2 – 18 января 2 года

Постройка сарая-укрытия заняла около трёх дней, ещё почти столько же потребовалось, чтобы заткнуть все щели мхом — с целью преградить путь гнусу. Вход сделали небольшим, а для плотной многослойной занавеси использовали сшитые между собой шкурки мелких животных и оленя. К сожалению, несмотря на все наши старания, даже после выделки кожа гнила, хотя и медленней, поэтому экономить её не имело никакого смысла. А вот населить получившееся строение насекомоядными животными оказалось гораздо сложнее. Сначала мы просто наловили ящериц, лягушек, мелких птичек и крупных хищных членистоногих, занесли их внутрь и там выпустили. Но очень быстро выяснилось, что такой способ не работает: насильно переселённые животные сбегали, зарывались в землю, проделывали сквозные дырки в моховой прокладке стен. Только после недельного наблюдения за их жизнью на воле нам удалось устроить некоторые виды так, чтобы они не стремились покинуть убежище. Теперь в углу дома возвышалась груда камней, а рядом с ними набросали обломки коры и несколько хворостин. Между камнями и деревяшками проложили толстый слой влажного мха, который поливали по несколько раз в день, а над «живым уголком» закрепили почти десяток веток — для летучих обитателей дома.

Даже во время постройки мы не прекращали свои исследования. Росс ещё до моего возвращения сплёл два десятка клеток и долго ругался, когда убедился, что простые деревянные прутья не удержат пожелавших сбежать грызунов. Параллельно выяснилось, что некоторые из видов менее склонны прогрызать стены, и теперь зеленокожий наловил именно их. Большая часть животных, попав в неволю, постепенно ослабевала и начинала болеть (скорее всего из-за неправильного кормления или содержания — ведь мы ещё недостаточно изучили местную природу). Но даже так уже можно было проводить исследования. Пока Надя работала у волгорцев и собирала информацию о людях, Росс ставил жестокие опыты на животных. Хирург наносил им раны, порой серьёзные, чтобы выяснить, что лучше применять в качестве антисептиков, скармливал яды в больших количествах, а потом вскрывал погибших зверей с целью посмотреть на внутренние повреждения и так далее. При всей своей неприглядности, такой подход оказался достаточно результативным, хотя теперь ещё острее встал вопрос: насколько одинаково действуют на людей и подопытных животных найденные лекарства. Росс почти ежедневно созванивался с Надей, они обменивались полученным опытом и наблюдениями, советовались насчёт возможных методов лечения и обсуждали, какие ещё травы стоит протестировать на зверях.

Три куста серебристых леших всё-таки взошли, правда, почти в полутора метрах от места посадки. Мы с Вероникой долго пытались понять странную логику растений, но потом сдались и махнули рукой, решив посадить ещё бобов и, если они опять вырастут не там, где положено, пожертвовать одним кустом, чтобы попытаться найти ответ. После давней неудачи агроном некоторое время экспериментировала и пока остановилась на другом способе выращивания растений. Вместо того, чтобы расчищать и подготавливать землю под грядки, она тщательно обрабатывала совсем небольшие лунки, почву в которых, сразу же после посева, прикрывала опавшими листьями или слоем срезанной травы. При такой агротехнике ей удалось сохранить даже посадки, совершённые всего за трое суток до лунно-закатного шторма. Кроме этого, первые успехи появились и при попытках выращивания папортошки, а именно — подтвердилось предположение о чередовании спорофита и гаметофита. По крайней мере, в тех местах, куда Вероника посадила ягоды лиан, взошёл именно папортофельный папоротник.

Совершенно случайно мы обнаружили растение, подходящее для получения качественных волокон, из которых, в принципе, можно прясть. Его заросли нередко встречались в малоподвижных заводях: трава с длинными, поднимающимися выше метра над водой, узкими листьями и ещё более высокими гладкими стеблями, с пушистым шарообразным белым соцветием. Листья хорошо сопротивлялись разрыву, а после вымачивания и выдерживания до полуразложения, зелёная (а точнее — уже бурая) масса достаточно легко отмывалась, позволяя отделить длинные и тонкие, но крепкие, распушающиеся после просушки нити.

