1.

— Последний старик живет в нашей башне, — сказала Исме, расчесывая у зеркала белокурые локоны. — Не хочешь разорвать контракт с башневладельцем и переехать в другую? Денег на неустойку у тебя точно хватит, — она кивнула на коробочку с очередным подаренным ей браслетом.

— Хватит, — ответил я, потягиваясь. Вставать не хотелось, а придется — Исме никогда не оставляет меня у себя, да и стелы ждут. — Но жалко.

— Еще заработаешь, — пожала плечами моя девушка.

Вот странно: у Исме тяжелая работа, а она так легко относится к деньгам. А у меня все наоборот.

Про старика я знал — в бюллетенях Конца Эпохи, висящих на каждом столбе, пару дней назад появились портрет и адрес — но все же уточнил:

— Считаешь, стоит переехать?

— Да. Тут может стать шумно.

В этом она была права. В одном из бюллетеней напечатали сжатый, с цифрами и датами, рассказ о конце прошлой Эпохи. Ровно полгода понадобилось, чтобы последний старик того времени умер. И за это время чего только не происходило с ним рядом. То же повторится и сейчас, потому как Эпоха пусть и другая, но люди те же.

— Агрессии не будет, — успокоил я, покидая постель и беря рубашку со спинки стула. — Убить старика — значит сломать ключ от двери в новую Эпоху.

— Не станут его убивать, — Исме отложила расческу, открыла шкатулку с красками для лица и начала рисовать красоту искусственную поверх натуральной. — Могут задаться целью довести старого до решения покончить с жизнью, и нам придется на это смотреть, а то и участвовать в процессе.

— Никто не заставит нас участвовать ни в чем подобном, если сами не захотим, — я в очередной раз упустил из пальцев скользкую хрустальную пуговицу. Дурацкая мода… Но тут же почувствовал взгляд подруги и отвлекся — посмотреть на нее. Оказалось, Исме глядит в зеркало, а ее отражение — на меня, причем в упор. И от такого положения серьезность ситуации почему-то делалась угрожающей.

— Ладно. Подумаю и решу, — пообещал я как можно убедительнее. И продолжил о том, что не напрягало: — А знаешь, со временем неприятное становится смешным. Шесть эпох назад на все лепили таблички «рекомендаций» — «рекомендован для семи лет», «рекомендован для ношения в дождь» или «для выкапывания неглубоких ям», — я хохотнул. — Думаю, то была эпоха, когда все пользовались вещами не по возрасту и не по назначению. Как еще на людях писать не додумались — «рекомендовано для…» Или вот однажды открыли «дикое вещество», которое вроде бы улучшало цвет лица и повышало аппетит. Пихали его в еду, ткани и косметику, пока не оказалось, что оно портит здоровье, а не улучшает… Кстати, не хочешь в новой Эпохе стать моей официально?

Она провела кисточкой с алой пудрой по концу золотистого локона.

— Не понимаю, для чего нужны браки. Что изменит запись в Реестре Пар? Мы вместе, пока хотим, и без записи.

— Просто тогда о нашем «вместе» будет знать государство, и потребует ответа, если мы захотим расстаться, — сказал я, застегивая пряжку на брюках. — И еще что у нас есть друг перед другом обязанности и право родить ребенка.

— Ну разве что из-за ребенка…

Я мысленно усмехнулся. Надо запомнить, что она уже думала о детях. Использую это, если в самом деле захочу жениться. Хорошо, что в Конце Эпохи дети не рождаются и можно просто получать удовольствие и не бояться нежданного сюрприза.

— Все, выметайся, мне некогда — поторопила Исме, беря очередную склянку с кремом или краской.

И пришлось выметаться, потому что характер у подруги, как у любой актрисы с ее тяжелым трудом, отвратительный, и лучше лишний раз не рисковать.

Меня не сильно тревожило, что наша башня скоро станет местом паломничества нервных личностей, жаждущих приблизить смену Эпох. Но от Исме отмахнуться нельзя, не простит — и в то же время платить за каприз не хочется. Контракт с башневладельцем обычный, на два года. Три месяца гарантированного бесплатного проживания еще не истекли, потом платить все же придется, конечно. Но если мы захотим съехать раньше, чем закончится контракт, башневладелец потребует чудовищного размера неустойку. Попробую убедить Исме отказаться от переезда.

Поднимаясь по лестнице, я услышал стук деревяшки по камню. Старик спускался со своего уровня, скребя палочкой по лестнице. Мне вдруг пришла мысль взглянуть на него повнимательнее. Интересно, он понимает, что все хотят его смерти?

