Глава 9: Рандеву с трансцендентным

К вечеру набежали легкие тучи, немного покапало, потом распогодилось. Ясное, безоблачное небо и полный штиль. Алиса молнией проскользнула из кухни в комнату, стреканула за штору, потом забилась под кровать и притаилась мягкой игрушкой в самом дальнем углу. Фёдор замер в стойке на задних лапах, передними хватко вцепился в дверцу любимого шале. Один Том вел себя спокойно и нейтрально. Вышла во двор-глушина и всё в полушёпоте. Вернувшись в дом, проверила дверь и окна на прочность закрытия, задернула тяжелые портьеры. Я ждала значимого момента, очень ждала. Метаться и кидаться никуда не собираюсь.

С той самой бордовой ночи прошло полтора месяца.

Клетку с Фёдором сняла с холодильника, поставила на стол и накрыла халатом. Лиску вытаскивать не стала, только опустила покрывало до пола. Том зашёл в комнату, равнодушно лёг около стола, положив голову на скрещенные лапы. Глаза закрыты, вроде уснул.

Так просто? Реснички захлопнул и ничего не занимательно? Составь хоть ненадолго компанию. Отказываешься? Оправдываю твое решение. Отдых дороже.

Я принесла тазик, большую, открытую бутылку воды, солнцезащитные очки зачем-то, гвоздодер и рядом пристроила незаряженное ружьё. Необычный набор предметов для встречи неизвестного. Из одноствольного стрелять не умею и не пробовала. Надобности не было. Подтащила к окну кресло, разулась, сняла носки и села, приоткрыв штору. Полная готовность.

Начинайте!

Ветер совсем стих. Утихомирилось и смолкло всё, что только возможно, без исключения. Вот это я понимаю! Претворение трансформации! Страха нет. Хорошо. Мне надо прочувствовать и запомнить поворотный момент до самых мелочей. Сгущаются сумерки. На светло-сером небе появились нежные, розовые полосы. Невиданно красивое сияние, необычно прекрасное! Цвет бордо получился не сразу. Сначала он был розовым, потом голубым, синим, фиолетовым, синим, голубым, розовым опять и только потом начал постепенно наливаться, свертываться и переходить в насыщенно бордовый.

Колоритно! Экспрессивно!

Огляделась вокруг, всё как в ту ночь: в тёмно-вишнёвом свете чёрные силуэты мебели без отражений. Довлеющая тишь, собака спит глубоким сном, других тоже не слышно. Я приподнялась, ходить могу, головой и руками шевелить могу.

Икота, как она некстати. Таких толчкообразных сокращений диафрагмы никогда не было. Мои отрывистые, иерихонские звуки обещают вернуть жизненный тонус Моаи с острова Пасхи и даже терракотовой армии с конницей из гробницы китайского императора. Ничего себе! Какие я вопли издаю. Выкрики буйно помешанного.

Звонкий щелбан по носопыркам всех недавно усыплённых, убаюканных и вовсю храпевших. Рота, подъё-ё-ём!!!

Друзья, я не виновата. Подъё-ё-ём!!!

Извините, любимые коты, собаки и крыски. Подъё-ё-ём!!!

Затухаемся, забываемся. Продолжаем дружно давить чуткие ушки. Подъё-ё-ём!!!

Вот вам в утешение милая колыбельная. Подъё-ё-ём!!!

Народные средства, такие, как задержка дыхания и высовывание языка не помогли. Заклинательные слова "и-кк-ота, и-кк-ота перейди на Федота, и-к-к" подвергла в непонятку не только Фёдора, который, услышав что-то до боли знакомое, начал приподнимать тряпочку: "Ты меня звала, ненаглядная моя любушка, ласточка весенняя, солнышко свет ясное, сладкое зернышко моё кукурузное?"-но и разбуженного, недовольного Тома. Сейчас он ненавидит меня всей собачьей селезенкой. И она, с максимальной интенсивностью, неудержимо клокочет и бешено пузырится в ответ на судорожные возгласы нарушителя общей просветленности.

— Ты что, забурела вконец, женщина? Или как там тебя? Я твоего погоняла даже не знаю.

— Засохни, тупиковая ветвь человечества с зачатками разума!

— Не возникай! Заткни уже чем-нибудь свою лаялку, исчезающая форма жизни!

Походу пёсель прав. Он действительно не ведает, как меня звать. Алиса с Федором всегда реагировали на моё имя, воспринимали его, мгновенно врубались в звучание исходившее от домашних. А для собакина, я забуревшая, исчезающая форма жизни без клички. Скоро кошка с мышкой тоже забудут мой позывной, данный при рождении. И я незаметно истаю и выветрюсь здесь в обезличивании с безымянностью. Кстати, как меня зовут? Рисуюсь! Конечно помню, память еще не отшибло. Если что, паспорт с разными документальными свидетельствами имеются.

