I. Подозрительное наследство

Эта история, как и многое другое в человеческой жизни, начинается со смерти. Умер дядя Гриша, которого я не видел с тех самых пор, как он двадцать лет тому назад эмигрировал по еврейской программе в Германию. Поселившись за рубежом, он не поддерживал никаких отношений с семьей, поэтому еще недавно, о нем было известно лишь то, что до своего отъезда из СССР дядя работал зубным врачом. Даже когда пал железный занавес и стали возможны заграничные поездки, он ни разу не выходил на связь и ни с кем не встречался. Что касается меня, то за долгие годы, я успел полностью забыть о его существовании. Но ничего удивительного в этом нет: мы виделись всего один раз, причем мне было тогда около семи лет от роду.

Однако сейчас я был вынужден вплотную познакомиться с тем, что некогда являлось его жизнью. Причиной этому послужило удивительное событие и оно, как это ни странно звучит, касалось моего наследства. Неожиданно выяснилось, что потерянный дядя Гриша оставил мне кое-какое заграничное имущество. Об этом факте мне по телефону сообщил его душеприказчик, а заодно и адвокат еврейской общины, в которой, как оказалось, состоял мой дядя. Представившись Михаилом Соломоновичем, юрист, не особо вдаваясь в подробности, пригласил меня посетить Кобург, произнести несколько слов над могилой усопшего и получить-таки наследство.

Я тут же представил себя у гроба в окружении немецких друзей дяди Гриши. В самом деле, что я вообще могу сказать скорбящим людям о человеке, которого не знал совершенно? Впрочем, сначала я не поверил в эту историю и воспринимал её как ошибку, неуместный розыгрыш или даже некую махинацию. Однако через несколько дней мне пришло заказное письмо с официальным вызовом в Германию и я, наведя некоторые справки, все же принял решение ехать. Тем не менее, на похороны я, к счастью, не успевал с самого начала. И прежде всего, мне следует благодарить за это удобный визовый режим между нашими странами. В итоге неторопливая процедура оформления документов, покупка билетов на самолет и улаживание дел на работе, отняли у меня почти целый месяц.

К тому же, наша компания получила большой заказ на работу по интеграции компьютерных систем от двух конкурирующих производителей. От меня в этом проекте требовалась реализация механизма по организации прозрачного доступа пользователей одной среды к ресурсам другой. Без всякого преувеличения, это была достаточно трудоемкая работа, начальство капризничало и мне удалось выбить отпуск всего на три рабочих дня, хотя, по моим представлениям о бюрократии, такого срока едва хватало на то, чтобы только приступить к… чему бы то ни было.

Поэтому, прилетев в аэропорт Мюнхена хмурым субботним утром, я первым делом направился в офис «EuroCar», где забрал, арендованный еще из Москвы, автомобиль. Печально сознавая, что столицу Баварии мне в очередной раз увидеть не пришлось, я по неизведанным дорогам малознакомой страны, торопился добраться до пункта своего назначения на противоположном конце этой земли. Однако все мои смутные опасения были напрасны. Пользуясь электронным навигатором, радуясь скоростным немецким банам и делая поправку на мой топографический кретинизм, я без всяких приключений пересек Баварию с юга на север, и еще до темноты поселился в уютном номере одного из трехзвездочных отелей славного города Кобурга.

Устроившись в гостиничных апартаментах, я сразу связался с Михаилом Соломоновичем. Несмотря на выходные, адвокат был настолько любезен, что сам предложил мне встречу следующим, то есть, уже воскресным утром. Покончив, таким образом, со своим единственным важным делом, остаток вечера я решил употребить на прогулки по окрестностям.

