Властелин словес №96. Голосование

Вечерних небес, объятых облаками и словно раскрашенных пастелью, едва касался теплый свет почти ушедшего солнца. Зеленые молчаливые холмы стенами тянулись вверх подальше от холодных теней, желая ухватиться за тускнеющее разлитое золото. У камня, смотрящего на низину, на одиноком дереве замерла желтоглазая пантера. Ее мышцы напряглись, точно она готовилась к прыжку — совсем близко, на тонкой ветке, устроился гордый сокол. Крепко держась лапами за ветвь, хищная птица повернула голову, устремив свой взор куда-то, будто выжидая момента, чтобы взлететь. Все вокруг застыло, наблюдая за осторожной, но опасной игрой двух прекрасных созданий, слившихся с природой, лик которой угадывался в их линиях и изгибах.

В реальность его вернул крик ястреба, ещё в небе разлетевшийся на мириады отголосков и дождём спустившийся в долину. Утреннее солнце уже проснулось и теперь поднималось по зелёным склонам гор к воздушным облакам.

Шаман тихо, чтобы не разбудить доверчиво заснувшую рядом пантеру, поднялся на ноги. Несколько дней провёл он в мире духов, но ничего не услышал: никто не хотел помогать людям.

Ястреб крикнул ещё раз, гораздо ближе, и, сделав несколько кругов, сел на сухую ветку рядом с шаманом. Проснувшись, чёрной тенью взлетела на соседнее дерево пантера, грозно выгнув спину и обнажив клыки.

Человек потянулся за мешочком с травами, запах которых должен был отпугнуть опасного хищника. Но остановился.

Среди деревьев и камней он увидел чёрноволосую девушку.

Нет, не так.

Она сама была деревьями и камнями, животными, горами, солнцем, моментом. Одно дуновение ветра – и мираж растворится в утреннем воздухе, как некогда ястребиный крик.

Она повернула голову в сторону шамана и выжидающе смотрела ему в глаза.

— Помогите! – только успел крикнуть он.

В холодной тишине застывает Вечность.

Недостижимая и далёкая мечта. Он снова видит сон, ее голос, будто музыка Времен, зовет его туда, где верхушки снежных гор уходят в облачную даль.

Бирюзовое небо разводит мосты, тихий ветер доносит обрывки ее фраз. Ее образ ускользает незаметно, ее голос соткан из прозрачных иллюзий. Тихий, приятный и подобен шелесту летней листвы. В ее глазах — бесконечный мир тайн и далеких планет, ее невозможно разгадать. Ее слова — истина. В ее взгляде — бесконечные тусклые звезды и яркие далёкие планеты. Она лишь Образ… Она лишь Сон…

Зелено всё, изумрудной травой покрыты склоны пологих скал, лишь на старое дерево не хватило изумруда – давно с него опали все листья. А вместо них на ветвях сидит чёрная красавица-кошка. Дикая, сильная. Скалится кошка и в саму душу заглядывает своими жёлтыми глазами. А выражение морды не злое – то ли вопрошает о чём-то, то ли укоряет. А чуть ниже – сокол сидит будто задумавшись. И грусть чувствуется и в позе его, и во взгляде. О чём печалятся оба? В чём укоряют?

И рисуют их силуэты ещё одно лицо – женское, строгое. Лицо самой Матери Природы. И не только укор, но и гнев в её лице. И не лапа кошки – зрачок, и не голова сокола – глаз. Всё едино в ней слилось: и птицы, и животные, и эти изумрудные скалы…

И лишь мы оторвавшись от неё, перестали быть с нею едиными. Не детьми стали – врагами.

Не потому ли и укор этот, и оскал, и взгляд гневный?

Ум – гибкий и опасный, словно дикая пантера. Глаза зоркие как у сокола. Шея длинная и тонкая точно молодой ствол деревца. А нежно-розоватый цвет лица подобен утреннему восходу солнца. И ее мечты, мечты будто бы летнее небо, потихоньку разгораются от нежно голубого до глубокого синего цвета.

Это портрет своенравной богини любви и войны Фрейи, написанный вечным художником Ветром.

Мы спустились в долину почти на закате. Небо, сверху ещё голубое, ближе к горизонту приобрело фиолетовый оттенок и зарделось румянцем. Тёплый оранжевый свет заливал междугорье, скрадывая очертания и рассыпая повсюду сумеречные тени. Огромная чёрная пантера смотрела на нас недоверчивым взглядом с сухого дерева. Мол, аккуратнее давайте тут, а то придётся показать, кто истинный хозяин. Почти столько же недоверия было и во взгляде горного орла, сидящего на соседнем дереве и не улетевшего при виде нас. Но я видел только прекрасное лицо матери Природы. Она смотрела снисходительно, но в то дже время приветливо, и я знал, что ночь будет спокойной, если спокойными будем и мы.

