Конкурс крупной прозы / Васильев Ярослав. Рецензия на произведение Марика Становой «Империя Джи. Рождение экзекутора» (274)

Автор спорить о своей рецензии отказался, но не могу не отметить вот что.

Автор старательно смакует, буквально упивается и сценами насилия, и сценами секса.

Очень заинтересовала фраза, решила освежить в памяти «упивание и смакование» эротических сцен и сцен насилия.

Про эротические сцены разговор особый. Эротика в «Крошке», несомненно, присутствует. Причем, это эротика, как я люблю — без упоминания анатомических частей тела, без описания процесса, пресловутых: «и когда он вошел в нее… когда сжал, когда потрогал… у нее взорвалось… побежали мурашки… потекло… », ладно, не буду увлекаться Сама не люблю, потому что все мы знаем, что происходит в постели и читать одно и тоже в миллион сто пятые раз лично мне просто не интересно. Однако, не могу не отметить, что хорошо описанная эротическая сцена способна вызвать возбуждение и приятное щекотания в тех самых анатомических частях тела, о чем мы все прекрасно знаем. И, когда это происходит, оцениваем мастерство автора. Как пишут некоторые читали: «Спасибо, кончил».

К слову, в упомянутых «Оттенках», которые я решила почитать, коль скоро у меня высокая температура и что-то более интеллектуальное просто в голову не лезет, девичий трепет автор начинает совать читателю в нос с первой же главы в количествах, превосходящих все разумное. Так и хочется сказать: «Да поняли мы уж, поняли, что он ей понравился, хватит одно и тоже повторять!» До секса и БДСМа не дочитала, но непременно поделюсь впечатлениями :-D

Так вот, возвращаясь к Крошке. Редкий случай описания взаимодействия тел в сцене с кочевниками.

Под руками бархатистая упругость теплого тела. <…> Рон навалился на Эйки, прижал одной рукой её к изголовью, свободной рукой царапнул по рёбрам. Эйкилле показалось, что ее разрезали пополам.

Возбуждает? Честно говоря, как-то нет. Маловато будет для возбуждения.

Сцена с Джул, одной из ажлисс, с которыми, по мнению ТС автор предлагает ассоциировать себя читателям:

Оффтопик

Она уже беззаботно спала, привычно закопавшись на огромной кровати, когда Джул ворвалась в ее сон. Крошка проснулась и растерянно заморгала, ловя странные мысли Джи. Джи был недоволен. Но почему-то и доволен? А эта белесая кошка, уже без платья, вползала на кровать и плотоядно мурлыкала, пронзая Крошку темными глазами:
— О, Джи, твоя крошечка все-таки здесь? И ты до сих пор не?.. Она просто тут спит, как маленькая игрушечка? Ах ты ла-апочка, — ущипнула Крошку за щеку и засмеялась. Как же мерзко она смеялась! Ее гнусный громкий смех с открытой зубастой пастью, закинутая голова с дулами ноздрей отпечатались в памяти, оказывается, навсегда. Хотя раны от её зубов Джи вылечил сразу…
— Я не могу удержаться, малышка, я тебя сейчас попробую! Ты мне дашь её поиграть, милый?
И Джи дал.
А вообще обижаться на Джи было глупо. Это же была просто тренировка. Да. И Хакисс сама виновата. Думала, что душа разорвется от боли и страха, от вынужденного резонанса вожделения и мерзостного удовольствия, которое она принимала от Джул, чтобы усилить и вернуть, как хотел Джи. Но Джи помог маленькой Хакисс силой своего внушения, а потом сразу усыпил. Когда она проснулась, Джул уже не было, кровать перестелена, а Джи даже не пошел работать и отменил её учебу. Остался с ней до обеда, окутывая нежной заботой и утешая. Объясняя, что экзекутор обязан делать страшное, но нужно пытаться найти приятное даже в страшном. Тогда ей будет легче. Это часть ее работы — быть отдушиной для ценных ажлисс. «Нет света без тьмы, нет счастья без горя...» — проговорила Хакисс начало молитвы. Так что прощать, собственно говоря, было нечего и некого, но она, оказывается, до сих пор не простила эту гнусную тварь. Мерзкая кусачая крыса!