На самом деле я, конечно же, хотел штурмовать неприступную крепость Фесте и овладеть Короной Франконии. Как выяснилось, на крепостной холм ведут две дороги: одна быстрая, но трудная, другая длинная, но легкая для подъема. Так, по крайней мере, значилось на белых табличках указателей. Я, естественно, выбрал первую. Помаявшись не меньше, чем это предполагалось на долгой дороге, я выбился из сил и добрался наверх уже затемно. С трудом переводя дыхание и проклиная сидячий образ жизни, но не любовь к пиву и сладкому, я с досадой убедился в том, что крепостные ворота уже заперты. Пришлось возвращаться обратно, продираясь сквозь заросли, которые в темноте стали казаться особенно густыми. В итоге ничего, по большому счету, не разглядев, я испытывал необъяснимый прилив гордости за себя и свой сомнительный подвиг. Более того, это ощущение ничуть не убавилось, даже в тот момент, когда я обнаружил, что к воротам средневековой крепости, ведет широкая автомобильная дорога. Турист, что с меня возьмешь.

Уставший и голодный, я спустился на главную площадь перед ратушей. Большинство питательных заведений было уже закрыто, но побродив немного вокруг, я обнаружил в переулке крохотное кафе, где на скорую руку делали турецкие дёнер-кебабы. Зайдя внутрь, я поздоровался с белокурой продавщицей и ткнул пальцем в цветастую картинку с едой. В том смысле, что вот этот, пожалуйста. Девушка за стойкой приветливо кивнула и, пробурчав что-то невнятно немецкое, принялась разрезать булку. Сначала мне даже показалось, что все прошло гладко, но вместо того, чтобы продолжать готовить шаурму, блондинка вдруг остановилась и принялась задавать вопросы. В результате последовал достаточно долгий и мучительный для обеих переговаривающихся сторон диалог: без знания немецкого, я на плохом английском пытался что-то объяснить по поводу салата, лука и соуса. Ситуация усугублялась еще и тем, что помещение было забито подростками, которые жевали картошку фри и ужасно при этом галдели. Блондинка за стойкой улыбалась, разводила руками и, перекрикивая гомон, продолжала выяснять детали о всевозможных наполнителях. В какой-то момент, диалог зашел в окончательный тупик и я на отчетливом русском чертыхнулся.

— Так вы с России! — обрадовалась на это девушка.

Дальнейшие вопросы по поводу фастфуда решились быстро и просто. Попутно также выяснилось, что продавщицу зовут Римма, и она приехала сюда из Белоруссии. Когда шаурма, наконец, была готова, я тепло попрощался с почти соотечественницей и с облегчением покинул крикливый подростковый ад. По дороге в гостиницу я жевал сочную лепешку, капал соусом и гадал, что преподнесет мне грядущая встреча с адвокатом.

Воскресенье началось со шведского стола в ресторанчике отеля. Постаравшись не нарушить тонкую грань между насыщением и обжорством, я как следует перекусил континентальным завтраком и отправился на встречу с Михаилом Соломоновичем.

Юридическая контора располагалась в непосредственной близости от моей гостиницы и рядом с центральной площадью города, а если повернуть за угол, то через пару домов был вход в турецкую забегаловку со вчерашними дёнерами. Положительно, мне все больше нравился город, где все находится рядом.

В приподнятом настроении я поднялся в пустой офис и тут же наткнулся на Михаила Соломоновича. Пожав друг другу руки, мы с ним обменялись официальными бумагами и удостоверениями личностей. После чего, я быстро узнал, что Михаил Соломонович носит краткую, но весьма емкую фамилию Пейн, а юрист без всякого предупреждения углубился в длительное изучение моего паспорта. Возникла пауза, во время которой мне ничего не оставалось делать, как начать разглядывать его самого.

Михаилу Соломоновичу оказалось за пятьдесят. Это был лысеющий толстячок, с хитрой искоркой живых глаз и суетливыми манерами. Пухлые стекла очков и, не застегивающийся пиджак с кожаными заплатами на локтях, дополняли облик типичного юриста.

