Глава 5

Я скинул с лица колючее покрывало, протер лицо руками, слегка массируя. И только после этого открыл глаза, уставившись в потолок с ниточкой паутинки в углу. В окно струился бледный свет, в окно было видно серое небо.

Похмелья практически не было. Немного болела голова, немного давило на виски. Но, в целом, чувствовал я себя вполне сносно. Либо это был все же хороший коньяк, либо местные туда что-то подмешивают. Скорее всего, второе, что-то меня вчера быстро накрыло. Сколько раз зарекался не покупать спиртное в маленьких провинциальных сельпо. Ничему меня жизнь не учит. Хорошо, что хоть не траванулся.

Я сел, спустив ноги на пол. Вещи на мне изрядно помялись, пояс брюк съехал на сторону. Помню-помню, раздеваться было лень.

Медленно, словно капитан подводной лодки перископом, я обвел взглядом комнату. Все было на своих местах, кроме пары упавших с полки книг. Это я там искал вчера что-то. Ну, хоть ничего не сломал.

Я глубоко вдохнул, с шумом выдохнул. Поморщился, потому что в висках сразу застучало. Определенно нужно попить, во рту словно отряд пионе…

Моя рука наткнулась на что-то холодное и продолговатое, лежащее в складках покрывала. Я с удивлением извлек на свет жестяную коробочку из-под леденцов-монпансье, перетянутую черной резинкой для бигуди. Внутри прогрохотало с металлическим звуком.

Не понимая, чем меня могла вчера заинтересовать эта коробка, я стянул резинку и, поддев ногтем крышку, поднял ее.

Внутри лежали ключи. Много разных ключей, без бирок и подписей. Вот этот, с квадратным ушком, явно от шкафа. Этот длинный от почтового ящика, у меня дома такой же. Эти два, видимо, от квартиры, запасные. О, еще пара ключей, которые раньше поставляли комплектом к мебели — тонкие, блестящие, с одним зубчиком.

Не найдя для себя ничего сколь бы то ни было интересного, я поставил коробку на тумбочку подле кровати. Сейчас, первым дело, нужно попить и привести себя в порядок. Слава богу, что вещи не распаковывал, не будет нудных сборов и попыток вспомнить о забытых мелочах. Сколько времени? О, первый час. Неплохо же храпанул. Черт, а если бы проспал? Вот тупица, мог бы и будильник поставить!

Я прошлепал на кухню, налил воды из графина. Теплая вода неприятно скользнула по небу и провалилась в желудок, но стало лучше. Я зажег конфорку, поставил греться белый эмалированный чайник. Сладкий чай сейчас не помещает.

Убеждаясь в мысли о том, что выпитый на кануне коньяк был паленым, я бегло пробежался по квартире. Собрал рассыпанную мелочевку в виде сотового телефона, часов и монет от сдачи в магазине, которые высыпались на ковер из кармана брюк. Наскоро почистил зубы, рассматривая свое опухшее лицо. Да, раньше после попоек я выглядел получше. Старею.

Чай пил пустой, потому как запамятовал купить хотя бы сыру. Чашку мыть не стал, оставив в раковине.

Ровно через час я был готов покинуть свою ночлежку. Я стоял в коридоре с сумкой в руке, бросил последний взгляд на квартиру Дениса Краснова. Внутри что-то неприятно потянуло, такое стыдливое беспокойство. Нужно ведь было могилку посетить. В шкафах фотографии поискать, взять с собой. Тут же есть какие-нибудь ценные для Дениса вещи, чем он дорожил. Ему было бы, наверное, приятно, возьми я их себе на память. А то все же разворуют.

Что-то последнее время слишком много раз мне становится стыдно. А отчего? Я просил эту квартиру? Просил отрывать меня от повседневных забот и дел? Нет. И квартира мне эта не нужна. Только в горячечном бреду можно променять мою трехкомнатную на эту, в богом забытой дыре. Хоть компенсацию получу за все неудобства.

Но самооправдательная злость не помогла, неловкость и стыд не отступили. Тогда я схватил с трюмо маленькую металлическую статуэтку африканской девушки, бросил ее в карман пальто и скорым шагом вышел в подъезд. Захлопнул дверь, гулко защелкнул замок на два оборота. Вдыхая прохладную сырость каменных пролетов, пошагал по ступеням вниз.