Однажды за завтраком Росс категорично заявил, что собирается отлучить подрастающих детей от груди. Но малыши придерживались другого мнения и уже к полудню почти не отходили от зеленокожего с просьбами:

— Росс, ну дай титьку!

— Я не дойная корова, — отмахивался Росс. — Хватит, вы уже большие, а большие мальчики и девочки не сосут грудь.

Дима недовольно засопел, а Дина состроила жалобное лицо, но, заметив, что уловки не действуют, дети переглянулись.

— Сосут! — уверенно возразил сын. — Росс, ну не жадничай.

— Нет, — решительно отрезал зеленокожий.

— Почему?

В одном этом слове прозвучало столько искреннего непонимания и обиды, что Росс тяжело вздохнул, но снизошёл до объяснения:

— Чтобы вырабатывалось молоко, надо много есть и, чем больше молока, тем больше и вкуснее есть. А вы уже большие, можете кушать самостоятельно. Нечестно получается: вы и тут, и там перехватите, а меня-то никто дополнительно не кормит!

Удивительно, но дети не стали возражать и настаивать на своём, вместо этого глубоко задумавшись.

— Тоже мне, оголодавший, — фыркнула Лиля, когда малыши отошли к остальным.

— Ну, надо же было хоть как-то аргументировать, — улыбнулся Росс. — А они достаточно умные, чтобы понять и отстать.

Но, как вскоре выяснилось, зеленокожий недооценил настойчивость и интеллект полукровок.

В свободное от работы время все дети часто ловили насекомых. Потом кто-нибудь из взрослых поджаривал их добычу на рыбьем или змеином жире и получалось вкусное, сочное и хрустящее лакомство. Так произошло и сегодня. Но, вместо того, чтобы самим съесть деликатес, Дима с Диной оставили себе лишь по паре кузнечиков, а остальным угостили Росса. Зеленокожий сначала попытался отказаться, но дети настаивали и он сдался, с немалым удовольствием умяв и свою, и их доли. Дождавшись, пока последнее насекомое исчезнет во рту Росса, сын спросил:

— Вкусно покушал?

— Да, спасибо, — искренне поблагодарил Росс.

— Мы тебя покормили, теперь дай титьку! — радостно выдала Дина и полезла на колени к зеленокожему. К сестре тут же присоединился Дима, да и Рысь решила не отставать, с визгом пытаясь отвоевать желаемое.

Росс не нашёл, что возразить — его побили на его же поле, и теперь взглядом взывал к нам о помощи. Нелепость ситуации вкупе с неожиданным решением полукровок и на нас произвела сильное впечатление, поэтому вместо того, чтобы что-то предпринимать, мы невольно рассмеялись. Зеленокожий обиделся, но потом, подумав, хмыкнул и пожал плечами:

— Ладно уж, ещё потерплю, — сказал он нам. — Сам виноват, надо было другой повод придумать. Хотя иногда мне кажется, — Росс перевел взгляд на счастливые лица сосущих детей, — что независимо от того, как бы я объяснил им своё решение, они всё равно нашли бы способ выкрутиться.

Рысь в плане умственного развития всё ещё оставалась на уровне животного, хотя и очень сообразительного. Я пыталась заниматься с дочерью дополнительно, отдельно от остальных детей, стремилась, чтобы она освоила хотя бы самую простую речь, но безуспешно. Разумеется, это заставляло нервничать. Несколько раз я даже плакала украдкой, подозревая, что последствия кровоизлияния в пустыне не прошли бесследно и вполне могут быть причиной недоразвитости дочери, из-за чего малышка никогда не станет разумным существом. Но с другими посвящёнными не стала делиться проблемой: пока ещё остаётся хоть какая-то надежда, а значит — надо ждать.

