Другое племя 16-20

16

Арман брел по ночным улицам незнакомого города. Он не знал кто он такой. Не знал, что он такое. Он был одинок в этом мире. Не человек и не зверь. Последний выстрел Дина пробил ему грудь, но рана уже затянулась. Почему все эти люди хотели убить его? Ведь он ничего не делал им! Подвыпивший старик с мусорной тележкой, в которой были сложены его пожитки, остановился и близоруко уставился на ребенка в разодранной, залитой кровью рубашке.

— Господи! — пробормотал он, переходя улицу. — Какие звери сотворили с тобой такое?

— Звери? — Арман вспомнил, как проснувшийся в нем зверь разорвал шерифа и Дина.

— Ну-ка… — Старик отыскал в тележке старую куртку и накинул ему на плечи. — Вот. Так будет гораздо лучше. — Он наградил Армана оценивающим взглядом. — Где твои родители, сынок?

— Родители? — Мальчишка затравленно огляделся по сторонам. Одинокий фонарь моргнул пару раз и погас. Толстая крыса перебежала дорогу. — Они умерли.

— Умерли? — Старик затряс седой головой. — О, Господи! — Он протянул к мальчишке руку, но тот боязливо попятился. — Ты голоден? — спросил старик.

— Голоден? — Арман сглотнул наполнившую рот слюну. Зверь в глубине его сущности щелкнул зубами.

— Вот, — старик протянул ему недоеденный бутерброд. Арман схватил его, отбежал назад и, забившись в угол, съел. — Значит, совсем один? — задумчиво протянул старик. — Ну, можешь пойти со мной. Если, конечно, не побрезгуешь. — Арман молча подошел к тележке и крепко вцепился в нее руками. — Я отведу тебя в тепло и подыщу одежду, — пообещал старик, пытаясь сдвинуть тележку с места, но детские руки оказались сильнее. — Не бойся, — старик замолчал, вглядываясь в желтые глаза. — Я не причиню тебе зла, — язык его начал заплетаться. Хмель застилал глаза, позволяя не видеть перемен, происходящих с ребенком.

— Нет, — прошептал Арман, но слова эти предназначались не старику. Он говорил себе. Зверю внутри себя. — Хватит! — вспомнил он голос своей матери. — Хватит убийств! — По бледным щекам покатились слезы.

— Ну, что ты! Что ты! — Старик по-отечески добро обнял его. Прижал к себе. Запах пота ударил Арману в нос. Он зажмурился.

— Ты говорил, что можешь отвести меня туда, где тепло? — спросил Арман. Зверь стих. Уснул под тихую колыбельную, которую мальчик напевал ему в своей голове.

Под мостом было сухо, и горело несколько костров. Вода в реке журчала, навевая дремоту. Редкие машины проезжали где-то вверху. Арман сидел, протянув к огню руки, и смотрел на других бездомных. Приведший его сюда старик спустился к реке и, набрав в пустые пластиковые бутылки воды, сказал, что ему нужно умыться. Арман послушно снял куртку, снова оставшись нагишом. Глянул украдкой на бездомных, но им, похоже, не было до него никакого дела. Старик одобрительно кивнул. Отыскал в своей тележке одежду. Арман оделся, стараясь не обращать внимания на запах гнили.

— Если тебе некуда идти, — сказал старик, когда они прижавшись друг к другу пытались уснуть, — то можешь остаться со мной.

— С тобой? — Арман почувствовал, как просыпается зверь и снова начал напевать колыбельную. По мосту проехала еще одна машина. Между плит в реку посыпался песок. — Я останусь, — сказал Арман, стараясь не отвлекаться от колыбельной. — Останусь так долго, как только смогу.

17

Бренан услышал в телефонной трубке голос жены, и застывшая в венах кровь оттаяла и снова начала циркулировать.

— Как ты? — спросил он, сжимая трубку, словно это была рука Джесс.

— Все в порядке, — сказала она, смущенная тревожным голосом мужа.

— А дочь?

— Что-то случилось?

— Нет. Просто соскучился.