Долина обреченных. Сизое небо опускалось на печальные склоны гор, а внизу, у подножия, обволакивало туманным одеялом навеки уснувших. Ходили слухи, что перед смертью путнику являлась сама хозяйка скорбной обители. Но не в человеческом облике она приходила. Она была чем-то иным, завораживающим видением, возникающим на небесном просторе. И если увидел ты ее спутников — черную пантеру и верного сокола — значит близок конец.

Темный силуэт дикой кошки изгибался на останках иссохшего дерева, словно выслеживая добычу, а хищная птица грозно провожала взглядом. Они были единым неземным существом, неизменно встречающим смерть. Появлялись из ниоткуда, вырисовывая фигуры и образы сквозь тягучие сгустки тумана, обретали форму и, наконец, замирали, открыв усталому путнику чудесное видение. Уже не пантера таилась на дереве и не сокол сверкал глазами у голой скалы — теперь в этих линиях и оттенках виделся чарующий женский образ, сводящий с ума своей беспощадной колдовской красотой. Не убежать. Не скрыться.

х: Слушай, а чего Колян такой задумчивый стал? И каляки какие-то странные рисует?

у: Какие такие?

х: Сюр какой-то, горы там, пантера, и этот, как его, сокол или кто он там, и типа как будто баба между ними получилась. А сами они на ветках сидят. Внизу камень, как плечо, и облака пафосные.

у: Баба? Сокол?

х: Да, он ещё все время бурчит, типа в женщине должна быть загадка, и что он жениться собрался.

у: Кто, Колян?!

х: Ага. Очень неплохо вы вчера посидели, видимо.

у: :’-) Мы, короче, вчера в метро ехали, а Колян же еще заранее нажрался, так что сам понимаешь. А перед нами стояла женщина в черной шубе, этот придурок ее ещё погладить пытался, и огреб как следует. А справа от нее мужик такой в кепке с козырьком, он эту шубу защищал упорно. Колян ему пальцем погрозил, и сказал типа что у него взгляд птичий. Я его еле удержал от дальнейших изречений. Филфак это тебе не шутка, Колян же у нас мастер метафор и бог словес. А потом он увидел ее — девушку межу шубой и мужиком в кепке, и заткнулся. Так и молчал до нашей станции, только пялился и глазами хлопал. Потом вышел на улицу, освежился, и сказал: «В женщине должна быть загадка». А вот чтобы ее разгадать… мы и пошли за новым винчиком.

У меня с коллегами частенько бывают разногласия. Хотя, если один из них мужик в теле пантеры, а второй ястреб с навязчивой привычкой давить на совесть, и оба они призраки, то несогласие с ними, на мой взгляд, вполне простительно. По крайней мере я постоянно занимаюсь тем, что убеждаю себя в этом. Ловцы душ — профессия редкая, а сам дар — такое себе удовольствие, но с этой данностью мне уже ничего не сделать. За нами охотятся, потому что всем, ни жить, ни быть, надо отыскать какого-нибудь родственничка с того света. Хотя, были и стоящие случаи. Например, этот, — староста из деревни обратился ко мне, чтобы расследовать страшное преступление. А эти, чтоб их, призраки, знали ответ, однако, по негласным законам вселенной, не могли сказать напрямую, вот и извращались, как могли

Я потерла подбородок, почесала затылок, и так, и эдак переступила с одной ноги на другую, в общем, делала вид, что неумная. У Пушка вон даже морда скривилась от возмущения. Ястреб Боня один держался стоически, почти не шевелился. Лапки вытянул, шею склонил, крылышки чинно протянул вдоль спины, только взгляд осуждающий. Я понимаю, ребята долго ветки гнули, камень подбирали, фон романтический, облачка, у Пушка, кстати, стопудово лапа задняя затекла, а я все туплю!

В общем, тут Боня не выдержал и нацарапал имя когтем на песке.

Какая прелесть, ведь таков и был мой изначальный план! Ура! Заодно и отучу этих хвостатых и крылатых мучить меня своими пантомимами. Достали!

