Глава 9. Карина

Это был страшный для меня день. Я проснулась с чувством ужасного беспокойства за Адама. Словно невидимая черная туча сгустилась над головой и угрожала разрушительной стихией. Я не могла понять, откуда это заполняющее чувство тревоги, словно должно случиться что-то страшное. Прислушиваться к интуиции мне не свойственно, поэтому все эти мысли пугали и загоняли в угол. Все началось с телефонного разговора, который я имела наглость подслушать. Как оказалось, у Адама есть поклонница, склонная к маниакальным мыслям, имеющая связи и определенный статус. Вряд ли это очередная малолетка, обезумевшая от любви к своему кумиру. Предчувствие, что Адаму грозит опасность, усиливалось с каждой минутой и полностью завладело сознанием. Я словно выбилась из жизни. Его проблемы — не моего ума дело, и лучше бы держаться от этого подальше. Меня пугала собственная вовлеченность в человека, которого я почти не знала. Подумать только! Семнадцатилетний мальчишка, еще и звезда шоу-бизнеса. Более абсурдную влюбленность даже представить сложно. Неужели, я настолько слабая, что не смогла противостоять его обаянию? Нужно прекращать это как можно скорее.

Тем не менее, чувство тревоги увеличилось вдвое, когда мы с Яной отвозили его на концерт. Адам чувствовал себя неважно, ещё и выглядел не на шутку озадаченным. Я не могла не обратить внимания на блуждающий взгляд, странную бледность и неуверенную походку. А ещё эти отчаянные попытки выглядеть беззаботным и улыбчивым, как ни в чем не бывало! Обычно он ведет себя более естественно, хотя и в привычной жизни надевает маску. Истинная сущность Адама оставалась загадкой, как и то, что происходит у него в голове. Пока для меня это был самый нечитаемый, загадочный и противоречивый человек, которого я когда-либо встречала. Для столь тонкого психолога, как я, это крайне редкое явление, что интриговало еще больше.

А потом концерт. Он произвел настолько сильное впечатление, что перевернул все в моей душе с ног на голову. Адам заставил пережить рай и ад одновременно, как две части одного целого. Его пробирающий до дрожи вокал, эмоции, исполнение песен настолько поразили, что я забыла обо всем. Словно улетела в другое измерение, ощутив мир по-новому. Это был мир его глазами: прекрасный и мерзкий, глубокий и пустой, чужой и близкий. Что должен пережить человек, чтобы создать такие шедевры? Более талантливой и многогранной личности я еще не встречала, пускай ему всего семнадцать. Впечатлительная Янка прорыдала весь концерт, севшим голосом повторяя за Адамом некоторые слова. Надеюсь, сестра не свихнется на нем окончательно после сегодняшнего выступления. Мне и самой казалось, что внутренние барьеры начали давать трещину, и Адам проникает все глубже. Кроме того, я не могла не думать о его физическом состоянии, умело скрытым за актерской игрой. Несколько раз он пошатнулся, как пьяный, и едва сохранил равновесие, ухватившись за подставку для микрофона. Казалось, ему больно даются обычные движения. А ещё блестящие туманные глаза, дрожащие руки и частое глубокое дыхание. Я попыталась заикнуться об этом Яне, но она списала все на игру для большего эффекта.

Когда на сцену вышла другая группа, я, сославшись на срочный звонок, покинула сестру и отправилась за кулисы. Нужно было успокоиться и убедиться, что с ним все хорошо. Но, к моим худшим опасениям, я оказалась права. Адама мучал жар, он едва стоял на ногах и выглядел полностью обессиленным. Оставшуюся часть концерта я была вся на нервах, видя, сколько усилий он прилагает, чтобы никто ничего не заметил. А еще восхищалась его выдержкой, силой духа, и безграничным талантом.

Когда он закончил петь, и поблагодарил зрителей, я перестала контролировать себя. Рыдания душили изнутри, а сердце разрывалось от мучительной и сладкой боли. Что-то на ходу сказав пребывающей в эйфории Яне, я вновь покинула свое место и побежала за сцену. Хотелось увидеть Адама, пока его не окружили толпы поклонников и папарацци. Убедиться, что он в порядке, и отогнать это чертово волнение подальше.

— Где Адам? — Я остановила Наташу, которая готовила его к концерту. Та бросила на меня озадаченный взгляд и нехотя кивнула в сторону гримерки:

— Закрылся снова. Просил его не беспокоить.

— Может, ему нужен врач? — вмешалась в разговор рядом стоящая ассистентка, не обратив на меня внимания. — Обморок — это не шуточки. Вдруг ему нужна срочная медицинская помощь?

