Глава 7

Этот сон был ярким и добрым. Таким настоящим. Он не уходил из головы, в отличие от многих сновидений, и крепко засел в памяти. Я помнил каждую мелочь. Двух высоких мужчин, профессора, Стеллу. Небоскребы с зеленью, странные автомобили, живую картину. Как же было тяжело осознавать, что это только яркая ночная фантазия, после просмотра которой я вновь очутился в своей квартире. Без еды, воды и электричества. В полуразрушенном городе, где орудуют вооруженные банды, а фронт стремительно приближается, принося с собой зло и ужас.

Меня разбудила Токи. Она просилась на улицу — на дворе был уже полдень. Ноющая боль в теле убедила в том, что вчера не было никакой светлой уютной комнаты и приятного ужина, а была ночная игра в карты с «анархистами», где я проиграл банку детского питания и остался должен бандитам драгоценности. Воспоминание о мертвом теле в лифтовой шахте пришло спустя время, и ежесекундно прожгло сознание. Во мне вновь разрасталась тревога. Эта ночь, в дополнение ко всем опасностям действительности, добавила не только страх перед угрозой расправы со стороны бандитов, но и страх перед странной старухой со второго этажа, которая могла с легкостью убить даже крепкого вооруженного человека.

Нужно было иметь при себе средство для защиты, так как просто убегать и прятаться от преследователей стало крайне сложно. Я взял со стола украденный пистолет и долго пытался понять, принцип его работы. В моем представлении на оружии всегда должен быть видимый предохранитель, но здесь он отсутствовал. Были лишь несколько рычажков, которые производили другие действия. Я смог открыть магазин — он был полон под завязку. К удивлению, остальные обоймы, взятые в квартире Стефана, не подходили под эту модель. Но все же, одного магазина мне должно было хватить для осуществления задуманного. А оно заключалось не в том, чтобы долго от кого-то отстреливаться — я совсем не опытный военный и даже не любитель. Перестрелка с кем-либо была проигрышным вариантом для меня. Оружие нужно было для того, чтобы запугать противника или сохранить себе жизнь при критических обстоятельствах. И если это будет невозможно, то понадобится всего один патрон.

Я был настолько далек от оружейной темы, что любой человек, понаблюдав за мной в тот момент, удивился бы моему страху перед пистолетом. Закрывшись в комнате, подальше от Токи, направив дуло в дальнюю стену и стараясь держать пальцы подальше от курка, я все же смог снять затвор и убедиться в отсутствии патрона в стволе. Только после этого я стал уверенно вертеть его в руках и осматривать. Вернув затвор обратно и сильно сдавив ладонями рукоятку, я зажмурился и нажал на курок. Произошел негромкий щелчок. Я облегченно выдохнул. Потренировавшись несколько минут, я вернул магазин обратно. Рассуждения о том, что оружие придаст уверенности и заставит меньше бояться всего вокруг, не оправдались. Его присутствие рядом вынуждало быть более нервным — я постоянно переживал, что случайно нажму курок и что-нибудь себе прострелю. «Это временные опасения. Они пройдут, когда я привыкну к нему. Нужно опробовать его реальный выстрел». Я запланировал сделать это при ближайших бомбардировках города. Их интенсивность с приближением фронта, как ни странно, уменьшалась. И так как не было источников информации, мне казалось, что наши войска смогли замедлить противника. По моим прогнозам, городские бои должны были начаться недели через две, и в городе должно увеличиваться количество военных, но этого не происходило.

Наконец, на радость Токи, я вспомнил про нее, вышел из квартиры и выпустил ее на улицу. В подъезде чувствовался небольшой запах разложения. «Возможно, это тело в шахте. Нет, прошло слишком мало времени». Проходя мимо злосчастной квартиры Стефана, я понял, что вонь исходит оттуда. Я не учуял ее сегодня на рассвете, когда отдирал пол от крови. Возможно, меня обуял шок, который запрещал придавать этому значение. А возможно в этой квартире что-то поменялась за полдня. Я подошел к двери и прислушался. Была гробовая тишина. Она надменно трещала в голове и гнала прочь. Весь подъезд, казалось, излучал безжизненную энергию, будто находился где-то в параллельной вселенной. И нахождение здесь как минимум двух людей, меня и старухи, не делало его живее. Застывшая аура поглощала и побуждало чахнуть тело, мысли, душу.

