Глава 4

Такие люди, как этот убитый псих, часто встречались в то время. Они всегда присутствовали и в мирное время, но общество разбавляло их в себе. Война же выпятила их наружу. Если для обычного человека происходящее вокруг казалось жестоким, аморальным и негуманным, то для разного рода подонков наступала эпоха возрождения. Человечество бежало от агрессии, оставляя после себя этих ублюдков. Теперь, они считались королями жизни. Чем хуже ты себя будешь проявлять, тем больше тебя будут бояться, а значит, по их мнению, уважать. Начинали формироваться банды, контролирующие районы и даже целые города, их представители попадались повсеместно. Кто бы не контролировал населенный пункт, Фироны или Ламбрия, банды договаривались со всеми. Это была третья сила, без законов и правил, хотя порядка не было и в войсках. На войне вообще сложно было найти законы, и они распространялись на человека по-разному. Кто-то единожды выразил несогласие и его казнили, кто-то убил десятки женщин и детей — его наградили и сделали героем. Все зависело от того, по какую сторону фронта ты находишься. Иногда казалось, что в бандах больше законов, чем в армии, так как там решалось все по слову и совести, смысл которых сложно было интерпретировать двузначно. Но это только казалось.

Мне нужно было что-то решать с Токи. Выходить из дома и оставлять ее внутри теперь было страшно. Я, рано или поздно, мог не вернуться. С исчезновением воды все запасы круп и макарон превратились в малополезный хлам. Их невозможно было приготовить, а тратить небольшие запасы питьевой воды на это я не решался. Воду можно было набирать в озере и кипятить. Но в один из дней от этой воды меня выворотило наизнанку. Несколько суток я лежал с сильным жаром и жуткими болями в животе. Собака тоже была вялой, но держалась лучше. Повезло, что были антибиотики. Я, без разбора, пихал их и себе, и ей, надеясь, что они помогут.

Оклемавшись, я пришел к выводу, что нужно раздобыть консервы. Больше консервов. Было глупостью с моей стороны не позаботиться о них в самом начале. К этому моменту в доме исчез газ и возможность приготовления еды пропала окончательно. По ночам мы стали выходить в разведку. Токи выбегала на прогулку, а я пробирался темными местами поближе к магазинам. Рядом с домом их было несколько: один маленький продуктовый и два супермаркета. Большие магазины закрылись во вторую неделю боевых действий. В один из них прилетело несколько ракет, и он стоял с подбитым боком и разрушившимся входом. Второй казался снаружи целым, но неизвестно было, сохранилась ли крыша. Я выбрал для начала самый простой — без самообслуживания, с прилавками за двумя кассами. Его одноэтажное светлое здание находилось в соседнем дворе и было нетронуто войной. Издали, в темноте, я пару ночей наблюдал за происходящим вокруг него. Во дворе было пусто, иногда я слышал проезжающие автомобили на соседних улицах, но во двор лишь однажды зашли трое полицейских и проследовали мимо.

В следующий раз, взяв с собой гвоздодер, рюкзак и фонарик, и отпустив Токи на прогулку, я пробрался ближе. Пройдя мимо входа, где висела большая белая табличка с надписью «Закрыто», я обошел его и пробрался к складской двери, приступив к ее взламыванию. Медленно и неумело. Дверь производила скрипы и, казалось, они разносятся на всю округу. Помог, как это ни странно, начавшийся артобстрел города. Звуки взрывов нарастали и заглушали собой все вокруг. Где-то далеко в городе еле различимо слышалась сирена, но здесь она видимо уже вышла из строя. То ли от возможности орудовать громче, то ли от страха быть убитым, мне достаточно быстро удалось ее взломать. Я включил фонарик и стал рассматривать склад. Небольшое помещение было полупустым, на стеллажах и полу виднелись разбросанные деревянные ящики и картонные коробки. Либо владельцы небрежно собирались, либо здесь уже побывали мародеры. В холодильниках попадались лишь гнилые овощи, обертки от продуктов и пустые контейнеры. Не найдя ничего путного, я пробрался в торговый зал. Входные двери были полупрозрачными, и, чтобы не выдавать себя, пришлось приглушить свет фонаря. Я стал рассматривать прилавки. Все то же самое. «Всё-таки здесь до меня побывали, и не единожды». Полукруглые прилавочные холодильники были разбиты, в одном из них куча мух обгладывала что-то мясное — что-то, по чьему виду уже невозможно было понять, продукт ли это или труп животного. Кое-где на полках валялись ненужные мне приправы, опорожненные бутылки из-под напитков и разорванные упаковки от всяческих сладостей. Я потерпел фиаско и был крайне раздосадован. Не хотелось идти в супермаркеты, так как там наверняка кто-то мог быть. Снаружи заканчивались звуки взрывов, пора было покидать это место. Подойдя к входной двери, я заметил на стекле две буквы «АА», нанесенные баллончиком со стороны улицы. Эта надпись стала часто попадаться на зданиях и заборах. Навряд ли их оставляли военные, да и молодежи, которая любит граффити, в городе почти не осталось. Кто и зачем это делает, я тогда не имел понятия. Зато узнал, насколько я некомпетентен в мародерских делах, когда дернул эту дверь, и она с легкостью открылась.

