Плюшка по ДаймондзиРазговор прервался воодушевлёнными вздохами окружающих. Начиналось. Первые костры на горе Хигаси проявили признаки жизни, вторгаясь в сгустившуюся тьму искристым перепевом огня. Даймондзи встречал возвращающиеся души предков, открывая им путь обратно в мир духов. Огромный иероглиф «дай» растёкся по склону, прогоняя мрак. Услышав моё бормотание, Тегеру-сан рассмеялся.
— Не считай. В поперечном девятнадцать костров, в самом длинном – двадцать девять, а в том, что покороче – двадцать семь.
Но я всё же пересчитал, хоть костры и сливались в одну линию в каждом фрагменте. Их действительно оказалось столько, сколько сказал Тегеру-сан.
Вслед за горой Хигаси загорелась и гора Ниси, обозначаясь иероглифами «мё» и «хо». Минут через пять осветилась очертаниями лодки гора Фума. И снова «дай», но уже на «Даймондзи левой стороны». И завершающим штрихом – пламенные ворота-тории. Завершение Обона пылало пятью символами на горах, рождая если не суеверный трепет, то как минимум – воодушевление, граничащее с экстатическим. Тегеру-сан осторожно тронул меня за рукав, привлекая внимание к себе. И протянул крохотную чоко с саке.
— Пей, пока в нём отражаются огни. Говорят, это охраняет от болезней.
Он говорил очень тихо. Впрочем, никто вокруг не стремился шуметь. Лишь перешептывания, перерастающие в монотонный гул из-за массовости, лишь всплески хмельной жидкости, наполняющей чоко. Невыразимая торжественность происходящего, казалось, проникала в самую глубь разума, отказываясь дать понимание. Лишь воодушевление. Было в этом обряде что-то потустороннее, что-то настолько чуждое европейцам, что по спине пробежал холодок. Наверное, я слишком суеверный, но в нахлынувшей атмосфере легко верилось в то, что души умерших действительно возвращаются в загробный мир после короткого свидания с потомками. Полчаса торжества огня, полной власти над городом.
— Не считай. В поперечном девятнадцать костров, в самом длинном – двадцать девять, а в том, что покороче – двадцать семь.
Но я всё же пересчитал, хоть костры и сливались в одну линию в каждом фрагменте. Их действительно оказалось столько, сколько сказал Тегеру-сан.
Вслед за горой Хигаси загорелась и гора Ниси, обозначаясь иероглифами «мё» и «хо». Минут через пять осветилась очертаниями лодки гора Фума. И снова «дай», но уже на «Даймондзи левой стороны». И завершающим штрихом – пламенные ворота-тории. Завершение Обона пылало пятью символами на горах, рождая если не суеверный трепет, то как минимум – воодушевление, граничащее с экстатическим. Тегеру-сан осторожно тронул меня за рукав, привлекая внимание к себе. И протянул крохотную чоко с саке.
— Пей, пока в нём отражаются огни. Говорят, это охраняет от болезней.
Он говорил очень тихо. Впрочем, никто вокруг не стремился шуметь. Лишь перешептывания, перерастающие в монотонный гул из-за массовости, лишь всплески хмельной жидкости, наполняющей чоко. Невыразимая торжественность происходящего, казалось, проникала в самую глубь разума, отказываясь дать понимание. Лишь воодушевление. Было в этом обряде что-то потустороннее, что-то настолько чуждое европейцам, что по спине пробежал холодок. Наверное, я слишком суеверный, но в нахлынувшей атмосфере легко верилось в то, что души умерших действительно возвращаются в загробный мир после короткого свидания с потомками. Полчаса торжества огня, полной власти над городом.