Властелин словес № 107. Голосование

Чёрный фон картины почти сливается с тёмно-фиолетовым одеянием, и из этой тьмы, как из тьмы веков, выступает фигура старика – древнего, но не дряхлого – дышащая, живая.

Высокий, испещрённый глубокими морщинами лоб. Печать старости или душевных мук? Густая седая борода и усы скрывают губы, однако заметно, что они крепко сжаты. Да и взгляд глубоко посаженных глаз под низкими густыми бровями выражает то же напряжение, что и губы. О чём задумался, старче? Или, что задумал?

Иначе к чему эта древняя книга на столе, с опрокинутой на ней колбой? Да и в руках старика тоже колба. Что в ней? Неведомо. Но ясно одно, в ней плещется то, что наконец-то позволит всем его чаяниям и надеждам обратиться в явь – старик задумчиво водит пальцем по колбе и словно слышится давнее, больное… «пастух, я не люблю тебя…»

«…И я, любви искатель жадный,

Решился в грусти безотрадной

Наину чарами привлечь…»

Господин Алехандро… (так названный в крещении – а подлинное его имя было Ицхак бен Давид, о чём он не забывал ни на минуту, ибо для творимых им обрядов важно настоящее имя, его звучание, сумма букв и многое иное)… Так вот, вертя в руках колбу прозрачнейшего стекла (прогресс неостановим, слава Б-гу), он ждал важного гостя и размышлял о словах Рахель, младшей своей дочки, умницы, овечки своенравной.

Она уверяла: тот богат, но может оказаться сбиром, даром, что так красив…

Ах, сколько добра семье Ицхака может принести его золото! Сколько горя – его ремесло…

Обеспеченность, новые манускрипты и инструменты для опытов. Или – инквизиторский застенок…

Если бы будущее стало таким же прозрачным, как это стекло! Живёшь, ищешь запретное знание, чертишь чародейным перстнем тайные символы, добиваешься богатства и уважения… И сознаёшь вдруг: ты стар, стар, как царь Соломон, а не только не знаешь будущего, но даже не понимаешь, что же такое звенит в голосе этой певуньи Рахель, упрямой твоей овечки…

Странно ложатся карты в этой жизни.

Карты… Игральные, в которые ему не везло никогда, потому что (в далёкой юности) везло в другом. Морские – он мечтал путешествовать, видеть иные страны. Готов был даже служить на корабле. Он-то! Но судьба всё перечеркнула, сдав ему Изгнание, Потерю любви, Нищету на чужбине. Скверный расклад.

Один козырь – его мастерство.

Ох, ну как же он хотел, чтобы ему достался иной талант – дар живописца! Закрывал глаза и видел, как играет свет на стёклах, струятся многоцветные ткани. Ложится тень к ногам юной инфанты, обрисовывая край широкого платья и узкую морду борзой.

Но он всего лишь стеклодув, который делает колбы для алхимиков и всякую нужную мелочь. Иногда, если остаётся время – стеклянные игрушки для детей… не своих, конечно. И, закончив работу, мечтает, что было бы, если бы…

Вот и прошла жизнь. Пришла старость. Поздно чего-то желать… И воспоминания приносят не горечь, а тихую печаль.

И осталась одна молитва: «Дай мне покой, Господи, дай мне покой»…

В лаборатории моей давно я заперся,-

«Как сделать золото, ищу рецепт.

Средь многих, многих этих записей

Пока не принял ни один совет.

Забыл я шум людских утех,

Жену. Она ушла, не вытерпев.

Ушла, и на полу плевок не вытерла.

Упрям я стал с времён я тех.

И, наконец, я получил осадок в колбе!

Вот то, что я искал, быть может!

Что сделать мне, проверить чтобы?

Устал я. Надо б отдохнуть на ложе.

Но нет! Уйдите, не мешайте мне!

Не лягу, если даже вдруг придёт конец!

Он в вас впивает взгляд,

считая не достойным Эликсира,

то детище его,

творил его всю жизнь,

ища ингредиенты,

сна не зная.

Власа седы,

всей жизни путь пройдя,

одной крылатой цели,

силы посвятив,

творец откажет вам,

и всем другим,

и мудро не входя,

в брюзгливый диалог…

Одни глаза ему,

ответы держат,

отравлен или свят и добр,

твой порыв.

Душа ему видна без слов.

Мучительны моменты размышлений,

кому он даст свой Эликсир.

Нет, ты не созрел,

решает он и прячет колбу.