Начало

Глава 8. Герой не своего времени.

Очнулся я в своей кровати в имении, в чистой пижаме, но с забинтованной головой. Кто и как меня сюда доставил, переодел, обработал рану, в памяти не сохранилось. Но, по большому счету, все это не имело особого значения. Главное, что я был жив и на удивле-ние неплохо себя чувствовал.

Первым делом, после того как открыл глаза, я ощупал языком зубы и с огромным облегчением убедился в их сохранности. Разодранные губы, отзывающиеся резкой болью на любое движение, были не в счет.

Когда я слез с кровати и накинув халат, оценивал перед зеркалом повреждения на лице, дверь без стука распахнулась и в комнату влетел сияющий как начищенным само-вар, за версту благоухающий одеколоном Селиверстов.

Увидев меня на ногах, он радостно взвыл и кинулся обниматься. С трудом угомо-нив околоточного, все же на ребрах, после пинка Козыря, красовался громадный синяк и шевелиться, так же как и двигать губами, было ощутимо больно, я усадил его в кресло.

Тот, все порываясь вскочить, затараторил:

— Нет, ну ты, Степан Дмитрич, даешь! В рубашке родился, не иначе! Мало того, что я успел в последнюю секунду, так еще этот упырь одноногий, считай, в упор промахнул-ся! Душегубу своему башку продырявил, а тебя пуля только вскользь зацепила! Буквально чуток в сторону и… — он махнул рукой.

— Не шуми, без того в ушах звенит, — я осторожно прикоснулся к повязке с левой стороны, но полицейский, переполненный эмоциями, перебил меня:

— Да, кстати, господин Исаков, ты как всегда оказался прав. И откуда ты все зна-ешь?

Я опустился в кресло напротив, вопросительно поднял бровь и тут же скривился от болезненного укола, вследствие движения поврежденной кожи.

— Ты о чем?

— Как о чем? – сначала неподдельно изумился околоточный, затем звонко хлопнул себя по лбу. – Совсем запамятовал, ты же еще ничего не знаешь. Поганец-то, как ты и предсказал, вылез сегодня утром.

— Какой поганец? Откуда вылез? – все никак не могло дойти до меня.

— Да все оттуда же! – Селиверстова буквально распирало. – Из собора вылез! На-шлись, камушки-то!

— Ну-ка, ну-ка? – мне действительно стало любопытно, потому как, если откровен-но, я и сам не очень-то верил в действенность данного накануне совета. – Расскажи по-подробнее.

Полицейский повозился, устраиваясь удобней, закинул ногу на ногу, разгладил щедро напомаженные усы и приступил к повествованию:

— Как ты намедни предложил, я всех из церкви выгнал, окна-двери на замки запер, а еще поверх сургучом залил и свою печать поставил. Как настоятель шумел и ногами то-пал, лучше не вспоминать. Я ж от него даже на квартиру сбежал. Все ключи отобрал и спрятался. А тут еще ночью подняли тебя выручать. Ты, вообще, догадываешься, кому жизнью обязан?..

— Давай, пока, о камнях, — перебил я. – О моей истории позже подробно поговорим.

— Хорошо, — легко согласился околоточный. – Так вот, забылся я только под утро, а тут уже гонец в дверь колотит, так, мол, и так, в церкви изнутри кто-то скребется. Само собой, какой уж тот сон? Прибежал туда, благо недалече, дверь отворил. А там, кто бы ты думал? – он ударил обеими ладонями по плюшевым подлокотникам, выбивая еле замет-ное облачко пыли. – Мальчишка на пороге сидит, худой, что твой скелет.

— И откуда он там взялся? – пришла моя очередь удивляться.

Селиверстов погрозил мне пальцем.

— Не прикидывайся, Степан Дмитрич. Ты ж заранее знал, что он за иконостасом схоронился.

— Вот, здорово живешь, — я достал из лежавшего на столе портсигара, так и не дос-тавшегося бандитам в качестве трофея, папиросу, закурил, затем поднялся и открыл фор-точку. – За иконостасом же целая толпа палками все истыкала. Я сам лично видел.

Околоточный победно усмехнулся.

— Твоя правда, тыкали, да все без толку. Он-то, почитай, под самый купол вскараб-кался. Никак они его достать не могли.

— Тогда понятно, — я вернулся обратно в кресло. – И кем же этот умник оказался?

