Глава 8

Спал я плохо. Уснув довольно быстро, в течение всей ночи часто просыпался, ворочался. Даже во сне не покидало чувство смутной, неясной тревоги, которую я никак не мог сформулировать для себя, находясь в полудреме. Подминая под голову горячую, скомканную подушку, несколько раз натыкался взглядом на плохо различимый в темноте черный прямоугольник открытой двери спальни. В такие моменты становилось особенно неуютно. Будто кто-то мог наблюдать оттуда за мной. Но вместе с тем чернота манила, затягивала, как глубина пропасти зовет прыгнуть в нее.

Встать и закрыть дверь я не решился, отворачиваясь в другую сторону и под учащенный стук сердца засыпая. Засыпая, чтобы проснуться через какое-то время вновь. И вновь. И вновь.

Уже утром я пробовал посчитать сколько раз за ночь я выныривал из тенет сна. По ощущениям получалось, что я больше бодрствовал, чем спал.

За окном еще только светало, несмотря на почти десять часов утра. Славинск вносил свои коррективы в мои биологические часы. Впрочем, я уже почти стал привыкать к постоянному ощущению вечера, которое преследует меня здесь.

Позавтракал без аппетита. Кофе пил стоя у окна, наблюдая за улицей. За те несколько минут, что я отхлебывал горячий напиток, вдыхая густой аромат, за окном не прошло ни одного человека, не проехало ни одной машины.

Несмотря на данное себе вчера обещание, осматривать при свете дня спальню я не стал. Остался после сна неприятный осадок, связанный с этой комнатой, что-то холодное и отталкивающее. Так остается послевкусие, которому нужно время чтобы развеяться. Видимо, надумал себе вечером всякого, мозг и сыграл со мной злую шутку, наградив комнату ярлыком «пугающая». Сон этому лишь способствовал.

Как бы там ни было, не нашел я в себе сил и желания даже заходить в пустую спальню, лишь закрыл дверь плотнее. Впрочем, запирать не стал.

Одевался поспешно, буквально кожей ощущая каждый издаваемый мной звук. Потому как кроме этих звуков остальных я не слышал. Не было привычного уличного шума, каких-то движений соседей за стенами, хлопанья дверей, лая собак. Практически абсолютная тишина обволакивала меня. Может быть, поэтому я и сам старался шуметь как можно меньше? Может быть, поэтому я хотел побыстрее оказаться на улице, подальше от вымершего дома?

Уже шагая по пустой мостовой я задался мыслю о соседе или соседке сверху. Почему-то казалось мне, что надо мной живет сосед. Такое вот непроверенное утверждение.

Так вот, соседа я тоже утром не слышал. А ведь выходной, суббота. Уходит на работу по выходным? Какая тут, к чертям, работа. Да еще и по выходным. Но даже если и так, то почему я не слышал работающего крана, когда он умывался? Почему не слышал шагов в подъезде? Насколько я смог удостовериться, акустика в доме очень хорошая. Хотя, может быть как раз в этот момент я провалился в сон?

А может, он еще спит? Вечером намаялся, что-то ворочал там у себя, по звуку тяжелое. Как упало, даже я подскочил! Вот зараза, так испугал!

Я усмехнулся, вспоминая свой ночной ужас. Сейчас, при свете дня, все произошедшее ночью казалось таким далеким и несерьезным.

Погода на улице стояла неплохая. Безветренная, без осадков, лишь временами откуда-то налетал легкий ветерок, сгоняющий со своих мест сухие листья на асфальте. Листья лениво перелетали с места на место и так до следующего дуновения.

Кроме меня и листьев по улице Солнечной больше не двигался никто. Никто не играл во дворах, никто не сидел на скамейках в скверах, никто не валялся под машиной у гаражей. Казалось, что я один остался во всем Славинске, брошенный и забытый, как сам город. Я даже позволил себе пофантазировать себе на эту тему, восторгаясь своей выдуманной решимости. Было бы забавно побыть эдаким Робинзоном в этой богом забытой дыре. Делай что хочется, входи куда вздумается! Правда, не хотелось бы, что бы это продолжалось долго. Хотелось бы, чтобы потом обязательно спасли.

Пустив в ход фантазию, я почувствовал, что мне стало не по себе. А вдруг на самом деле все это не выдумка? Что будет, если проснувшись утром, обнаружить себя совсем одним в целом городе? И не когда-то потом, когда-нибудь, а вот сейчас, в эту самую минуту? Вот иду я по мостовой, придумываю себе какую-то историю, а она уже тут, уже исполнилась. И я лишь угадал, а не придумал ее. Что тогда?

Легкая паника, совсем легкая, как ветерок, пролетела где-то в душе. Я прибавил шаг, с удвоенным вниманием всматриваясь в проплывающие мимо дворы и окна домов.