— Соболезную, соболезную! Горе, такое горе! — вдруг рассыпался Михаил Соломонович, неожиданно переходя к деловой части встречи. — Как же, как же! Потерять дорогого родственника, горячо любимого дядю…

Мне стало неловко, но я взял себя в руки и согласился:

— Да-а-а, — протянул я. — Но, к сожалению, мы мало общались. И я несколько не в курсе…

"Что значит мало? Совсем не общались и, я о нем вообще ничего не знаю. И понятия не имею, почему он решил оставить мне хоть какое-то наследство", — вот, что следовало сказать, но вместо этого я покраснел и замолчал.

— Но, не это главное, — пришел мне на выручку Михаил Соломонович. — Важно, что Григорий Маркович Брунберг, указал вас наследником — heres ab intestato.

Юрист для убедительности поднял указательный палец вверх и со значением посмотрел на меня поверх очков:

— Мы много времени провели вместе, — продолжил он. — Составляя завещание таким образом, чтобы ex lege оно без перечислений каждого элемента по отдельности, полностью включало в себя имущество Григория Марковича, движимое и недвижимое, с одной целью: сделать вас своим единственным наследником. Это казалось ему архиважным.

Дальше на протяжении четырех с половиной часов, с перерывами на кофе, мы обсуждали завещание и всевозможные детали оформления наследства. Нет смысла рассказывать обо всем этом, тем более что воспроизводить речь адвоката мне очень сложно. Скажу лишь, что дядя Гриша оставил мне свой дом с гаражом и участком, автомобиль, пару сотен тысяч евро на счету банка и кое-какие другие мелочи. Так, неожиданно для себя, я оказался достаточно состоятельным бюргером. Правда, со всего этого еще предстояло заплатить приличную сумму налога. В частности поэтому, Михаил Соломонович настоятельно рекомендовал продать ему дом, по цене, „едва ниже рыночной стоимости“, иначе „вам, как российскому подданному, с этой недвижимостью придется еще долго мучиться“. Здесь я чувствовал лукавство и отвечал уклончиво, предлагая не спешить и сначала закончить оформление наследства.

Также в разговоре прояснились некоторые детали и о жизни, и смерти моего дяди в Германии. Когда двадцать лет назад дядя Гриша переехал в эту страну, как и многие другие эмигранты, он не смог сразу же устроиться на работу и долгое время жил на пособие. Посещал множество курсов повышения квалификации, изучал смежные профессии, например, ветеринарию. Это кажется курьезным, но бывший зубной врач одно время обучался даже компьютерным технологиям и программированию. В конечном итоге, ему удалось подтвердить свой советский диплом зубного врача. Тогда, примерно через десять лет, дядя Гриша перебрался в Кобург и устроился работать по своей основной специальности. По-прежнему оставаясь нелюдимым и мрачным типом, он зарекомендовал себя одним из лучших зубных мастеров в Баварии. С этого момента дела его пошли в гору, дядя начал зарабатывать, купил дом. Из-за особенностей характера, друзей у него не было, отношения с еврейской общиной складывались не лучшим образом, и, в конце концов, дядюшка окончательно со всеми рассорился. Со временем его замкнутость только увеличивалась и последние несколько месяцев, перед тем как он попал в больницу, его почти не видели на улице. Подробности о том, что было в самом конце, я лучше опущу.

Когда я, наконец, вырвался на свободу, был третий час дня. Я вернулся в номер отеля и убрал в сейф пухлую папку с бумагами по наследству. Посещение дядиного дома мы договорились устроить только завтра, поэтому вся вторая половина дня у меня была абсолютно свободна. Я переоделся в более свободную, легкую одежду и снова отправился исследовать город. Светило яркое, теплое солнышко и, несмотря на то, что в небе уже отчетливо проглядывала осенняя бездонность, горожане ходили в футболках и джинсах. Трудно было поверить, что в Москве уже выпал снег. Это отвлекло меня, я почувствовал прилив жизненных сил и пустился в путь по лабиринтам улиц.