Бренан проводил взглядом молодую медсестру, которая зашивала ему рану. Она обернулась и подарила ему благодарную улыбку. «Нет. Они не должны ничего знать», — решил Бренан. Он поговорил еще пару минут с женой, затем пошел в палату Допса. Помощник шерифа был бледен и неразговорчив. За прошедшие после аварии дни он ни разу так и не заговорил о случившемся.

— Эдвард, — тихо позвал Бренан. Допс повернул голову. — Мы не можем притворяться, что ничего не случилось, — выпалил Бренан то, о чем меньше всего хотел говорить.

— И что это изменит? — Допс разлепил губы, поморщившись от боли. — Дин мертв. Тесс мертва. Шериф мертв. Остались только мы. Остались только те, кто сидел и ничего не делал.

— Но зверь все еще жив! — Бренан снова тревожно подумал о своей семье.

— Зверь? — Губы Допса изогнулись в презрительной улыбке. — Не было никакого зверя. Лишь то, что мы хотели видеть.

— Ты просто боишься, — сказал Бренан после минутной паузы.

— Боюсь, — согласился Допс. — Все мы боимся. Там, в лесу, когда я истекал кровью и думал, что умру, я испугался так сильно, как не пугался еще никогда в жизни. — Он посмотрел на Бренана, словно ожидая поддержки и понимания, но так ничего и не услышал. — Куда ты? — крикнул Допс, видя, что он уходит.

— Отвезу «БМВ» в ремонт и поеду домой. Не хочу беспокоить жену по пустякам. — Бренан вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Снял номер в отеле и три последующих дня посвятил тому, что бездумно переключал сотни каналов кабельного телевидения.

«Может быть, зверь погиб вместе с Дином? — думал он. — Или просто ушел? Может быть, Допс прав и нужно забыть обо всем, что случилось?». Бренан внимательно осмотрел свое «БМВ». Новая дверь блестела в лучах теплого солнца, помогая поверить в то, что случившееся скоро станет восприниматься не более чем ночной кошмар, дурное воспоминание. Бренан снова позвонил домой, убедился, что у них все в порядке и решил остаться еще на один день.

Похороны Дина и Тесс прошли как-то тихо и безучастно. Бренан не ждал, что появится Допс. Ничего не ждал. Просто стоял и смотрел, как гробы опускают в землю. После пошел в бар и выпил слишком много, чтобы ехать в этот день домой. Разговорившись с официанткой, он попытался расспросить ее о Даке Хорнише. История любви и последующего разрыва с Тесс выглядела какой-то скучной мелодрамой.

— И никто, конечно, не знает, куда он уехал? — спросил Бренан. Официантка, извиняясь, развела руками.

Бренан вышел на улицу и закурил. Ночное небо было чистым и звездным. Пошатываясь, Бренан забрался в «БМВ» и, включив навигатор, отыскал город, недалеко от которого умер Дин. Мотор заревел и с легкостью сорвал машину с места.

— Какого черта я здесь делаю? — спросил себя Бренан, стоя на краю кукурузного поля.

До утра оставался добрый час, и темнота все еще будоражила воображение. Бренан выкурил пару сигарет, словно бросая вызов своим страхам, сел в «БМВ» и покружил по небольшому городку. Ничего. Никого. Зверь умер. Ушел. Сбежал. Все кончилось.

Бренан рассмеялся и, развернув машину, поехал домой.

18

Старика звали Джейкоб, и Арман привязался к нему. Днем они бродили по городу, исследуя контейнеры для мусора, а ночью спали под мостом, оберегая свои пожитки от других бездомных.

— Когда я был в твоем возрасте, — говорил старик, — то мечтал пробраться в товарный вагон и уехать в большой город…

Арман слушал его и, не переставая пел колыбельную, которая усыпляла его зверя. Усыпляла до тех пор, пока однажды старик в изрядном подпитии не решил устроить своему приемышу взбучку.

— За что? — прокричал Арман.

— Мой отец проделывал со мной это каждую неделю! — Старик вывернул ему руку и влепил затрещину.

— Не надо! — заскулил Арман, прерывая свою колыбельную. — Я не хочу.