— Адам упал в обморок? — Сердце на миг остановилось. Я с трудом удержалась на ногах, ощутив сильнейший спазм в груди.

Наташа пригрозила ассистентке взглядом, и нехотя сказала:

— Да, но мы сразу же привели его в чувство. Не о чем беспокоиться...

Я не дослушала предложение до конца. Бросилась к гримерке, чуть не сбив на бегу одного из работников. Как они могли позволить ему уединиться? Чёртовы бездушные трусы! Я попыталась открыть дверь, и, поняв, что она заперта, принялась стучать, что было мощи.

— Адам! Это я, Карина. Ты там? Впусти меня!

— Уходи. Я… я позже выйду, — услышала тихий ответ за дверью.

— Немедленно впусти меня! Иначе я позвоню маме и все ей расскажу! — Я была в таком состоянии, что, казалось, выломаю дверь самостоятельно. К счастью, этого делать не пришлось. До меня донесся щелчок внутреннего замка и через секунду дверь отворилась. Адам схватил меня за руку, затащил вовнутрь и поспешил вновь закрыться. Прежде, чем я что-то сообразила, он прижал меня к стенке и устремил злой, растерянный взгляд:

— Только попробуй! Еще этого мне не хватало!

У меня перехватило дыхание. Нет, я не испугалась его внезапного порыва, скорее остолбенела от неожиданности. Он смотрел на меня своими глубокими зелеными глазами, но, казалось, не видел вовсе.

— Успокойся! Я просто хотела войти.

Адам держал меня в ловушке, опираясь руками на стену по обе стороны. Меня накрыло с головой какое-то новое, неожиданное чувство, от которого сложно было не только говорить, но и дышать. А он вдруг согнул правую руку и опустил голову мне на плечо. Я приобняла его и мы вместе тяжело опустились на пол. Нужно было быть слепой, чтобы не заметить, что Адам находится в полуобморочном состоянии. Но из-за чего? Почему ему так плохо?

— Сейчас. Две минуты, и мне станет лучше, — глухо прошептал парень, даже не думая от меня отстраняться. Я сжимала его в объятиях и нежно гладила по волосам, тихо повторяя какие-то банальные слова утешения.

— У меня в сумке есть таблетки. — Адам тяжело поднял голову и поймал мой взгляд. — Вернут силы даже мёртвому. Мой рюкзак… Где-то там, в углу...

У Адама были глаза-хамелеоны — загадочное редкое явление. Каждый раз, встречаясь взглядами, я замирала на мгновенье, изучая палитру различных оттенков. Сейчас они исчезли. Один лишь холодный зеленый цвет. Он смотрел на меня в упор, как слепой, видя лишь то, что рисует воображение.

Господи, и почему я медлю? Нужно кого-то позвать, оказать незамедлительную помощь, сообщить родным. Почему я ищу в рюкзаке эти странные таблетки, которые могут, якобы, творить чудеса? Почему не могу проявить твердость и ослушаться семнадцатилетнего мальчишку, поступив так, как поступил бы любой трезвомыслящий человек в моей ситуации?

Таблетки оказались пугающе синего цвета. Прежде, чем я успела что-то заподозрить, Адам вырвал их из моей руки и поспешно проглотил несколько штук. Затем откинулся к стенке и просидел в таком положении несколько минут. Я смотрела на его бледное, лишенное жизни лицо и соображала, что делать дальше. Прежняя я давно бы уже звонила в скорую и сообщала родителям. Но нынешняя, очевидно, стала слишком слабой и покорилась подростку, почувствовав в нем мужчину сильнее себя. Наверное, мне пора в психушку.

Адам сделал глубокий вдох и открыл глаза. Его взор прояснился, а на щеках появился едва заметный румянец. Опираясь на стену, он медленно поднялся с пола и пригладил растрепанные волосы. Затем вмиг осушил стакан воды и вытер бумажной салфеткой пот с лица. Холодный скользкий страх довел меня до тошноты. Что за чертовщину он принял?

— Мне нужно выйти к поклонникам и дать короткое интервью. Иначе поползут нехорошие слухи. — Адам протянул мне руку и помог встать.

— Что ты выпил? — Я подошла ближе и заглянула в его сверкающие глаза. Это был странный блеск.

— Нехорошую штуку. Но выбора не было.

— Адам! Зачем?! Я не прощу себя, если с тобой что-то случится! — Противное чувство вины выбило из груди весь воздух. Давно мне не было настолько паршиво.