Нужно было отправляться в один из торговых центров. Я задумался, дождется ли меня Токи, но она скорее всего, испугалась взрывов и сейчас находилась возле дома или в подъезде. Разбитый магазин находился за пару дворов отсюда. Через час начнет светать, поэтому следовало ускорится. Я передвигался знакомой тропинкой в полной темноте вдоль кустов и деревьев, чтобы при первой опасности нырнуть в них и спрятаться. Любой луч фонаря или даже зажигалки вынудили бы меня отступить. В обычном мире свет несет добро, прогоняет ужас и зло из тьмы, но сейчас все было наоборот. Демоны и монстры во мраке выдавали себя ярким сиянием, а темнота укрывала тебя и являлась спасительным местом.

Я пробрался поближе к супермаркету и затаился в кустах, из которых открывался хороший вид на здание. Безоблачное небо и полная луна освещали его светло-серый остов с раненными боками. При попадании ракет в нем случился небольшой пожар и оставалась надежда, что огонь не коснулся некоторых товаров. Переместившись ближе к дыре в стене, слева от которой сохранилась неповрежденная техническая лестница, ведущая на крышу, я попытался заглянуть внутрь.

— Стоять! Стреляю без предупреждения! — резко крикнул мужской голос сверху.

Широкий луч света врезался в меня, и я машинально поднял руки вверх. Голос продолжил:

— Кто такой?

— Извините, я не знал, что сюда нельзя, — испуганно крикнул я в ответ.

— Кто такой, я спрашиваю? — повторил голос.

Несколько секунд в моей голове витала мысль о побеге, но крик прервал ее:

— Фомку и рюкзак на пол и лицом к стене!

Я выполнил его указания, прижавшись к стене с вытянутыми руками.

— Я просто местный житель, у меня нет еды, думал здесь что-нибудь осталось, — мой голос сильно запинался.

Человек, громко стуча подошвами, спустился по металлической лестнице вниз, подошел ко мне сзади и обыскал. Затем развернул, приставил дуло автомата к лицу и ослепил глаза. В мое тело вернулся тремор, который я никогда не умел контролировать.

— Мародеришка? Заходи, мы тебе кое-что объясним, — он толкнул меня к разрушенному проему.

Наличие «мы» в его речи заставило мои конечности колотиться еще больше. И это, в сумме с ослепленным зрением, привело к тому, что я сразу же, при входе внутрь, споткнулся и ударился головой о что-то металлическое. Человек поднял меня за воротник и дальше вел сам, держа сзади за майку. Вскоре я разглядел пустые магазинные стеллажи и прилавки, часть из которых была сгоревшая. В левой части несколько огромных искореженных плит свисали с потолка, высвобождая пространство ветру, который завывал свою жуткую порывистую мелодию. Где-то в другом конце зала слышались несколько голосов и маячил тусклый свет. Постепенно диалоги прояснялись, а человек, ведущий меня, прокричал:

— Устрица!

— Кальмар! — прокричали ему в ответ и продолжили свой разговор.

Мы вышли на свободный от стеллажей островок, в центре которого стоял большой круглый стол с высокой настольной лампой. За ним сидели четверо людей и играли в карты. Трое из них были одеты в темную, похожую на военную, одежду, но без опознавательных знаков. Четвертый чересчур выделялся на их фоне. На нем, несмотря на теплую погоду, была надета на голый торс полурасстегнутая светло-коричневая длинношерстная шуба с отрезанными по локоть рукавами. Глаза закрывали зеркальные прямоугольные очки желтого цвета, а на гладковыбритой худой голове красовался темный короткий ирокез. Запястья и шею украшали толстые золотые цепи. Он двигался и разговаривал вальяжно и с пафосным акцентом. Мой сопровождающий приказал стоять на месте и ждать, а сам подошел ближе к столу. Они вскрывали карты и выявляли победителя. Поодаль, в темном углу между рядами, на стуле сидел еще один человек в обычной нательной майке, темных шортах и кроссовках. Он пристально смотрел на меня, держа в руках укороченный автомат. Я понял, что это не военные и немного расслабился, хотя неизвестность заставляла держать себя настороже. Человек в шубе и с ирокезом в победном кураже поднял руки и прокричал:

— Съели! Кто лучший? Я — лучший! Ах-ха-хах!