Зверь просыпался. Он чувствовал, как меняется его тело. Чувствовал, как уходит страх. Острые зубы щелкнули, смыкаясь на руке старика. Джейкоб закричал, уставившись на кровоточащий обрубок. Затем увидел зверя. Еще один истошный крик прорезал тишину. Оборвался. Перешел на хрип. Стих. Зверь запрокинул голову и завыл. Бездомные разбежались. Остался лишь старик. Его бесцветные глаза смотрели на своего убийцу. Зверь снова завыл, клацнул зубами и побежал прочь.

Арман очнулся в товарном поезде. Колеса стучали, выбивая монотонный мотив. Лошади фыркали, разглядывая незнакомца своими черными глазами. Мухи жужжали, кружась над навозом. Арман поднялся и выглянул в щель между досками. Поезд проезжал по мосту, и широкая река казалась кристально чистой, а небо над ней необъятным в своей свободе. Арман отыскал какие-то тряпки и прикрыл свою наготу. В конце дня поезд остановился, но никто так и не зашел в вагон. Арман выбрался на перрон, но город оказался таким неприглядным, что ему не захотелось оставаться в нем. Лошади снова недовольно зафыркали. Арман отыскал несколько недоеденных ими яблок и утолил свой голод. Попытался утолить. Забившись в угол, он снова начал напевать колыбельную, но зверь умел ждать. Когда Арман уснул, он вернул себе утраченную власть над этим хрупким телом. Лошади заржали, почувствовав опасность. Голодные желтые глаза вглядывались в их артерии, выбирая жертву. Арман проснулся сытым, голым и залитым с ног до головы чужой кровью. Мертвая лошадь лежала у его ног. Арман долго смотрел на нее, вспоминая свою мать, затем забился в угол и тихо заплакал.

19

Поезд остановился в Вашингтоне. Торговец лошадьми Гарри Грунье открыл вагон, увидел убитую лошадь и выругался.

— Какого… — Его глаза отыскали забившегося в угол Армана. — Это… Это… — Он смотрел то на труп лошади, то на мальчишку. — Это ты сделал? — Арман не ответил, лишь сильнее вжался в угол. — Но зачем? — Гарри невольно подсчитывал убытки. — Что она тебе сделала?! — Он достал телефон и набрал номер своего страховщика. Арман попытался выскочить из вагона. — Ну, уж нет! — безобидно остановил его Гарри. — Без тебя мне никто ничего не заплатит.

— Пусти! — зашипел на него Арман.

— Но ведь это же ты убил мою лошадь! — Гарри крепко держал его за руку. Арман зажмурился, не преставая напевать колыбельную.

— Я не хотел! — Арман вспомнил свою мать, вспомнил старика под мостом. — Не хотел никого убивать, — он шумно сглотнул. — И я не хочу убивать вас, но если вы не отпустите меня, если не позволите уйти…

В вагон вошли трое мужчин в джинсовых комбинезонах. Грузчики. Они подогнали грузовик и соединили досками край вагона и кузов.

— Ну, что? Забираем? — спросил один из них Гарри. Арман зажмурился и попытался заставить себя не бояться. — Что за мальчишка? — услышал он далекий голос. Гарри что-то сказал про лошадь. Нет. Арман не слушал его. Не хотел слушать. Не мог. Все, на что сейчас хватало его сил — колыбельная, которая сдерживала рвущегося на свободу зверя. Тихая и спокойная. — Он что, ненормальный? — спросил грузчик у Гарри, прислушиваясь к песне, которую напевал Арман.

— Откуда я знаю? Он убил мою лошадь, — растерянно сказал Гарри. Он вывел Армана из вагона. — Голоден?

— Что?

— Здесь есть кафе. Можем посидеть там, пока не приедут страховщики, — Гарри крепко держал его за руку, но Арман не чувствовал опасности. Колыбельная стихла. Зверь засыпал. Разочарованный. Усталый от поражения. — Купить тебе мороженное? — предложил Гарри, увидел, как мальчишка кивнул, и улыбнулся. — А еще можно пирог и большой стакан колы. Ждать все равно придется долго.