Я подождал, даже не пытаясь делать вид, что остановился шнурок завязать или в квадратное башенное окно поглазеть. Зачем притворяться? Любопытство — это же так естественно. Но для порядка решил сделать еще одну естественную вещь — поздороваться, когда тихоход подковылял ближе.

— Привет, старый!

Ходок поднял глаза — древний, но не такой сморщенный, как на картинках в книге с каким-нибудь «романом страхов», прищурился, словно пытаясь узнать меня или кого-то во мне. Или словно спрашивал — и ты? И я. Я тоже хочу, чтобы настала новая Эпоха, и даже работаю на нее, стелы «полирую». В общем, стало ясно — все он понимает, и ответ на свой вопрос я получил.

— Вас же Кай зовут?

— Вообще-то Кайрич, — поправил я нехотя — разговаривать со стариком не собирался.

— Меня зовут Милхе Орэ…

— Хорошо, — я отпер дверь и, войдя к себе, запер ее за собой.

Может, старик что-то и хотел сказать, но не успел. Вот и ладно.

Засиживаться дома было некогда. У «полировщика», он же эпизод-инспектор, в конце Эпохи хватает дел; «полировка» вступит в силу только когда умрет последний старый, а до этого приходится подновлять ее, снова и снова делать одно и то же… Я прикрепил бирку эпизод-инспектора на плечо, прихватил со стола обе ладо́нки, рабочую и личную, и отправился проверять территорию.

Погода доставляла удовольствие: легкий ветерок, не слишком яркое солнце, безоблачность, идеально чистая мостовая — все условия для хорошей прогулки. Девятнадцать моих стел разбросаны по разным местам, но не слишком далеко друг от друга. Каменюки лезут из почвы только там, где живут люди, поближе к городам и в самих городах, и только в конце Эпохи. Тянутся к людям, как всякие там травы-кустарники к рекам и озерам. Они тянутся, мы с ними боремся, а то, что остается, используем как строительный материал.

Первая стела занимала место на газоне, разбитом перед лавкой музыкальных инструментов, серая, четких очертаний немного неровной призмы. Чешуйки, утопленные в камень, поблескивали. Я сел рядом, примяв траву, снял с пояса рабочую ладонку. Опять забыл вчера очистить от старых заданий. Пришлось постучать по камню… Камнем по камню — ладонки тоже делают из стел: после начала новой Эпохи срубают, потому что толку от них уже нет, вся память уходит в землю, оставляя какие-то ошметки. Из каждой стелы делают несколько десятков ладонок, имеющих связь между собой: сообщение, записанное в одной — мысленное или голосом — появляется и в других, заставляя ладонку нагреваться… Постучал, и чешуйки вчерашних сообщений осыпались с нее, остались новые, крепкие, которые и не сколупнешь, пока не прочитаешь. Я тронул одну из чешуек. Что там?

Оказалось, сегодня требуется внести лишь три изменения. Нет, я понимаю, что шпиономания начала Эпохи Грома, когда даже дети раз в две недели являлись в контору для проверки на лояльность — это лишнее. И землю, истощенную посадкой «золотого злака», стоит сделать плодородной, отменив эту самую посадку. Но кому мог помешать недописанный роман в стихах, древний, как само время? Ладно, я должен выполнять задание, а не обсуждать его.

Ладонь, положенную на поверхность стелы, словно бы вдавило в камень. Не особо приятно, но это иллюзия — тянет в камень вовсе не руку, а разум. Я позволил себя утянуть, оказавшись в «нигде и никогда», похожем на полутемную пещеру, подождал немного, привыкая к ощущению легкого давления со всех сторон, и мысленно нарисовал картинку: золотые поля иноземного злака, который так понравился очередному Полуимператору во время путешествия в соседнюю страну. Давление почти прекратилось, и я ощутил, что держу в кулаке что-то напряженное, тонкое и прохладное. Поднял руку, преодолевая сопротивление, а вместе с ней и светящуюся струну, которую сжимал. Нить события, тянувшуюся из ниоткуда никуда: она исчезала, словно расплывалась, на расстоянии в несколько шагов в обе стороны. Но на самом деле никуда не девалась, просто не давала видеть себя всю. И еще — оставаясь неподвижной снаружи, она под этой неподвижностью прятала стремление и течение. Странное — словно одновременно вперед и назад. Но этим легко было воспользоваться. Я чуть расслабил пальцы и, не отпуская нити, последовал за обратным течением — искать нужную точку.