— Учеником ювелира, — Селиверстов тоже вытащил из моего портсигара папиросу, а я бросил ему спички. – Его на побывку из столицы отпустили, а тут как на грех икону привезли. Нет, ну вот скажи мне, откуда в двенадцать лет столько коварства? – возмущал-ся околоточный. – Он же, как рассчитал: после службы спрячется, ночью камни выковыр-нет, а день и следующую ночь за иконостасом пересидит. Когда в церкви искать переста-нут, с народом так и выскользнет. И ведь получилось бы у него, ей Богу получилось, если бы не ты. Век не забуду, — полицейский подскочил ко мне и долго с чувством тряс мою руку.

Отбившись от очередного бурного выражения признательности, я задал давно вер-тевшийся на языке вопрос:

— Слушай, Петр Аполлонович, а как ты вообще здесь оказался? Тебя же Прохоров на дух не переносит?

Околоточный довольно хохотнул:

— Так ты и здесь, Степан Дмитрич, мне подсобил. Их высокопревосходительство за твое спасение меня в друзья дома записал. Теперь, можно сказать, я здесь желанный гость.

— Ну и слава Богу, — я затушил окурок в пепельнице. – Ты завтракал?

Селиверстов неопределенно пожал плечами:

— Так, с утра на бегу чайку хлебнул.

— Понятно, — усмехнулся я. – Пошли в столовую, составишь мне компанию. Что-то я проголодался. Там и о делах наших скорбных покалякаем.

— Почему скорбных? – удивился околоточный.

— Да так, к слову пришлось, — не объяснять же ему, что по странной причуде под-сознания в памяти вдруг всплыло выражение горбатого бандита из классического детек-тивного фильма всех времен и народов – «Место встречи изменить нельзя».

За завтраком полицейский изложил подробности моего чудесного спасения. Оказа-лось, что, по сути, жизнью я обязан не кому-нибудь, а Андрею Васильевичу Стахову.

Старый пройдоха, оказавшись невольным свидетелем моего похищения, не расте-рялся, проследил, куда меня отволокут, благо сторожевая будка на Московском тракте, где обосновались бандиты, оказалась совсем недалеко. Но, как бы там ни было, пока он добежал до Селиверстова, пока тот собрал людей и команда спасения добралась до места, я едва не стал потерпевшим.

Околоточный, шустро расправившись с филейчиками из куропаток с трюфелями и приступив к крему баварскому с мараскином, сыто отдуваясь, заметил:

— Да уж, поварам Палыча далеко до здешних. Хорошо устроился, их высокопревос-ходительство.

Я улыбнулся, умиляясь его провинциальной непосредственности, щелкнул изящ-ной гильотинкой, отрезая кончик сигары, прикурил и поинтересовался:

— А что, Петр Аполлонович, удалось кого-нибудь из моих обидчиков захватить?

Селиверстов скривился, словно у него внезапно заболел зуб. Выдержал паузу, вы-тирая усы салфеткой.

— Увы, Дмитрич, увы. Только два трупа нам и достались. Их на опознание эскулапы из департамента забрали. Деду одноногому и еще одному сбежать удалось. Я как в будку заскочил, то с ходу рукояткой по затылку рубанул тому, что тебя держал. Он когда ва-литься начал, громила рядом финку выхватил. Вот в него палить пришлось. А этот гад старый в это время в тебя выстрелил. Но попал в своего.

— В Козыря, — я непроизвольно провел языком по зубам.

— Ну, раз кличку одного знаем, — радостно потер руки околоточный, – значит и ос-тальных в картотеке раскопаем. Они явно все бывалые острожники, через каторгу про-шедшие. У убитых запястья кандалами чуть не до костей стерты.

— А как же старик умудрился свалить? На одной ноге упрыгал? – этот момент у ме-ня в голове не укладывался.

— Стало быть, упрыгал, — Селиверстов вытянул сигару из ящичка, откусил кончик и сплюнул его на пол. – Прыткий дед. В будке за занавеской еще один выход оказался. Мне-то недосуг было людей расставлять, и так еле-еле успели. Вот они туда и шмыгнули. А в темноте ищи-свищи. Мало того, что в двух шагах ни черта не видно, так у них еще и ору-жие. Постреляли бы нас как куропаток и весь сказ.

Околоточный сжал коробок со спичками в кулаке и сокрушенно пристукнул им по столу:

— Если бы собаки были, или снег на худой конец выпал. Так бы хоть по следам можно было погоню организовать. Но, видать не судьба. Досадно.

— Вот уж не говори, — я глубоко затянулся ароматной сигарой. — Ну да ладно, что было, то было, назад не воротишь. Меня сейчас больше другое занимает – кому же так по-коя эти уголовные дела не дают? Ведь все вокруг них вертится.