Он показательно вскочил со стула и изобразил неприличное движение в сторону одного из оппонентов в серой бейсболке.

— Вот паршивец, — ответил тот и с гневом швырнул карты, — иди ты к черту.

«Ирокез» смеялся и сгребал выигрыш поближе к себе, затем взял один из стоявших на столе стаканов с алкоголем и залпом выпил.

— Играть нужно уметь, детка. Прими свое поражение, у тебя не было шансов против короля покера.

Его соперник недовольно складывал карты в колоду, уверяя, что все отыграет обратно. Двое других наигранно хихикали.

— Это кто? — вдруг, заметив меня, спросил человек в шубе.

— Говорит, что местный. Мародер видимо, — ответил ему мой сопровождающий.

«Ирокез» медленно стал направляться в мою сторону, попутно вынимая из кобуры пистолет.

— Ты что, умалишенный? — проговорил он, подойдя ко мне вплотную.

— Я не мародер, я просто хотел поискать еды, — снова запинаясь, сказал я.

— Ты себя слышишь? А кто ты, если не мародер? Ты знаешь, что мы делаем с такими как ты?

Он поднял очки на лоб и впился в меня своими, замутненными и сухими глазами. Только сейчас я понял, что это совсем юный человек, лет шеснадцати. Даже под носом вместо усов был еще нетронутый бритвой еле заметный пушок.

— Извините, я первый раз сюда пришел. Я не знал, что сюда нельзя, — продолжал я.

— Да мне плевать, — сказал он и обратился к человеку между рядами, — ты его знаешь?

— Первый раз вижу, — ответил тот из темноты.

«Ирокез» развернулся и направился к столу. На молодом человеке тоже были шорты, которых при виде сзади не было видно. Тонкие голые ноги неказисто торчали из-под шубы и его легко можно было бы спутать с девушкой. Он налил себе еще алкоголя и немного глотнул.

— Раздавай дальше, — сказал он компаньону и вернулся ко мне, — значит так, слушай меня внимательно…

Он вдруг резко размахнулся и ударил меня кулаком в живот. Удар пришелся в солнечное сплетение, что моментально вынудило скорчиться от боли и повалиться на пол. Хрипя и задыхаясь, я пытался глотнуть воздух. Он нанес еще несколько ударов ногой в живот и замахнулся в голову, после чего наступила темнота.

Я парил посреди нее и казалось вот-вот она растворит в себе мое тело. Не было ничего, абсолютная пустота пространства и звука. Но в ней было хорошо — ни боли, ни мыслей, ни переживаний. Я просто созерцал это «ничего». И оно, само по себе, было «чем-то», что заставляло расслабиться и умиротвориться. Впереди появился маленький огонек. Повисев секунду, он озарил все белым и снова погас. Темнота стала менять цвет, от черного до светло-серого. Появилась гравитация и системы координат сообщили, что я лежу на спине. Надо мной, в виде теней, промелькнули несколько расплывчатых силуэтов, послышался отдаленный гул голосов. Мутное лицо наклонилось к моему и произнесло: «Да будет жизнь». Я вдохнул… и все резко исчезло.

Я очнулся, жуткая боль съедала все тело. Горло само производило стоны, а глаза с трудом подняли сжатые веки. Сквозь мутное пространство я видел сидящие возле стола фигуры, которые все так же играли в карты. Ко мне приблизились чьи-то ноги, в лицо полилась вода. Это слегка привело меня в чувства. Передо мной, отбросив пустую бутылку, сидел на корточках тот человек из темноты. Крепкий коренастый мужчина моего возраста с темными усами и татуировкой змеи на шее. На майку у него был надет небольшой бронежилет с рукописной надписью «АА».

— Если тебе нужна еда, ты можешь обменять ее на золото.

— У меня нет золота, есть немного денег, — простонал я.