Улица встретила меня легким запахом пряностей. Я обвел взглядом двор, внутренне поежившись от окружающего запустенья. Разросшиеся кусты вдоль тротуара тяжелыми ветками топорщатся в разные стороны. Песочница с поломанными деревянными бортиками, ржавая качель, покосившиеся скамейки. Как все же быстро слетает налет ухоженности с забытых вещей. Как же быстро природа ломает созданное человеком. Впрочем, мы нисколько не уступаем ей в скорости.

Шагая по пустынной улице, я невольно озирался по сторонам. Вспомнился виденный по телевизору город Припять, из которого радиация выгнала все живое. А мой крестовый поход в продуктовый? Кому рассказать, так не поверят. Надо же было заблудиться в крапиве. Читал где-то, что в пустыне, при отсутствии ориентиров, всегда ходят по кругу, потому как толчковая нога направление задает. Хотя, расстояния немного не те, да ну и ладно, голову потом ломать буду. Если захочется.

А ведь я таким и запомню Славинск, безлюдным и немного мистическим. Запомню не место, но атмосферу.

Чем ближе я подходил к аэродрому, тем сильнее повышалось настроение. Шаг стал бодрее, я даже улыбнулся одинокому прохожему, попавшемуся навстречу. И все равно, что он даже головы не повернул. Мне уже, по большому счету, было все равно на этих суровых шахтеров вместе с их умирающим городом-недоразумением.

Проспект Труда я пролетел не заметив. Прошагал мимо закрытых магазинов, мимо курящего на ступеньках подъезда старика, мимо покрытой толстым слоем грязи припаркованной «копейки». Бросил взгляд на часы. Пять минут третьего. Целый час до прилета Шишова, ну да не беда. Посижу на скамеечке. Можно, конечно, зайти к Степанову, но отчего-то не хочется. Видимо, я уже всем существом был по ту сторону гор и не хотел лишний раз контактировать с местными. Да и решительно не знаю о чем с ним разговаривать.

Обойдя громоздкое здание администрации, я вышел на финишную прямую. Невольно ускорил шаг, поправляя съезжающую с плеча сумку.

На встречу попалась полная женщина с тележкой, на которой она тащила огромную клетчатую сумку-баул. Еще через несколько метров — коренастый мужчина в натянутой на глаза кепке и с перетянутой бечевой коробкой из-под микроволновки в руках. За ним — еще один, в мятом плаще и в фетровой шляпе, с черным кожаным чемоданчиком. Вид у них был, прямо скажем, подавленный и раздраженный. Женщина держала у лица платок, поверх которого влажно поблескивали покрасневшие глаза, мужики в голос матерились.

Что за еще демонстрация? Трое человек вместе? Это по меркам Славинска, уже толпа. И идут от аэродрома. С вещами.

В душе вдруг проклюнулась неясная тревога. Я оглянулся на прошедших мимо, словно ища ответ. Неужели вертолет не прилетел? Так ведь рано еще. Или прилетел, но уже улетел? С Шишова станется, ему на график наплевать.

Я почти пробежал оставшееся до взлетного поля расстояние и, вытянув шею, устремился дальше. Слава богу, вертолет был на месте. Он застыл зеленой махиной в центре посадочного круга, уныло развесив длинные лопасти. А возле него копошилась толпа народа, словно муравьи возле сахара.

Почуяв неладное, я припустил по покрытому трещинами асфальту, придерживая бьющую по боку сумку. Ботинки гулко стукали каблуками, хлопали по лужам, обдавая грязными каплями брюки. Краем глаза заметил стоявшего возле дверей диспетчерской Карчевского, геолога-рецидивиста. Бородач расслабленно привалился плечом к дверному косяку и, казалось, с нескрываемым интересом наблюдает за происходящем, попыхивая сигаретой.

Я добежал до скопления людей, остановился, чуть не врезавшись в стоявших. Тяжело дыша, попытался разобраться в чем же дело.