Нужно было раздобыть еду, живот молил и всячески напоминал об этом. Днем выходить в город было куда опаснее чем ночью и мне ничего не оставалось, как попытаться найти пропитание у соседей. Я решил пока обойтись без взламывания дверей и просто проверить все ли они закрыты. Начиная со своего этажа, сжимая одной рукой пистолет, а второй тихо нажимая на ручки, я прошел вниз по всем неизвестным квартирам. Лишь на первом этаже нашлась дверь, которая поддалась. Не ожидая такой удачи, меня сразу ужаснула мысль о возможности наличия там людей. Долго не решаясь и вслушиваясь, я все же медленно вошел внутрь. Это была очень светлая квартира, по планировке такая же, как у Стефана. Различие было лишь в чистоте. Здесь не было разбросанных предметов и мусора. Вещи и мебель были на своих местах, а тонкий нетронутый слой пыли на полу говорил о том, что по нему давно не ступали чьи-либо ноги. Я проверил комнаты и шкафы на наличие кого-либо и убедившись, что все в порядке, закрыл входную дверь на внутренний замок. Кухня была обычная, без вычурности, с небольшим бежевым столом и такими же шкафчиками. Полуопавшие цветы на подоконнике раскидали сухие желтые листья по полу. На кухонной столешнице было пусто, за исключением нескольких баночек со специями и утварью. Я с надеждой открыл холодильник. Его темное пустое нутро не дало мне облегчения. Проверяя шкафчики, я наконец наткнулся на две, закатанных вручную, банки с темной субстанцией внутри. Не было понятно — варенье это или овощное рагу, но я был рад находке. Выставляя их в прихожую, я заметил на полу три маленькие монетки небольшого номинала, которые, видимо, обронили в суматохе. Далее я проверил тщательнее комнаты. В первой стоял большой диван, полки с книгами, серый шкаф с одеждой и много фотографий молодых родителей с ребенком. Я знал их до войны, они были довольно дружелюбны в редких общениях. Большинство снимков было из совместных путешествий. Красивые средневековые улочки, кемпинг в лесу, снежные спуски и солнечное море. В другой комнате была, с виду простая, но довольно хорошая кровать и детская мебель. Стол наполняли школьные принадлежности и пару книжек. Мальчику было около десяти лет, поэтому он уже не нуждался в большом количестве игрушек и здесь был порядок. В спальне, на большой кровати я обнаружил записку. Детским почерком было написано: «Мы обязательно вернемся». Теперь я понял, что монетки в прихожей имели свой смысл. На меня нахлынула грусть, отодвинув тревогу на второй план. Я присел на кровать, рядом с бумажкой, чтобы на время забыться и расслабиться. Здесь было так спокойно, что не хотелось уходить. Я бы мог остаться тут насовсем, но это было совершенно неправильно. Чужая квартира, чужая жизнь, чужая тишина. Если бы моя квартира была разрушена, возможно, я бы перебрался сюда. Но, все же, я не чувствовал здесь дома. Это был их дом. Не мой.

Внезапно слух уловил приглушенные разговоры наверху, в квартире старухи. Несколько мужчин что-то обсуждали. «Токи!». Я метнулся к окну и осторожно посмотрел на улицу. Собаки не было видно, и я надеялся, что она появится не скоро. Но если она уже зашла в подъезд, то могла сидеть возле нашей квартиры, а это выдаст наше убежище. Наверху не было слышно голоса или криков старухи, не было звуков шагов, а различить, был ли среди разговаривавших Адам, я не смог. В какой-то момент разговор разделился и частично переместился на улицу. В окне кухни обозначилось какое-то движение. Пробравшись на четвереньках по полу к подоконнику, я стал вслушиваться и, с ужасом, узнал голос одного из говоривших. Это был тот малолетний сумасшедший по кличке Ирокез. Он обсуждал с кем-то неизвестных мне людей и некий товар. Возможно, в поисках меня они наткнулись на куда более серьезную для них ценность — тайник с оружием Адама. Через пару минут разговор снова переместился наверх. Мне нужно было уходить, но путь в квартиру был опасен из-за возможного наличия в людей подъезде. Ничего не оставалось как вернуться в комнату с запиской, лечь на кровать и просто ждать. Прямо над моей головой была комната Стефана. Я не знал, что с ним, умер ли он. Возможно его уже не было там, прошло ведь несколько дней с момента нашей встречи. Сейчас я был чем-то похож на него, лежал в такой же комнате на кровати, без возможности куда-либо выйти. Но все же, его положение было куда хуже. И мысли, и действия. Я же мог передвигаться и сам принимать решения. Даже убить себя я мог сам. Осознание этого укрепляло уверенность и не позволяло погрузиться в мрачный мир уныния.