— С деньгами можешь сходить в туалет. Я еще раз повторяю: золото, серебро, алмазы и тому подобное, — сказал он и привстал, поправляя шорты.

У меня действительно было мало предметов, подходящих под эти критерии. Я никогда не покупал желтое золото, так как не видел в нем красоты. Были лишь несколько серебряных сережек и колец.

— Ты меня услышал? — спросил он.

— У меня совсем мало и только серебро, — ответил я.

— Значит не так тебе нужна еда. Те, кто хочет кушать, легко находят брюлики. Тем более ты мародер, не вижу никаких трудностей.

— Я не мародер, я просто ищу пропитание.

— Чем ты отличаешься от мародера? Ты хотел залезть в наш магазин и забрать то, что тебе не принадлежит. Не так ли?

Я не смог ничего ответить, и он продолжил:

— Все магазины в городе принадлежат «Анархии», если ты еще хоть раз даже подумаешь нас ограбить, ты будешь долго и мучительно умирать. Ты меня понял?

— Да, — ответил я и медленно поднялся на ноги.

— Вот тебе за твое понимание, — он дал мне маленькую железную банку мясного паштета для детского питания.

— Спасибо, не надо. Мне нечем расплатиться.

— Ты уже заплатил, — оторвавшись от игры, крикнул парень в шубе, — я даже успел это выиграть.

Один из игроков, смеясь, ответил ему на это:

— Нам она все равно не подходила по стилю, не наш фасон!

— Оправдывайтесь. Если играть не умеете — нечего садиться за стол, — сказал «ирокез» и потрогал себя за ухо.

Там висела моя серебряная сережка в виде кольца со свисающим вниз пером. Как это часто бывает, я совсем забыл про нее. Проверив мочку уха, я протянул обратно банку детского питания:

— Мне не нужно это, можете вернуть сережку? Она мне очень дорога.

— Товар обмену и возврату не подлежит, — сказал «ирокез», — если хочешь, можешь отыграть.

— Я не умею играть в карты.

— Да вот эти неудачники, — он обвел взглядом всех игроков, — тоже не умеют, но выигрывают иногда.

Он снова засмеялся, поднял ноги на стол и произнес, кивая на меня:

— Ставлю вот этот перстень на то, что он обойдет вас всех в первой же раздаче, — он снял с пальца большое золотое кольцо с зеленым камнем и бросил его на центр стола. — Играете?

— Легко, — спокойно ответил человек в бейсболке и добавил, — только я раздаю.

— Извините, я не хочу играть, я не знаю правил, — тихо сказал я.

Все посмотрели в мою сторону.

— Тебя никто не спрашивает! Сел быстро! — громко скомандовал «ирокез».

Мне придвинули стул и усадили напротив него. По левую руку располагался парень, который собирался раздавать. На вид ему было лет тридцать. Из-под козырька его бейсболки выглядывали карие уставшие глаза. В уголке одного из них виднелся недавний, еще розовый шрам, уходивший на щеку и терявшийся в темной щетине. На кулаках располагались старые, неуклюже сделанные татуировки. Возможно, когда-то это были надписи, но сейчас их невозможно было прочитать. Двое остальных, справа от меня, не имели никаких отличительных черт. Они выглядели очень похожими друг на друга. Оба взъерошенные шатены, оба среднего роста. Одинакового, приблизительно около двадцати пяти лет, возраста и худые. Отличием одного был лишь более длинный нос, а второго — щербина между передними зубами.

Рядом с каждым игроком на столе лежали золотые и серебряные изделия. Больше всего их было у парня в шубе. Все положили к его брошенному перстню свои «ставки», на что «ирокез» прикрикнул:

— Вы полоумные? Добавляйте, печатка не пластиковая.

Все, кроме человека в бейсболке, подбросили еще несколько ювелирных изделий.

— Еще добавь, Серый, — обратился к нему парень в шубе.

— Хрена с два, Ирокез, — ответил тот, и я удивился, что кличка парня полностью совпала с выдуманной мной, — эта бабушка долго мучалась. Твоя печатка ничто по сравнению с этим. Сам добавляй.

В банке, среди нескольких колец и цепочек, я увидел спайку из трех золотых зубов. Они сильно контрастировали на фоне образцов тонкой ручной работы.

— Что ставишь? — спросил у меня Ирокез.