Кто-нибудь возбудился, читая как взрослая тетка кусала девочку? Кто-то захотел на место Джул? Она еще так приятно описана, сразу так и хочется стать ею…

Сцена с Яо и ее престарелым любовником, умершим во время секса:

Оффтопик

Хакисс вновь улыбнулась и досеменила до этой цирковой арены, проникая в мысли и чувства воркующих любовников, ища и раздувая пока ещё маленькие искорки вожделения. Она присела на кровать к полубессмысленно глазеющему старцу. Человек оживился, погладил её по плечу сморщенной лапкой и начал расшнуровывать золотые завязки корсета. Яо перебралась ближе и отстегнула верхнюю юбку кукольного наряда. Хакисс откинула голову и встретилась с ней губами. И наконец поймала совсем тихонькую радость и удовольствие. Усилила, послала обратно, поймала, усилила… Соединилась в одно с Яо и её другом и спустила лавину, перестала контролировать своё тело, отдавшись на волю двоих. Ушла в них, ощущая себя через них, ощущая себя огненным мостом, сжигающим путников своей страстью, резонируя и усиливая…
Старик дёрнулся и расслабился, и Хакисс, плывшая в экстазе вместе с Яо, отпустила его спать, отпустила обоих. Регент шевельнулась и села. И вдруг сильный удар вышиб из Хакисс дыхание и сбросил её на пол. Прижимая рукой сломанное ребро и болезненно дыша маленькими глоточками, она осторожно встала на колени, заглядывая на кровать.
— Ты убила его! — истерически шипела Яо, поворачивая человека на спину. — Ты парализовала его!
Хакисс подползла и провела рукой от груди до головы старика — сердце билось слабо и быстро. Он был без сознания. Яо буравила её взглядом, чуть ли не трясясь от злости.
«Госпожа, у него кровоизлияние в мозг. Я прошу прощения. Но он сейчас ничего не чувствует».
Яо размахнулась и дала ей пощечину. Она снова упала, боль от сломанного ребра разрезала пополам грудь.
Яо, сидя на коленях перед своим другом, маятником качалась взад-вперёд.
Хакисс приподнялась, мелко дыша приоткрытым ртом. Говорить вслух было невозможно.
«Я могу постараться его вылечить».
— Зачем? Он умирает. Он давно умирает. Отпусти его!
Она сейчас убьёт любовника регента, а потом регент обвинит её в убийстве! Но Джи сможет всегда показать её запись, и каждый дознаватель скажет, что она следовала прямому приказу! Хакисс сглотнула.
«Хорошо, госпожа Яо».
— Я хочу чувствовать вместе с ним! — женщина прижала кулаки к груди. Потом резко схватила её за правую руку и дёрнула, втаскивая её на кровать… И на умирающего. Хакисс невольно застонала сквозь зубы.
Левой тянуться к голове старика было больно и неудобно, но, задержав дыхание и повернувшись, почти целиком лежа на неподвижном и нереагирующем теле, Хакисс положила ладонь ему на лоб. Каждый вдох и выдох выжимал слёзы. Человек прямо под руками становился всё горячее и горячее. Ей не было его жалко; он находился без сознания и отключился на пике удовольствия. Но у неё болел бок, и слезы текли сами.
— Отпусти его! И пусть я чувствую то же, что он! — Яо мяла и дергала её руку.
Он, по мнению Хакисс, ничего особенно не чувствовал. У него поднимался жар, но сам он был где-то совсем далеко, и Хакисс ощущала только волны тепла, как будто старик уже был одной ногой в жерле вулкана… Но и это была просто реакция тела.
Она сосредоточилась и остановила сердце мужчины, прервала его дыхание. Сознание умирающего превратилось в тёмный жадный смерч, который начал заглатывать её силы, но она отсекла и отбросила воображаемую пиявку смерти. Выпала в реальный мир. Яо закричала и вцепилась ей в волосы, дёргая, трясясь и завывая. А потом оттолкнула Хакисс и, рыдая, упала на тело своего друга. Хакисс свалилась на пол. Уже в который раз. Она лежала, собравшись в комочек, и плакала, потихоньку начиная заращивать ребро.
На крик регента прибежал её стюард.
— Ажлисс Яо?
— Иррей умер… Умер! Иди и объяви траур. И не приходи, пока я не позову тебя!
Яо гладила мёртвое тело. Потом накрыла его одеялом, встала, медленно надела платье, обулась, подошла к Хакисс и пнула её ногой.
«Ты убила его».
«Прости, госпожа Яо, но он был старый, он бы всё равно скоро умер. И ты сама...»
И тут Яо завизжала и лягнула её, как бешеная лошадь.