Гул голосов неодобрительной нотой висел в воздухе. Здесь было человек двадцать, все с вещами, с баулами, рюкзаками. И все они были недовольны, рассержены, злы. Они качались, силясь рассмотреть кого-то впереди, ругались друг с другом, топали ногами. Спустя секунду я все же различил в этом многоголосье отдельные фразы, услышал знакомый хамовитый голос и все тут же встало на свои места.

— Граждане, вертолет не резиновый! Нечего напирать грудью! — этот гневный крик принадлежал пилоту Шишову, которого я никак не мог разглядеть. По-видимому, он стоял возле пассажирского люка, — Больше, чем есть, все равно не подниму!

И тут же нестройные голоса вторят ему хором:

— У меня муж в больнице, мне нужно…

— Мне обещали, что…

— Сколько можно ждать…

— Прозябайте тут сами…

Я немного отошел в сторону и смог разглядеть макушку пилота, который отчаянно махал руками, отталкивая от себя людей.

— Идите вы в жопу, уважаемые! — рявкнул Шишов, — Я с вами по-хорошему, а вы как…

— Мне нужно на большак…

— Довели страну…

— Да поймите же вы…

— Я горбатился не ради того, что бы…

Пилот грубо вырвал рукав из чьих-то цепких пальцев, застучал ботинками по лесенке, поднимаясь в кабину.

— К вечеру вернусь за второй партией, — бросил летчик через плечо, злобно скалясь.

Как так вышло, что Шишов появился в Славинске раньше срока раньше и все места тут же оказались занятыми? Я бросил взгляд на часы. Да нет, все верно, еще оставалось почти сорок минут до назначенного времени.

С хлопком закрылась дверь кабины пилота. Толпа в общем порыве качнулась было вперед, но тут же, под общий разочарованный выдох, подалась назад, когда Шишов завел турбины. Дрогнули лопасти, стали медленно раскручиваться.

Увлекаемый расходящимся народом, я сделал несколько деревянных шагов прочь от вертолета. И с грустной обреченностью, с обидой обманутого ребенка проводил взглядом улетающую машину. Как же так вышло, что я не оказался на ней?

Шишов сказал, что вернется позже, ближе к вечеру. Что ж, похоже, еще есть шанс покинуть Славинск сегодня. Жаль, конечно, что придется проторчать еще несколько часов, ну да что уж теперь. Сам виноват, мог бы догадаться, что возможен такой ажиотаж с отбывающими. Буду умнее впредь, сделав скидку на местный фактор.

Аборигены расходились, покидая взлетную площадку. Я с презрительным неодобрением посмотрел на удаляющиеся серые фигуры. Как они некрасиво вели себя, словно дикари. Кричали, ругались, толкались. Устроили самый настоящий базар. Шишову можно лишь посочувствовать, возить такую публику занятие крайне неприятное. Ну и что, что не хватило мест, не конец же света? Нужно как-то по-людски, не теряя лицо, достоинство. Я вот, к примеру, расстроен, но не впадаю же в истерику… Наверное, они тут все много пьющие…

— Что, не влезли? — окрикнул меня Карчевский, который все так же подпирал косяк двери диспетчерской.

Я посмотрел на него, на его прищуренные глаза, на криво ухмыляющийся в недрах бороды рот. И решил не затевать перепалки с этим грубым типом, который явно насмехается над моим положением.

— Да, сами видели, — я позволил себе улыбнуться, — Не успел.

— Бывает, — философски протянул геолог и вновь продемонстрировал мне свойство местных быстро переходить на «ты», — Ладно, не стой там. Пошли, чаю попьем.

Он махнул рукой, приглашая идти за собой, и скрылся внутри ветхого здания.

Что мне оставалось делать? Шишов сказал, что прилетит вечером. В свете увиденного мной, покидать вертолетную площадку до его прилета было бы верхом глупости. Что ж, скоротаем время до отлета в обществе мало знакомых людей.

Я еще раз бросил взгляд вслед улетевшему вертолету. Того уже и след простыл, винтокрылая машина скрылась за горной грядой. Ничего, зато вечером я буду в числе первых, это к гадалке не ходи.

Я усмехнулся, отмечая, что настроение немного улучшилось. И пошагал в диспетчерскую уже бодрой походкой уверенного в будущем человека.