Полицейский молча пожал плечами, сосредоточенно раскуривая сигару.

— Ты мне вот что, Петя, скажи – ты же на все последние убийства выезжал? – я по-дался вперед, напряженно ожидая ответа.

Селиверстов, продолжавший сражаться с сигарой, кивнул без тени сомнения.

— И следов убийцы ни разу не нашел?

Околоточный поднял глаза к потолку, задумался, но вынужден был признаться:

— Ничего, за что бы можно было зацепиться.

— Вот, — задрал я вверх указательный палец. – Мне тоже на месте последнего убий-ства следов человека, который мог совершить преступление, найти не удалось. Но… — Я сделал многозначительную паузу. – Но, теперь, Петя, напрягись и вспомни, а может, ты уже видел следы животного, подобные тем, что были на месте гибели несчастного Каза-новы?

На этот раз Селиверстов надолго застыл, прикрыв глаза. Затем как-то странно взглянул на меня:

— И опять ты, Степан Дмитрич, прав. Один раз было. И знаешь где?.. Никогда не до-гадаешься… Неподалеку от того места, где Колю Прохорова убили. Там они тоже по мок-рой земле шли, вдоль ручья.

— Что и требовалось доказать, — я удовлетворенно откинулся на спинку стула. – Больше тебе скажу. Эти следы на месте гибели младшего Прохорова ты нашел, потому как знал, что с тебя начальство с живого не слезет. Вот и рыл землю носом, за соломинку цеплялся. Вот если бы столь же тщательно на остальных убийствах работал, то уверяю, что-нибудь подобное точно нашел.

Околоточный удивленно вылупился на меня, начиная понимать, к чему я клоню.

— Ты хочешь сказать, что мне зверя искать нужно?

— Людей, Петр Аполлонович, людей, — постучал я указательным пальцем себе по лбу. – Тех, кто этим зверем управляет. Зверь-то существо безмозглое, выборочно убивать не будет. А за убийствами система стоит. Вот когда ты ее поймешь, поймать убийц, под-черкиваю, убийц, потому что одному человеку провернуть подобное не под силу, будет пара пустяков… А сейчас, раз уж ты в этом доме теперь желанный гость, поднимемся ко мне, кое-чего покажу.

Выходя первым из столовой, я с такой силой распахнул дверь, что чуть не прибил старого лакея, который в свое время доставлял мне письмо от Селиверстова и известил о пожаре в полицейской части, но не придал этому эпизоду никакого значения, только в сердцах ругнул деда за неповоротливость.

На лестнице мы столкнулись с другим слугой, здоровенным, недалеким, но испол-нительным молодым парнем. Я, починяясь внезапному порыву, остановил его, на ходу ух-ватив за рукав и приказал охранять вход в комнату, пока мы с околоточным не покинем ее, строго-настрого запретив кого-либо даже близко подпускать, кроме, само собой, хо-зяина дома.

Убедившись, что за нами никто не может подсмотреть, я открыл околоточному секрет тайника. Тот оттопырил большой палец и одобрительно зацокал языком.

— Молодец, Степа, здорово придумал.

Не подавая вида, что польщен похвалой, я, хитренько улыбаясь, спросил:

— В случае чего, сумел бы найти?

Селиверстов прищурился, вздохнул и решил все же ответить откровенно:

— Найти бы, скорее всего, нашел. Но не сразу. Пока весь двор не перерыл, сюда бы не сунулся.

— О чем и речь, — я вновь замаскировал тайник, — Когда меня урки прихватили, все время одна мысль мучила – если выкрутиться не получится, сумеет ли Петя сейф найти?

На самом деле, конечно, я лукавил. В той будке про тайник я ни разу не вспомнил и сообразил показать его околоточному только за завтраком. Но ему об этом знать не стои-ло.

— Думаю, Петр Аполлонович, — я выглянул из-за занавески в окно, — тебя нет нужды лишний раз предупреждать о сохранении тайны. Хотя бы потому, что даже здесь сейф уже кто-то искал.

Полицейский понимающе кинул:

— Наслышан. У их превосходительства, когда речь об этом заходит, до сих пор яд с клыков капает. Все грозиться дворню напрочь запороть.

Я покачал головой:

— Еле-еле от экзекуции отговорил. Смысла никакого, только народ злобить. Вот ко-гда банду прихватим, тогда и казачек засланный сам найдется.

Селиверстов выдернул за цепочку часы из жилетного кармана, откинул крышку и озабочено протянул:

— У-у-уууу. Однако засиделся я в гостях. Пора мне, Степан Дмитриевич, служба зо-вет.

