Властелин словес №106. Голосование

Бабочка… Хрупкая, ярко-красная, восхитительно дружелюбная… Парит в луче света, но люди, вздрагивающие под струями дождя, не замечают прекрасное существо. Дождь раздражен, агрессивен. Яростно обрушивается на головы и плечи, словно люди виноваты в его плохом настроении. Бьет, стремясь выплеснуть злость, обиду, доказать свою значимость. Дождь несчастен, а маленькая бабочка – олицетворение добра, восторга.

Среди серой, уставшей толпы резко выделяется силуэт девушки в капюшоне. Удивительно! Она не морщится, проклиная отвратительную погоду, а смотрит вверх, прямо на бабочку. Луч света озаряет тонкое, одухотворенное, почти неземное лицо. Под большими, выразительными глазами залегли тени, но это говорит не о тайной тоске, а об огне вдохновения.

Девушка словно не замечает дождя. А может, ей нравится стоять под неистовыми струями? Люди, окружившие красавицу, с недоумением поглядывают на ее радостное лицо. В их головах мелькают разнообразные мысли, а девушка смотрит и улыбается… Она счастлива.

Небо в разводах туч, нити дождя тянутся к земле, бесшумно тонут в безликой толпе. Выцветшие силуэты, отрешенные лица, наушники отсекают звуки внешнего мира. Глаза даже в дождь прячутся за темными очками, смотрят внутрь себя. Нога в ногу, плечом к плечу люди медленно брели в никуда, сливаясь в равнодушную бесцветную массу.

Сердце билось, трепетало, кружило алым мотыльком в проплешинах туч, выискивая внизу того, без которого жизнь — не жизнь. Темные кляксы зонтов закрывали обзор, шарканье ног заглушало знакомое дыхание, биение родного сердца. Мотылек сделал еще один отчаянный вираж, прорезая серую хмарь, оставляя за собой саднящий красный след. Человек в колыхающейся толпе замер и поднял осунувшееся, озабоченное лицо к небу, к ореолу света вокруг алых крыльев. Взгляд с надеждой поймал пульсирующую точку — и сердце человека дрогнуло и забилось. Быстрее, быстрее, в такт крыльям. Взгляд стал осмысленным, теплые отблески пробежали по коже, мокрая куртка окрасилась густой грозовой синью. Жить!

«Серая толпа. Серый океан, в нём каждый отдаёт своё „я“, чтобы стать силой, стать единым с великим движением — и становится никем.

Одна из многих поднимает голову и видит отлетевшую, несмирившуюся душу, красной бабочкой уходящую за линию, в странствия, в небо иных измерений.

И она может — вздохнуть, решиться, вырваться в одиночество, найти свои пути и свои слова.

Или остаться? Помочь другим спастись из безвоздушного морока? Но её цвет — цвет молчания и прохлады, не борьбы или надежды.

Разве что… кто-то другой увидит её синие крылья и возмечтает о своём цвете...»

Я стоял на посту, не обращая внимания на дождь. В мои обязанности входило наблюдение за толпой входящих и регистрация нарушений. Наконец в поле зрения попал парень в синем худи. Все чётко выполняли предписания Высшего Совета и не оглядывались по сторонам, двигаясь в одном направлении, все думали только о Главной Необходимости. Благодаря строгим правилам сохранялся порядок среди идущих, психоэмоции оставались на нулевом уровне, рабочие двигались почти синхронно, в одном заданном ритме. Даже непогода не могла привнести разлад в эту серую массу.

Парень стоял и смотрел вверх- над головами кружил яркий мотылёк, подставляя крылья под капли. Дурачок! Погибнет же. Но и парню не поздоровится — я заметил его и уже минуту держу под прицелом видеофиксатора…

Безликая толпа идёт в дождливый день,

И среди всех такая же безликая ты тень.

Не поднимая головы, идёшь вперёд, как будто в никуда,

И небо синее укутали сырые облака.

