Стиходром-291. Голосование

Ассоциация

Одиночество бродит по свету,

Ловит дряхлым сачком наши сны,

Вычленяя из них всё хорошее,

Оставляет лишь грязь и бинты.

В лазарете хрипит на кушетке

Исковерканный, сломленный Бог,

Санитар нервно курит у стенки,

Под рукою для пепла ведро.

А в ведре — потроха и помои,

Человеческий мусор войны.

Бог в агонии пачкает простыни,

Отчего-то так хочется выть…

Одиночество бродит по свету.

***

Манит к себе прекрасный, светлый путь.

А там вода – не капелька росы.

Лишь нужно вырвать корни и шагнуть-

Всего лишь шаг до белой полосы…

Но кем ты станешь без своих корней?

Тверда земля, сурова, не мягка.

И всё же, не найдёшь её родней.

А там – ничто под взглядом свысока.

Одна беда, коль ты в душе цветок.

К суровой почве так и не привык,

Оплакивая каждый лепесток,

Скорбишь: «Как жаль, что я не борщевик».

***

Магистраль

Боль

Печаль

Серость уходящая,

Пролом

Мука

Свет

Цвет

Там

Пробивается

Жизнь

Настоящая.

***

За сплошной – сплошная неизвестность;

Пересечь – и не сойти с ума…

Это как прыжок из бездны – в вечность,

И насмешки вслед: «Она сама…»

Я сама. Сама иду по краю,

Босиком, кромсая ноги в кровь,

Так сплошную пересечь желая,

Но за нею оставаясь вновь…

Подражание поэзии 19 века

Эпиграф:

«Он убедительно пророчит мне страну,

Где я наследую несрочную весну»… Е. А. Баратынский.

Холодный Стикс уносит пилигримов

В пугающий беззвучием покой;

Нездешний сад растит свои подобья,

Тревожа ум несрочною весной –

И асфодель из Вечности во Время

Ромашкой прорастает луговой.

Стебель степной травы

Я ничего не знал,

Кроме ветра ночного,

Разговоров с травой,

Иногда — дождя.

Он пришёл однажды

И лёг — уснул.

Я так думал — уснул,

Но кровь

Из его сердца

Всё текла и текла,

Горячая кровь — под весенним ветром.

Мои корни и листья-руки

Окунались в неё.

Моё сердце

Кровь прожигала,

Как уголь.

Я менялся.

Я узнавал, что есть враг.

Озирался ночами и слушал

Разговоры степи:

Шорохи, топоты, крики.

Запоминал

Следы сорвавшихся звёзд.

Стоял часовым.

Когда-нибудь степь,

Встретив солнце семь сотен раз,

Отдохнёт. Станет мирной.

И запахи станут иными:

Мягкими, усыпляющими,

И сонным будет

Сухое шуршание трав,

И шаги,

И слова.

Но я останусь таким же.

Буду стоять всё так же,

На вечном посту —

Прямой, безжалостный, зоркий.

Как железная пика,

Оставленная на меже,

На пограничье

Меж двух времён.

Я — стебелёк светлой степной травы,

Во мне и в земле, на которой стою,

Та живая, горячая кровь.

Протяжный крик ястреба

В вылинявшей вышине.

Солнце, песчаный ветер,

Вращенье Земли…

Годы и годы —

Мимо меня,

Сквозь меня,

Безразличные мне —

Проходят.

Я озираю неспешно

Мою степь,

Окоём.

Я настороже, я жду.

Я вижу

Далёкие дни,

Другую жизнь,

Прозрачную, тающую луну

Безмятежного утра.

Серебристые самолёты —

Или иные, того же племени —

Приветствуют собратьев-стрижей

Покачиванием сверкающих крыльев.

Я слышу

Ещё не родившиеся голоса,

Не знающие горечи,

И страшных бед, и потерь,

И тем более не знающие ничего

О безнадёжном,

Как ястребиный крик,

Одиночестве

Умирающего в степной ночи.

Судьба

Алая звезда.

Разбитые пороги.

На тачанке рваная судьба.

Нет спасенья.

Окроплённые собою

Вьются позади снега.

Безутешие.

Безрадостное завтра

Еле теплится

В свинцовых небесах.

Полумёртвое и злое

На тачанке

Всё цепляется

За ветви-рукава.

Всё цепляется,

Всё ждёт.

Рассвета? Чуда?

Всё кричит,

Хоть крови полон рот.

Нераспятый непрощён Иуда,

Тьма заботливо слезу смахнёт…

В лазарете

Будет сниться вопль орудий,

И шрапнель лететь над головой,

Будут в траурных халатах люди

Скальпелем калечить смелость ног.

А потом на маленькой тачанке

Полутруп пытаться будет жить.

К осени заноют злые раны,

А к весне придётся схоронить…