Тигр продолжал навещать окрестности селения, а однажды даже вышел к костру. Мы тут же взяли круговую оборону, вооружившись копьями и факелами. Связываться с нами хищник не пожелал, развернулся и так же неспешно удалился. Но постоянная угроза не давала нам покоя. Проблема состояла в том, что надо было не просто ранить, но именно убить страшного соседа. Иначе, обозлившись, он может начать не просто любопытствовать, играть и охотиться (последнее, хотя и происходило, но весьма лениво) — а целенаправленно убивать. Но хищник, как нарочно, игнорировал ещё две построенные нами ловушки и отказывался от всех подброшенных ему отравленных тушек небольших зверьков. Однажды, для эксперимента, я подкинула ему не начинённое ядом мясо — и его тигр съел с удовольствием. Отсюда следует вывод, что он не просто брезговал уже мёртвой добычей, а понимал, что в прежнем угощении что-то не так. Идти на прямой конфликт и пытаться победить зверя только с помощью копий, факелов и топоров мы сами опасались — слишком большими потерями с нашей стороны грозил такой необдуманный поступок. Но всё же мне пришла в голову идея прикрепить артефактный нож к длинной жерди и настроить его на максимальную остроту — в случае чего, получилось бы страшное оружие. Но увы, и на сей раз повышенная паранойя при выборе вещей сослужила плохую службу. Когда нож находился у меня в руке, причём даже если я брала его через несколько слоев шкуры, он сохранял свои свойства, но стоило разорвать касание: бросить или прикрепить к палке — как лезвие оплывало. В результате оно не просто понижало, но вообще теряло остроту и форму, из-за чего при любой попытке использовать нож дистанционно он оказывался не полезнее обычного камня, да ещё и менее удобным. В контактный бой с тигром я не собиралась (разве что в совсем безвыходной ситуации), так что и от этой идеи пришлось отказаться.

Однажды отправившаяся на охоту семья физика почти сразу же вернулась и Маркус позвал нас посмотреть на кое-что интересное. Буквально в нескольких десятков шагов от границы селения, в реке, на мелководье, купались три человека. Но не просто человека, а очень маленьких. Ростом они не доставали мне даже до колена, но пропорции тела свидетельствовали, что это вполне взрослые особи. Мужчина и две женщины. В нашу первую встречу мы просто следили за ними, не в силах сразу поверить в необычную картину. Семья мелких людей обосновалась рядом с лагерем, что позволило ближе познакомиться с их образом жизни. Судя по тому, что вели они себя достаточно смело, да и гнуса не опасались — мы предположили, что их защита сродни моей и прусов: ядовитость плюс естественный репеллент. И наблюдения, а также проверка на кольце-анализаторе полностью подтвердила эту гипотезу. Мелкие люди держались рядом друг с другом, но не блистали высоким интеллектом: хотя они и могли использовать подобранные веточки или камни, но ни разу не удалось застать их за изготовлением инструмента или его применением. Всё говорило о том, что мелкие люди не разумные существа, а звери, причём стоящие на лестнице развития даже ниже орангутангов. Но их облик, их человеческие тела смущали, в результате чего мы несколько раз пытались наладить контакт. На сближение феи (как мы прозвали этот вид) пошли достаточно легко, но и тут проявили не больше ума, чем прусы. Как мужчину, так и женщин интересовали не мы, а только предлагаемые нами лакомства.

— Мне одно интересно, — задумчиво потянул Росс, наблюдая за низкорослыми соседями. — Они так похожи на нас внешне — может, и опыты на них принесут более достоверные результаты? К тому же, у них относительно хуже развиты челюсти, так что клетки точно не разгрызут.

Но остальные посвящённые дружно запретили зеленокожему обижать поселившихся по соседству фей.

— Если так уж хочется — отойди подальше, найди и там налови себе подопытных, — выразил всеобщее настроение Сева. — А наших не трогай.

Росс не расстроился и даже почти не стал возражать против такого условия: судя по всему, он тоже проникся симпатией к новым соседям.