— Хватит истерить! Ничего со мной не случиться, — стальным голосом ответил Адам. — Профессия у меня тяжёлая. Ты не знала?

— Ради концерта и лживой статейки папарацци довести себя до полусмерти? — Я почти кричала. Мало кому доводилось видеть меня в истерике. Меньше всего хотелось, чтобы это был он.

— У меня нет выбора. Иначе завтра это будет во всех газетах.

— А тебе это так важно? Господи! — Меня разобрал нервный истерический смех. Куда делась сдержанная, холодная Карина? В подобном состоянии я была, наверное, лет шесть назад. — Да просто забей на чужое мнение! Нужно быть немного пофигистом и не позволять стрессу себя подкосить. Иначе что? Антидепрессанты, которые ты и так глотаешь пачками?

— Ты ничего обо мне не знаешь, — холодно отрезал Адам. — Абсолютно. Видишь маску, которую я позволяю тебе видеть.

— Да я все о тебе знаю! Знаю, что у тебя депрессия! Знаю, что тебя преследует сумасшедшая фанатка. Даже твое состояние на концерте только я и смогла заметить! Нет смысла играть эту роль. Я вижу тебя насквозь, Адам! — Я себя не контролировала. Конечно, говорить в лицо все то, что он так упорно скрывал ото всех, в мои планы не входило. Как и наблюдать за его добровольным самоуничтожением.

Адам изменился в лице. Моя проницательность повергла его в шок. Конечно, я немного приврала, сказав, что вижу его насквозь. Ход мыслей Нэлла был еще той головоломкой. Оставалось только надеяться, что после вскрытия его тайны он не занесет мой номер в черный список.

Внезапный стук в дверь нам обоим показался спасением. Адам торопливо снял защелку, будто хотел сбежать от меня подальше. На пороге стояли Яна и Лиза, которых, очевидно, сблизил прошедший концерт. И хотя я не горела желанием вообще когда-нибудь соприкасаться с избранницей Адама, сейчас я рада была даже ей.

— Карина? — Сестра уставилась на меня, как на привидение. Интересно, куда я могла исчезнуть по ее версии? — А я тебя искала.

— В гримерке Адама? — подколола я, заметив на себе изучающий взгляд брюнетки. Лиза внимательно обвела меня глазами, затем непонимающе уставилась на Адама. Тот выглядел немного озадаченным.

— Да, кстати, ты что здесь делаешь?

— Ошиблась дверью, — не подумав, выпалила я, чем, скорее всего, вызвала ещё больше подозрений. Выражения их лиц говорили сами за себя. Адам отсутствующим взглядом изучал свою обувь. Брюнетка громко хмыкнула, и, не обратив на меня внимания, подошла к Адаму и молча его обняла. Он пошатнулся, явно не ожидая таких действий.

— Сегодня я окончательно растаяла. Возможно, я даже дам тебе маленький шанс.

Меня перекосило. Ревность ледяной волной обуяла сознание. Казалось, еще немного — и я взорвусь. Даже Яна не смогла скрыть негодование, и демонстративно отвернулась. Адам терпеливо дождался, когда она, наконец, отлипнет и дежурно улыбнулся. Безумной влюбленности с его стороны я не заметила. Хотя может, я просто слепа и вижу лишь то, что хочу видеть? Но меня это все не должно волновать! Ему семнадцать, мне двадцать семь. Какого лешего я вообще об этом думаю? Ничего не будет. Мне всегда нравились мужчины постарше. Адам — какое-то временное помутнение рассудка, или же вообще материнский инстинкт. Я за него переживаю с первой встречи. Испытываю к нему нежность и желание оградить от бед. Это явно не имеет ничего общего с сексуальным влечением.

Не желая разбираться в собственных чувствах, я схватила Яну за руку и силой вытащила ее из гримерки. Снаружи был какой-то хаос. Несколько охранников удерживали толпу папарацци и фанатов, которые рвались за кулисы. Некоторые, особо проворные, пытались сфотографировать помещение изнутри. Уши закладывало от шума и криков обезумевших поклонниц. Андрей Станиславский пытался отвлечь внимание журналистов на себя, красноречиво рассказывая о творческом пути Нэлла. Я вывела Яну через другой выход, сделав вид, что не слышу ее возмущений. Не хотелось видеть, чем это все закончится. Да и здоровье Адама — не моего ума дело, есть более приближённые люди.

Наша машина находилась возле центрального входа. Адам должен был выйти сюда, чтобы встретиться с поклонниками.

