затемненном углу. Я стал молить, чтобы она не поползла ко мне и переставил свои ноги для возможной защиты.

— Смотри-ка, а у тебя еще не все потеряно, — совсем близко от кладовой, произнес молодой голос.

Второй человек сделал несколько шагов, приблизившись к напарнику и радостно сказал:

— Ха! Понял! Учись как надо! Жертва оставила за собой улики!

— Улики оставляют преступники, Сан. И в данном случае это ты. — ответил ему молодой. — Твоя подружка скрылась в этой каморке. Кстати, возможно, это склад, проверь там эти чертову обувь.

Огромная фигура вошла в кладовую, загородив собой большую часть света и оказалась в метре от меня за зеркалом. Сан, тяжело дыша, начал перебирать коробки. «Зачем им ботинки? Неужели я взял то, что они ищут? Почему? Что в них такого ценного?». Но через полминуты здоровяк выкрикнул:

— Янг! Кажется, нашел!

Он взял коробку и вышел за дверь. К нему с вопросом подошел второй:

— Тот размер?

Они проверили содержимое и голос помоложе добавил:

— Да, это то, что мы ищем. Именно такую безвкусицу он носит. Ты бы надел такое, Сан?

— Я что полный идиот носить такое?

— Ну не полный, просто неумеренно питающийся. — сказал Янг. — Мне тоже не нравится такой фасон, что люди в нем нашли? Дизайнеров этой ереси нужно расстреливать на месте. Ладно, пошли.

Они стали удаляться, и я смог выдохнуть.

— Заметь, даже крысам не нравится такая дрянь, а люди носят. Твоя подружка порадовала тебя, — с усмешкой сказал Янг у выхода. — А ты мне не верил. Видишь, она привела тебя к цели.

— Точно! — остановился здоровяк. — Я забыл ее отблагодарить.

«Черт! Черт! Черт! Зачем ты напомнил ему!». Было слышно быстрое приближение беды. Сан снова зашел в кладовую, провел лучом фонаря по кровавому следу. Дверь шкафа немного приоткрылась, в проем всунулось дуло автомата и его фонарь осветил тот темный угол, где была крыса. Ее тело лежало бездыханно, ненатурально распластав конечности. Нос был скрыт в мятой пачке сигарет. Возможно, в последние секунды она хотела инстинктивно укрыться в ней, но размеры не позволили.

— Спасибо, мышка, — вдруг тихо и нежно сказал совершенно другой голос здоровяка, без прежней грубости.

Я не видел его, но понимал, что он огромный, не меньше двух метров и очень мощный. Он замер и просто смотрел на животное. Долго, очень долго, через чур долго. Время остановилось.

— Пачка! Точно, пачка! Брат, я подарю тебе пачку! — радостно закричал он, вспомнив название юбки. — Вот увидишь, на твоем балете в театре я буду сидеть в первом ряду. Все тебе будут аплодировать. Кроме меня. Я буду смеяться над тобой в этой пачке!!!

Он громко хохотал, а издали донеслось:

— Браво! Ты сегодня меня удивляешь. Такими темпами ты можешь попытаться казаться интеллигентом.

Луч света смеялся вместе с Саном и колыхался в шкафу. Резко он переместился в мою сторону и ослепил меня. Я услышал дикий неистовый ор здоровяка и резкий, рвущий барабанные перепонки, выстрел.