Вопрос прежний. Кто-то возбудился, читая о горе Яо? О том, как она избивала Крошку? Кто-то захотел быть ею?

А может быть, кто-то хочет быть Крисом? Шаг вперед, кто хочет быть человеком, пережившим насилие в детстве, и самому ставшему садистом?

Возможно, ТС предполагает, что читатели должны ассоциировать себя с самой Крошкой, ведь она фактически всемогуща. Кто-нибудь хочет? кто-нибудь при чтении слился с ней в экстазе единения? Почувствовал зависть к ее способностям? В книге как раз очень хорошо показано, что обладать такими способностями не очень-то хорошо, и это еще мягко сказано. Жизнь Крошки нельзя назвать приятной. Она страдает постоянно, на протяжении всей книги по тем или иным причинам, она отчаянно несчастна, чувствует себя вещью, инструментом, ей отказано даже в том, что она желает больше всего на свете — постоянной близости с Джи.

Впрочем, возможно, именно с Джи себя читатели и должны ассоциировать. Как же, всемогущий, бессмертный император… Только вот нарисован он автором такими красками, что не хочется, честно говоря. Хотя не исключаю, что кому-то приглянулся этот ажлисс, одинокий на своей вершине, переживший смерть близких, пытки, потерявший способность самому испытывать эмоции…

Еще одна фраза, которая говорит о том, что автор либо не читал, либо ничего не понял из прочитанного:

Ведь не зря идеальное общество автора состоит из бессмертных, которым можно всё – и смертных, участь которого можно описать словом «быдло»

Можно все? Серьезно? Давайте-ка откроем третью главу. Итак, крошка воспользовалась своими способностями, чтобы управлять человеком.

Оффтопик

— А теперь расскажи, в чем твоя вина.
— Мне было плохо…
И тут Джи впервые ударил ее.
Она упала больше от неожиданности, чем от пощечины. Больно не было. На тренировках бывало больнее. Но звонкий шлепок выбил из головы всё, сделал её совершенно пустой.
Крошка сидела на траве и в шоке смотрела на Джи. Сжалась, затаилась, убрала эмоции. На поверхности остались только простые рефлексы и доведенное до автоматизма послушание…
— Ты кто? — Джи был спокоен.
— Я экзекутор!
— Что это значит?
— Я выполняю твою волю. Прости, я в первый раз, — и запнулась, поймав его взгляд. Испугалась, что отвечает неправильно.
Джи сжал кулаки и снова расслабил пальцы. Менторским уравновешенным голосом отмерил:
— Я столько раз повторял: всегда думай перед поступком. Не смей оправдываться! Первый раз — это уже проступок. Ты уже разрешила себе использовать силу для себя. Я в ответ должен использовать свою силу? И будем ходить по кругу?
— Нет. Прости меня, — Крошка села ровно на коленях и опустила глаза.
— Думаешь, ты уже готова работать в полную силу? Без моей поддержки сканом?
— Я… Я не знаю… Прости меня. Я не подумала, — не поднимая глаз, негромким и четким, «правильным голосом», начала она, но вздрогнула и замолчала.
Джи горько скривил губы. Это была ошибка. Нельзя оправдываться.
— Ты не подумала. Но ты решила. Хорошо. Ты сама так решила, и я принимаю твое решение. Но ты нарушила правила. Ты экзекутор, ты не можешь решать. Ты можешь только действовать по моему приказу.
— Прости…
— Это не имеет ничего общего с прощением. Повтори, зачем созданы ажлисс.
<...>
— Ты в мудрости своей собрал единомышленников, поклявшихся служить человечеству, оберегать и охранять людей с помощью науки и просветленного разума. Природа слепа и случайна. Иногда дефектное тело достается мощному разуму или наоборот, физически здоровый человек в эгоистичной жадности пытается уничтожить мир и равновесие. Поэтому Император отбирает самых ответственных и ценных людей, чьи сокровенные цели и желания проверят дознаватели, оставить слабое человеческое тело и стать ажлисс. Ажлисс рождены человечеством для служения человечеству, для коррекции случайного, создания стабильности и безопасности, — Крошка сглотнула, останавливая дрожь — фантомы продолжали ласкать её. — Чем выше возможности, тем выше ответственность. Ажлисс работают там, где нужен многолетний опыт, сила и мудрость. Переходя в касту ажлисс-сноваживущих, я оставляю человеческие недостатки, направленные на сиюминутное и кратковременное, обещаю действовать только в интересах всего человечества.
— Что есть экзекутор?
— Экзекутор — это высшая форма ажлисс, созданная для наказания и поощрения правящей касты, для гуманного управления людьми. Экзекутор не имеет права использовать свою силу без приказа Императора или ответственного ажлисс, назначенного императором. Экзекутор не имеет права вступать в интимные контакты с людьми.
— Тебе недостаточно было узнать правило. Я должен укрепить твою память. У тебя слишком много игрушек, и ты решила, что люди тоже твои игрушки. Ты выросла. Игрушки тебе не нужны. Убей их.

