Глава 5

Прошло немало времени с последней встречи главных героев, которым я уделил немало времени в описаниях, и которых я выбрал для своей повести. Не случайно, выбор был осознанным. Скажу честно, этот выбор оказался сложным, ведь Шевронов ничем особо не отличался от Пропонтиды, лишь только внешней составляющей, и отдавать предпочтение одному из них, значило для меня, испортить свой замысел, предать его. Поэтому оба они имели право быть здесь и, что самое немаловажное, вносили свой, весомый вклад в мою личную историю…

Прошлогодний снег уже давно растаял, и на лысых лужайках подросла скошенная прошлым летом трава. Разрастались ивы, и на тонкоствольных деревьях набухали почки. Весна пришла. Ну а в доме Шевронова по-прежнему рассуждали.

— Сильный человек тот, кто в таких ужасных условиях ни разу не принял того, что носит у себя в кармане, кто отвергает этот эликсир, что впихивает нам каждый день этот твой бармен. Вот ты сильный человек, но на руках ты мне проиграешь, шпаклевщик!

— Умолкни, не всё можно решить поединком!

— Не всё, но в нашем веке поединок существует для каждого, для каждого отдельно свой. Исполняй его волю, шпаклюй каждого, — он захохотал громким смехом, отчего парень за самодельной стойкой ринулся было к двери.

Бармена обидел, вот поэтому он и ушёл!

— Точнее напугал!

— Ничего вы не понимаете, пора бы уже смеяться над этим всем, а вы шпаклюете, развешиваете. Ууу!

— У человека единственное есть звено, за которое он может уцепиться, и его не заподозрят в этом, не узнают. Это его внутреннее я, душа, она потаенная, никакой гусар своим бельмом её не прожжет, и экстрасенсов не существует! Так что, Шеврон, смело можешь дыбиться, протестовать, но только держи это при себе, не выдавай снаружи. Улыбайся, как если бы тебя спросили, скажите пару слов, искренних, — он сжал кулаки, и пальцы захрустели у него на коленях. — Искренние, понимаешь, Шеврон, о том, какое у нас чудное предприятие, готовое расщедриться ради клиента… Улыбайся, говори с жаром, ведь тебе же заплатили! Мой друг, чего таить, твоя работа и в этом же заключается, не так ли?

— По-моему он наслушался телевизора и бредит, — постановил было второй собрат.

— Предположим… предположим да, — ответил твердо и уверенно Шевронов, — да, ты прав, здесь есть и главный, кому подчиняюсь, и взносы, выручки, оплата. Но доведу тебя к сведению, главным выступаю я сам! — и он самодовольно закрутил папиросу, вытряхнул всё содержимое в мундштук и сунул его в руки изумлённого штукатура, чей ответ про телевизор лишь раззадорил бармена.

— Твой ответ про телевизор развеселил угрюмого бармена.

— Ага, и слинял в обиженном состоянии.

— Да нет же, он в подсобке.

— Просыпает работу, ночами планы замышляет, а утром работу просыпает, — со смешливостью сказал он. — Чудак!

— Это невозможно, меня будят проблемы, — выскочил бармен.

— Или неотложные дела! — Ответил бригадир.

— Скорее всего, неотвратимые последствия. — Добавил маляр.

— Что вы всегда измываетесь над парнем, господа. Заняться больше нечем, парень трудоспособный, воспитанный, с шармом, как сейчас говорят.

— Никто не говорит, что он труден, Шеврон, дело в другом. Он устроил у тебя здесь свою харчевню по заработку.

— Поправлю вас, мистер как Вас там.

— Как мама назвала, — сурово ответил рабочего склада мужик, — Ну! Бороться будем?

— Ам.

— Оставь его, «Птолемей» фиванский, пусть работает. Я сам позволил ему здесь пристроиться, пусть учится. Человек к цели стремится. Это мы уже созрели, зреть некуда, земля не принимает.

— А закупаешь всё ты?

— Да!

— Добродетель! — с пренебрежением фыркнул тот.

— Добродетель, — повторил штукатур, домазывая оставшуюся область стены.

— Шедевр!

— О да, сие великолепие!

С минуту было молчание. И тут вдруг штукатур решился всё же продемонстрировать своё готовое творение.

— Смотрите, Альбатрос! Неделю рисовал, всё белое, ничего не видно, но зато какой клюв, Шевронов. Таким подсекай и беды не знай!

— Альбатрос, прекрасные птицы, поют длинно, длинно! — продолжил говорить об особенностях птицы наш с Вами труженик старого порядка.

— Советчики тут мне нашлись.

— Ну, а кто, как не мы, Шевронов. Кто, как не мы! Торопись, пока мы живы… а не то потеряешь свою любовь, и следом от последнего судьба избавит...

— Забирать-то у тебя больно нечего… Так что переживать не надо, — продекларировал штукатур, поняв мысль своего собрата совсем не так, как планировал заводской мужик.

— Я не об этом, маляр! Слушай, Шеврон! — его вдруг осенило. — А ты как раз кирпичную хижину состроил своей матери! А! Смекаешь, о чем? — сыронизировал заводской мужичок.