Уговаривать его я не стал, так как и сам уже утомился, до конца еще не восстано-вившись после вчерашних приключений. Провожая околоточного, я отпустил с поста ла-кея, предварительно поинтересовавшись, не хотел ли кто за время беседы с полицейским подойти к комнате.

Парень, наморщив лоб, долго безмолвно шевелил губами, затем выдал:

— Да не, барин, никого не было… Разве что Ерофеич подходил. Забыл где-то метел-ку, вот и бродит по всему дому, — он захихикал, покрутив пальцем у виска. – Совсем ста-рый из ума выжил.

— Ерофеич, Ерофеич, — повторил я вслух. – Что-то часто мне этот Ерофеич послед-нее время на пути попадается, а, Петя?

Но Селиверстов непонимающе глянул на меня.

— Ничего, не бери в голову. С эти вопросом сам разберусь, — я успокаивающе по-хлопал его по плечу и слегка подтолкнул к выходу.

…Сергей Владимирович Подосинский неожиданно для всех тяжело заболел. А ведь накануне он блестяще организовал задержание налетчиков, несколько недель терро-ризирующих именитых купцов по всей столице. В результате были пойманы не только грабители, но и найдено практически все похищенное.

Такого успеха у городской полиции давно не случалось. Однако на следующий день после своего триумфа Подосинский прислал Бибаеву записку, в которой извещал о внезапной болезни. Личный врач Сергея Владимировича сообщил в департамент, что тот будет отсутствовать не менее недели.

Подосинский же сидел в наглухо зашторенном кабинете, прислушивался к шагам за дверью и трясся от страха, как нашкодивший школьник в ожидании неминуемого нака-зания.

Так жестоко уголовники его еще никогда не подводили. Несмотря на то, что ин-формация от заказчика, как всегда пришла вовремя и была безукоризненно точна, а Иса-ков сам, точно заяц в петлю, влез в расставленный капкан, бестолковые бандиты по-идиотски обмишурились.

В который раз всплыл вездесущий околоточный, который за последнее время из путающегося под ногами недотепы, неожиданно превратился в реальную угрозу. По сути, только случайность помешала Селиверстову захватить банду с поличным и чувствительно припалить хвост Подосинскому.

Полковник дрожащей рукой, разливая на зеленое сукно стола, плеснул в стакан водки из початой бутылки. Одним глотком выпил, не ощущая горечи.

Он с леденящей ясностью осознавал, по какому тонкому лезвию прошелся. Не су-мей Староста сбежать, пристрелив бестолкового Козыря, выбирал бы сейчас Сергей Вла-димирович: либо чистосердечное признание прокурору с последующим судом и каторгой, либо побег и последующая жизнь до самой смерти под чужим именем.

Подосинский кривя лицо, помассировал грудь с левой стороны и снова наполнил стакан.

— Чтоб ты сдох, сволочь, — с ненавистью выдохнул он, вытирая губы.

Сергею Владимировичу не давал покоя стоящий перед глазами образ счастливого Селиверстова, бойко докладывающего Бибаеву о спасении Исакова и обнаружении похи-щенных в церкви драгоценных камней из оклада иконы.

Этот сосунок едва не стал причиной краха карьеры, да что карьеры, всей жизни, ка-залось всемогущего заместителя директора департамента. Клокоча от ненависти, Подо-синский в глубине души однозначно приговорил выскочку околоточного.

Алкоголь все же ослабил напряжение и в голове у Сергея Владимировича, наконец, начал складываться план. Прекрасно понимая, что увяз в этом деле по уши и заказчик те-перь вряд ли просто так отпустит его, полковник решил переть напролом.

По проекту Подоскинского околоточный надзиратель Селиверстов должен погиб-нуть в неравной схватке с вооруженными преступниками. Следствие возглавит лично за-меститель директора департамента, так как Бибаев с удовольствием отдаст это гнилое де-ло на откуп Сергею Владимировичу. Вот тут-то и всплывут на свет пропавшие уголовные дела. Правда, после того как с ними поработают высококлассные фальшивомонетчики, способные слепить любой, самый сложный документ неотличимым от оригинала.

В результате объективного и всестороннего расследования откроется истинное ли-цо околоточного надзирателя. Вовремя найденные материалы будут неопровержимо сви-детельствовать о том, что продажный полицейский Селиверстов сумел таки найти убийцу-маньяка, которым оказался некто Исаков. Но алчный околоточный за крупную взятку по-крыл душегуба, а когда почуявший неладное Подосинский затребовал уголовные дела для проверки, убил курьера, похитив и спрятав бумаги.