Внутри зала регистрации все так же царил мягкий полумрак, который не мог разогнать бледный солнечный свет, льющийся из узких окошек. В глубине играла музыка, что-то классическое.

— Проходите, Игорь, не стойте на пороге, — помахал мне из-за стойки Степанов, — Идите к нам. У нас есть кофе.

Я кивнул, протопал по пыльному полу. Создавалось впечатление, что с момента моего ухода ничего не изменилось. К слову, здесь вообще с каких пор ничего не менялось?

Николай Степанович отодвинул от стола стул, приглашая меня присесть. Да, все те же, все там же. Кокон ореола от света лампы с абажуром из пожелтевшей газеты, исходящие паром чайные чашки, рафинад в сахарнице.

— Садитесь, Игорь, угощайтесь. Что, на вертолет не попали? Олег мне уже поведал.

— Здравствуйте, Николай Степанович, — я поставил сумку на тумбочку возле шкафа, сделал шаг к столу и занял предложенное место, — Да, вот такая оказия случилась. Места не хватило.

— Это у нас бывает, — кивнул Степанов, сочувственно качая головой, — В последнее время совсем плохо с перевозками, пол года назад еще три вертолета было. Сейчас один, да и тот еле пыхтит.

— Имел возможность опробовать, — понимающе улыбнулся я, — Однако, страху натерпелся. А что, Николай Степанович, народ у вас тут сильно пьющий?

— А вот видел я вчерась, — как-то едко вставил Карчевский, поглядывая на меня поверх чашки, — Как вы променад от чепка совершали, с бутылью местной амброзии. Обмывали чего, али просто так употребляли?

— Да, немного позволил, — сдержано ответил я, — У меня все-таки друг умер.

И сразу ощутил укол вины в груди. Черт! К чему эти детские оправдания? Да еще и перед этим хамом!

— Олег, — мягко привлек к себе внимание Степанов, — Уймись. Игорь, наливайте себе кипятку. Вот кофе. Извините, что растворимое. Заварное мы на особые случаи держим. Кстати, вы так и не сказали, нашли вы своего нотариуса?

— Да, — кивнул я, — Нашел. Он мне квартиру показал, которую мне товарищ оставил.

Под приглушенные аккорды пианино, доносящиеся из старого кассетного магнитофона, я сделал себе горячий напиток, помешал ложкой. Отхлебнул мелким глотком. Ммм, а неплохо.

— Хороший кофе, — я утвердительно кивнул, — Давно такого не пил.

— Это что, — отмахнулся довольно улыбающийся Николай Семенович, — Если бог даст, я по случаю сделаю вам свой фирменный. У меня специальная турка есть, ручной работы, я в ней варю. Но не на открытом огне, я предпочитаю по-турецки, на мелком песочке. Жар равномернее и со всех сторон, а не только снизу…

— Семеныч, какой случай? — не очень корректно перебил старика геолог, — Он сегодня улетит и заречется прилетать назад. Я прав?

Карчевский повернулся ко мне и я только сейчас отметил какие усталые у него глаза. Геолог либо не спал несколько дней, либо смертельно загонял себя на работе. Может потому и раздражительный такой?

— Ну, может быть… — неопределенно промямлил я.

— Ой, да ладно тебе! — воскликнул Карчевский, — Не может быть, а точно не вернешься. Зачем врать-то?

— А я и не вру, — резко парировал я. Мне начинал надоедать его обвинительный тон, — Я просто никогда ничего не исключаю. Никогда не говорю никогда.

— Глупый лозунг, — отрезал Карчевский, — Логическая тавтология, рассчитанная на слабых. Мол, человек себе не хозяин и обстоятельства властны над ним.

— Вы утрируете.

— Отнюдь.

— Как вам Славинск? — переменил тему Степанов, бросив сердитый взгляд на замолкшего геолога.

— Да я толком и не посмотрел ничего, — не стал льстить при Карчевском я, — Так, до магазина дошел и обратно. Уютно, но людей мало. Непривычно.

— Да, людей все меньше, — согласно кивнул Степанов, — Мы с Олегом даже пытались примерно посчитать сколько нас тут в конце-концов останется. Право слово, цифра плачевная.

— А зачем тут оставаться? — удивился я, — Город же без снабжения, без энергии, без связи с миром. Это ж верная смерть.