20

Приют, куда отвезли Армана, не понравился ему. Комнаты, лица, запахи — все это напоминало ему о детстве, когда приемные родители еще не забрали его в свой дом. Решетки на окнах. Закрытые двери. Мальчишки рассказывали, что во снах выбираются из этой тюрьмы. Бегут сквозь деревья навстречу ветру. Бегут от своих страхов. Арман тоже хотел бы сбежать от своих страхов. Но сны не приходили к нему. Никогда не приходили. Лишь темнота, в которой не было спасения. Темнота, в которой жил зверь. Да, теперь Арман знал, что это так, но не мог ничего исправить.

— Привет, — сказал ему мальчишка с ежиком рыжих волос. — Я — Джек.

— Джек? — Арман подозрительно вглядывался в живые детские глаза.

— А ты? У тебя есть имя?

— Арман.

— Арман? — Джек о чем-то подумал и довольно хмыкнул. — Тоже сбежал от родителей? — Он безрадостно улыбнулся. — Говорят, нас всех скоро вернут домой.

— У меня нет дома, — буркнул Арман.

— Нет дома?

— Я вырос в доме, похожем на этот.

— Правда? Ну, дела! — Джек сел на кровать Армана. — Что, и родителей своих никогда не видел?

— Настоящих?

— Ну, конечно.

— Один день.

— Один день?

— Угу, — Арман кивнул. — Я сбежал и нашел их.

— И что? Они не захотели вернуть тебя?

— Я не знаю, — Арман помрачнел. — Мой отец мертв, а мать… — Он пытливо заглянул Джеку в глаза. — Ты умеешь хранить тайны?

— Смотря какие.

— И как я смогу понять?

— Ну, не знаю… — Они замолчали. Джек запыхтел, поджав губы. — Ну, ладно! — сдался он и прижал руку к левой стороне груди. — Обещаю, что никому ничего не скажу.

— Правда?

— Клянусь! — Джек выдержал внимательный взгляд своего нового друга. — Клянусь жизнью моей матери.

— Поклянись своей.

— Чем плоха мать?

— Потому что я сам убил свою.

— Ты что?!

— Но я не хотел.

— Не хотел ее убивать?!

— И всех остальных.

— Остальных?!

— Боишься?

— Еще бы! — Джек подвинулся ближе к нему. — Поклянись, что не врешь мне.

— Клянусь.

— Своей жизнью?

— И жизнью зверя.

— Что еще за зверь?

— Это другая тайна.

— Да, ладно! Говори, раз уж начал!

— Он во мне.

— Кто?

— Зверь. Зверь, который убил мою мать и всех остальных.

— Врешь!

— Хотел бы я врать.

— Тогда покажи!

— Нет.

— Значит, врешь!

— Если я разрешу ему появиться, то он убьет тебя.

— А мы привяжем его.

— Он сильный.

— Тогда сделай так, чтобы появилась его часть.

— Не получится.

— А ты пробовал?

— Нет. Но зверь мне не нравится. Он хоть и сильный, но убил мою маму.

— Она любила тебя?

— Не знаю.

— А моя не любит. Даже не замечает. Ей плевать.

— А отец?

— Такой же. Думаешь, почему я сбежал в другой город?

— Почему?

— Надеялся, что хоть так смогу обратить на себя их внимание, но они лишь наняли человека, чтобы он вернул меня. — Джек поджал губы, сдерживая заблестевшую в глазах обиду. — Я никому не нужен. — Он отвернулся, чтобы Арман не видел его слез. — Совсем никому. — Джек шмыгнул носом. — Хочешь быть моим другом?

— Другом?

— Ну, да. Я ведь знаю твою тайну. А моим родителям будет только лучше, если у меня появится друг.

— Ты скоро уедешь.

— Мы можем уехать вместе. Тебе же все равно некуда идти.

— Некуда, — согласился Арман.

— И родителей у тебя больше нет.

— Только приемные.

— Ты их любишь?

— Не очень.

— Ну, вот видишь! — просиял Джек. — Сейчас же позвоню отцу и расскажу о тебе.