Что плохого в иронии над вульгарным искусством

Почему мы стыдимся признаться, что читали «50 оттенков серого», наизусть знаем песни группы «Руки вверх» и вешаем на массовую культуру ярлык „guilty pleasure“? Писатель АЛЕКСЕЙ ПОЛЯРИНОВ — о том, как элитарное искусство вырастает из вульгарного и о том, почему не стоит смеяться над чьими-либо вкусами.

Джин считался в Англии напитком для бедных. Но после гравюр Уильяма Хогарта (1697–1764)
«Переулок Джина» и «Пивная улица» (обе — 1751 год) правительство изменило правила
лицензирования, и напиток резко подорожал. Изображение: Библиотека Конгресса, 1884

Термин guilty pleasure («постыдное удовольствие») известен многим. Такой ярлык обычно лепят на фильмы/книги/музыкантов, любовь к которым не принято афишировать. Называя что-то своим «guilty pleasure», человек как бы говорит: «да, я понимаю, что это ужасная безвкусица, и мне неловко признаваться в этом, но я действительно люблю иногда посмотреть/почитать/послушать [имя автора]».

Люди редко признаются, что смотрят «плохие» фильмы и читают «плохие» книги искренне — без иронии. Мы так боимся быть осмеянными за наши вкусы, что сами порой превращаемся в снобов, подшучиваем над собственными или чужими предпочтениями (особенно — над чужими), либо, делая признание, ссылаемся на «чисто исследовательский интерес».

И в этом проблема: ярлык «постыдное удовольствие» помогает создать ироническую дистанцию. Ирония — она как те зеленые очки в «Волшебнике изумрудного города»; когда мы иронизируем, мы отстраняемся, и это отстранение мешает нам по-настоящему оценить работу автора — особенно если автор считается «плохим» (ведь «плохой» автор по определению «глуп» и «ему нечего сказать»). А между тем «слабое» и «наивное» искусство раскроется с неожиданной стороны, если смотреть/читать по-честному, без зеленых линз guilty pleasure; на самом деле это единственный способ верно интерпретировать и отрефлексировать замысел слабого автора, продраться сквозь его косноязычие, увидеть направление его мысли, его ошибки и записать ходы (об этом, например, прекрасно пишет Александр Павлов в своей книге «Постыдное удовольствие»).

Всегда полезно помнить, что «вульгарное» — фундамент «элитарного»; оно — своего рода питательная среда для умных режиссеров/писателей, которые, не стесняясь, подрезают идеи именно там — на «дне» — в порнографии, комиксах, мюзиклах, фильмах категории «Б» о зомби, маньяках, вампирах. И своими работами легитимизируют темы, ранее считавшиеся маргинальными [1*].

—

[1*] Яркий пример — комиксы, усилиями Алана Мура, Нила Геймана, Арта Шпигельмана etc давно покинувшие гиковскую инфантильную нишу и ставшие частью не только мэйнстрима, но и большого искусства. До 1992 года вряд ли кто-то мог предположить, что Пулитцеровскую премию когда-нибудь получит комикс (!) о холокосте (!!), а между тем именно так и случилось, и «Маус» Арта Шпигельмана до сих пор остается одним из самых умных и самых продаваемых графических романов.

—

Тарантино вряд ли снял бы «Криминальное чтиво» и «Джанго Освобожденного», если бы в юности не был фанатом спагетти-вестернов и грайндхауса.

Пол Томас Андерсон идею «Ночей в стиле Буги» почерпнул из низкопробных, низкобюджетных порно-сериалов 70-х годов.

Лучший роман Джонатана Коу «Какое надувательство!» весь пронизан ностальгическими отсылками к «низкому» кинематографу 50-60-х — детективам, комедиям и ужастикам.

Таких примеров множество: высокое действительно подчас растет из сора («сора»). Но результат выйдет достойным только если высокое не будет насмехаться над низким и перестанет вешать на него снобистские ярлыки.

Все очень просто: культурное пространство — одно, и границы внутри него — скорее мембраны, чем стены; и «утонченное» здесь развивается лишь в том случае, если активно взаимодействует с «вульгарным». И часто даже подражает ему, переосмысливает. Причем, не обязательно в пародийном и/или саркастическом ключе; история учит нас, что у сарказма и пародии (за редкими исключениями) вообще очень маленький срок годности.

Прежде чем начинать спор об «элитарности»/ «вульгарности» того или иного вида искусства, неплохо бы оглянуться назад: Лопе де Вега когда-то писал, что «Сервантесом способен восхищаться только неуч»; а театр в эпоху Возрождения считался дном искусства, и написание пьес было ремеслом не более престижным, чем ремесло сапожника. И если бы Шекспир при жизни решил издать свои тексты, его бы подняли на смех (как подняли на смех его современника, драматурга, Бена Джонсона (подробнее об этом см. эссе Борхеса «Загадка Шекспира»)).

Культурное пространство постоянно меняется, и очень быстро — быстрее, чем многие думают; высокое с низким иногда просто меняются местами — даже в том, что касается пищи. Вот, напрмер: «… еще в 1800-х омары были пищей низших классов, их ели только бедные. Даже в суровой, каторжной среде ранней Америки в некоторых колониях существовали законы, в соответствии с которыми было запрещено кормить заключенных омарами чаще, чем раз в неделю, считалось, что это жестоко; как заставлять людей есть крыс». (фрагмент из эссе Дэвида Фостера Уоллеса, «Посмотрите на омара»).

Вот так: продукт, который сегодня ассоциируется с роскошью и богатством, еще каких-то двести лет назад мог стать причиной бунта зэков, недовольных тюремным меню.

Поэтому впредь, если кто-нибудь будет подкалывать вас за ваши «странные» и «не-крутые» предпочтения, будь то комиксы, поп-музыка, кёрлинг, вегетарианство, чечетка, демократия, мороженное со вкусом ветчины, книжные скульптуры Брайана Деттмера, фанфики по Гарри Поттеру, стихи Веры Полозковой или, я не знаю, мультфильм «Зомби-трансформеры из будущего против Виктора Гюго», расскажите ему/ей о Шекспире и о тюремном меню в Америке в 19-м веке.

Ну, или просто не общайтесь с такими людьми. Вам решать.

*статус: вырос на комиксах о черепашках-ниндзя и совсем не стыжусь этого*

Скомунижено отсюда