Властелин словес № 7. ИТОГИ

1.

… Он сидел на камне уже, понятное дело, довольно долго. Видимо, поджидал меня, хе-хе.

С запада приближалась буря. Светлая — ещё залитая солнцем — река уже начала волноваться. Перекатывающиеся волны её всё настойчивее прибивали к берегу. Самая погодка для отплытия! На тот — Иной Берег!..

Сухая видавшая виды лодка ждала тут же. Её заботливо оттащили подальше от волн. Старик хочет уплыть на собственной лодке — мудро!..

Верный пёс рыбака настороженно наблюдал за мной из-под насупленных бровей. Он не вилял хвостом. Замер, в любой момент готовый броситься на меня и растерзать. Хе-хе! Стар он уже, как и его хозяин… Не бросит он человека ни за что, а отправится вместе с нами. На тот — Иной Берег!

Старик ждал меня — и всё же испугался. Я видел недоверие на его лице, во всей его покорной судьбе позе. А мешок ему там — на Ином Берегу — не понадобится, хе-хе!

Коза ластилась к старику, не замечая моего приближения. Ну что ж. Козы — глупые животные…

2.

Море в тот день было мутным, изжелта-бурым, предгрозовым. Небо тоже помутнело, заклубилось сизыми тучами вдалеке. Они слипались и разлипались, как грязные клочки мокрой ваты. Иногда зарницы вспышками серебра подсвечивали фиолетовое брюхо тучи и бухтел запоздало гром.

Однако гроза была далеко, она ещё не затмила солнце, отчего картина, представшая передо мной, была до фантастического контрастной. На бежевом ярком песке сиротливо лежала облупленная лодка, похожая на скорлупку огромной фисташки, мимо носились лохматые дворняги, гавкали и весело виляли хвостами. Ветер трепал их шерсть.

Два чёрных пытливых глаза не мигая упёрлись на меня. Два глаза хозяина лодки. Впервые я видел его так близко. Он сидел на камне, окружённый своими блохастыми друзьями. Его смуглое лицо обросло седой щетиной, лоб расчерчивали морщины, а у глаз собрались гусиные лапки. Натруженные руки покоились на коленях, и казалось, что старик вообще не шевелится, а только пристально смотрит. Я должен был заговорить первым.

3.

Океан. Большой. Не переплыть. Только на лодке.

Надобно мужику всех перевезти, а лодка троих выдержать может.

Думаю.

Как мне быть.

Сажаю в лодку русичей и татаро-монголов. Отплываю от берега, кровь течет рекою, лодка горит.

Гребу назад.

Оглядываю сидящих.

Думаю.

Возьму пока одних англичан.

Лодка раскачивается. Джордж Вашингтон провозгласил независимость, кипит война.

Поворачиваю к берегу.

Сажаю в лодку французов и русских, — приличная публика. Машу веслами, скорее, скорее…

Гремят пушки.

Французы берут Бородино.

К берегу.

Оглядываюсь. Думаю перевезти Россию, а вот кого с ней… гхм… Присматриваюсь к Германии.

Стороны подписывают мирный договор.

Гребу. Самые дни светлые стоят – двадцать второе ию…

…еле успеваю прибить обожженную лодку к берегу.

Думаю перевезти Штаты. А с ними кто… Беру страну далеко на востоке. Узкоглазый человек кланяется мне.

Люди на берегу.

Лодка уходит в море.

Тает на горизонте.

Вспышка.

Облачный гриб рвется в небо.

Горячий ветер срывает на берегу флаги.

Люди ждут.

Лодочника нет.

4.

Я умирал. Врачи не могли справиться с жаром, охватившим моё изуродованное тело. Я надолго погружался в мучительный бред и уже не пытался выбраться из него. Сотрясаясь в горячке, я вдруг ясно увидел покрытый острыми осколками камней берег серо-стального и такого холодного моря, что сводило мышцы от предвкушения. На горизонте синели тучи. Солнце, изредка выглядывая из предгрозовых облаков, осеняло жидкими лучами безжизненный берег и на нём старую, выбеленную ветром до седины, лодку без вёсел. Она носом лежала к прибою. И я пополз к ней прямо через изъеденные волнами и ветром валуны. Сквозь собственное тяжелое дыхание я расслышал лай собак. Приподнялся и увидел сгорбленную фигуру моего отца, сидящего на камне у кромки воды. Поношенная серая куртка, неизменная трубка контрабандиста в уголке рта, белая кепка из старой парусины и взгляд – такой же, каким он глядел на меня в детстве – строгий, внимательный, испытующий. Словно отец спрашивал: «И как ты выберешься сейчас?»

5.

Тихо плещется вечно-юное море. Что ему время? Не властно оно над ним.