— Ну, не так все плохо как кажется. У нас останется маленький вертолет медицинской службы, радио опять же. Мы сможем связываться с Большой Землей. Опять же, теплицы совхозные остались.

— Но зачем? — не понял я.

— Нас город не отпускает, — грустно улыбнулся старый диспетчер.

Повисла неловкая пауза.

— В каком смысле? — спросил я.

— А куда мне, к примеру, Игорек, лететь? — поднял на меня глаза Степанов, — К дочери в Оренбург? Так она замужем за военным, вчетвером с ребятишками двумя в общежитии ютятся, в одной комнате.

— Ну все таки, — возразил я, — Не бросят же, помогут.

— В том то и дело, что не бросят. Вот только не привык я обузой быть, Игорь. Не привык и не хочу становиться.

— Семеныч у нас из гордых, — поддел товарища Карчевский, — Все сам, все за всех. Из человеколюбов, филантропов. Все боится, что кого-то обяжет, оторвет от дел. Он уже в этой диспетчерской без сменщика второй месяц живет. Тимуровец, ешь твою на лево.

— Да как же я уйду-то, Олег! — всплеснул руками Степанов, — За маяком кто смотреть будет?

— Да Шишову твой маяк что козе баян! — парировал Карчевский, — Он по маршруту с закрытыми глазами пролетит. Намастырился уже за десять лет.

— Нельзя без маяка, — не согласился Степанов, — Не дураки его придумали и сюда поставили.

— А Шишов сказал, что давно уже маяки не работают, что вслепую летать приходится, — вставил я. И тут же получил довольно болезненный пинок под столом. Прошипев от боли сквозь зубы, я невольно дернулся, но, поймав красноречивый взгляд геолога, промолчал. Что ж, позже я с ним поговорю. Нет, ну что за дела — пинать незнакомого человека! Какая бестактность! Ладно, позже выясню в чем дело.

— Что с вами? — участливо поинтересовался Степанов, заметив как я демонстративно потираю ногу.

— Икру свело, — криво улыбнулся я, косясь на невозмутимо пьющего кофе Карчевского, — Ничего страшного, пройдет.

— Понимаете, Игорь, — видимо мое объяснение вполне удовлетворило старика и он продолжил разговор, — На крыше вышки установлен радиомаяк, который подает постоянный сигнал о местонахождении вертолетной площадки. У нас часто бывают туманы, реже облачно, но без этого сигнала очень легко пролететь мимо, врезаться в горы или сесть в городе. Площадка маленькая, сами видели. А техника у нас старая, постоянно что-то ломается и перегорает. Вот я и присматриваю за ней, чиню, меняю детали. Правда, лампы уже на исходе, но ничего, Шишов обещал подвезти. Так что, сами видите, без диспетчера тут никак. Без диспетчера может авария случиться, тьфу-тьфу.

Степанов суеверно постучал костяшкой пальца по столу.

Интересное кино, подумал я. Это что ж получается, что либо Шишов для красного словца про диспетчерские и контроль за небом соврал, либо Карчевский что-то скрывает от своего товарища?

— Ты вон лучше у Олега спроси почему ему на Большую Землю не летится, — хитро усмехаясь, предложил мне Николай Семенович, — А то он, смотрю, думает, что кроме него тут никто ничего не делает.

Я вопросительно уставился на геолога. Тот ухмыльнулся в бороду, спрятал маленькую чашку в огромных ладонях.

— Чего молчишь? — обратился к нему улыбающийся старик, — Поведай про свои изыскания.

— Оно ему надо? — кивнул на меня геолог.

— А вы все же расскажите, — надавил я, — Вдруг что-то интересное услышу.

Карчевский дернул бровью, мол, смотри сам, предупреждали.

— Горы возле города интересные. Славинск построен на дне древнего вулканического озера, высохшего еще во времена Оно. Жилы породы уходят очень глубоко по жерлу…

— Инопланетян он ищет, — перебил товарища Степанов, подмигивая мне.

— Семеныч!

— А что, не так?

