13-14.

Но подумать толком не удалось. Мысли мешали друг другу, пережитое, такое приятное, заставляло возвращаться к нему снова и снова и погружало в довольную расслабленность. Хотелось поскорей влезть в стелу и попробовать, могу ли снова испытать подобное, сам, без старика. И мучило желание рассказать, хоть Исме — и в то же время сохранить тайну. Величайшее наслаждение — хотеть двух противоположных вещей.

Наверное, надо было вернуться домой, но я не мог остановиться, испытывая нечто вроде предчувствия: как только остановлюсь, что-то закончится. И брел куда-то по темнеющим улицам, пока не вышел к сценплощадке города, одной из многих — эдакие остатки позапрошлой Эпохи, когда были очень популярны уличные выступления расплодившихся театральных трупп и артистов-одиночек. Сейчас на краю площадки стояли или сидели мужчина постарше и молодой, женщина и девушка. Когда я шел мимо, старший из мужчин как раз сказал:

— Да ну. Скучно же, не стоит вариации.

И стало ясно, что это — вариаторы, любители отыгрывать куски исторических событий в разных интерпретациях, возможно, даже последние в городе. Стало любопытно. Я мало того, что остановился, так еще и повернулся и сказал:

— А хотите для своей вариации нескучную историю?

— Это о чем? — поинтересовалась девушка.

— О том, как один человек научился изменять события в стелах так, чтобы менялось не будущее, а настоящее. — Это вылетело из меня само. А в следующую минуту я понял — хорошая мысль. Если хочется прямо сейчас каких-то новых чувств, то можно их сыграть. Притвориться. Исме рассказывала, что таков один из способов вхождения в роль: начинаешь притворяться кем-то и становишься им. И историю для вариаций я предложил ту, что мне интереснее всего.

Девушка фыркнула:

— Небылица.

— Но ведь забавная. Представь, какие возможности открылись бы, — заметил я, интригуя.

— Слишком много возможностей, — поправил парень. — И сложностей тоже… Разве что интересные персонажи… А кто он, этот человек?

— Последний старик. Он меняет мир и получает от этого большое удовольствие, а потому не может удержаться...

Мне тоже было трудно себя сдерживать. Я присел на край площадки и рассказал им выдуманную на раз историю старика, который, мог изменить все, но только не себя. И о эпизод-инспекторе, который пришел к нему узнать, как он это делает и зачем. Я даже не успел толком обдумать, когда оказался вовлечен в розыгрыш представления по вариации этого сценария.

Разумеется, мне не досталась моя собственная роль — «полировщика», борца со стариками и стелами, — но мужчина-заводила придумал роли для каждого, сумев впихнуть в вариацию девушку главного героя, ничуть не похожую на Исме, но тоже с характером, «сидельца», который от ненависти к старику перешел к защите его… и парнишку статут-спорщика. Забавное совпадение. Именно эту роль я и играл, наверное, хорошо… Даже увлекся и в самом деле начал что-то чувствовать. Но волна чувства не успела поднять меня так высоко, как хотелось бы. Почему-то я начал быстро уставать. Переживать чьи-то радость или грусть со стариком было легко, от меня совсем ничего не требовалось, а сейчас — да, и чем дальше, тем больше. К тому же, я привык видеть высококлассную игру, ну или хотя бы гармоничную, а тут… каждый вел роль так, как считал нужным. Старший мужчина увлекался старинными словами и играл холодновато-отстраненно. Девушка — пылко, и все пыталась увлечь этим и своего партнера, безо всякого результата. Молодой человек в роли эпизод-инспектора, был самым убедительным — он вроде бы совсем не играл, не притворялся, если только не мешала партнерша, которая, кажется, иногда не совсем понимала, чего он от нее хочет. Диссонанс начал раздражать — и, кажется, не только меня. Все они были не такими, как мне бы хотелось, может, остальные испытывали что-то подобное.

И все же мы доиграли до конца, и только потом девчушка, представлявшая «сидельца», сказала:

— Не скучно, но надоело. Что-то не то.

Остальные согласились.

А я поспешил уйти, точно зная, что больше никогда ни на что подобное не пойду. Не понимаю, за что Исме любит свою работу. Хотя нет. Теперь понимаю. Можно посмотреть на себя со стороны.

Вспомнив о подруге, я подумал, что лучше провести остаток вечера с Исме, хотя она меня сегодня не приглашала.

Оказалось, она ничего не имеет против.

14.

После всего Исме заметила:

— Ты сегодня очень необычный. Словно пытаешься утолить какую-то жажду.

— И ты знаешь, какую, — усмехнулся я, одеваясь. Сегодня и хрустальные пуговицы не раздражали.