Острячка на взлетной полосе с отрывом от бетонки. Подъё-ё-ём!!!

Да что б меня, горластую такую. Подъё-ё-ём!!!

Ну это уже ни в какие ворота, калитки и двери. Подъё-ё-ём!!!

Надо пройти на кухню и хлебнуть воды. Иначе меня разметает на неровные ошметки. Стало неладно секунд через десять после нескольких мелких глоточков. Я зажмурилась и приложила пальцы к переносице-что-то, как-то отвратно. Не успев прикинуть, почему же мне стало так отвратно, понеслось...

Слабая дамба не сдюжила, ее пробило нутротрясением, шлюз снесло и хлынула сель. До туалета не добежала и тазиком воспользоваться не успела. Меня рвало и выворачивало наизнанку. Сложившись пополам, выплескивала и изрыгала из себя то, что употребила сейчас и накануне.

Выкручивало долго, муторно. Освобождало всё до желчи, потом пошла белая кипень с хлопьями. А как только она закончилась и выходить было уже нечему, мои мучительные потуги добрались до поджелудочной с печенкой. Они решили закатить сейсмологическую тектонику и сдвинуть с кронштейнов важные железы. Замыслили отымание, того что хорошо припрятано в депозитарии потрохов. Опустившись на табурет, еле-еле обуздала и устаканила непередаваемый гастроэнтерологический путч.

Необъяснимо! Нелепо! Это же была вода, просто вода, а не какой-то стрихнин разбавленный в крепком настое из мухоморных грибочков с поганками.

Когда немного оклемалась, закрыла кухню, доползла до кровати и упала ничком поперек матраса, успев повернуть лицо так, чтобы не задохнуться. Одно утешило, икание загасилось и больше не возобновлялось. Очнулась опять в бордовой комнате. Том лежит бестревожно. Тотчас срубилась в той же фигурации. Через некоторое время открыла глаза. Ещё бордо. Кисти рук сжало и скрючило. Опираясь на локти, собралась и встала. Мне обязательно нужно к окну. Непременно.

Я залезла между штор, прислонилась почти вплотную к окну, уловила движение и это не люди, вернее не совсем люди.

Поразительно!

Больше похожи на высокие тени-приведения. Идут прямо, очень медленно, словно сомнамбулы, не останавливаясь. Около препятствий они растворялись в них, а пройдя сквозь, появлялись снова.

Их немного. Впереди два силуэта, вдвое меньше, эти ступают парой, согнувшись. Мне кажется, что групп несколько, подробнее разглядеть не получилось. Стены дома и пол слегка вибрировали. Я стояла во весь рост, расставив для равновесия и устойчивости ноги на ширину плеч и опираясь костяшками пальцев в стекло. Не пряталась, наблюдала за коллективным шествием минут десять. Они прошли и на меня не отреагировали.

В помещении тяжёлый, удушающий воздух, который было сложно вбирать. Процеживала его сквозь зубы, проталкивала в себя, боясь больше не услышать своего дыхания. Бутылка с водой бухнула в таз и единичный, одинокий звук точным попаданием снаряда чуть не разорвал колотившееся сердце.

Мне позарез надо куда-нибудь приткнуться, экстренно улечься, сложиться калачиком в позе эмбриона, укрыться с головой, отстраниться и отмежеваться от всего непередаваемо-нездешнего.

И очень срочно!

Проснулась днем, все были живы. Мы всё там же. Нас, похищенных, не отвоевали, не выхватили из остросюжетного, загибонистого инферно и не вернули родной отчизне. Том сидит около стола, Лиска вылезла, пьет воду из ванночки. Фёдор шебуршится, халата на клетке уже нет, стянул его, соскучившись по нам. Из всех беззаботно возящихся, только я не копошусь и не трепыхаюсь. Нет сил, лежу без движения, перерабатываю недавно отсканированное пришествие.

Уже не удивлена. Ну что ж, вполне предсказуемо. Всё, что происходит со мной и так не поддается никакой рациональности. Не скажу, что мне спокойно. Конечно, вреда и урона странные посетители нынче нам не причинили. Это пока, на сею дату. Бордовая ночь продолжалась двое суток. Надо убрать после себя на кухне, но подняться смогла только через семь часов. Опять пришла в полное изнеможение. Сморило мгновенно и надолго.

У меня упало зрение, совсем немного. Огорчительная пилюля! Неприятная очевидность, дефект под названием дальнозоркость. Вдаль вижу, по-прежнему, хорошо и отчетливо. Я подобрала очки, они самые слабые, вполне подходят. Надеваю по необходимости, когда требуется что-то рассмотреть вблизи.