В треснувшем окне, словно пролетающая птица, промелькнула быстрая тень. Я не придавал этому значения вплоть до того момента, пока несколько человек не вышли на улицу и не стали это обсуждать. Я неспешно встал на кровати, чтобы их видеть. Светлая полупрозрачная занавеска должна была скрыть меня от их взора, но я все равно старался не двигаться. Там стояли двое ламбрийских военных, через полминуты к ним подошел Ирокез. На нем уже не было шубы, видимо летний зной не позволял ее использовать днем. Торс украшала серая длинная майка без рукавов, на которой красовалась все та же надпись «АА». В руках он держал обычный автомат, который казался чересчур большим по сравнению с его невысоким и худым телом. И он, и двое военных осматривали пространство под моим окном, куда исчезла тень.

— Что с этим делать? — спросил один солдат у другого, по форме напоминающего офицера.

— Ничего, — ответил тот, — пусть валяется здесь.

Это был голос Адама, я впервые увидел, как он выглядит. Среднего роста человек. Худой, но широкоплечий. Полевая военная рубашка была расстегнута на груди. Фуражки не было, на ее месте блестел свежевыбритый затылок, с несколькими старыми шрамами. Он, вальяжно убрав руки в карманы штанов, выпускал изо рта густой дым сигареты, которую сжимал зубами. Ему было лет сорок, но слегка опухшее лицо, имея пурпурный оттенок, старило его лет на десять. Черные широкие брови нелепо смотрелись над маленькими глазами и таким же носом. Он был совсем не похож на Стефана, который до войны казался мне бравым крепким солдатом, будто сошедшим с пропагандистского плаката.

— Собаки съедят. Или крысы, — добавил он к вышесказанному, бросил окурок в то место и обратился к парню в майке, — что ты там говорил про своего бойца?

Ирокез был уже совсем не тем самоуверенным франтом, каким казался ночью. Он нервничал, не делал вызывающих движений и не говорил лишнего. Застыв, он долго смотрел на объект их разговора, которой был скрыт от моего внимания, с небольшим отвращением. Опомнившись, он ответил:

— Ночью мы одного местного поймали, раскрутили и на счетчик поставили. Мой человек пошел его проводить и не вернулся. На рацию не отвечает.

Я с ужасом осознал, что не додумался проверить, есть ли у тела в шахте рация. Она не попадалась мне на глаза и, возможно, была у него в кармане. Если они ее услышат, мой план сокрытия провалится.

— Хорошо, спрошу у своих, не приняли ли они их, — сказал Адам. — Что за местный человек? Где живет? — спросил Адам.

— Не спрашивал я, где живет. Специально отправил своего бойца с ним, чтобы узнал адрес и прошерстил квартиру.

— Старик?

— Нет. Молодой, лет тридцать. Худой, волосатый. Мы его помяли немного, — сказал Ирокез.

— Молодой? — удивился Адам. — Вы там перепили что-ли? Откуда тут молодые? Все молодые или у вас, или у нас. Ну или там.

Он указал пальцем на небо, после чего задумался и добавил:

— Хотя, может уклонист. Не смог выехать.

— Если вдруг увидите похожего — маякните.

— Маякну, — без особого интереса сказал Адам и продолжил, — слушай, я все забываю спросить. Почему тебя некоторые сутенером называют? Торгуешь девочками?

— Нет. Просто дядя так сказал, когда увидел мой прикид. Шуба и все дела, — немного смущенно ответил юноша.

Адам, не стесняясь рассмеялся.

— Ясно. А я уж понадеялся. Ладно, давай, нет времени с тобой болтать. Дяде привет, — сказал Адам, завидя подъезжающий черный внедорожник.

Он со своим солдатом сели внутрь автомобиля и уехали. Ирокез выдохнул и расслабился. Теперь он стал больше похож на себя ночного. Парень еще раз посмотрел на место под окном, недовольно скривил лицо, достал из-под майки пистолет и прицелился туда. Сделал несколько резких движений рукой, изображая выстрел, и сопроводил его звуком, как это делают дети. В этот момент, я вдруг увидел за дорогой движение. Там, из кустов выбежала и резко остановилась Токи, настороженно всматриваясь в незнакомого ей человека у подъезда. Я различил ее меняющийся настрой: она выдвинула вперед уши и раздумывала над необходимостью залаять.