Перед моими глазами вспыхивали картинки-события. Золотое поле злака, потом оно же, но еще зеленое, с небольшими ростками. Рука ощутила узел, от которого отходили в этом месте другие нити, тоньше, как-то связанные с основным события — но их я пропустил, перехватив струну сразу за узлом, и пошел дальше. Картинки мелькали все быстрее, но я поймал нужную — Полуимператор пробует золотую кашу и ему страшно нравится. Вот тут я сделал остановку, сжав струну, что есть силы. Меня ощутимо мотнуло. Течения не любят, когда им навязываешь остановку. Я сжал нить и представил, как мог отчетливо: Полуимператору каша не понравилась. Хуже того, показалась самым противным, что он ел в своей жизни. Под моими пальцами начал возникать узел. Узелок пульсировал — я постепенно ослаблял нажим, пока не отпустил совсем, и узел остался на месте. Изменение принято и вписано в историю. Интересно, этого хватит?

Вперед, вверх по течению, куда легче и быстрее. Я проверил — оказалось, что все вышло как надо. Поглазеть на то, как Полуимператор перед своими советниками ругает и кашу и сам злак, было сплошным удовольствием. В школе эпизод-инспекторов нас заставляют запоминать многочисленные и порой самые неожиданные сведения о правителях, городах и событиях прошлого, и учат, как можно использовать их в работе. Полуимператор — человек настроения. Каша невкусна? Не станем сажать крайне полезный «золотой злак». Работа на десять минут, редко дольше, даже если кажется, что провел в стеле пару суток. А у профессионала вроде меня все выходит даже быстрее.

Закончив, я мысленно выбросился из стелы, как рыба на берег, пережил краткий миг головокружения, и отправился «полировать» остальные каменюки.

На обработку всех стел ушло полдня, и то лишь потому, что первая от девятнадцатой находилась далековато, даже пришлось брать пролетку. А у последней ждал сюрприз — «прилипала».

Пацану было лет пятнадцать. И судя по бледному лицу, проторчал он у стелы полные сутки. Обе ладони лежали на шершавой поверхности. Я подошел и зло, грубо пихнул его в плечо. Толку никакого, конечно. Оторвать от камня его ладони не смог бы и сказочный великан. Я огляделся, вспоминая, где тут видел фонтан. Оказалось — не очень далеко.

Ведерко я на время вытребовал у тетки, торговавшей у фонтана цветами. Наполнил его водой и, вернувшись к монолиту, выплеснул ее на парня. Он что-то проворчал и открыл глаза. Я отправился возвращать ведерко и когда пришел назад, к стеле, «прилипала» уже очухался. Первое, что он сказал, было:

— А какой сейчас год?

Вот все они так.

— Сто третий Эпохи Беспечности, семнадцатое число месяца огня, — милосердно проинформировал я. Сам таким не был, но понимаю — странствуя по чужим историям, напрочь забываешь свою. Однако понимание это одно, а работа — другое. А я — на работе.

— Что ты там менял?

Он скуксился.

— Сделал так, чтобы шпиль нашей Ратуши украсили символом Мира.

Я невольно хмыкнул: мальчишки, все бы им играться.

— Поспорил с кем-то?

— Поспорил, конечно, — не стал отпираться парень.

Это я мог понять.

— Ладно. Дуй хвалиться.

Он встал, пошатываясь — «дуть» вряд ли сможет, но дойти — дойдет. Я бы и сам полюбовался башней со «снежинкой мира», но работа ждет. А внесенное им изменение вряд ли продержится дольше получаса.

— А, да, держи, — я сунул ему в руки карточку с адресом нашей конторы. — Зайди, может тебе найдут работу.

Он округлил глаза:

— Но Эпоха же кончается! Зачем сейчас еще один «полировщик», если все стелы уже расписаны, какая чья? Да и учиться ж надо целых полгода. За это время старикан точно закончится.

— Может, ты будешь стирать данные из старых стел, чтобы потом из них делали всякие полезные вещи вроде ладонок, — заметил я, мысленно похихикав над «старик закончится». — Для этого почти не надо учиться. Воображения у тебя хватает, судя по всему. Или нет… проверишь. Если на башне торчит значок — значит, да, и можно заработать. Если нет — выброси приглашение.

Он кивнул и, кажется, хотел спросить еще что-то, но не стал, просто утопал. Медленно, вспоминая, как ходить.

Я не стал отменять его изменение, но когда закончил с последней стелой и возвращался, то не увидел «снежинки мира» на ратушной башне. Жаль. Это было бы забавно.