— Что с тобой происходит? Я даже поздравить его не успела, — вырвала, наконец, руку Яна.

— Твои поздравления сейчас ни к чему. Его не это волнует. — Собственный голос даже мне показался чужим.

— Откуда такие познания? Что вообще только что произошло? Что ты делала у него в гримерке?

— Ничего личного! — вскипела я. — Просто за него переживала.

— А что случилось? — Как и ожидалось, Яна тотчас ухватилась за мои слова. Но имею ли я право рассказывать?

— Он немного приболел, — выдохнула я. — Только не говори ему ни слова! Он боится, что кто-то узнает.

— Если он всего лишь немного приболел, зачем ему так переживать? — Слова Яны застали меня врасплох. Она права. Если это обычная простуда, пусть даже с высокой температурой, вряд ли бы это так подкосило Адама. Я себя не накручивала — что-то случилось. Но что?

Адам вышел к поклонникам через десять минут. Он, как ни в чем не бывало, сфотографировался с Лизой, дал интервью, и, извинившись, что не в состоянии раздать автографы всем, просто сделал селфи с поклонниками. Они стояли толпой за ограждением, и отчаянно тянули к нему руки, обливаясь слезами. Наблюдая эту картину со стороны, меня взяла нервная дрожь. Лица многих девушек и даже женщин отражали ни чем не прикрытое безумие. Они жадно ловили взглядами его улыбку, поворот головы, мимику, жесты, будто хотели запомнить каждую черту. Их глаза горели нездоровым блеском, руки дрожали, а голоса охрипли от крика. Многие из них или находились на грани здравого рассудка, либо же окончательно съехали с катушек. Страшно представить, что сделали бы они с Адамом, встретив случайно в темном подъезде. От случайной визуализации стало не по себе, и я встряхнула головой, чтобы отогнать наваждение.

Лиза крепко держала парня за руку и лучезарно улыбалась. Поймав очередную вспышку фотокамеры, она провела рукой по его волосам и интимно поцеловала в щеку. Выглядело это пошло. Адам вздрогнул, будто обжёгся огнем, бросил на нее хмурый взгляд и, что-то шепнув на ухо, направился к нам с сестрой. Я немного растерялась и почти вжалась в машину, сделав шаг назад.

— Можно поговорить наедине? — шёпотом спросил он, наклонившись ко мне. Я кивнула и жестом попросила Яну подождать снаружи. Затем отворила дверцу машины и пригласила Адама присесть. Смущали крики фанаток, вспышки фотокамер, и подозрительный надзор охранников, но я старалась не обращать внимания. Села в машину, закрыла дверцу и повернулась к нему, пытаясь унять безумный стук сердца.

— Я не хотел тебя напрягать, но ты не могла бы мне помочь? — Адам откинулся на сидение и закрыл глаза. Даже в потемках был виден нездоровый цвет лица и легкую испарину у него на лбу. Похоже, действие чудо-таблетки начало исчерпывать себя — ему вновь становилось хуже.

— Чем? — Я осторожно коснулась его лба, прогоняя навязчивый страх. Он был горячим. Я сглотнула колючий ком, мешающий дышать. На глаза навернулись слезы.

— Отвези меня домой. Сейчас. У меня больше нет сил выходить к людям. И Говорить… тоже ...

Я знала, что он прав. Последние слова дались Адаму с трудом. Он дрожал всем телом и тяжело дышал, ни разу ни открыв глаза. Поразительная выдержка! И как ему удалось выглядеть здоровым несколько минут назад?

— Нужно отвезти тебя в больницу. — Я понимала, что Адам находится на грани обморока. — Тебе помогут, слышишь?

— Пожалуйста, нет, — самими губами проговорил он. — Мой врач… Он приедет домой. Он сам решит, что делать. Позаботится. Он лечил меня с детства, и я ему верю.

— Ладно, подожди здесь. Заберу твои вещи.

Я вышла из машины, торопливо закрыв дверцу, чтобы никто не посмел заглянуть вовнутрь. Сразу же обратила внимание на взволнованную Яну, которая разговаривала по телефону, скрывая лицо от назойливого внимания папарацци и поклонников. Если бы не ограждение и охрана, нас бы, наверное, снесли вместе с машиной.

— Что случилось? — спросила я, когда сестра отключилась.

— На каком-то спутниковом канале велась прямая трансляция с концерта. Меня увидел Влад. Сказал, что если я не выеду сейчас же, подаст на развод.

— Что? — воскликнула я. Не понаслышке знала об импульсивной натуре Влада, но чтобы из-за концерта угрожать разводом. Он серьезно?