— Стой. Стой, — шептал я ей, надеясь, что Ирокез быстро уйдет, но тот не торопился, — не двигайся Токи. Стой. Фу. Молчи. Пожалуйста. Молчи!

Ирокез вдруг перевел взгляд на мое окно и посмотрел прямо на меня. В груди все сжалось, но я не пошевелился. Занавеска не должна была выдать меня, я находился в полутемной комнате, в то время как на улице во всю слепило солнце. Я оказался прав, после односторонней битвы взглядов, парень перевел взор на окна выше. В это время Токи звучно гавкнула, что напугало и меня, и Ирокеза. Юноша обернулся и без каких-либо колебаний направил пистолет в ее сторону. Прозвучало несколько выстрелов и собака, взвизгнув, пустилась наутек в парк. Меня обуял гнев, я сжал в руке пистолет, но вовремя одумался и снова проследил, чтобы палец был подальше от курка.

У входной двери в квартиру начало что-то происходить, я услышал тихие металлические щелчки и копошение. Кто-то периодически дергал ручку снаружи и пытался взломать замок. Тихо, в полусогнутом положении, я прокрался ближе к выходу и, дождавшись более громкой фазы, сильно сжал пальцами внутреннюю защелку. С обратной стороны кто-то еще минуту пытался подобрать комбинацию, и я чувствовал, что у него это получается. Защелка пыталась провернуться, но ей мешали это сделать мои усилия. В итоге из-за двери прозвучало: «ерунда какая-то» и попытки закончились. Этот кто-то зашагал по лестнице. Я перебрался обратно в комнату и увидел, как две головы переместились к другому подъезду и вошли в него. С Ирокезом был один из его подельников — парень со щербиной в зубах. Он нес на плече небольшую спортивную сумку, видимо наполненную чем-то ценным, что нашел в квартирах, которые смог вскрыть. Возможно, он побывал и в моей, она даже не была заперта. Я не знал, смог ли он опознать, кто в ней живет. Но судя по тому, что они спокойно ушли, этого не произошло. Мне нужно было торопиться.

Токи нигде не было видно, как и не было безопасных вариантов ее позвать. Поэтому я покинул чужую квартиру и осторожно направился наверх. Подъезд был пустой, и я беспрепятственно дошел до своей двери. Быстро открыв ее и зайдя домой, меня, словно молотом, пробил сильный шок. В комнате, ко мне спиной, стоял вооруженный человек. Он быстро развернулся и направил на меня дуло автомата. Моя рука, сжав пистолет, быстро последовала его примеру. Виски бешено колотились, а тело, наполнившись до краев адреналином, мгновенно избавилось от боли. Мы стояли друг напротив друга, готовые выстрелить. Я пытался казаться более решительным и бесстрашным, но внутри меня все сжалось, и я ощущал себя загнанным зверем. Из этой ситуации не было выхода. Или я или он.

Это был Серый. Человек, который показался мне самым адекватным среди их банды. Он был в той же кепке, а шрам на его щеке с каждой секундой все больше краснел.

— Опусти пистолет, — спокойно сказал он.

— Сам опусти, — сбивчиво ответил я.

К удивлению, он выполнил мою просьбу и расслабился. Положил автомат на комод и спросил:

— Значит здесь ты живешь?

— Нет, — пытался соврать я, все так же держа его на прицеле.

Он молча указал на мое семейное фото в рамке, а затем сел на диван.

— Где Шин?

— Его убили.

— Кто?

— Старуха-соседка со второго этажа. Вонзила ему нож в спину.

— Это та сумасшедшая?

— Да.

— И где его тело?

— Не знаю, — снова соврал я.

Его рация затрещала и оттуда донесся вопрос: «Серый, все в норме? Ты скоро?». Он серьезно ответил: «Все в норме. Через пять минут выйду» и снова обернулся ко мне. Казалось, он уже ничуть не переживает из-за направленного на него оружия.

— Ты его хорошо спрятал?

Он читал мою ложь, не давая шанса оправдаться.