При таком раскладе, даже если вдруг суду предъявят копии, ни один присяжный не поверит Исакову и его однозначно, в лучшем для него случае отправят на бессрочную ка-торгу. А если Подосинский вовремя подсуетится, так и прямиком на виселицу. И тогда все нынешние проблемы Сергея Владимировича благополучно разрешаться.

Но на этот раз, более не доверяя исполнителям, он твердо решил лично контроли-ровать операцию с начала до самого конца.

Утром я проснулся в приподнятом настроении. Раны успешно заживали и почти не беспокоили, а за ночь чудесным образом как рукой сняло все симптомы сотрясения мозга.

Более того, симпатичная горничная правильно поняла намек и поздно вечером тай-ком поскреблась в мою дверь. Ближе к трем часам ночи, осчастливив девицу целковым, строго-настрого приказав держать язык за зубами, я выставил ее и как в темный колодец провалился в глубокий сон.

В столовой, куда я прямиком устремился влекомый не на шутку разыгравшимся аппетитом, нежданно-негаданно наткнулся на Прохорова, хотя обычно в это время он уже отбывал из имения в столицу.

Как ни в чем ни бывало поздоровавшись, я спросил разрешения присесть и дож-давшись благосклонного кивка, устроился за столом. Владелец имения дал команду при-слуге подавать на стол, терпеливо дождался окончания моей трапезы, после чего пригла-сил наверх, в свой кабинет.

Пока я раскуривал сигару, Прохоров достал из секретера деревянный ящик, отпер замок на нем и вынул револьвер. Любовно огладив оружие ладонью, он вдруг протянул его мне.

— Полюбуйтесь на этот «Гассель», Степан Дмитриевич. Новейшая модель с ударно-спусковым механизмом двойного действия под патрон центрального боя, — Прохоров цок-нул языком от удовольствия. – Какой красавец. На мой взгляд, это лучший образец лично-го оружия. Я приобрел его недавно, по случаю. Не смог удержаться, когда увидел… Бери-те, берите, не стесняйтесь. Судя по всему, — бросил он выразительный взгляд на свежую повязку на моей голове, — вам он сейчас нужнее.

— Ну что вы, что вы, Александр Юрьевич. Зачем? – мой голос дрогнул, а рука по-мимо воли потянулась к револьверу.

Прохоров усмехнулся.

— Не тушуйтесь. Без сомнения вы сможете с ним управиться. Посему – дарю.

Я осторожно принял оружие, ощутив его солидную тяжесть и глубинное тепло де-рева ребристых щек рукоятки. «Гассель» как влитой лег в руку. Направив ствол в сторону окна, я слегка придавил второй фалангой указательного пальца тугой спусковой крючок. Прохоров, тоже закурив, одобрительно понаблюдал за моими манипуляциями, затем вы-ложил на журнальный столик две нераспечатанные бумажные пачки с патронами.

— На первое время вам хватит. На следующей неделе по моему заказу еще подвезут, так что можете смело тренироваться. Вижу, что не терпится пострелять.

Ну, Александр Юрьевич, — развел я руками, — нет, слов. Поистине царский подарок. Не хотелось бы, конечно, чтобы он пригодился, но, сами видите, как события развивают-ся.

Вот-вот, — Прохоров опустился в кресло, стряхнул пепел с сигары в хрустальную пепельницу, — вы мне нужны целым и невредимым, поэтому и приходится заботиться. Кстати, я вас пригласил не столько за тем, чтобы вооружить, сколько сообщить, что сего-дня мы вместе поедем туда, где, как я надеюсь, вы получите ответы на большинство во-просов.

У меня екнуло сердце в предчувствии неожиданных открытий, но, не подавая вида, я невозмутимо спросил:

— К которому часу быть в готовности?

Собеседник бросил взгляд на внушительную колонну напольных часов и просто ответил:

— Да прямо сейчас и тронемся. Десяти минут вам хватит собраться?

Я кивнул и встал, а Прохоров выложил на стол затейливый ключ из темного метал-ла.

— Возьмите и впредь запирайте свою комнату. И всегда носите оружие с собой.

— Полагаете, все так серьезно? – скептически приподнял я бровь.

— Береженого Бог бережет, — не стал углубляться Прохоров. – Итак, я вас жду в чет-верть первого у парадного.

Я рассовал по карманам патроны, ключ и револьвер, коротко поклонился и напра-вился одеваться.

Следуя совету Прохорова не выходить из дома без оружия, львиную долю времени, отпущенного на сборы, я потратил на попытки пристроить револьвер. В конечном итоге пришлось засунуть его за ремень, ближе к правому бедру.