— Как бы не хотелось, но нужно ехать.

— Янка, ему плохо, — умоляюще простонала я. — Обещала отвезти его домой и вызвать врача.

— Значит, это правда серьезно? Боже, я бы многое отдала, чтобы поехать с ним, но не могу. — Яна стала мрачнее тучи. Я мало когда видела ее настолько расстроенной. — Ты должна ему помочь. А я вернусь за тобой послезавтра.

— В смысле? А ты?

— Уеду на поезде или такси. Это не проблема. Главное, помоги ему. — Яна опустила голову и странно улыбнулась. — У меня будет повод вернуться. Влад отпустит, если будет знать, что моя машина здесь.

— Янка… — Мое сердце сжалось. — Скажи мне, только честно. У Влада есть основания переживать?

— Что? — Она вскинула на меня потрясенные глаза. — Как ты могла такое подумать?

— Ты сказала «будет повод вернуться». Ищешь повод, чтобы снова его увидеть?

— Это не то, о чем ты подумала. — Яна старалась не встречаться со мной взглядом. Ее щеки залились румянцем. — Мне нравится Адам, но это совсем не то, что может показаться. Он — мое вдохновение. Я кайфую от его творчества. Может, иногда напоминаю пальнутую фанатку, но мозги ещё не потеряла. Это совсем другое.

— Хорошо, — облегченно вздохнула я и крепко обняла Яну. Подобные увлечения, как правило, очень сильны. Порой они лишают рассудка, мозгов и даже смысла жизни. Главное, чтобы Яна не попала в эту ловушку, свихнувшись на Адаме. После знакомства с ним, я с трудом узнавала сестру. Не очень хотелось, чтобы она стала фанаткой, попав в сети эмоциональной зависимости.

Я забрала рюкзак Адама у одного из охранников и торопливо села в машину. Парень лежал на заднем сидении в том же положении, что я его и оставила. Глаза закрыты, безжизненный цвет лица, дыхание частое, рывками. Я завела машину и тронулась. Адам никак не отреагировал, словно находился без сознания. Фанатки что-то кричали вслед и даже пробовали бежать за машиной. Я опасалась слежки, но, к счастью, вскоре от всех подозрительных машин удалось оторваться.

В глаза то и дело врезались вспышки фар, теплый ветер ласкал лицо, а тихая музыка малоизвестного радио действовала, как доза успокоительного. Мимо проносились разноцветные огни ночной Москвы. Совсем чужой город, тревожная атмосфера неизвестности, путаница в мыслях и чувствах. Я перестала понимать себя с тех пор, как познакомилась с Адамом. Несовершеннолетний мальчишка с необычной харизмой, закрытой на десять ключей душой и бездонными грустными глазами перевернул мой мир с ног на голову. Он и сам, очевидно, не в курсе, каким странным магнетизмом обладает. Янку свел с ума, меня изменил до неузнаваемости, влюбил в себя половину страны. И дело совсем не в молодости, таланте и красоте. Было в нем что-то такое, что кардинально отличало его от других людей. Загадка, противоречие, отстраненность. Как не от мира сего. Я не знала его. Совершенно. И это незнание изводило, как простудная лихорадка в начале лета, разрывая душу на части.

Приехав на место, я тихо припарковалась и окликнула Адама. В ответ — молчание. Скорее всего, он провалился в сон от усталости и болезни.

Я пересела на заднее сиденье и снова провела ладонью по его щеке. Такой горячий!

— Адам, проснись. Мы приехали.

Я наклонила к нему лицо, и, отбросив белокурую челку, коснулась губами его лба. Черт знает, зачем я это сделала. Захотелось. Он тут же ощутил мою близость и с трудом открыл глаза.

— Мы должны вызвать скорую. Если ты до сих пор против больницы.

— Возможно, завтра больница. Не так палевно, — тихо прошептал он. Категоричный и слишком жестокий к себе. В кого он такой?

Кое-как мы добрались до дома. К счастью, на улице было тихо и безлюдно, поэтому никто не заметил, как Адам, опираясь на меня и покачиваясь, преодолел расстояние от машины до подъезда. Пустая просторная квартира охотно впустила нас в свою тихую обитель. Я помогла Адаму снять обувь и провела в его комнату. На постель он лег прямо в одежде. Сказал подождать на кухне, пока позвонит врачу. Будто не хотел, чтобы я слышала разговор. Странно… Когда я вернулась, он лежал, обняв подушку и казалось, снова уснул.

