5-6.

На следующий день с утра «сидельцев» стало больше. Окна старик занавесил — наверняка понимал, что это все к нему или за ним. Но пока его никто не трогал.

Перед работой пришлось зайти в контору — получить новую ладонку, моя рассыпалась, углы крошились, чешуйки новых сообщений не держались на поверхности. Наверное, вышел срок ее службы.

В конторе я застал обычную пустоту — и мальчишку-прилипалу, за столом в углу заполнявшего бланк «Обязательных ответов при поступлении на работу со стелами». Судя по лицу, многие вопросы поставили его в тупик. Еще бы. Даже я удивлялся. «Как вы относитесь к событию, произошедшему пять Эпох назад, когда вся музыка, не несущая в себе определенных мелодий, была объявлена вне закона?» А как можно относиться к тому, о чем не помнишь? Или к той музыке, если слышишь ее раз в год, и то случайно? Меня он заметил, когда в очередной раз поднял взгляд от бланка. Немедленно оставил все и подошел.

— Привет. Я решил попробовать.

— Вот и правильно, — согласился я. — Много не заработаешь, но зато сможешь начать сразу, как только закончится Эпоха.

Он ковырнул носком пол.

— Скорей бы. Я видел старика, ходил к его дому… Он не такой старый, может еще долго прожить.

— Тебе что, деньги нужны? — подивился я. — Родители, стало быть, не дают?

— Мало, — признался он. — А у меня есть Цель.

Я невольно хмыкнул. Парень произнес эту самую «Цель» так, что делалось ясно — она особенная. И стоит того, по крайней мере, по его мнению.

— Поугадывать дашь?

Он кивнул.

Я подумал немного и выдал самое простое:

— У тебя требовательная девушка.

Паренек покраснел.

— Нет… пока нет.

Ясно, к чему это «пока» — у него вообще еще нет девушки.

— Копишь на будущее? Покупаешь «деловые бумаги»? Оплачиваешь долг?

Три отрицательных покачивания головой. А мне вдруг стало не охота напрягать воображение, тем более придется им сегодня работать.

— Ну тогда не знаю.

— Статутные споры, — немного помолчав, для эффекта, признался парень.

Я ощутил невольное уважение.

— А ты рисковый… Хотя это можно было понять и по тому, что ты влез в мою стелу, не побоялся «заразиться» старостью. Но ведь тот спор не был статутным?

— Конечно, нет. Просто в группах статут-спорщиков так принято — иногда спорить просто так, не за деньги. Престиж, — последнее слово он выговорил с явным удовольствием.

— Ну ясно. Мне на работу пора. Может, потом увидимся.

Парень кивнул и вернулся к своему бланку. Я еще раз оглядел его — тощий, но одет хорошо, модная стрижка с косой челкой и явно в себе уверен. Люблю таких, самые правильные люди — даже если лезут в стелу.

Но теперь понятно, почему лез. Статут-споры — это за деньги. Платишь определенную сумму, чтобы вступить в клуб. Потом — за каждый спор. В итоге можешь получить в несколько раз больше или все потерять. Зато азарту, наверное, море.

Думалось об этом слишком хорошо, легко. Пришлось перед началом работы очищать разум от лишнего. Сегодня изменений требовалось всего ничего — пять, и погода не подвела: солнце светило вовсю, тротуары давно высохли и даже на траву можно было сесть. Некоторые «полировщики» таскают с собой стулья из материи и проволоки, а я не любил носить что-либо в руках, даже колесники запихивал в заплечную сумку.

На последней стеле я решил повторить вчерашний эксперимент с эмоциями. Но не успел — получил сообщение от Исме — «Можешь зайти ко мне, если хочешь». Я и зашел, правда, без подарка, чем вызвал на ее лице легкое недовольство.

Глубоко за полночь, когда мы получили друг от друга все, что хотели, и лежали, отдыхая, Исме сказала:

— В последнее время ты уделяешь мне мало внимания.

Я малость удивился:

— Если ты о подарке, так некогда было его выбирать…

— Не только о нем. Я актриса, Кай, и чувствую такие вещи. Ты думаешь о лишнем или чувствуешь лишнее… Не спорь! Быть со мной и думать не обо мне — это лишнее. Потому что означает, что рано или поздно тебе от меня будет надо то же, что и другим. Пробуждение чувств. Не пойдет. Я не хочу еще и с тобой заниматься работой. Поэтому рассказывай, прямо сейчас.

Я подумал совсем немного, но все же решился передать ей свои мысли насчет того, что память может доставлять удовольствие.

— Ясно, — сказала она, выслушав. — Искушение любопытством, желание знать больше. А не боишься?

— Чего?

— Того, что станешь не как все. Никто ничего знать не хочет, а ты захотел. Поверь мне, лучше отказаться знать больше и быть довольным тем, что уже знаешь. Мир прост. Ты полируешь стелы, а не переписываешь книги, не прошедшие очередную «проверку на соответствие новым историческим реалиям». Я играю в театре для всех, а не выслушиваю каждого отдельно, позволяя им «слиться» в меня. Старик помнит и стареет и это его выбор. Хочешь все усложнить? Хорошо. Только назад пути уже не будет. Пока что есть равновесие. Но нарушить его легко. Может, именно то, что ты узнаешь, лишит тебя покоя.

Я помолчал, размышляя. Исме удивила. Больше трех лет мы вместе, но моя девушка никогда не говорила со мной так. По сути, мы были только партнерами по удовольствию, или мне так казалось, а значит, обоим безразлично все, что помимо ночных развлечений. Или почти все. Принимал же я ее просьбы прийти и сыграть что-то для нее. Кажется, это называется «принимать участие». Но то, что Исме принимает участие во мне, стало новостью. Пожалуй, такая она нравится мне больше, и узаконить с ней отношения — хорошая идея. Где еще я найду не просто красавицу, а такую, кто к тебе небезразличен?