Всегда пыталась быть предельно внимательной, старалась не пораниться. Здоровье надо беречь. Я как в джунглях, смазываю и заживляю каждую свежую царапку, чтобы не загноилась. Нечаянно резанула палец на левой руке, рана глубокая, расстроилась, но не по поводу кожного повреждения. Кровь вытекала слишком медленно и быстро свернулась. Раньше таким не страдала, чем сейчас мне грозит откровенно-сигналящая информация, представить в общих чертах могу. Это уже трабл!

Нашла в аптечке аспирин, принимаю для разжижения крови. Необходимо найти и ознакомиться с медицинской литературой, а лучше поездить по больницам, в гематологических отделениях изыщу подходяще-незаменимое средство. Все-таки бордовые ночи оказали на организм негативное воздействие слабого излучения. От мощного я бы, наверное, сразу загнулась. Надлежит понаблюдать, отражается ли загадочное явление на животных.

Не отражается! Им всё равно: что ночь, что день, что бордо, что другие краски вселенной.

На преисподнюю данное место совсем не похоже. В мировой литературе и всенародном кинематографе подземелье грешников преподносят иным образом. В адской бездне должно быть неимоверно зловонно, с удушающими испарениями сероводорода, неумолчно-голосисто, очень-очень не кондиционерно, без климат-контроля и погано-дерьмово. Должно быть безумно ужасно, нестерпимо, избыточно больно, донельзя страшно и безгранично жестоко. Вроде ничего не упустила. Да, ещё разные зверские, невыносимые, бесконечно-чудовищные пытки.

Должно быть?

Кто сказал?

Тот, кто оттуда вернулся?

Дак кто возвратился? Никого не припомню.

Здесь же слишком тихо, непомерно чинно, преувеличенно смиренно и эргономично для чистилища. Но для себя сделала субъективное заключение: допустимо, что это обсервация, карантинно-перевалочная зона, пересыльный спецприёмник. Некий предбанник в жаровню тандыра или обратное-преддверье в благословенные кущи цветущего эдема. И отбрасывать единственное, пока, суждение не стоит. Других сейчас не имеется.

Длительно, придирчиво разглядывала себя в зеркале, и лицо и тело. Может потихоньку, понемногу начинаю мутировать, подобно одной семейке в произведении Говарда Лавкрафта "Цвет из иных миров"? Отклонений не выявила. Лицо, правда, бледное, осунулось, под глазами тёмные круги. Ничего, пойдет, третий сорт не брак.

Не стала долго откладывать посещения медицинских учреждений, куда смогла залезла. В разных отделениях стационаров, набрала соответствующих препаратов, шприцов и других всяческих материалов. Инструкции изучу, если что, уколы ставить умею. Я папе иногда инъекции делала, когда он заболел. И Алиска тоже не избежала лечебной участи, поэтому, до сих пор от меня шугается.

Наткнулась на автоматический портативный дефибриллятор. Теперь он мой. Что с ним делать буду, уже другой вопрос. Лично мне, он не к чему. Запустить самой себе сердце и воскресить себя с его помощью вряд ли сумею. Только смогу запулить мгновенную эвтаназию, однако всё равно взяла. Хозяюшка!

Разжилась толстенным справочником лекарственных средств, анатомической энциклопедией и ещё несколькими медицинскими талмудами. Получилась целая библиотека. Посмотрю и полистаю на досуге докторские книженции. Что, где и как расположено, как правильно называется, чем всё это залечивать, припудривать, шпаклевать, оверложивать и загипсовывать. Авось, поверхностные врачевальные знания когда-нибудь и пригодятся.

Вот только стоматология на "авось", наверняка, не поведётся. Ну как пломба раскрошится, пульпит взнузданёт, жвалы забюллетенят? У меня еще не все зубы мудрости прорезались. А если флюс решит нарушить красоту подчелюстной и подглазничной области и тройничный нерв начнет лягаться? Тут гиблое дело, суши весла. Это не заноза, которую можно уцепить и без помех вытащить щипчиками маникюрного набора.

И умереть не умрёшь, но боль калёной моросью будет долго канючить и докучать, тихоходно изливаться из нервных пучков зубных канальцев, ввинчивая дрелью саморезы в мозжечок. Что же тогда может спасти меня от непрестанной долбёжки? Да ничто, кроме компресса и микстуры из цианистого калия. Может стоит его поискать. На всякий случай. Кто его знает.

На плакаты и баннеры осклабленных ртов с белоснежным частоколом из тридцати двух здоровых, бескариесных столбиков, стараюсь не засматриваться. Подмога от дантистов и протезистов не предвидится. Она даже не маячит близ окоёма, и с ней надо уже распрощаться напожизненно.

Рандеву с трансцендентным состоялось, однако мне совершенно не хочется размышлять на бордовую тему и ломать голову.

Новость так новость! Не хочется. А придется. Не сегодня, пусть не завтра. Но придется.