Квартира у них была большая, просторная, с шикарной белой кухней и современным дизайнерским ремонтом. Комната поменьше принадлежала Адаму, а вот огромная гостевая, переделанная в спальню — Дане. Мебели здесь было немного, зато места столько, что можно устроить вечеринку. Огромные окна до пола, шикарный вид ночной Москвы, большое количество свечей и других современных побрякушек. Кровать такая же, как и у Адама в комнате. Наверное, здесь мне придётся переночевать.

Недолго думая, я решила выложить вещи Нэлла из рюкзака, чтобы они не помялись. Затем приготовлю ему горячий чай и что-то поесть, если в холодильнике что-то найдется. Конечно, немного неловко хозяйничать в чужой квартире, но последние события не оставляли мне выбора.

То, что я увидела, расстегнув рюкзак, повергло меня в шок. Среди аккуратно сложенных вещей лежала небрежно смятая и спрятанная в прозрачный пакет, рубашка. Она была в крови. Ткань на груди изодранная в клочья, будто задета ножом. Меня ошпарило изнутри, словно кипятком. Пазлы сложились в цельную картинку. Жестокая догадка пронзила насквозь пульсирующей болью. Я обколотилась на стенку, ощутив головокружение. Нет, это вовсе не то, о чем я подумала. Не может быть тем…

Отдышавшись, я, как угорелая, побежала в комнату Адама, еще до конца не осознавая, что происходит. Это вовсе не простуда, как убеждал меня Адам, и не обычная температура, которая бывает при болезни. Его подрезали.

— Нет, нет, нет, только не это! Господи, дай, чтобы это оказалось неправдой, — шептала я пересохшими губами. — Адам, проснись! Ты слышишь меня?

Я трясла его за плечи и задыхалась от слез. Меня колотило теперь так же, как и его, но не от температуры. Адам не приходил в себя. Выглядел он еще хуже — лицо почти серое, а губы синюшного оттенка, как у мертвеца. Я положила голову ему на грудь, чтобы убедиться, что он жив, а затем дрожащими пальцами расстегнула черную рубашку. Я молила Бога, чтобы это оказалось ошибкой. Но нет. На груди оказалась марлевая повязка, почти насквозь пропитана свежей кровью. Как же я могла быть такой безнадежно глупой? Он всего лишь глупый самоуверенный мальчишка, ценой жизни скрывающий свою уязвимость. Теперь из-за меня он может не дожить до завтра. Кто же мог на такое пойти? Зачем? Почему звезду такого уровня никто не уберёг от беды?

Через пять минут приехал врач. Я провела его в комнату Адама, а сама закрылась в ванной, отдавшись истерике. Меня душило изнутри так, что казалось, еще немного, и я умру от нехватки кислорода. То ли холод, то ли страх ознобом пробежался вдоль позвоночника и заставил меня сгорбиться и вжаться в угол. Я не понимала, что происходит. Внутри произошло цунами.

Пытаясь собрать себя в кучу, я выползла в прихожую, как инвалид. Не нужно показывать своего состояния врачам, иначе решат, что мне самой необходимо лечение.

Спустя десять минут вышел врач и два медбрата. Я устремила на него взгляд, который, вероятно, отражал все.

— К счастью, опасность не настолько велика, — ободряюще подмигнул мне мужчина. — Он потерял немало крови, но рана не очень глубокая. Думаю, обойдемся без хирургического вмешательства.

— Его не нужно везти в больницу? — спросила я дрожащим голосом. На глаза наворачивались слезы, но я упрямо пыталась их скрыть.

— Конечно, нужно, без этого никак. Тем более, у него поднялась температура и без наблюдения врачей не обойтись. Мы заберем его завтра и постараемся скрыть случившееся от общественности. Вы не знаете, кто виновен в том, что произошло? Это покушение на жизнь и нужно сообщить в правоохранительные органы.

— Не знаю. Сама в шоке. — Внутреннее напряжение практически лишило меня голоса. Лишь тихий сдавленный шепот.

— Ладно. Всем этим займемся позже, когда он немного придёт в себя. Конечно, было бы лучше, если бы он прямо сейчас уехал в больницу, но не могу не допустить, что эта новость может просочиться в желтую прессу. Подождем, когда все утихнет. Сейчас внимание к Адаму слишком велико, о концерте говорят на всех каналах. Он — главная охота не только журналистов и прессы, но и шантажистов, завистников и преступников. Мы должны быть осторожны. Если парню станет хуже, звоните в любое время. Завтра ближе к обеду я пришлю за ним машину. Оставляем его на вас. На столе в спальне все лекарства.