— Он в шахте лифта, — признался я, — но убила его действительно старуха. Я сам не знаю как у нее получилось и зачем она это сделала. Чтобы вы не вышли на меня, мне пришлось сбросить туда тело. Я понимаю, что это звучит по-идиотски, но мне уже все равно, поверишь ты или нет.

— Будет сильный запах.

Это странно, но Серый вел разговор крайне необычно. Будто он — мой подельник, а не бандитов.

— Тебе надо было его закопать.

— У меня не было времени и сил. Посмотри на меня, я совсем слаб.

— А рация где?

Было стыдно признаваться в своей невнимательности и безрассудстве. Я просто потупил голову и ответил:

— Я не заметил у него рацию.

Серый устало протер лицо рукой и произнес:

— Ладно, все равно нужно менять частоту.

Затем он снял из-за спины небольшой военный рюкзак и, покопавшись в нем, достал две консервные банки тушенки и упаковку копченых куриных ножек.

— Тебе здесь не безопасно, — оставив продукты на диване, Серый встал, подошел ко мне и опустил мою руку с пистолетом, — скоро здесь могут быть жесткие бои и дом навряд ли спасет тебя. Двигайся на окраину, а лучше вообще в деревню. Если не сможешь уйти — наклей на окно красный крест. Если получится — помогу.

Он взял свой автомат и зашагал к выходу, а я стоял, окоченев от недоумения.

— Кто вы такие, почему вас не трогают военные? — спросил я.

Серый обернулся и вздохнул.

— Не все в этом мире живет по законам. Мы из «2А», — Серый указал на вышивку «АА» на рюкзаке, — знаешь, что это?

— Нет, — ответил я, — видел лишь такие надписи.

— «Абсолютная анархия». Какой-то дебил придумал ей это идиотское название. В-общем, это мафия. Мы снабжаем военных развлечением, они снабжают нас вседозволенностью. И те остатки законной власти города, которые не убежали, находятся под нашей юрисдикцией.

— И что, ваш Ирокез самый главный в городе? — спросил я, на что Серый искренне рассмеялся.

— Нет. Ирокез — глупый обкуренный молокосос. Его дядя имеет определенный вес, поэтому и поставил его командовать отрядом, с глаз своих долой. А мы с ним возимся как няньки.

— Вы можете меня взять к себе? Хоть кем-нибудь?

Серый серьезно посмотрел на меня и спокойно произнес:

— Ты не воин и уж тем более не бандит. Сам это знаешь. Тебе это не нужно, у тебя свой путь. Как говорит мой брат: не марай свою душу — отмыть не получится.

Я опустил голову.

— Почему ты помогаешь мне?

— Не знаю, — ответил тот, — тебя жизнь обделила злобой. А я не хочу быть тем, кто ее родит в твоем сердце.

— Но я мог тебя убить.

— Не мог, — он взял мой пистолет и, передернув затвор, продолжил, — всегда делай так, когда меняешь магазин. Теперь пуля там, где надо.

Он вернул мне оружие и добавил:

— Используй его только когда нет ни малейшего другого выхода из ситуации. Пуля, однажды выпущенная тобой, будет возвращаться к тебе постоянно. К тому же тебе надо жить, ты кое-кому обещал вернуться.

Я ошарашено взглянул в его глаза, они по-доброму улыбались.

— Кому? Откуда ты знаешь?

— Ночью, у нас в отключке, ты бредил, — он похлопал меня по плечу и добавил, уходя, — никому не рассказывай о нашем разговоре. Ты меня не видел, я тебя тоже.

Дверь закрылась и послышались удаляющиеся по лестнице шаги. Я выдохнул, отложил пистолет и опустился на пол. Я долго не мог прийти в себя. То, что произошло никак не укладывалось в голове, и я старался отогнать эти размышления. Боль, неприятными очагами, снова начала проступать по телу, и я вспомнил про Токи. Наблюдая в окно за соседним домом, я дождался, когда Серый воссоединится с Ирокезом и они удалятся. Лишь тогда я спустился вниз и начал ждать появления собаки. Я так хотел угостить ее, подаренной мне, едой. Но увы, Токи не было.