Я замялся. В руке была железная банка детского питания, которую я медленно поставил на стол. В ответ он громко хмыкнул, через мгновение его поддержали двое справа. Серый в бейсболке, глядя на них, все так же сохранял спокойствие и на его лице проявилось полное безразличие к происходящему.

— Этого мало, — озираясь на Ирокеза, проговорил парень со щербиной.

— Действительно, — добавил тот, — у нас ставки крупные. Нужна, как минимум, небольшая драгоценная безделушка. А это мусор, что ты за него купишь?

— Это стоит одну серебряную сережку, у меня больше ничего нет, — пододвинув баночку ближе к центру, проговорил я.

— Можешь взять у меня в долг, — предложил Ирокез и, несмотря на мой отказ, бросил в банк пару простых обручальных колец, — сдавай, Серый.

Последний перемешал колоду и раздал каждому по две карты.

— Это покер, — сказал Серый, — никому из нас не показывай свои карты.

Я взял две карты в ладони и прижал к груди, что снова вызвало смех всех собравшихся. Тут даже Серый еле заметно усмехнулся.

— Ты хоть слышал, что такое покер? — спросил Ирокез.

— Слышал, но как в него играть не знаю.

— Сейчас мы будем открывать по очереди три карты из колоды, — объяснил Серый, — у кого будет лучшая комбинация карт — тот и выиграл.

— Какая должна быть комбинация? — спросил я.

— Не переживай. Мы тебе скажем, выиграл ты или нет, — произнес Ирокез, устраиваясь поудобнее на стуле и стянув шубу с плеч.

— Что вам стоит меня обмануть? — спросил я и посмотрел в глаза Серому.

Он казался мне самым адекватным среди них.

— Ты не обнаглел ли такими фразами бросаться, пес? — повысив голос, спросил Ирокез. — За обман в игре глаза вырезают и из пальцев фарш делают. Все держится на мужском слове и чести. Крыс сразу уничтожают.

Я опустил голову и решил больше не говорить. Все, проверили свои карты, не отрывая их от стола. Ирокез широко улыбнулся и радостно свистнул. Ему вторили два одинаковых человека справа. Серый сидел серьезный и не произвел ни звука. Ирокез достал из своей ювелирной кучи два кольца и бросил в банк. Парень со щербиной добавил цепочку. Носатый парень, у которого было меньше всего драгоценностей, выбросил карты на центр стола. Все уставились на меня. Я не осмелился попросить объяснить план действий, и Серый произнес:

— У него ва-банк.

— Нет, я ему одолжу, — произнес Ирокез и положил несколько сережек в центр.

Серый тоже добавил и открыл одну карту из колоды. Дама червей.

— Прекрасное начало, — проговорил Ирокез.

Следующий круг был подобием первого, все оставшиеся добавили что-то в банк, за меня снова добавил парень в шубе. Вторая открытая карта была девятка треф. Серый постучал по столу. Ирокез, произнеся «обломитесь», зачерпнул пригоршню драгоценностей, высыпал их в банк и закурил. Парень с прорехой в зубах выбросил карты. Я просто наблюдал, что происходит, понимая лишь, что от меня вообще ничего не зависит.

— Он ставит свои почки, — указал на меня носатый и неказисто, словно осел, заржал.

— Согласен, — ответил ему Ирокез.

Мы остались втроем. Сняв третью карту — валет треф и застыв на минуту, Серый все-таки добавил несколько сережек. Парень в шубе умерил свой пыл и тоже притих. Наступила долгая пауза. Сквозь очки не было видно глаз, но его губы еле заметно напрягались. Пальцы стучали по столу, будто перебирая цикличную мелодию на пианино. Зубастый и носатый пристально смотрели на него, Серый сидел расслабленный, уставившись куда-то в стену. Двое наблюдающих, находившихся с нами в помещении, тихо подошли к столу и ждали развязку.

— Ну что там? — не выдержал человек со щербиной.

— Закрой рот! — гаркнул на него Ирокез и добавил несколько украшений к банку. — Сравниваю. Вскрываемся?

Он поднял очки на голову и уставился на Серого. Последний спокойно глотнул виски и перевернул карты. Дама бубны и валет пики. Ирокез посмотрел на них и резко с криком вскочил:

— Да, детка! Выкуси!

Он с размаху впечатал свои карты о стол. На них красовались два красных валета.

— Тройка! — наклонившись к Серому, он прокричал ему в ухо, попутно задев лампу. Она упала на стол и заморгала.

— Вот же мелкий ублюдок, — поднимая ее проговорил Серый.