— Спасибо вам. — Я тяжело выдохнула и сползла по стенке вниз. Паника чуть отступила, но чувство слабости и полного физического истощения усилилось.

Врач ушел, рассказав мне, как и когда давать Адаму лекарства. Я закрыла за ним дверь и легла прямо на пол, скрутившись в калачик. Казалось, это происходит не со мной. Адам, его одинокая квартира, недавний концерт, ножевое ранение и моя собственная, поехавшая ко всем чертям психика. Я просто не могла влипнуть в такую историю. Не могла влюбиться в ребенка. Это какой-то глупый дурной сон.

Внезапно снаружи послышались странные звуки. Осторожные, тихие шаги, эхо которых стихло за дверью. Я замерла. Глазок, пропускавший вовнутрь частичку тусклого света, вмиг стал черным. Кто-то заглядывал в квартиру, стараясь не издавать лишнего шума. К счастью, я находилась слишком низко, и меня неизвестный вряд ли заметил.

Мгновенно выключив свет, я убежала в комнату Адама. Заперла дверь для большей безопасности и присела на краешек кровати. Это был либо вор, либо слишком любопытный сосед, либо фанатка, либо же кто-то из его врагов. Когда он очнётся, я обязательно затрону с ним эту тему.

Адам лежал без рубашки, с перебинтованной грудью. Я осторожно коснулась его руки и тихо позвала по имени. Как и ожидалось, он не услышал. Лишь немного вздрогнул и пошевелил мизинцем. Болезненную бледность не скрывал даже смуглый природный оттенок его кожи.

Я, словно зачарованная, впилась в него глазами, ощущая, как внутри разливается тепло. Адам, и правда, удивительно красив. Правильные, словно художником вырисованные черты в таком состоянии обрели то редкое совершенство, за которым гонятся художники и фотографы. Он не был очередным сладким мальчиком, какими богат мир шоу-бизнеса. Несмотря на юное лицо, у него была именно та мужская изысканная красота, которую можно назвать совершенной. Неужели из-за нее он вынужден так дорого платить? Ведь глядя на него, можно забыть о многом. О душевности, человечности, внутреннем мире. Все это стирается за внешним блеском и становится почти неважным. Я, конечно, не такой эстет, как Яна, и вся эта красота для меня не больше, чем фантик от конфеты, но оставаться полностью равнодушной действительно сложно.

Чтобы отвлечься, я встала и отошла к окну. Почему-то вспомнилась София, любящая эпатажные съёмки модель, которая договорилась на съёмки с нами, чтобы знать соперниц в лицо. Это всего лишь одна, а сколько их ещё скрывается за кадром? Даже Яна сошла с ума, увидев его впервые. Какая-то магия. Разве в современном, богатом на красивых людей, мире что-то еще способно так пленять? Я могу точно сказать, что таких людей ещё не встречала. Кроме совершенной внешности, Адам обладал удивительной, редкой харизмой. Казалось, он намного старше своих лет. В нем присутствовала какая-то взрослая, мужская энергетика, которая не давала мне воспринимать его, как мальчишку. Как личность он был сильнее не только меня, но и всех мужчин, в которых я когда-либо была влюблена. Наверное, это меня зацепило.

Внезапно я увидела то, что заставило внутренне сжаться. На маленьком журнальном столике лежала черная тетрадь. Прикрыта книгами, листами с набросками песен и другими вещами, но я всё равно так отчетливо заметна. Будто она и есть ключ ко всем ответам, которые меня терзают.

Я оглянулась на Адама и осторожно достала тетрадь. Предчувствие меня не подвело — это дневник. Проглотив колючий ком страха, я с опаской открыла тетрадь на середине. От красивого, наспех написанного текста бросило в холод. Я отчаянно втянула в себя воздух, будто боясь, что разучусь дышать. Текст расплывался перед глазами, но я читала, несмотря на крик рассудка и угрызения совести, что вторгаюсь в личную собственность.