Карчевский заерзал, засопел, покосился на меня. Уели таки этого хорохористого. Надо же, наш мужиковатый герой молотка и микроскопа оказался с той еще чудинкой. Правильно засмущался, взрослым людям всегда стыдно, когда их уличают в подобных увлечениях. НЛО, йетти, лох-несское чудовище, эльфы с домовыми — это для домохозяек и романтических подростков. Это не марки собирать, в конце концов.

— А как бы и так, — неожиданно согласился Карчевский, — Только вот ответь-ка мне, Семеныч, что ты на сто процентов уверен, что не было их? Что не они это?

— Нет, на сто не уверен, — согласился с ним Степанов. Чем вызвал мое неподдельное удивление. Этот то куда? И что значит «не было их»? Не было где?

— А что, видели тут НЛО? — спросил я.

— Возможно, — уклончиво ответил геолог. Было видно, что в моем присутствии он этой сокровенной темы касаться не хочется.

Вновь повисло молчание. Как-то сложно беседа строится. Быстрее бы уж вертолет что ли прилетел.

— А я вот тут тоже в такой странной ситуации побывал, — решил похвастаться я, поднимая первую попавшуюся тему, — Я бы даже сказал, в глупой. Представляете, в городе заблудился. Практически в трех соснах.

— Да где ж тут заблудиться то можно? — засомневался Николай Семенович, но Карчевский вдруг заинтересовался:

— Погоди ты, Семеныч. Пусть человек расскажет. Ну-ну, и где же это случилось?

— Да в магазин я решил сходить…

Я как можно красочнее, с напускной самоиронией, смеясь, рассказал историю своего блуждания возле стройки. Но ближе к концу рассказа юмор пришлось убавить, потому как я вдруг заметил посерьезневшие лица своих собеседников, их многозначительные переглядывания. Когда я закончил, то Карчевский покачал головой, буркнул, что пошел курить, поднялся из-за стола и вышел из зала. Старик же как-то озадаченно крякнул, поскреб щетину на подбородке.

— А в чем дело-то? — я даже как-то испугался, — Я что-то не то сказал?

— Да нет, Игорь, что вы, все так. Рассказ ваш просто… Как бы сказать… К теме нашей с Олегом недавней беседы пришелся. Прямо очень к месту.

— А о чем вы говорили, если не секрет? Николай Семенович, мне действительно интересно. Я что, не просто так плутал?

— Не просто так. И из города вы уезжаете вовремя. Нехорошо тут становится, — наклонившись ко мне, тихим голосом проговорил Степанов, словно опасаясь, что кто-то услышит, — Вы человек приезжий, вам всего не понять, не заметить. Вы, извините меня за слова, чужак здесь. А вот нам перемены очень даже заметны, очень они бросаются в глаза. И объяснить мне вам, право, неловко будет, потому как сам я толком ничего не понимаю. Ведь возраст уже, подумаете, что умом ослаб. Вы вот сами краями коснулись и то нашли для себя какое-то логическое объяснение, а я уже не нахожу, кончились объяснения. Это вам Олежек смог бы рассказать, но он и сам мало что понимает, лишь какие-то теории да гипотезы выдвигает.

Старик замолк и выпрямился, стал насыпать себе кофе из жестяной баночки. Пальцы его дрожали.

Я молчал, ошеломленный и запутанный. Не каждый день приходится выслушивать такие вот монологи, не научился я реагировать на них. Может, будь я врачом…

— Вы не обижайтесь только, бога ради, — добавил вдруг Степанов, — Может я загадками говорю, может запутал вас, напугал. Но вы не берите в голову. А я ничего больше не скажу, и так вырвалось у дурака, понесло. Вам все равно, а я на вас вывалю тут. Просто вы уедете и, может быть, случиться так, что в какой-нибудь беседе упомянете наш городок. Вот мне хотелось бы, что бы вы вспомнили какие-нибудь достопримечательности, а не всякую чертовщину. Этот город дорог мне, тут жили и живут хорошие, добрые люди. Не заслужил этот город дурной славы. Вы понимаете меня, Игорь?

— Честно говоря, нет, — покачал головой я, но продолжать расспросы не стал, переваривая услышанное.

Вернулся Карчевский, серьезный и задумчивый.

— Там люди собираются на площадке, — кинул он мне, — Ты бы тоже пошел, очередь занял. А то опять не влезешь.