Она не пришла и через час, и через два, и с началом сумерек. Я сильно переживал, что этот малолетний идиот попал в цель, и она сейчас страдает, а я никак не могу ей помочь. Пару раз я хотел выйти, но меня останавливало наличие проходящего военного патруля и силуэтов в парке. Я решил дождаться ночи и, когда достаточно стемнело, взяв с собой пистолет, вышел из подъезда. Дойдя до места, где она была в последний раз, я начал блуждать меж деревьев. Кромешная тьма облачной ночи мешала что-либо разглядеть дальше двух-трех метров. Шепотом подзывая Токи, я безрезультатно обошел озеро несколько раз. После чего меня охватило физическое и душевное бессилие и, чуть не плача, я присел на небольшую деревянную лавочку на выходе из парка. Я чувствовал себя ужасным человеком. Предателем. Ругал себя и обволакивал свою личность саваном никчемности. Все что мне нужно было сделать с приходом войны — бежать от нее подальше, защитить семью и не убивать. Я не смог убежать. Не смог сберечь Токи, а она была частью моей семьи. Единственная сохранившаяся цель — «не убивать», была на грани провала. Я уже направлял на человека пистолет и был готов нажать на курок. Горечь и отчаяние кружили вокруг, прошивая мою сущность насквозь. Я оказался один. В полной темноте как снаружи, так и внутри. В сжимающемся коконе безысходности. Хотелось увидеть хотя бы звезды на небе, но взор также упирался в темную безжизненную стену. Казалось, даже космос и вселенная, частью которых я был, потеряны мной. Тьма кружилась, гипнотизировала и манила к себе. Это конец, конец всему…

Но вдруг проявилась одна еле заметная маленькая звезда. Ее свет переливался желто-белыми всполохами. Она казалась весьма странной и вывела меня из состояния транса. Я понял, что потерял пространственную ориентацию, и звезда была вовсе не на небе, а впереди меня, прямо у дома. У моего подъезда. Она медленно опустилась вниз, проплыла вбок, задрожав, упала на землю и потухла. Чувствуя волнение, я привстал, сделал несколько шагов вперед и стал наблюдать из-за дерева. Я только сейчас осознал, что так и не осмотрел то место под окном, где лежало что-то, что военные не забрали с собой, а решили оставить для собак и крыс. Звезда вновь загорелась именно в этом месте, сопровождая свое появление более яркими вспышками. Она зависла неподвижно в воздухе и через минуту скрылась в том же направлении, откуда и появилась. До дома было около ста метров и мое зрение не смогло правильно сфокусироваться, чтобы разглядеть ее отчетливей. Хоть я и не был суеверным, и война еще больше отдалила меня от этого, но сейчас я испытал страх перед увиденным. Если бы там был свет фонарика или лампочки, страх имел бы другие свойства. Сейчас же я испытал, незнакомый мне доселе, всеобъемлющий мистический страх. Я впервые понял, что означает выражение «холодный пот». Он пробежал сверху вниз по всей спине, оставляя на ней ощущение чьего-то прикосновения. Меня атаковала паника, я резко обернулся и, само собой, никого не увидел рядом. Это еще больше усилило ужас и я, в припадке, устремился к дому, периодически оглядываясь назад и направляя туда пистолет. Исчезнувшая звезда, которая и вызвала мой страх, в этот миг казалась менее опасной, чем эта жуткая липкая тьма.

Перебежав дорогу и очутившись около дома, я прижался спиной к стене и минуту целился в несуществующего противника. За это время видимость стала лучше, из-за серых облаков появилась часть звезд и тусклый отблеск луны. Я старался отдышаться, потушить свою тревогу, и кое-как смог переключиться на более насущную проблему, нежели мои фантазии. Звезда мне точно не мерещилась, в отличии от невидимых сущностей. Я медленно приблизился к тому самому месту под окном, пытаясь различить, что там находится. Луна вышла полностью из-за облаков и озарила холодным светом еще более холодное и почерневшее лицо Стефана. Это было невыносимое зрелище, его плоть частично разложилась и тело мало напоминало человеческие черты. Глаза были открыты и смотрели в небо, он все так же блаженно улыбался. Меня начало заметно колотить.

— Кто Вы? — резко прозвучало сзади.

Пистолет вывалился из рук и я, с вырвавшимся из горла ором немого, мгновенно развернулся. Внутренний нервный взрыв подкосил ноги и уронило мое тело рядом с трупом. На ступеньках подъезда горела та самая «звезда», которая оказалась обычной свечой с очень маленьким мерцающим огоньком на фитиле. Ее аура света частично проявляла из темноты пугающее и, одновременно, испуганное лицо старухи. Та, держа во второй руке что-то вроде дубинки, воткнула в меня свой взор. Я попытался незаметно нащупать пистолет на земле.