Что-то шепчет чуть слышно, или вздыхает? И ему ведома грусть. И любовь ведома, и скорбь. Скольким таким, как этот старик на берегу, оно давало возможность жить, делясь с ними своими дарами, и учило многому. Пока были юны – матерью было, взрослели – становилось другом, а потом и собеседником. Тихо, шёпотом велись те разговоры. Но однажды приходило время — и уплывали друзья, но не по нему – от него, вместе с облаками. И как ни вздымайся потом, как не тяни руки-волны, а не достанешь небес.

Камни, разбросанные по берегу стары, как мир. Суровые, неприветливые, пусть и обласканные волнами. За долгие века морю удалось разгладить не одну глубокую трещину на их телах, и лишь старческие морщины старого друга-рыбака были ему неподвластны.

Но каждый раз, когда он наклонялся над водой, чтобы вытащить сеть, море тянуло к нему руки и гладило его лицо. Ласково, нежно, безнадёжно…

6.

«Подходящий день, шторм надвигается, — подумал старик, — больше откладывать нельзя». Ему ли, моряку, помирать на провонявших лекарствами простынях…

Ветер крепчал. Бурое предгрозовое небо отражалось в нарастающих волнах, отнимая и у них голубизну. Старик сидел на валуне и глядел на то, что скоро останется за чертой прибоя. За Чертой.

Такая же старая и смертельно больная лодка терпеливо ждала у берега, готовясь умереть вместе с хозяином. Матрос устроился рядышком, но не как обычно: лежа, расслабленно щурясь на солнце, он сидел подобравшись и нервно перебирая лапами. Глаза собаки, полные смутного предчувствия беды следовали за взглядом хозяина. «Отчего не идем домой? Не для рыбалки погода…»

Чернуха тоже приковыляла к берегу и ткнулась мордой в родную ладонь.

«Набить что ли напоследок трубочку да затянуться разок-другой? Не даст болезнь, кашлем вывернет наизнанку…»

— Ну что, Матроска, посидели на дорожку, и хватит. Веди Чернуху домой. Далеко поплыву я, не возьму тебя с собой в этот раз.

7.

И небо, и море, словно любовники, слились воедино. Так, что не разобрать где небо, а где море, и где горизонт, их разделяющий. И из этой любовной схватки рождалась буря. Она пока еще несмело поднималась из темной воды густо-синими тучами и невинно перебирала нити солнечных лучей. Лучи все слабели, истончались…

Старик знал, что верить буре нельзя, она – убийца. Она все время просит жертвы. Месяц назад буря проглотила молодого рыбака. А потом презрительно выплюнула на берег пустую лодку. Рыбак был его сыном.

Старик задумчиво жевал сухими губами трубку. Седой пес уже не отворачивал морду от едкого дыма, а тоскливо глядел в сторону дома. Кудлатая коза тыкалась мордой в просоленные камни, безуспешно ища травы. Песок был мертв, он не рождал траву, а лишь сам жадно поедал оставленные на нем следы человека и двух животных.

Надвигалась буря. Она просила жертвы. И хватит ли ей черной козы – единственной оставшейся ценности у обезумевшего старика? Ведь в лодке достаточно места для троих…

8.

Хорошо в гостях у дедушки, на море! Сидишь, бывает, на берегу, зароешься ногами в тёплый песок и смотришь в туманную даль. На горизонте не видно ничего, тёмная полоска распростёрлась по всей его длине, словно бы сгустились там угрюмые тучи.

Иногда прохладные волны украдкой подбираются к тебе, играючи щекоча, а порой, наоборот, окатывают тебя с ног до головы, — вот такие волны бывают!

Рядом с тобой отдыхает старая лодка, вся ржавая, краска с которой давным-давно облупилась. Пора бы и «на пенсию» ей! Вон дедушка умостился на небольшом камне, и собака, и коза с ним. Они повсюду и всегда следуют за хозяином. Дедушка устало покуривает трубку, временами вытирает пот рукавом коричневой рубашки. Коза же уткнулась ему в руку, вся такая довольная, а собака высунула язык, подставив мордочку вздорному ветру.

Всё так обыденно и родственно, что уже не удивляешься этой особенной атмосфере, этому настроению, этому чувству единства с необузданной природой, которое захватывает тебя всецело.

ВНЕКОНКУРС

Доктор спросил «Где живете?

У Вас Иссык – Куль рядом есть!

У дома здоровье найдете…

Лучше, чем на море здесь!»

В апреле цветут тюльпаны.

Если не сильный шторм,

Отец на берег песчаный

Приходит с козой и псом.

И старая дедова лодка

Плывет туда, где чище вода

Отец купается, горло полощет

Ежедневно, до первого льда.

Разотрется, оденет сухое

Среди вековых камней.

Какая же радость — здоровье.

Что может быть жизни важней?