Но вдруг мелькнули краски среди этой пустоты,

И взгляд вздымаешь обречённый к небу ты.

Там алым светом освещает мир чуть-чуть

Карминовая бабочка, указывая тебе путь.

И ты кричишь: «Смотрите вверх, на небеса!»

Но ливень заглушает стоны, крики, голоса.

Безликая толпа куда-то продолжает путь,

А ты уверен, что с него нужно свернуть.

Лишь обернуться раз, пойти дорогою другой,

Быть может, там найдется сердцу твоему покой…

Но дождь всё продолжает лить, и солнца не видать,

И с чувствами своими ты не можешь совладать.

Тот страх – быть не таким, как все, иди дорогою чужой…

Нет, ты такой, как все… Ты не особенный и не другой.

Дождь льёт, и впереди лишь сырости стена,

И кажется тебе – судьба давно предрешена.

Но крыльев алый взмах не покидает твои мысли.

Быть может, нужно тебе жизнь переосмыслить?

Ну, а пока те краски в своем сердце ты хранишь,

Когда-нибудь, в далёком будущем решишь

Пойти наперекор реальности той мрачной и сырой,

В которой вместо цвета серый дождь льёт проливной…

Моей несбыточной мечтою

Летала бабочка вверху.

А, может быть совсем не стоит

Мне так мечтать? Гораздо ху —

же так мечты свои отбросить

И жить в реальности.

Пусть дождь и ветер меня носят!

Могу тогда и сущность влаги я постичь,

Оставшись совершенно в одиночестве!

*

Я вижу цель.

Она ведёт меня по жизни

Через толпу людей, и даже в дождь и снег.

И это — главное в том нашем мире низменном,

Где мы живём. Пусть не исчезнет!

Нет, нет и нет!

Косыми лезвиями тонких струй

срезает дождь предчувствие проклятья,

ты вместо норда выбираешь зюйд,

но попадёшь в холодные обьятья,

клеймом на щёку ляжет поцелуй,

и камни вынут из-за пазух братья.

Дай бог, чтоб было всё совсем не так,

чтоб этот дождь закончился когда-то,

чтоб оказался слабым лютый враг,

и в черепки не превратилось злато.

И пусть бы ты, потерянный чудак,

себя однажды ощутил богатым.

Надежде вслед, за красным мотыльком

идёшь, пока не зная о концовке,

и кажется, что человек в толпе — знаком,

так хочется в глаза… но нет, неловко.

Сжимает страх под острым кадыком,

мелькает мысль «а может, мышеловка?

и эта жизнь — дешёвенький ситком?»

И слышен смех за кадром чей-то громкий.

Под серым небом серая толпа

Влачит уныло жизнь словно ярмо.

Лишь одному полёты мотылька

Дают надежды яркое пятно.

Мокрость и серость с неба стекают, всё и всех собой наполняют. Лица тускнеют, одежды темнеют, люди друг друга не замечают… Пламенем алым поденка мерцает, жизнь однодневки быстро сгорает, но успевает отблеском страсти душу из серости высветить… к счастью? Или к надежде, что серость конечна, если увидишь в мгновении вечность…

Унылое, тяжёлое небо плачет, роняя длинные свинцовые слёзы на чёрные купола зонтов. О чём? Не об утраченной ли весёлой детской закличке?

— Дождик, дождик, пуще,

Дам тебе гущи,

Выйду на крылечко,

Дам огуречка…

Улыбалось тогда небо и проливалось весёлым дождём на яркие, разноцветные, босые пятнышки.

А сейчас… всё серо внизу, и лица унылые, сродни ему. Заглянуть бы под зонты, умыть дождём, заставив встряхнуться и вспомнить давно уже забытую закличку…

И пожалели небеса грустное небо, а может, ту, единственно живую среди уснувших, что с надеждой смотрела вверх сквозь толщу туч, будто ожидая чего-то.

И улыбнулись легким просветом небеса, а из просвета выпорхнул лучиком надежды ярко-красный мотылёк.