— Кто Вы? — повторила она вопрос.

— Военный, — вырвалось у меня по устоявшейся привычке.

— Не врите, на Вас нет формы, — с укором сказала она.

Голос ее сейчас был намного чище и будто моложе.

— Сейчас не на службе.

— Неужели сейчас можно быть не на службе?

Она говорила вразумительно и логически. Я не мог понять, что с ней случилось, поэтому спросил напрямую:

— Вы меня понимаете?

— О чем Вы?

— Раньше Вы меня не понимали, — продолжал я.

— Я Вас впервые вижу.

— А я нет. Я Вас знаю. И Стефана знаю, — я указал на него и добавил, — знал.

— Откуда Вы его знали?

— Я ваш сосед.

— Почему Вы не уехали?

— Не смог.

Я нащупал оружие и сжал его, на всякий случай. Старуха говорила спокойно, без агрессии, и складывалось впечатление, что она действительно с интересом пытается узнать больше обо мне. Я совсем не ожидал такого изменения в ней.

— Вы можете мне помочь? — грустно спросила она.

— В чем?

Она указала на тело Стефана и подняла дубинку выше. Это оказалась, скрытая в темноте, лопата.

— Пожалуйста, помогите мне вырыть хотя бы небольшую яму. Прямо здесь, на клумбе. Тут легче копать и он всегда будет рядом, — сказала она и тихо заплакала.

Трудно было ей отказать. Она, сама того не понимая, спасла меня прошлой ночью, мне нужно было вернуть ей долг. Я, все так же опасаясь этой женщины, попросил ее стоять на том же месте и освещать мне пространство. Сам взял лопату и, не поворачиваясь к ней спиной, начал копать. Земля была рыхлая и довольно легко поддавалась.

— А Адама Вы знаете? — спросила она.

— Не очень, — увильчиво ответил я, — это ваш второй сын?

— Когда-то был сын, а сейчас не знаю, жив ли он. Я давно его не видела. Он был в плену алкоголизма и наркомании, даже сидел в тюрьме. Мы пытались ему помочь, но, когда человек не хочет меняться — его никто не переубедит. Он нес из дома все добро, а возвращал лишь злобу. Дошло до того, что он заложил мою квартиру. Затем я серьезно заболела, и Стефан забрал меня к себе.

Она замолчала и томно вздохнула. Нужно было поддерживать разговор, чтобы понимать, где она находится. Меня пугало ее возможное приближение.

— А их отец, ваш муж? Его давно нет?

— Давно. Он ушел от нас, когда Адаму было десять лет. Влюбился в другую женщину, уехал и больше никогда не появлялся. Адам сильно переживал и все дальше отдалялся от меня. Он любил его, отец был для него примером для подражания.

— А Стефан?

— Стефан перенес это спокойно. Возможно, из-за того, что был еще мал, или из-за того, что приемный. Он не успел сблизиться с отцом настолько, чтобы сильно горевать из-за его отсутствия. Стефан больше беспокоился о моем состоянии и всячески меня подбадривал. Не любил, когда я долго грустила. Тогда, благодаря его поддержке, я смогла быстрее справиться с утратой.

Меня поразила ее история. Теперь стало понятно, почему Адам так отличается от Стефана.

— Вы так ни с кем больше не сблизились?

— Вы про мужчин? Нет. Я переключила все внимание на детей. Вырастила их сама. Хоть и не все получилось, и я многое делала неправильно, но я старалась быть нормальной мамой. Стефан был всегда дисциплинирован, крепок и очень любил спорт. Он ушел учиться в военную академию и закончил ее с отличием. Я очень гордилась им.

— А Адам?

— Адам, даже школу до конца не окончил. Я была там учительницей и на коленях выпросила для него аттестат. Но смысла в этом не было никакого. В 16 лет он впервые ушел из дома. Потом возвращался, но ненадолго. Я гнала из головы плохие мысли, но жестокая реальность расставила все на свои места. Адам всерьез влез в мир пагубных привычек и криминала.

Я остановился на передышку. Рук не чувствовалось, голова кружилась и очень хотелось пить. Мертвое тело излучало жуткую вонь — это подталкивало меня ускориться. Женщина же, как ни в чем не бывало, вела свой рассказ не прерываясь.