Затянувшись как можно туже, чтобы револьвер не дай Бог, не провалился на ходу в штанину, я решил как можно скорее добыть для него кобуру. Хотя бы по типу той, что ко-гда-то в прошлой жизни сшил мне кустарь-кооператор под штатный «Макаров».

И еще я вдруг задумался о бронежилете. Конечно о легком кевларовом, для скры-того ношения под одеждой оставалось только мечтать. Но, если как следует пораскинуть мозгами, некую элементарную защиту, способную в критический момент спасти жизнь, придумать было можно.

Прохоров уже дожидался внизу, в своей роскошной карете запряженной холеной четверкой. Открыв дверь, я извинился за опоздание и получив приглашение, забрался внутрь, утонув в мягком бархате сидения.

Весь путь занял около часа. Сановник молчал, погруженный в себя и я не решился приставать к нему с расспросами.

Выматывающая душу тряска ухабистой лесной дороги внезапно сменилась шурша-нием колес по крупному речному песку. Карета плавно вкатилась в предусмотрительно открытые мощные ворота. В мутное слюдяное окошко я успел заметить двух вооружен-ных длинноствольными ружьями великанов-охранников.

На дворе стояла гнилая декабрьская оттепель, и поливающий второй день без оста-новки дождь окончательно смыл выпавший, было, в конце ноября снег. Поэтому до входа в двухэтажный особняк пришлось прыгать через многочисленные лужи. По странной при-хоти хозяев подать карету к парадному подъезду возможности не имелось, так как широ-кая аллея два десятка метров не доходила до мраморного, украшенного резными колонами крыльца, разделяясь на несколько узких дорожек, разгороженных клумбами с густыми розовыми кустами.

Дверь нам открыл высокий лакей в лопающейся на широченных, бугрящихся от переразвитых мышц плечах, зеленой ливрее. Прохоров не обращая внимания на зверское выражением на его откровенно разбойничьей, до самых глаз заросшей густой бородой роже, уверенно направился в громадный холл.

Так, наверное, должен был выглядеть классический рыцарский зал. Высоченный, мрачный, холодный, едва подсвеченный отблесками из необъятного камина, в который легко поместилась бы целая кабанья туша. На выложенных натуральным камнем стенах угадывались головы диких животных. Вход охраняло чучело поднявшегося на задние ла-пы медведя

На фоне этого средневекового антуража потерялась миниатюрная женщина, си-девшая в кресле с высокой спинкой. Прохоров, видимо не раз здесь бывая, прямым ходом подошел к ней, поклонился и прикоснулся губами к облитому черной перчаткой узкому запястью, затем коротко представил меня.

Пока я неловко топтался, пытаясь понять, как правильно себя вести, она смерила меня взглядом с головы до ног, легко встала и ни слова не говоря, пошла к лестнице, ве-дущей наверх. Прохоров подтолкнул меня, шепнув на ухо: «Идите за ней».

Бесконечная галерея второго этажа, как и холл, тонула во мраке. Лишь немного-численные светильники, скрытые в глубоких нишах, помогали не потерять из виду иду-щую впереди хозяйку.

Когда она вдруг скрылась за изломом стены, я прибавил шаг и чуть не сшиб ее, на всех парах вылетев из-за угла. Маленькая, но удивительно крепкая ладонь уперлась в мою грудь:

— Экий вы прыткий, батенька, — холодно усмехнулась наглухо затянутая в черное платье дама.

Пока я смущенно мямлил извинения, она извлекла пристегнутый к поясу ключик и открыла малозаметную дверку.

— Осторожно, берегите голову, — но предупреждение запоздало и многострадальный левый висок повстречался с низким косяком, хорошо еще повязку, больше из форсу, чем по надобности, я не снял, и она несколько смягчила удар.

Гася искры в глазах и вытирая выступившие от боли слезы, мне кое-как удалось боком протиснуться в низкую и узкую щель потайного входа. За толстой дубовой дверью скрывалось хорошо освещенное, просторное помещение, заставленное ретортами, пере-гонными кубами и вовсе неизвестными мне химическими приборами. Гладкие деревянные панели стен были расписаны разноцветными пентаграммами и густо увешаны астрологи-ческими таблицами.

В центре стоял большой круглый стол, покрытый когда-то белой, а теперь местами прожженной, разукрашенной пятнами всех цветов радуги, скатертью. На нем кроме глу-бокой хрустальной пепельницы и голубенькой сигаретной пачки ничего не было.