— Она казалась мне тенью облака, подгоняемого прорывом ветра; морозной свежестью по утрам; золотым лучом на самой верхушке горы на закате; кривым изгибом ветвей; древним камнем с его испещренной морщинками поверхностью; она виделась мне в хищном оскале дикой пантеры, в ее невероятной мощи и грации; в остром взгляде ястреба; в томном силуэте хребта, теряющегося в бархате сумеречной мглы; в мягкости травы, усыпанной росой; в мудрости бесконечности тишины, простирающейся во все стороны до самого горизонта; в глубине теней и зыбкой хрупкости последнего листа, ещё держащегося на ветке…

— Хочешь сказать…

— Моя душа была везде, и была всем, я видела себя неотделимой от вселенной. Я видела себя ей.

— А что же тогда было внутри?

— Ничего. Внутри всегда была пустота.

Большая хищная чёрная кошка, удобно расположившаяся на ветвях сухого дерева, стоящего на каменной вершине, явно приготовилась к атаке, приоткрыв пасть с белоснежными острыми зубами. В поле её зрения оказалась довольно крупная, но не менее хищная, чем она сама, птица, сидящая на ветке другого дерева. Птица не дремлет, повернув голову назад, она пристально следит за пантерой и готова взмыть ввысь в любой момент.

Вглядываясь в эту потрясающую парочку, в какой-то момент внезапно замечаешь женское лицо в пол-оборота и направленный прямо на тебя её суровый сверлящий взгляд. Но кто это?..

Пристальнее всматриваясь в рисунок, замечаешь, что черты лица незнакомки – это всего лишь причудливое хитросплетение веток деревьев и силуэтов хищников на фоне тяжёлого, затянутого тучами закатного неба, а её спина и плечи – это каменная вершина, на которой стоит сухое дерево-шея. Иллюзия…

Изгиб спины пантеры чёрной

И птицы горделивый вид

Рисуют глазу иллюзорный,

Весьма суровый женский лик:

Нос тянет воздух напряжённый,

И каждый шорох ловит слух,

И хищный взгляд заворожённый —

Вот-вот, как будто, вскинет лук…

Но всё иллюзия, химера –

Растает амазонка вмиг,

Лишь спрыгнет на траву пантера

Да сокол с ветки улетит.

Всё в этом лике понарошку,

Всё призрачно, всё не всерьёз –

И глаз – не глаз, а лапа кошки,

И ухо – лишь кошачий хвост…

* * *

Пантеры глаза,

Птицы взгляд задумчивый —

Мир совершенен.

Кошачья натура

В каждой женщине есть кошка —

То ли пума, то ли рысь.

Поворкуешь с ней немножко,

А потом за жизнь держись.

Попадешь в когтисты лапы —

Хоть за горы убегай!

Норовит добычу сцапать,

Потому ты не зевай.

Почеши ее за ухом,

Шубу лисью подари.

Сердце женское не глухо

К тем дарам, что от любви.

* * *

Моя смуглая муза, глаза твои смотрят в рассвет,

Ты играешь со мной, притворяясь то кошкой, то птицей,

Среди мёртвых ветвей оживают всё новые лица,

Потому что в тебе постоянства, как на небе, нет.

Иногда ты поёшь, иногда разгоняешь туман,

Или просто молчишь, превращая молчание в камень,

В черноте твоих глаз разгорается тёмное пламя,

Чтоб уже через миг превратить всё, что вижу, в обман.

***

Ты — на камне выросшим деревом

Все выносишь — мороз, ветра.

Странно, прежде боялся верить я

Твоим черным раскосым глазам,

Раньше видел тебя пантерою —

В грациозной своей черноте

Станет хищница вдруг баядерою,

Не оставив следов на песке.

На оливковой ветви соколом —

Не голубкой мне смотришь в глаза.

«Что ж так долго — вокруг да около?» —

Будто хочешь мне тихо сказать.

Туда, где дремлют страны затаённые,

направь полёт фантазии своей,

где реки, степи и леса зелёные

сокрыты строем гор-богатырей,

ручей лесной под серебристой ивою

весь век поёт, льют аромат цветы,

порхают птицы певчие красивые,

там и живёт Владычица Мечты.

Плащ-невидимка утаит движение,

когда Владычица идёт в поход,

не каждый различит её явление,

не узнанной красавица идёт.

Лишь гибкий барс с ней каждое мгновение

бежит, не собираясь отдохнуть,

да зоркий кречет кружит в отдалении

с небес высоких озирая путь.

Ты скажешь: это выдумки досужие,

нет затаённых стран, мне скажешь ты.

Рискни, а вдруг с фантазией подружишься,

увидишь въявь Владычицу Мечты?