И к своему большому успокоению обнаружил таки на балконе второго этажа одной из серых пятиэтажек курящего мужчину.

Мужчина курил, облокотившись локтями о перила. На плечи была наброшена черно-оранжевая рабочая куртка из-под которой был виден вырез старой майки. Мужчине было где-то между сорока и пятьюдесятью, он с интересом наблюдал за мной, выпуская клубы дыма.

— Здравствуйте! — крикнул я ему снизу, — Извините, не подскажите как пройти на городское кладбище?

— И тебе здорово, — солидно отозвался мужик, — Не местный?

— Ну, как бы…

— Да вижу, что не местный, — махнул рукой мужик, — Так спросил, из вежливости. Чего на кладбище-то?

— Могила, — ответил я, поражаясь абсурдности беседы.

— Ясно. А вот один в подъезде остался, все рассосались куда-то.

— В смысле рассосались?

— Вот так вот и в смысле. Кто уехал, кто переехал, а кто тоже, на кладбище, — мужик ощерился, довольный своей шуткой, — Слушай, а ты случаем не из спасателей?

— Нет, не из спасателей.

— Ясно. Вижу, что не из спасателей. Тех-то я видел. Сам на автобусе отвозил к предгорью. Шофер я, — пояснил зачем то мужик, — Только вторую неделю в простое. Бензина нет, возить некого. Автопарк закрыли как бы. Ну, официально работаем, но на самом деле дулей машем. Ты сам то кем работаешь?

— Послушайте, — как можно тверже произнес я, — Мне идти пора. Вы подскажете как на кладбище пройти?

— Ясно, — кивнул мужик и отправил щелчком в полет окурок, — Ты уж извини, если задержал. Просто мне и поговорить-то не с кем. В общем, сейчас до перекрестка дойдешь, там еще будка ремонта обуви, там свернешь на право, на улицу Тральную. И пилишь прямо, прямо, пока не уткнешься в забор. А там ворота увидишь, это и есть кладбище.

— Спасибо, — я собрался было уходить, но мужик вновь окликнул.

— Это, ежели скучно будет, ты заходи. Квартира 54. У меня водка есть хорошая. Я тебе про спасателей расскажу. Меня Ильей зовут.

— Игорь, — скорее по привычке, чем из желания познакомиться, представился я, — А что про спасателей рассказывать?

— Э, брат, ты не знаешь, — многозначительно кивнул мне Илья, — Я тебе такое расскажу, я такое слышал! Ну, надумаешь, заходи. Я допоздна не ложусь.

Дорога до кладбища оказалась длиннее, чем я предполагал. Шагая по прямой, как стрела, пустынной улицы, я то и дело поднимал глаза чуть вверх и разглядывал стену гор. Столь необычное зрелище, сколь и грандиозное. Словно сама земля вздыбилась, преграждаю путь дальше, упираясь в низкие небеса рваными краями оторванного полотна. Если напрячь зрение, то можно разглядеть трещины, узкие карнизы, выпирающие валуны. Редкие зеленые островки, которые словно сыпь разбросаны по склону, наверняка вблизи представляют собой жалкое зрелище из жмущегося к камням вьюна и пожухлого мха. Да и склон, видимо, отвесный, ни одной тропинки я разглядеть не смог.

А венчает края этого гигантского природного стакана острые пики, похожие на акульи зубы разной величины, от совсем мелких, до поистине гигантских. Там, на самой вершине, они темно-серые, почти черные, обтесанные сильными ветрами, дождем и эрозией. Сегодня я впервые вижу их, облака поднялись выше, чем накануне.

Интересно, обвалы случались? Ведь сорвавшиеся с гор камни должны падать вниз, прямо на город.

Неожиданно асфальт сменился лежащими вплотную друг к другу бетонными плитами, а вместе с асфальтов вдруг закончились и дома. Вот я иду по городской улице, а вот уже оказался на загородной дороге. Я даже остановился, чтобы посмотреть на эту картину.

Теперь дома виделись мне корешками гигантских книг, стоящие ровным рядом на полке. Неизвестные мне архитекторы, словно под штамповку возводящие одинаковые панельные жилища, будто дошли до некоей линии, а потом сказали себе «Стоп». И теперь начиная от этой линии домов и, я так понял, до подошвы горы, простиралось неухоженное, в холмиках, поле. Жесткая трава, корявые кусты, бросающийся в глаза тут и там мусор, еле заметные дорожки — такие места называют пустырями. А как еще назвать место в городе, на котором ничего не построено?

Я насчитал порядка шести домов влево и четыре вправо. С левой стороны из-за домов выглядывала крыша какого-то навеса, обтянутого сеткой-рабицей, в правую сторону взгляд упирался в большой металлический ангар.