— Не то. Что с тобой случилось?

Я решил, что лишнего рассказывать не буду, а из не лишнего не знал, что рассказать.

— Я жду! — потребовала она.

И я все-таки решился.

— Ты хотела тайну… Старик вписывает в стелу вещи, которые исполняются немедленно. И я не думаю, что просто из вредности или характера. Мне кажется, он получает от того удовольствие.

— Тебе кажется или ты точно знаешь?

— Точно, — сказал я.

И рассказал о прожитых мной чувствах и воспоминаниях.

Она покачала головой:

— Не вижу связи. Ты испытал спектр незнакомых эмоций и получил удовольствие. А старикан, если ты прав, раз за разом влезает в шкуру одного и того же человека. Это как если бы я играла снова и снова одну и ту же роль. До определенного момента нравится и такое — можно отточить мастерство исполнения именно этой роли, но потом надоедает. Поэтому ты ошибся и это все же характер.

Я пожал плечами:

— В общем, это не важно. Я-то удовольствие получил и, наверное, смогу снова. Сосредоточусь на этом.

— Не советую, — покачала головой Исме. — А впрочем, можешь и попробовать.

И мне не понравился ее взгляд, хищный и заинтересованный, словно она видела перед собой не меня, а любопытную незнакомую вещь.

Вернувшись к себе, я доспал остаток ночи, а проснувшись, сразу кинулся к стелам. И правда кинулся. Никогда так не спешил на работу. Хотя как раз работу сделал достаточно быстро, и удивительно, что потратил на это столько времени. Но вот потом… я хотел снова подниматься и опускаться на волне чужих эмоций, и не знал, как это получить. Как слиться с тем же автором «Романа о Мечтателе», или известной женой диктатора, которая сделала из него героя, или мореплавателем, всю свою жизнь искавшим Счастливые Острова?

Изменить способ обращения со струной или допустить эмоции так ничему и не помогло. Придумать вместо струны нечто более податливое? Или, войдя в стелу, притвориться тем, чьи чувства хочешь пережить? Разыграть спектакль? Может же такое быть, что и старик всего лишь притворялся! Еще как. Но он умеет этим управлять, он сам живая стела, а я — нет.

В итоге я просто торчал в стеле, бродя туда-сюда по разным струнам событий, сильно устал и не только не получил удовольствия, но испортил себе настроение. И когда окончательно сдался, вышел из стелы и поплелся домой, мир казался мне тусклым и серым. Можно было снова заявиться к старику. Только оказалось, у меня сегодня совсем нет храбрости сделать то, что хочется.

Но у башни меня уже ждал мальчишка-спорщик, о котором я совсем забыл.

— Вот, — он протянул мне связку монет. — Награда.

И я вдруг вспомнил, что парнишка нашел какой-то способ профессионально вписывать в стелу стихи, и, похоже, вместе с ними и эмоции.

— Нет, — сказал я, не принимая плату. — Деньгами не возьму. Нужно знание. Скажи мне как ты или твои друзья сумели это сделать? Как вписали вместе со стихами еще и эмоции? Потому что может я и ошибся, но все равно чувствовал, когда читал, сколько в них налито яда, хотя они адресованы не мне!

Он посмотрел на меня почти с таким же ядовитым ехидством и, кажется, наслаждаясь властью надо мной, властью того, кто знает тайну. Или так, как смотрела в последний раз Исме. Раньше я постарался бы вернуть себе власть, но сейчас мне было все равно.

И парнишка наслаждался недолго — все же он помнил, что должен мне и вряд ли это доставляло ему удовольствие.

— С помощью ладонки, — озвучил он то что, я понял бы сам, если бы думал, а не горячился. — Она запоминает любую информацию, а эмоция — тоже информация. И оно становится твоей опорой в стеле, и твоим проводником. Прижимаешь ладонку к стеле и пишешь в нее свои мысли или слова вместе со злостью. Злость затягивает тебя в стелу. Злясь, находишь книгу и записываешь в нее злой стих. Но надо держаться одной эмоции, чтоб не вылететь.

Я медленно кивнул, поняв или прочувствовав его слова сразу. Наверное, просто был к этому готов. Пытаться обуздать свои эмоции, находясь в стеле — как ехать на колесниках по мокрой дороге. Ноги разъезжаются и вечно несет не туда. Но если есть опора… или если тебе помогает сама мокрая дорога…

— А ты чего хотел-то? Может, я помогу? — прервал мои размышления парнишка.

Я только мотнул головой. Было не до него.

Словно поняв это, «прилипала» ушел по своим делам, а я не стал возвращаться к стелам, чтобы попробовать, но дал себе время подумать.