И я пообещал:

— Подумаю. Ты права, мне не надо знать больше. Знать — значит помнить, а помнить — стареть. А это не для меня.

Она не ответила, но явно согласилась со мной.

6.

Городские праздники — вещь неприятная. Не говорю о куче подарков, которые просто так, ни за что, нужно дарить куче людей, вроде родственников, кого если год не видишь — ничего не меняется, но вот глупая идея каждый раз украшать стелы то рисунками, то гирляндами бумажных «бантиков», то еще чем доставляет мне лишнюю работу. Украшения мешают погружению и просто бесят, приходится избавляться и от гирлянд, и от эмоций. Правда, праздники — единственный случай, когда заставляющая шарахаться от меня бирка «полировщика» помогает — могу свободно двигаться в любой толпе. Все равно в такие дни я стараюсь встать пораньше, пока будущие гуляльщики спят, и сделать работу до начала самого активного празднования. И сегодня поступил так же. На счастье — все успел.

Но когда возвращался, веселье уже началось. Толпы на улицах, отовсюду музыка, выкрики-поздравления с состоявшимся лет триста назад избавлением от чего-то там. И «сидельцев» возле дома не было — кроме одного человека. Да и тот, похоже, ко мне, а не к старику Милхе Орэ — давешний «прилипала». Увидев меня, парнишка встал со скамьи, подошел:

— Привет. У меня к тебе дело.

Я фыркнул:

— Вот прямо так сразу? И какое же?

— Это касается споров…

— Э нет, — тут же перебил я. — На деньги и вообще не спорю.

— Я не собираюсь с тобой спорить! Ты же не входишь в клуб… Но как знаток, можешь мне сказать, сколько времени у нынешнего старика? Не может же быть, чтоб полгода. Не в наше время.

— А чем, по-твоему, наше время отличается от «не нашего»?

Теперь фыркнул уже он:

— Скоростью… всего. Я узнавал. В холле клуба Статутных Споров стоят на полках толстые «Журналы Событий». В основном по спорам, конечно, но из прочитанного можно добыть любые сведенья. Старики проживают все меньше каждый раз. Три Эпохи назад — больше трех лет. В позапрошлую — полтора года. В последнюю — всего половину от этого, семь с чем-то месяцев. «Сидельцы» появляются каждый раз все раньше. Даже споры заключаются на более короткие сроки.

— Ну, если ты все уже посчитал, — заметил я, — то можешь сам ответить на свой вопрос.

— Могу. Но тебе повезло жить в одном доме со стариком и наблюдать за ним. Может быть неучтенный фактор, о котором я не знаю, а ты — да.

Надо же, какой умный… когда речь не идет о том, чтоб к стеле «прилипнуть».

— Так что скажешь?

А еще настойчивый.

— Скажу, что полгода у старика нет точно. Может быть месяца полтора-два. Но и за это не поручусь.

Лицо парнишки стало слегка напряженным. Явно ждал не такого ответа.

— Хорошо, тогда вот. — Он достал из кармана и протянул мне сложенный вчетверо листок.

Я открыл. Двадцать два пункта — тех способов, какими можно убедить старика, что поскорее помереть — это хорошая мысль. В том числе и странные, вроде «катания шаров».

— Если тебе придет в голову новый способ, если придумаешь или подсмотришь в стеле, скажи мне. Я заплачу. Щедро. Это мой первый в жизни серьезный спор, не мелочевка. И я хочу его выиграть. Старик не должен прожить больше двадцати дней начиная с этого дня.

И когда я протянул ему листок обратно, покачал головой:

— Нет, оставь себе. Только я заплачу лишь за действенный способ. Сначала проверю, а потом заплачу, если все выйдет, как надо.

Я невольно хмыкнул. Серьезный мальчик. Но что можно придумать, кроме уже известных способов, перечисленных в его списке? Сидение под окнами, надписи и выкрики, записки под дверь, неприятные подарки, приставание к старику, закрытие ближайших лавок, чтоб ему приходилось ходить подальше. Могут холод-камень в дом подкинуть, чтобы он мерз. Или наоборот, жар-камень…

— И сколько ты готов платить?

Бывший «прилипала» назвал сумму. Вполне приличную.

— Хорошо, — согласился я.

Паренек простился и ушел, не сказав, как найти его, если вдруг и правда мне в голову придет что-то новое.

Это было достаточно забавно. Потому, когда зашла принаряженная Исме, которая, в отличие от меня, очень любила праздники и не упускала возможность побродить в толпе, где могли узнать актрису, рассказал ей об этом случае. Подруга даже оторвалась от рассматривания себя в зеркале. И очень долго молчала, прежде чем сказать:

— Я могу тебя попросить сделать мне необычный подарок вместо обычного?

Я кивнул и Исме продолжила:

— Не помогай «прилипале». Не вреди старику.

Я постарался не показать удивление. Что такое? Неужели… пришлось вспоминать слово, которым я давно не пользовался — неужели это милосердие или жалость? Исме жаль старого? Или она ищет еще одного нового опыта? Или играет? Я не понимал — и потому не мог отказать. Но если бы понимал, то тоже вряд ли мог. Это же Исме, которую я в эти дни начал узнавать с удивительных сторон.

— Хорошо, не буду.

Подруга улыбнулась:

— Ты будешь награжден, — пообещала она.

И позже сдержала свое слово.