Я бродил по Кобургу и, меня грела приятная мысль о том, что возможно, я скоро стану жителем одного из этих домов. В руке у меня была зажата черствая булочка, в разрезанной пасти которой смешно болталась длинная кобургская колбаска. Купив этот хот-дог на рыночной, я дожевал его на площади перед величественным фасадом дворца Эренбург. После чего вдоволь насмотревшись на неоготику, я повернулся к ней спиной и через парк направился к холму, надеясь в этот раз успешно покорить Фестунгсберг и посмотреть-таки крепость изнутри. Наученный горьким опытом, я в этот раз обогнул его с нужной стороны и без труда попал внутрь Фесте. Там я проделал все, что полагается совершать туристу в средневековом замке. С высоты одной из башен я оглядел живописные окрестности, затем спустился в подвалы и казематы, зашел в музей и, так увлекся коллекцией картин, гравюр и рыцарских доспехов, что проторчал там несколько часов. Удивительно, что я почти ни разу не вспомнил о небольшом ресторанчике, устроенном прямо здесь, в крепости.

Зато когда я выбрался наружу, оказалось, что уже вечереет. Красное солнце закатилось за горизонт и становилось свежо. Я поспешил в отель. И, хотя большую часть этого дня я провел как беззаботный турист, возвращаясь в гостиницу, я понял, что чувствую волнение и ответственность за репутацию будущего горожанина.

На следующий день Михаил Соломонович доставил меня к дому дяди Гриши на своем личном „пассате“. По дороге мы обсуждали немецкий автопром и сошлись во мнении, что даже „не очень молодые машины“ отлично служат, при условии, что владельцы ездят на них аккуратно и пользуются качественным немецким сервисом. Между тем, весь путь от рыночной площади до дома, занял у нас едва ли больше пяти минут. Но, несмотря на это, сам маршрут запомнился мне плохо, я все время отвлекался на мох, свежие ростки которого пробивались в углу лобового стекла. Поэтому, когда в конце поездки, автомобиль начал забираться вверх, я было решил, что дом дяди Гриши располагался на склоне все того же неприступного холма Фесте, однако выйдя из машины, я увидел крепостные башни совсем в другой стороне. Фестунгсберг, конечно, не единственная возвышенность в Кобурге.

Я начал оглядываться. Вверх и вниз от меня холм был усеян игрушечными двухэтажными домиками, обрамленными ячейками садов и заборов. Среди них был и дом дяди Гриши, подобно своим братьям близнецам, он тоже утопал в зелени, скрывая свой беленый фасад за непроницаемой стеной живой изгороди.

— Вот ваш, — Михаил Соломонович кивнул на левые ворота сдвоенного гаража. — Правая, стало быть, ваших соседей.

Пока я крутил головой, пытаясь в абсолютной симметрии обоих домов найти несколько отличий, мой спутник звякнул связкой ключей и отворил чугунную калитку сада.

Зеленая лужайка без всяких клумб и цветов, бетонные стены и французское окно, так выглядел задний дворик дома.

— Со стороны парадного входа — длинная лестница, — пояснил адвокат. — Тяжело подъехать, да и подниматься тоже.

Я кивнул, принимая к сведению. Потом мы пересекли лужайку и вошли в дом. Внутри жилище ютилось вокруг винтовой лестницы, пронизывающей, подобно позвоночнику, все строение от подвала до чердака. На первом этаже располагалась гостиная, через которую мы попали внутрь, дальше был холл и главный вход, слева короткий коридор до кухни и туалет. На втором этаже имелись три больших комнаты: кабинет, спальня и библиотека, а также две маленьких: ванная с туалетом и закуток, использовавшийся в качестве кладовки. Чердак был пыльным, запущенным и в целом скучным, там лежали какие-то пыльные коробки. А, вот, разделенный на три части подвал, был более интересным местом. Одна комната была богатым складом ненужных вещей, среди которых виднелась даже парочка старых компьютерных корпусов. Казалось бы, для чего стоматологу вычислительная техника? Но тут я вспомнил про курсы по программированию. Другая комната явно использовалась как подсобное помещение. Тут был бойлер, две стиральных машины: рабочая и сломанная, гладильная доска и те из ящиков с коробками, которые почему-то не попали в первую комнату. Холодная металлическая дверь в последнее помещение подвала оказалась закрытой. Не один ключ из связки Михаила Соломоновича к ней не подошел.