Взгляд, скользнувший было дальше, вдруг зацепился и метнулся обратно. Я не ве-рил своим глазам. Возле пепельницы лежал совершенно невозможный здесь легкий «Пар-ламент». На нем была не только ненарушенная прозрачная пленка, но и издевательски яр-ким пятном пестрела акцизная марка.

Меня окатила горячая волна. Моментально вспотели рефлекторно сжавшиеся в ку-лаки ладони. Я судорожно пытался найти, но не находил ни одного подходящего объясне-ния происходящему.

Видимо мое смятение было настолько явным, что хозяйка дома, откроено доволь-ная произведенным эффектом, все же решила меня пожалеть. Она сама отодвинула стул и легко нажав на плечо, заставила сесть. Затем присела напротив, сдвинула сигареты в мою сторону.

— Берите, берите, Степан Дмитриевич, не стесняйтесь. Я специально для вас заказы-вала. Сама-то сей дурной привычке не подвержена, но раз уж вам, мужчинам, обязательно нужно себя всякой гадостью изводить, препятствовать бессмысленно.

Я машинально схватил пачку, но не открыл, а стал нервно постукивать ее торцом по столу.

Хозяйка понимающе улыбнулась и ее пронзительные глаза, окруженные сеткой мелких морщин, выдающих почтенный возраст, неожиданно потеплели:

— Я, кажется, забыла представиться?.. Графиня Шепильская, — я сделал попытку подняться, но она жестом усадила меня обратно. – Для вас можно просто – Ксения Герма-новна… Надеюсь, вы простите меня за это маленькое представление?.. Хотелось наглядно продемонстрировать некоторые парадоксы нашего существования.

— Да уж, — у меня, наконец, прорезался голос. – Вам это в полной мере удалось. От-куда она у вас? – Я приподнял зажатую между средним и указательным пальцами пачку.

— Подарил один приятель, — просто ответила она, словно подобные вещи спокойно продавались в соседней лавке через дорогу.

— Познакомите? – вопрос помимо воли прозвучал с откровенной издевкой, потому что я начинал злиться.

— В свое время обязательно, — Шепильская сделала вид, что не заметила моего вызо-ва. – Вы курите, курите. Здесь хорошо проветривается.

Воспользовавшись ее советом, я сорвал защитную пленку с пачки, привычно вы-тащил и скомкал картонную рекламку, выкинул мусор в пепельницу. Первая спичка с психа сломалась. Я глубоко выдохнул, угомоняя бешено молотящееся сердце, подчеркну-то аккуратно чиркнул по темно-коричневому боку коробка и прикурил.

Подзабытый вкус сигареты неожиданно ярко воскресил в памяти недавнее про-шлое. Реальность качнулась и поплыла. Я, как в первый день пребывания здесь, болезнен-но резко ощутил абсурдность происходящего и проглотив горький комок в горле, задал ключевой вопрос:

— Как я сюда попал?

Собеседница тяжело вздохнула, откинулась на спинку стула, прикрыла глаза, при-ложив указательный палец к зазмеившемуся глубокими морщинами лбу и лишь после продолжительной паузы вновь заговорила:

— Я ждала и одновременно боялась этого вопроса. Боялась, потому что не уверена, смогу ли я, хватит ли моих скромных знаний для объяснения происходящих событий… Но, все же попробую, — она уронила руку, выпрямилась и напряженно продолжила. – Вы, Степан Дмитриевич, в Бога веруете?

Несколько обескураженный вопросом, я неопределенно пожал плечами и неуве-ренно пробормотал под нос:

— Теперь даже и не знаю?.. А это что, обязательно?

Графиня побледнела, гневно сверкнула глазами и отрезала:

— Вера – показатель здоровья души. Ваша без сомнения не здорова. Но, к моему не-сказанному удивлению, вы, несмотря ни на что, были избраны для осуществления миссии.

«Час от часу не легче. Неужели теперь еще и в секту к одержимым занесло?» — этот вопрос задать вслух я не решился, а Шепильская, между тем продолжала:

— Хотите ли вы этого или нет, но добро и зло, воплощенные в Боге и дьяволе суще-ствует вне зависимости от веры в них. Вам выпал жребий выступить на светлой стороне. Или вы принципиально против?

— Ну-у-у? – снова замялся я, маскируя замешательство глубокой затяжкой. – Поче-му бы хорошему делу не поспособствовать? Только, не совсем понятно, в чем, собственно миссия и причем здесь я?

— Отвечать начну с конца и повторюсь: почему выбрали вас – не знаю. Я бы не за что этого не сделала. А миссия заключается в розыске врагов семьи Прохоровых и воз-мездии убийцам Николая.