«Месяц. Ровно месяц, как это произошло. Физические раны успели затянуться, но душевные стали ещё глубже. Живу ли я сейчас? Не знаю… Это похоже на пародию, будто робот следует задуманной инструкции и не может переписать события. Я почти не сплю. А когда удается сомкнуть глаза, я плачу. Непозволительная слабость, которой даю волю только во сне. А ещё кошмары… Жестокие и слишком реальные, чтобы жить после них обычной жизнью. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу эту комнату. Фотографии на столе с незнакомыми людьми, которые улыбаются так беззаботно, словно ничего плохого не существует. Стакан, наполовину заполнен жидкостью. Дымящийся окурок. Кусок какой-то проволоки, связанной в узел. Бутылка дорогущего виски… Потолок так низко, словно вот-вот обрушится на голову. Щель на белой штукатурке, которую я выучил почти наизусть. Снег за окном, как будто не было оттепели. Такие красивые белые хлопья… Наверное, после этого я перестал любить снег. А ведь когда-то изучал взглядом тающие снежинки и видел в них особое волшебство. Пахнет сигаретным дымом, сыростью и едким перегаром. Слышу смех. Грубый, злой, угрожающий… У меня на шее веревка. Тяжело дышать. Еще не закончилось. А ведь я думал, что мертв. Почти… Она стоит где-то там, у двери и наматывает на кисть руки атласную ленту. Кто-то кричит снаружи, ругается и кроет ее матом, но ей нет до этого дела. Такая красивая и одновременно мерзкая. Я хочу провалиться в сон и перестать чувствовать».

Я посмотрела на дату и поняла, что запись была сделана чуть меньше года назад. Внутри что-то оборвалось и рухнуло под ноги. Я словно выронила часть души.

Читать дальше не стала. Не смогла. Я не готова была узнать правду. Ни того, что произошло, ни того, имел ли сон, который описывал Адам, место в реальности. А ещё подробности. Непонятные, обрывистые, но такие говорящие. Что же с ним произошло? Нет, я не могу нагло врываться в его прошлое. Это неправильно. Я просто буду рядом, чтобы помочь его сердцу перестать плакать.

Я вернула дневник на место и подошла к кровати. Слезы так и катились по щекам, уже в который раз за сегодня, и я больше не пыталась их сдерживать. Тихонько прилегла рядом с ним, закрыв глаза на собственные установленные рамки. Теперь и я сломалась. Просто не было сил соблюдать дистанцию. Магнит не выдержал, и я перестала себя контролировать. Прижалась к его горячему телу и уткнулась носом в шею. Это духи, или он действительно так божественно пахнет? Я вдыхала его запах, как ошалелая, и судорожно глотала слезы. Так хорошо и одновременно больно. Что со мной происходит?

Внезапно он пошевелился. Я подняла голову и заглянула в его лицо. Адам смотрел на меня странным чужим взглядом.

— Карина…

— Да, это я. Ты дрожал, и мне хотелось тебя согреть.

— Нет, — глухо прошептал он и закашлялся. Его лицо исказила мимика боли. — Не прикасайся ко мне.

— Тебе больно? — Я испуганно отскочила. — Я затронула твою рану?

— Нет. Душу.

— Адам, ты бредишь. — Было видно, что парень не в себе. Наверное, от высокой температуры. Он никогда так себя не вел.

— Ты ведь такая же, — проговорил он, отворачиваясь от меня. Его глаза были мокрыми, стеклянными, безумными. — Такая же, как и все.

— О чем ты? — Он слишком жесток. Я отстранилась, задыхаясь от обиды. Даже если он бредит, слышать это больно.

— Вы все одинаковые. Все! Сначала милые, нежные, заботливые. А потом в вашей голове что-то ломается и вам сносит крышу. Ненавижу! Ненавижу людей, весь мир! — Он закрыл лицо руками. — Вам всем нужно только одно. Животные…все! В вас нет человечности.

— Нет, Адам, нет! Это не так!

— Уходи, Карина. Дай мне спокойно умереть. Я хочу умереть. Пожалуйста…

— Прекрати! — Плевать на все, что он сказал. Я снова обняла Адама, пытаясь не реагировать на его попытки вырваться. Он сломлен, лишен доверия, загнан в угол прошлым, видящий мир сквозь призму пережитого. Возможно, сейчас в полубреду, этот парень настоящий.

— Вы все… видите лишь красивую картинку…Душа для вас потемки. Не существует души…лишь оболочка… — Он шептал несуразные предложения, глотая слова и предпринимая тщетные попытки отстраниться. Через несколько минут снова провалился в омут небытия. А я гладила его по лицу, шее, волосам, пытаясь успокоить, как ребенка, увидевшего кошмар.

Я поняла и приняла его боль, но так и не узнала причину. Сегодня я впервые заглянула туда, куда, уверена, он никого не впускал. Заглянула, не спросив разрешения. Его душевные травмы слишком глобальны. Возможно, внутри его мира руины и непроглядный мрак. Вправе ли я туда вторгаться? И готова ли к этому сама? Неизвестно. Одно лишь знала точно — я больше никогда не буду прежней.