— Его смогла остановить лишь одна девушка, его будущая жена. Видимо, сильная любовь к ней переборола тягу ко всему грязному. Он будто заново родился. Это были несколько самых счастливых лет в его и нашей жизни. Он стал хорошо ладить с братом, мы часто виделись и проводили время вместе. До того момента, пока не произошла трагедия, и его жена не умерла в больничной палате при родах. Девочку смогли спасти. Нашу милую Соню. Адам был подавлен, но смог выстоять ради дочери. Он очень любил ее и души в ней не чаял. Но, увы, скорбь и рутина подкосили его через несколько лет. В погоне за быстрым счастьем он вновь окунулся в прошлое.

Свет свечи погас. Старуха неуклюжее пыталась зажечь ее сырыми спичками. Вспышки серы отражались в белках ее глаз, распространяя по мне рябь тревоги. Спустя минуту огонек запылал вновь, и она продолжила:

— Младший сын смог спасти меня. А затем и отвоевать Соню, так как Адам, в угаре, начал творить с ней дикие вещи. Стефан смог стать ей вторым папой. В обычной жизни он был всегда серьезен и ответственен, но только не с ней. Она пробуждала в нем ребенка, смешного и улыбчивого. Она называла его медведем, а он ее — лисичкой.

— Что с ними случилось?

— Стефан иногда брал ее работу, на военную базу. Особенно в праздничные дни, когда были всякого рода парады с концертами. Соне нравились выступления военного оркестра. Это был именно такой день. Стефан руководил парадом, играли музыканты. Зрители, а вместе с ними и Соня, танцевали. Но все это в одночасье оборвалось. Война закончилась для них, так и не начавшись. Из нескольких сотен военных и зрителей в живых осталось лишь несколько человек. Мне даже ничего не смогли выдать, чтобы похоронить внучку.

Женщина остановила рассказ, захлебываясь слезами. Я перетащил труп в неглубокую яму и ждал, когда она успокоится и сможет с ним проститься. Старуха медленно подошла, всхлипывая взяла горсть земли и положила на грудь сыну. Она не произнесла ни слова. Ее слезы капали ему на искореженное лицо, туда же приземлялись капли воска со свечи, который стекал по ее ладони. Я тоже взял горсть и, пока она протирала Стефану щеку, положил туда же, на грудь. «Прощай, друг». Через минуту лопата в моих руках начала орудовать дальше. Тело постепенно скрывалось в толще земли. Последним исчезало лицо с этими, проживающими до боли, глазами.

— Из-за моей болезни я многое не помню, у меня большие провалы в памяти. Вчера мне велели забрать его из военного госпиталя, так как они эвакуируются. Они держали его там лишь две недели. Утром он приходил в себя и разговаривал со мной, а сейчас я обнаружила его здесь в ужасном состоянии. Такое ведь не могло случиться за день? Я ведь не сумасшедшая, я ведь все это понимаю.

Я молчал и старался побыстрее справится, так как на улице потихоньку пропадала спасительная тьма. На клумбе получился небольшой холмик, сверху которого она поставила совсем уже истлевшую свечу, и мы вдвоем стали рядом. Она сожмурила глаза, пытаясь рассмотреть мои черты.

— Мне кажется, я вас раньше видела, но только не наяву, а будто во сне. Ваше лицо мне очень знакомо.

— Я уже тоже не понимаю, где сон, а где реальность, — ответил я.

— Мне нужно Вас отблагодарить. Пойдемте.

Она не обратила внимания на мои отговорки и повела к своей квартире. Я обязался ждать у входа. Женщина нырнула в свое жилище, долго там копошилась и вновь наступила тишина. Прошло минут пять, и я решил, что стоит идти домой. Но в этот момент она вышла из-за дверного проема и произнесла старым голосом:

— Адам? Это ты? Ты вернулся?

Я молча скрылся в темноту. Этой ночью меня терзала бессонница. Может из-за отсутствия Токи, или из-за боли в теле. А возможно, из-за своих размышлений. Скорее, из-за всего сразу. Я вспомнил, что так и не забрал банки, которые нашел в чужой квартире. Но возвращаться сейчас туда не хотелось. Головокружение и усталость прогнали чувство голода. Даже еда Серого осталась нетронутой. Голову заполонили мысли об этой ночной «звезде». В момент, когда она угасала на могиле Стефана, я вспомнил, кто именно дал ему те таблетки. Оказывается, моя последняя цель — «не убивать», была уже давно недостижима.