— Судьба к тебе пришла сама, а ты писульки свои развешиваешь, не видишь дальше своего носа, гляди, упустишь… — продолжил язвить штукатур за первого своего товарища. Они многозначительно переглянулись.

— О чем вы? Я вас не понимаю!

Да больно прикидываться, Кеша, всё ты понимаешь. А коль нет, я тебе объясню. Ну смотри, дама ищет дом из кирпича, правильно? Правильно! А у нас, сам знаешь, вокруг одни хибары да полуразвалившиеся гнилые избы. Разруха, одно убожество! Смотреть не на что… Кто похвастается кирпичным домищем? Никто! А у тебя он сделан очень хорошо, ты обложил кирпичом, залатал дыры, провел газовое отопление, поднял дом из низины, в общем, сделал всё в стиле Фэн-шуй. Красиво и… опрятно! О! Да! Опрятно! А какая лужайка у тебя, чего стоит только одна лужайка, одно загляденье! — не переставая рассыпаться в комплиментах, мужик восхищался вкусами своего товарища.

— Да, всё красивенько, ухожено у тебя, хоть сейчас веди заблудшую душу к себе домой… и не парься! — добавил маляр.

— Дамочка просто ищет уюта, и всё! Всё очень просто! А у тебя там: уютненько, комфортабельно!

— Красотка, да к тому же домушница, повезло, хорошая смесь! — проговорил с задумчивым видом штукатур.

— Да, да! Всё что нужно есть, Шевронов Иннокентий Степанович, осталось только привести её к себе и показать свои роскошные хоромы! Только сильно не удивляй, с бледной смотреться будет не очень!

— Там живет моя мать, идиоты!

— И что, красотка мешать не будет, мать твоя плохо ходит, сидит у себя в комнате, таблетки изучает да молится. Почти не выходит...

— Так оба, пошли вон отсюда!

Ты чё рассвирепел-то, друг? Мы хотим, как лучше!

— Без ваших советов обойдусь, проваливайте с моего участка, пока сам вас не выставил!

— Ну ты даешь, друг, дай хоть попрощаться с барменом и забрать...

— Хоть раз ушли бы сами… Иди говорю, забрать ему, бармену больно надо ваше прощание, обойдетесь!

— Ну ты даешь! Так и проживёшь свои жалкие дни один в своей конуре.

— Не остепенившись!

— Пошли говорю вон!

— Да что мы в самом деле! — последнее выдал штукатур, с усердием выталкивая своего товарища по несчастью за ворота, — У него на доске советчиков хватает, не старайся, он променял друзей на доску! Пойдем! Идём же!

Оба недовольных гостя нехотя вышли из дома и направились по своим домам, молча ползли они по ночному сумраку, дрожа от холода, сердитые и полуголодные, забытые ненадолго в этой неуютной, некомфортабельной, сырой и прохладной обстановке. Два человека брели по пустынной дороге, давно уже позабыв о минувшем и неприятном инциденте. Пройдя сырые закоулки, темные коридоры уличных переулков, они вышли на площадь. Ту самую площадь, где часто проходили мероприятия. Она была залита неярким, но довольно приятным светом уличных ламп, что огибали большую арку у самих ворот площади. Штукатур молчал, и плелся домой, без мыслей, без ног, лишь бы дойти до дома, и улечься спать, завтра его ждут новые открытия и перевороты в области сюрреалистических идей, которые он непременно должен воплотить в своих творениях. А трудоголик не остывал, он шел угрюмый и злой, все его нутро грызла какая — то истома, которую он не мог выветрить.

— Неладно все, бросим все, ай, ладно! Ты только взгляни, какая красивая площадь у нас, друг. — внезапно заговорил он с яркой экспрессией, на что штукатур, немного опомнившись, посмотрел на него, с любопытством.

— Приятель! А что мы не можем просто жить здесь? Что вечно у нас с тобой какие — то недомолвки одни? Пора бы уже принять все, как есть! И в этом вся прелесть, ты посмотри на площадь, взгляни. Люди же приняли ее таким, какая она есть?

— Её таким сделали.

— Неважно, но ведь приняли! Живут с ней, радуются, каждый день здесь видим мы праздники, карнавалы, полезные вещи, ты только представь, какие здесь есть полезные предметы, я недавно купил электронный хронометр, так неделю от него не отхожу, диву даюсь, что может этот хронометр. Чудо техника! Оставим все как есть? Вот мы с тобой все сделали, что могли. Шевронову хорошо жить в уединении, одному. Мы мешать не станем, пусть живет, мы сделали все, что от нас зависело… а теперь дело за нами, нам брат мой, теперь надо трудиться во благо человечества. Вот ты хорошо шпаклюешь стены, у тебя это очень хорошо получается, почему бы не продолжить заниматься этим делом? Я вот в знатных кругах вроде бы неплохой бригадир оказался, с учетом неких штрихов, да? Но это все исправимо! Разойдемся по своим палатам, и будем продвигать свое искусство, свое умение, то, что у нас очень хорошо получается! Ах! Как все-таки красиво здесь, на белом свете. Идём, друг, идём! Нас ждут великие дела.