Глава третья

Две недели я не выходил из дома. Меня терзала вина за её смерть.

А потом мне показалось, что всё идёт так намеренно, потому что так нужно…

Мне показалось, что нужно продолжать жить несмотря ни на что.

С этими противоречивыми мыслями я отправился в школу.

Первым меня встретил Стёпа Железов.

— Давно не виделись. Ты, наконец, отошёл от того несчастного случая?

— Нет. Это был не несчастный…

— Слушай, Миша, успокойся, — попросил Железов, прикладывая свою руку к моему плечу. — Знаешь, красивых девушек огромное множество. Подумаешь, одна того… ну, ты понял. Но есть и другие…

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать: «Забудь её. Она умерла, а ты жив. Иди и живи с другими девушками, которые более умные и красивые».

— Можно задать тебе вопрос, Железка? — сменил я тон голоса на более грозный. — У тебя вместо мозгов протеин?

Степан вопросительно посмотрел на меня.

— Не подходи больше ко мне, — решил я закончить разговор на нейтральных нотах.

— Неужели так сложно взять и забыть? — окликнул меня Степан, когда я уже уходил прочь. — Даже Женя уже забыла её. А ты продолжаешь отдаляться от своих друзей. Пойми, мы волнуемся за тебя…

— Волнуетесь?! То есть, если со мной что-то случиться вы забудете наследующий день и продолжите смеяться, как ни в чём не бывало?!

— Успокойся! Хватит, Миша! — он схватил меня за плечи и начал трясти.

— Отошёл, — грозно воскликнул я, поднося кулак к его серо-синим глазам.

— Так почему вы подрались? — допрашивал нас директор в своём кабинете.

— Понятия не имею. Морковкин взял и ударил меня, — начал объяснять Степан.

— Железов сам спровоцировал своим гнилым языком. Если вы не против, я бы с радостью ударил его вновь, только сильнее. А затем продолжил бы избивать этого предателя до полусмерти.

— Хватит, Морковкин! Надеюсь, ты больше не будешь устраивать драки. Кулаками ничего…

— Не решишь? — поймал я директора на слове. — Я знаю. Миллион раз слышал эти слова. Но это просто слова! Бывают обстоятельства, когда нельзя оставаться в стороне и не применять грубую силу, потому что в таких обстоятельствах человек поддаётся самым разнообразным эмоциям. Мне казалось, что вы, как директор, должны это понимать, но, похоже…

— Иди на урок Морковкин, — отводя взгляд, произнёс директор.

Я, молча, вошёл в класс к середине урока, садясь за парту с Картошкиным.

— Морковкин? — поймал меня взглядом учитель. — Ты забыл обо всех правилах поведения? Ты отсутствовал две недели по непонятным причинам и, к тому же, приходишь к середине второго урока…

— Не обращайте на меня внимания, если я такой «плохой». Серьёзно, продолжайте урок. Я просто посижу и помолчу, — ответил мой немного разбитый голос.

— Ты подаешь плохой пример, — продолжал учитель. — Ты понимаешь, что это плохо для тебя кончиться?

— Мне плевать.

— Морковкин, реально успокойся. Ты сам не свой, — вмешался Картошкин, румяня щёки от удивления, вызванного происходящим.

— Пирожок, отстань. Ах, да! Ты же картофель, а не пирожок. Хотя, нет! Для картофеля ты больно жирный, — я встал из-за парты и обратился к учителю. — Можно я пересяду от этого… на свободное место, возле окна?

Учитель не успел и слова произнести, как я уже расположился за одинокой партой возле окна.

— Может, ты прекратишь этот цирк, Морковкин?! — крикнул мне учитель, терявший терпение.

— Хорошо, — бросил я с холодной ухмылкой. — Если вам не нравится моё присутствие, то откланиваюсь и удаляюсь, — моя физическая оболочка издевательски поклонилась. — До свидания!

Я громко хлопнул за собой дверью.

Больше я не воспринимал школу всерьёз. Никогда.

«Забыть её? Этим миром правят идиоты? Жить дальше? Как?! Без неё нет жизни. Я виноват в её смерти! Почему так сложно это понять, чёрт возьми? Все, кому я верил, предали меня…», думал я в те минуты, «Мир полон Брутов, вонзающих ножи в спины Цезарей. Это единственное объяснение для всего происходящего…».

Чтобы заглушить сердечную боль и одинокую душевную тоску, я представил её перед собой. Да, это просто иллюзия, созданная воображением, но это единственное, что у меня осталось от… неё…

— Ты всегда будешь со мной, — прошептал я со слезами в глазах.

Наши руки потянулись на встречу друг другу. На миг мне показалось, что мы взлетаем в небеса, будто мы улетаем из этого жестокого бренного мира, полного предательства и обмана…