Он постучал по отсеку с батарейками и свет восстановился. Ирокез, закончив кривляться и показывать непристойные движения, потянулся за выигрышем.

— Грабли убери! — сказал Серый, заставив Ирокеза застыть с вытянутыми руками. — У нас гости.

— Черт, я и забыл про него. А ну-ка, удиви нас. Что там у тебя? — смеясь выпалил Ирокез.

Я, все это время, держал карты прижатыми к груди и даже не заглянул в них. Даже если бы и заглянул, это не имело бы для меня никакого смысла. Я положил карты на стол рядом с моей банкой и открыл. Восемь червей и десять пики.

Наступила долгая неприятная тишина. Даже ветер, завывавший, все это время, угомонился. Двое справа убрали свои улыбки с лиц и настороженно посмотрели на Ирокеза. Тот молча выпрямился и, сдвинув очки обратно на глаза, повернул голову на Серого. Последний раздвинул в бока свою широкую улыбку, и я впервые увидел его зубы. Желтые, но идеально ровные. Кто-то из стоящих возле стола людей хмыкнул. Я понятия не имел, что значат мои карты и есть ли в них комбинация, но судя по реакции всех собравшихся, я как минимум не проиграл.

— Ну вот, — прервав молчание, произнес Ирокез и стал сгребать банк к себе вместе с моим детским питанием, — что и требовалось доказать. Даю тебе два дня чтобы вернуть долг.

— Здесь не было комбинации? — решился спросить я.

— Ты дурак? Если я тебе сказал, что я выиграл, значит это правда. Не так ли? — обратился он к двум игрокам справа.

Те положительно закивали в ответ. Серый отрешенно смотрел в темноту и молчал. Я тихо повторил вопрос ему.

— Все держится на мужском слове и чести, — произнес он сказанную ранее Ирокезом фразу и посмотрел на него.

Затем налил себе виски в стакан и встал из-за стола. Парень в шубе небрежно бросил взгляд в его сторону, но никак это не прокомментировал. Он обратился ко мне:

— Если послезавтра не будет процентов, начнем отрезать пальцы. Отведи его и запомни, где он живет, — приказал он человеку, приведшему меня сюда.

Тот потянул меня за майку, и я встал из-за стола. Мы быстро направились к выходу. Пробираясь через стеллажи, уже у дыры в стене смутно послышалась фраза Серого: «Банк вернул!» и стало окончательно понятно, что Ирокез сыграл не по правилам.

Мы вышли на улицу, здесь уже было достаточно светло, ночь подходила к концу.

— Куда идти? — спросил мой сопровождающий.

Я указал путь, и мы выдвинулись. До дома было минут семь ходьбы, за это время нужно было придумать как избавиться от спутника и не дать ему узнать мой адрес. Осложнялось это тем, что он шел сзади и я не мог контролировать его действия. Мы прошли один дом и завернули за угол, где я оторопел и резко остановился, увидев приближающихся к нам двух военных полицейских. Те резко крикнули «Стоять» и схватились за автоматы. Я поднял руки вверх и не двигался. Заметив же, вышедшего за мной, сопровождающего, они спокойно опустили оружие.

— Привет, Шин. Это кто?

— Должник, — ответил он.

— Ясно. Куда ведешь? Долг отдавать? — засмеялись они.

— Да, — надменно ответил тот и толкнул меня в спину, — вперед, чего стал?

Шин не был многословен с ними, даже проявлял пренебрежение и показывал отсутствие интереса к разговору с полицейскими.

— Играете сегодня? — в вдогонку спросил один из них

— Да.

— Мы зайдем! — уже совсем далеко крикнул полицейский.

Шин прошептал: «Да иди ты» и дальше шел молча.

После мы беспрепятственно проследовали к дому. Токи, завидев меня, радостно помчалась в нашу сторону. Мой спутник от страха вскинул автомат.

— Нет, нет, — остановил его я, — не стреляй. Это моя собака, она не укусит.

Токи запрыгала и начала извиваться вокруг меня. Я пытался ее успокоить, но она была чересчур счастлива. Настолько, что подбежала к Шину и тоже самое пыталась проделать с ним. Но он со всей силы ударил ее ногой по морде и та, с визгом и не пониманием, отпрыгнула от него. Я схватил собаку и поднял на руки, прижав сильно к груди, чтобы она не вырвалась.

— Какой подъезд? — грозно спросил Шин.

Я указал ему, он медленно открыл дверь и проверил безопасность.