Я специально выделилиа жирным основополагающие принципы работы и жизни ажлисс и экзекутора. Задумка-то была хорошая. Но, как правильно написала в своей рецензии Наталья Платонова, эта книга о благих намерениях, которыми выстлана дорога в ад. Но это уже совсем другая история, куда более глубокая, чем заметил ТС.

Теперь, что касается смакования и «упивания сценами насилия». Смакование подразумевает, что кто-то получает от насилия удовольствие, смакует его, наслаждается им, что, собственно, подразумевает описание сцен насилия ради самого процесса. Оправданы ли в «Крошке» эти сцены, нужны ли они? Да. Для чего? Ответ, с моей точки зрения довольно прост. Это делается для того, чтобы читатель мог понять и оценить, через что приходилось проходить Крошке. И, если с постельными сценами этого делать не нужно, поскольку девственников, не знакомых с сексом, в нашем мире не так и много, то серьезное физическое насилие переживали, по счастью, единицы.

Некоторые люди вообще не способны сострадать и принимать на веру, когда им говорят, что это «больно». Например, моя тетушка до шестидесяти с лишним лет не знала, что такое головная боль и полагала, что ей нагло врут, прикрываясь ею, чтобы не выполнять какую-то работу. У нее ни разу не было, значит, это не существует в природе. Представляете себе ситуацию? У вас раскалывается голова, а ваша мать тащит вас мыть посуду или полы, учить уроки, орет на вас, потому что не верит. Так и здесь. Напиши автор размыто: мол, а потом Крис ударил Стива и сломал ему нос, но он быстро залечил его и все стало в порядке. Что вы почувствуете? Ну сломал, подумаешь? Он же может заживить все на себе! Раз и все. Нет урона, значит, вообще не считается. Есть сострадание? Просыпается? Нет. Или тот же бассейн на Гайдере без описания того, что там происходило конкретно? Нет сочувствия, нет сопереживания, нет понимания персонажа. Однако при способе подачи автора, читатель, хоть и не почувствует боль Крошки, но испытать отвращение и ужас, читая, как ее мучили, может. И это снова возвращает нас к возможности ассоциировать себя с Джи, по чьей воле и с чьего позволения все это происходит. Кто-то хочет быть тем, кто ломает человека, делая из него инструмент, послушный своей воле? Лично я, нет.

Для меня эта книга как раз о том, почему нельзя применять насилие, почему нельзя прогибать других под себя, даже преследуя благие, с твоей точки зрения, цели. И мне очень жаль, что ТС не увидел этого.