— Где-нибудь в столе лежит, — прокомментировал это адвокат. — Очень аккуратный человек был ваш дядюшка и скромный в быту.

И, похоже, что так оно и было. В доме все вещи лежали на своих местах. Даже хлам в подвале, как я уже упоминал, был запакован в коробки и сложен стройными рядами. Обстановка во всех комнатах была аскетична и функциональна. Гостиная обращала на себя внимание отсутствием телевизора, вместо него на тумбочке в углу имелся небольшой радиоприемник. Изобилующая медицинскими справочниками и журналами библиотека, также содержала на своих полках множество томов художественных произведений, а несколько наивных брошюр в желтых бумажных обложках из серии „ЭВМ для чайников“, указывали на добросовестное отношение к компьютерным курсам. Отдавая должное прежнему владельцу, необходимо сказать, что позднее среди медицинских изданий обнаружились и труды самого дяди Гриши. Кабинет со своими книжными стеллажами, оказался логическим продолжением библиотеки, разве что вместо потертого кожаного дивана, у противоположной от входа стены стоял массивный письменный стол с лампой и древним компьютером — ровесником собратьев из подвала. Я рискнул включить агрегат и щелкнул тумблером. Системный блок зажужжал и по крошечному 14-и дюймовому монитору неторопливо побежали строчки команд автозапуска DOSа, а еще через некоторое время начал загружаться «Doors 3.11 для командной работы». Было видно, что компьютером не пользовались десятилетиями, поэтому я бросил его и продолжил осматривать помещения. Почему-то в спальне, на столике у окна обнаружился архаичный докторский саквояж со всевозможными медицинскими инструментами, больше подходящими, на мой непрофессиональный взгляд, терапевту или хирургу, чем стоматологу. Впрочем, это могло быть удивительным, если не знать о ветеринарных курсах. Кровать была узкой, металлической и скрипучей. Скромный платяной шкаф. Ванная и оба туалета были чисты и опрятны.

Больше ничего интересного я не обнаружил. У меня сложилось впечатление, что в целом нетребовательный к обстановке обитатель этого жилища предпочитал не раздражающие глаз коричневые, бежевые или светло-зеленые тона. Или возможно, он просто не обращал на них внимание.

Уже вечером, перед самым уходом, в библиотеке нашелся старый альбом с фотографиями, на некоторых из них, я с трудом узнал дядю. Свежих карточек в альбоме не было. В результате, покидая дом, я так и не понял, чем, кроме стоматологии, жил этот человек, о чем думал и, главное, почему именно мне, он оставил свое наследство.

Ночью со вторника на среду меня ждал поздний рейс в Москву, поэтому следующим днем я уезжал обратно в Мюнхен. Нет, не вижу никакого смысла подробно рассказывать о скучной дороге обратно. Как и любое прощание, это всегда грустная история. Кроме того, по традиции я опять не увидел самого Мюнхена. Зато необходимо упомянуть, что через полгода, в конце весны, все формальности были улажены, и я вступил в наследство, обретя свою собственность в Германии.

На этом рассказ о странной жизни и трагической смерти потерянного дяди, следовало бы закончить, однако, я не могу этого сделать, поскольку все, о чем я писал выше, является всего лишь необязательным вступлением к основной теме моей истории. Более того, этот не в меру затянувшийся пролог, был необходим только для того, чтобы подчеркнуть невероятность последовавших за ним событий. Поэтому переходя к содержательной части повествования, я постараюсь излагать факты предельно кратко и точно.