— Вперед! Не вздумай ничего учудить.

Мы стали подниматься по лестнице. Было тяжело идти. От боли в теле и тяжести Токи. Одышка догнала уже на втором этаже, и мне пришлось остановиться, чтобы перевести дух.

— Чего остановился, ничтожество? Вперед! — скомандовал Шин.

Я медленно ступил дальше, чугунные ноги с трудом поднимали стопы. Одна ступень, вторая, третья. Громкий звук ботинок Шина, отдававшийся объемным подъездным эхом, резко прекратился. Пройдя еще пару ступеней в тишине, я обернулся. Шин стоял с широко выпученными глазами, а через полуоткрытый рот доносились еле различимые хрипы. Из его груди торчало блестящее лезвие ножа, делая рубашку вокруг себя влажной. Он схватился рукой за перила и сразу же упал на колени. Вторая рука попыталась нащупать оружие, но бесполезно хватала воздух. Сзади него стояла знакомая мне старуха и смотрела на его беспомощное трясущееся тело. Я отшатнулся назад и невольно присел на лестницу, выпустив из рук Токи, которая быстро убежала наверх.

— Не слушай его, Адам. Это плохой человек, — посмотрев на меня, нежно произнесла она, — не стоит переживать из-за его слов. Плохие люди созданы для того, чтобы можно было видеть добрых.

Женщина развернулась и бесшумно уплыла в свою квартиру. Я сидел, ошеломленный, перед телом человека. Оно, покачавшись на коленях, через какое-то время рухнуло на пол лицом вниз. Еще минуту было заметно легкое подергивание его пальцев. Кровь образовывала темную лужу, которая добралась до края пролета и начала капать на нижние этажи. Я, не двигаясь, просто смотрел сверху вниз на парящую красную субстанцию. Капли приземлялись и разбивались о перила и ступеньки нижнего яруса, образовывая собой загадочную многогранную композицию. Казалось, жизнь этого человека, покинув тело, оставляла свой последний след, чтобы закрепиться, хотя бы на уровне ДНК, в истории этой планеты.

Опомнившись, я осознал, что нужно убрать тело. Если Шина обнаружат его подельники, то перероют весь дом и найдут меня. К тому же, здесь бывает Адам, и лишние вопросы в его голове могут быть опасны. Возможно, он даже связан с этими «анархистами», а это не сулило мне ничего хорошего. Я поднялся в свою квартиру, запер Токи и по пути обратно обдумал несколько вариантов. У них всех были значимые недочеты и риски. Сначала пришла идея донести тело до озера, но навряд ли я смог бы сделать это быстро, учитывая мое состояние. Можно было спрятать его на время в своей квартире, но хранить у себя труп было перебором, к тому же я оставил бы кровавый след к своему убежищу. Еще одной идеей было затащить его в квартиру старушки, но, во-первых, мне совсем не хотелось вновь посещать это место, а, во-вторых, я не знал, чего ожидать от этой женщины. Я действительно ее боялся. Из спины Шина торчал голый металлический хвостовик ножа без рукоятки. Не укладывалось в голове, каким образом слабая старушка смогла насквозь пробить его тело. Еще больше поражало то, чего я сразу не разглядел. Под задранной рубашкой убитого человека сейчас отчетливо просматривался бронежилет, который был с легкостью прошит холодным оружием. Это способствовала увеличению боязни перед этой женщиной. Я попытался потянуть тело «анархиста» за ногу, но это оказалось крайне тяжелым для меня. К тому же оно стало мазать серую плитку пола широким бурым следом. Я оказался в тупике. Вариантов не было, кроме как оставить его здесь и надеяться, что никто не захочет выяснять причины произошедшего. Я нервно маячил взад-вперед, ощущая подкатывающую панику. В-итоге, после минуты передышки, кое-что пришло на ум. Пришлось сходить на верхний технический этаж и отыскать среди не вместившегося на балконы барахла полутораметровую арматуру. Необходимо было приоткрыть вход в шахту лифта, вставив этот штырь между створок. Я долго пыхтел и мучался, но двери не поддавались. Они расходились лишь на несколько сантиметров и снова захлопывались. «Бесполезно. Как это делают лифтеры? Точно! Должен быть замок». На верхней стенке проема лифта было маленькое круглое отверстие для ключа. Конечно, самого ключа не было, поэтому пришлось идти за инструментами. Токи радостно вскочила, но увидев мое озабоченное настроение, умерила свой пыл и просто стоя наблюдала. Эти походы вверх-вниз вымотали меня окончательно, приходилось брать долгие паузы, для восстановления дыхания, и после них я все больше не чувствовал ног. Взяв инструменты, я вновь спустился вниз и замер на ступеньках.