А прямо передо мной, в конце бетонной дороги, виднелось некая территория, обнесенная забором из любимых здесь строительных плит. Над забором поднималась черная труба котельной. По-крайней мере у нас в старых дворах были такие трубы, когда еще не было центрального отопления. Рядом с этой трубой обязательно должна стоять такая невзрачная будочка с тяжелой дверью, обитая листовым железом. И с надписью: «Посторонним не входить».

Бетонка упиралась в ворота, в которых я разглядел открытую дверь.

Наверное, это и есть кладбище. Какое-то оно маленькое, словно деревенское. Или они тела увозят на так называемую Большую Землю? Впрочем, все равно, слишком близко от города. Могли бы дальше, к горам перенести. Потому как, несмотря на кажущуюся близость огромной стены, видно, что расстояние еще приличное.

На воротах аккуратными прописными буквами было выведено: «Кладбище. Крематорий. Котельная №3». Я на секунду остановился, переводя дух, оглянулся на пройденный путь. Давненько ты на такие расстояния не ходил, Игорь Витальевич, давненько. Ноги гудят, во рту пересохло. Ботинки по приезду домой придется выбросить, поистоптал я офисные «натуральные кожаные, остроносые».

Я несколько раз вдохнул-выдохнул и вошел таки на погост.

Территория и впрямь оказалась небольшой. Широкий подъезд бетонки пересекал кладбище, как бы разделяя его на две части, заканчивалась у крыльца приземистого одноэтажного здания из красного кирпича с более высокой пристройкой. Из крыши этой пристройки как раз и торчала черная труба. Само же здание фасадом упиралось в противоположную сторону забора.

А по обе стороны дороги находились холмики могил. Над одними, и таких было большинство, высились узкие пирамиды со звездами на шпиле, над другими возвышались кресты. Было и несколько с мусульманских полумесяцев, но совсем чуть. Могил я навскидку насчитал от силы сотню, не больше.

Я сошел с дороги, побрел вдоль первого ряда. Нужно посмотреть по годам захоронений, понять, где более свежие могилы.

Несмотря на кажущееся на первый взгляд запустенье, кладбище было ухоженным. Дорожки чисто подметены, низенькие оградки выкрашены в черный цвет. Ни одного покосившегося надгробия или заброшенной могилы. Нет ни вычурных памятников с помпезными надписями, ни кричащих мавзолеев с дорогой лепниной или иной внешней шелухи, встречаемой в некрополях возле больших городов. Нет того внешнего пафоса который, по сути, ни умершему, ни его родственникам уже не нужен. На этом кладбище все аккуратно, скромно и достойно.

Мимо проплывали даты и лица со старых фото в овальных рамках. Незнакомые люди, неизвестные судьбы. Первые покорители этого каменного котла? Первые шахтеры? Как бы там ни было, Денис лежит не здесь, числа на надгробиях указывали на середину семидесятых годов.

Я свернул на соседнюю дорожку, пошел в обратную сторону. 74-й, 76-й, 79-й, 81-й, 82-й… Все не то, все могилы слишком старые. Может, с другой стороны дороги стоит поискать?

— Вам помочь, молодой человек? — окликнул меня скрипучий голос.

Я поднял голову и оглянулся.

На дороге, недалеко от крыльца, стоял старик. Седой, возрастом даже старше Степанова, он опирался на вычурную трость с набалдашником в виде кабаньей головы. Под распахнутым на груди серым ватником виднелся бледно-синий выцветший свитер. На ногах были не виданные мною с детства рейтузы «три пузыря» и тапки-вьетнамки.

Вид старик имел самый заинтересованный.

— Доброго дня, — кивнул я ему, приближаясь, — Вы здесь работаете?

— Смотритель кладбища с 1985 года, — нараспев ответил старик и театрально кивнул, — Гвизда Рай Терентьевич, к вашим услугам. С кем имею?

— Эмм, — я даже растерялся от такого тона беседы, — Ермаков Игорь.

— А я вас, позвольте, не знаю, — старик ткнул в мою сторону тростью, — Приезжий?

— Приезжий, — согласился я. Ох, странный народец остался в Славинске. Все нормальные уже уехали, что ли?

— Вот ведь, — старик вновь упер трость в землю, пожевал губы, — Думал, не приезжают к нам более с Большой Земли. Как шахты иссякли, так и приезжие закончились. Зато все стали уезжающими и отбывающими.

— А как же спасатели?

— А они не к нам, — отмахнулся смотритель, — Они по своим делам. А вас, позволю спросить, что привело в Славинск?

— Да вот, — я обвел рукой кладбище, — Друга ищу. Он жил тут, работал. Погиб.

— Прискорбно, — старик сокрушенно склонил голову, — Давно?

— Примерно пару месяцев назад.

— Ну так вы не там ищете! Пойдемте.

Старик повернулся, поднялся по ступенькам и открыл передо мной дверь.