Тут я насторожился и довольно невежливо перебил ее:

— А откуда такая твердая уверенность, что нужно искать именно убийц, а не манья-ка-одиночку, о котором столько времени взахлеб твердят газеты и шушукаются кумушки во всех подворотнях?

Слабая улыбка тронула давным-давно забывшие помаду бледные губы графини.

— Вся эта история про сумасшедшего одиночку шита белыми нитками. Не нужно быть медиумом, чтобы понять это.

Хм, — едва успев раздавить в пепельнице окурок, я вытряхнул новую сигарету, — все это здорово, но, я так и не услышал, как умудрился сюда угодить? Это раз. А два – каким образом у вас оказалось это? — с силой отброшенная пачка едва не упала на пол. – И еще. Неужели нельзя было найти кого-нибудь среди своих, чем такой огород городить? Или вы не в курсе, что меня, вообще-то, не спросив согласия, против всех законов физики из бу-дущего выдрали?

Шепильская вдруг потухла, сгорбилась на стуле. Я окончательно убедился, что ей уже прилично за пятьдесят. Теперь она заговорила без прежнего нажима:

— То, что вы из будущего, я знаю. В меру сил принимала участие в ритуале. Но в самом его конце кто-то извне попытался помешать благополучному завершению и вы, от-кровенно говоря, едва не погибли.

Я стряхнул нагоревший серый столбик в пепельницу и раздраженно забурчал:

— Готовиться нужно было лучше. Мало того, что, походя, всю жизнь с ног на голову перевернули, так еще чуть в гроб не загнали. Вы, наконец, объясните толком, в какую афе-ру меня втравили, или нет? Только без этих заумностей насчет богов-дьяволов. Просто так, по-русски, без затей.

Графиня не смогла удержаться от смешка и слегка оттаяла.

— Хорошо, уговорили. Попробую быть предельно откровенной, — она машинальным движением поправила прическу. – Я сама далеко не всем до конца разобралась. Но, безус-ловно, одно – против семьи Прохоровых развязана настоящая война. Саша… то есть Александр Юрьевич, сейчас находится в центре государственной политики и любое нега-тивное воздействие на него может иметь непредсказуемые последствия для всей державы. Но, самое страшное, что охотятся за ним не люди, — тут Шепильская запнулась. — Вернее, конечно, исполнителями гнусных замыслов выступают простые смертные, а вот управля-ют ими посланники темных сил. И справиться с ними, как гласит пророчество, может только человек из будущего.

Я поперхнулся дымом и надрывно закашлялся, а когда смог говорить, прохрипел:

— Ничего себе объяснили попроще. Вы тут что, совсем с ума посходили? Какие тем-ные силы? Какие пророчества? Последний раз спрашиваю, как я сюда попал?

Лицо собеседницы застыло и побледнело. Подрагивающими пальцами она припод-няла сигаретную пачку и разжав их, вновь уронила ее на стол.

— Ваше появление здесь, — голос Шепильской стал безжизненно тусклым, — напря-мую связано с этими, как их… сигаретами, — она не сразу вспомнила незнакомое слово. – Их мне передал для вас тот, кто напрямую связан вашим перемещением.

— И кто же он такой? – похоже, я все же с горем пополам сумел подобраться к отве-ту на основной вопрос.

— Я называю его Странником, — графиня закатила глаза к потолку. – Но, на самом деле, он ангел. Он также легко ходит взад-вперед по времени, как Господь по воде.

Мне оставалось только горестно вздохнуть. Судя по всему, кроме мистической му-ры, ничего полезного я так и не услышу. И зачем только Прохоров меня сюда приволок? Оставалась, правда, одна зацепка – какой-то ангел-странник или странный ангел, благода-ря которому я и оказался в столь интересном положении. Однако, несмотря полагающую-ся эфирную сущность, сигареты у этого ангела водятся вполне настоящие. Поэтому я ре-шил напоследок все же попытать Шепильскую.

— А встретиться с этим Странником каким-то образом можно? У вас, Ксения Герма-новна, связь-то с ним имеется?

Она отрицательно покачала головой и грустно вздохнула.

— Странник приходит, когда сам считает нужным… Хотя, постойте, — вдруг оживи-лась графиня. – Совсем запамятовала. В нашу последнюю встречу он сказал, что вы може-те оставить… — порывшись в кармане Шепильская достала клочок бумаги, близко поднес-ла к глазам и запинаясь, по слогам, прочитала: — За-яв-ку… на не-об-хо-ди-мое… о-бо-ру-до-ва-ние…