— Кто Вы?

Перед дверьми в свою квартиру стояла старуха и смотрела на лежащее тело. Я вошел в оцепенение и ничего не смог ответить. Ее спокойная речь заставляла испытывать перед ней ужас больший, чем перед ночными бандитами. Она продолжила:

— Я знаю, Вы — наш сержант разведки.

Она будто не замечала меня и вела разговор с истекающим кровью трупом. Я ждал.

— Мой Стефан тоже хочет стать военным, а я ему говорю, что для этого нужно заниматься спортом. И он занимается. Вчера порвал свои кеды, я всю ночь зашивала их и клеила подошву, — она вздохнула и через паузу продолжила вновь, — а Адам только бегает по улице с этими своими друзьями и уроки не хочет делать. Но он тоже вырастет достойным человеком. Я уверена. Может даже и хорошо, что бегает. Будет готов к любым трудностям.

Она договорила и приложила руку ко лбу, тыльной стороной ладони. Ее челюсть немного ушла вниз, а затем быстро сжалась. На скулах и висках выступило напряжение. Она развернулась и засобиралась уходить, но вновь повернулась и обратилась уже ко мне.

— Адам, дорогой, подай мне, пожалуйста, нож, — ее тощий указательный палец показывал на лежащее тело.

По моему телу волнами раскатился дикий ужас, живот будто сжало в тисках. Я не отвечал и старался не шевелиться. Наши взгляды образовали жесткий узел и это было похоже на дуэль двух ковбоев, только без револьверов. Без шляп. Без смысла. Минуту мы стояли в тишине, после чего она начала двигаться в мою сторону. Я был вынужден податься назад, поднявшись на один пролет вверх. Старуха подошла к трупу и, медленно согнувшись, схватилась двумя руками за клинообразный хвостовик ножа. На моих, выпятившихся от шока глазах, окровавленное лезвие медленно выскальзывало из плоти, окутанной броней. Женщина выпрямилась и, с ножом в руках, проследовала в свою квартиру, закрыв за собой замок.

Я слышал свой стук сердца и громкое учащенное дыхание, точь-в-точь как у Токи. Пришлось через дрожь делать задуманное ранее, постоянно озираясь на злосчастную дверь. Я смог подобрать приблизительную головку к лифтовому замку и через пару минут дверь поддалась. В шахте было темно, но я различил сверху дно кабины. Вновь взяв труп за ноги, я подтащил его к открытой двери и толкнул вперед. Раздался глухой звук удара, отразившись эхом сверху. Я быстро закрыл дверь и вернул замок в первоначальное положение. На полу, от лестницы до лифта, образовался широкий красный шлейф. Он, как последний мазок кисти, закончил это жуткое полотно жизни и оставил автограф автора где-то там, на дне шахты. И мне сейчас, как злобному вандалу, нужно было избавиться от этого творения судьбы и разрушить композицию. Я долго на четвереньках отмывал грязной тряпкой кровь с пола и перил, используя приличные запасы своей воды. Все размазывалось и превращалось в неумелую бездарную мазню. Мои руки стали липкими, одежда влажной и противно приставала к телу. Пол, в конце концов, стал через чур чистым. Пришлось принести с улицы песка, мелко разбросать и растоптать вокруг. Это выглядело не очень натурально, но лучше, чем раньше.

Когда я вернулся домой уже наступил рассвет. Токи, услышав наконец, что я закрываю за собой замок, наполнилась радостью. Я снял с себя грязные вещи, спрятал их в куче хлама на балконе и обнял собаку. Шок от пережитой ночи прошел и наступал черед ноющей опустошающей боли. Она перебивала возросшее чувство голода — в этом был хоть и сомнительный, но плюс. Примостившись в углу и укрывшись одеялом, я долго пытался расслабиться и успокоиться, но меня неистово царапали тревога и боязнь. Боязнь за то, чего я даже не делал. Боль в голове не унималась и со временем только усиливалась. Возможно, у меня случилось сотрясение мозга и состояние мое, которое до этого держалось на адреналине, теперь ухудшалось. Я хотел дотянуться до таблеток, лежащих на столе, но все кругом начало расплываться и превращаться в яркий слепящий свет.

Я почуял запах моря.