Салфетки 88. Второй тур

Жители Мастерской!

На ваш суд представлено семь замечательных миниатюр.

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 миниатюры, которые, на ваш взгляд, самые лучшие.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать.

За себя голосовать нельзя.

Авторам будет приятно прочитать комментарии к своим текстам.

  1.

Раб Страха.

Нет, силы кончаются. Но на них плевать. Иссяк мой дух. Этот мираж преследует меня. Тьма… Свет… и вновь тьма. Я не вижу Её. Нет, не может быть, чтобы это так закончилось. Здесь, в этом янтарно-белом лесу, под старым дубом, ветви которого уходили вверх и сплетались чёрными лентами, на фоне призрачного белого неба, слепящего глаза. Тень искрилась перед глазами, Воплощение её било в сердце, с каждым ударом отнимая силы.

Нет, я буду нести Её до самого конца… Мы шли вдоль бурно несущегося ручейка, издающего не шум воды, а голоса. Да, Зов Предков, Клич Мёртвых. Ручей вёл нас куда-то вперёд, сквозь чащи густых кустарников на свет. Голос из-под ног молил: «Не оборачивайся». Я остановился. Вдруг почувствовал, как спину раздирает холод, как будто кто-то бьёт меня плетью ужаса и страха. И вот боль поразила глаза. Тень затмила мой взор, теперь все иллюзии исчезли, открыв для меня ночь, бездну, океан тьмы.

Я почувствовал, как страх начинает овладевать мной. «Смерть близко!» — шептал мне голос Тьмы. Он разлетелся на миллионы отголосков, и звенел в пространстве, постоянно повторяясь. Тут я споткнулся. Упав, потянул за собой Её. «Держись!» — молила Она. Я попытался встать, но бесполезно. Хозяин Тьмы уже накинулся на меня всей своей силой.

— Нет, ты не уйдёшь! – шептал голос, — Ты раб собственного страха. Я тебя не отпускаю!

— Не слушай его, — твердила Она, — это всего лишь плод твоего воображения. Не будь его рабом, иди. Освободись сам. Не может быть чувство страха сильнее желания свободы.

— Напрасно ты Её слушаешь – уже ничего не изменить. Ты сгинешь в пустоте, а она умрёт. Ужас остановит её сердце.

Я почувствовал, как она обняла меня, затем ощутил её уста, они ласково прикоснулись к моим губам. И тут… прозрел! Я с надеждой посмотрел на Неё.

— Знала, что любовь – самое сильное чувство!

Я поднял Её и пошёл дальше по ручью. Наконец мы вышли из этого странного, залитого светом леса в чистое поле, сплошь покрытое разноцветными бутонами.

— Послушай, — сказал я, опуская Её на траву, — я уже давно хотел сказать тебе это, но страх стеснял мои слова. Ты – это самое дорогое, что я имел в жизни. Ты – воплощение Любви, в теле Ангела. Ты своим поцелуем освободила меня от оков страха, и я теперь счастлив.

Она улыбнулась, поднялась. Затем, взяв меня за руку, повела вперёд по заливному цветковому лугу, в будущее…

2.

Ариэнн раз за разом бросалась вниз, под уходящий грозовой фронт. Острое зрение Крылатой позволяло ей видеть на земле каждую былинку, различать самое ничтожное движение. Намокшие крылья держали плохо, но она опускалась cнова и снова, всматриваясь в причудливую паутину троп, жёсткую листву деревьев, бурый ковёр изморенной солнцем травы. Нужно было перехватить беглеца до того, как он попытается прорваться через заслон ядовитых лиан. За всё время бежать не удавалось никому из Пылебродов. Даже таким отчаянным, как её Ормус.

Они почти ничем не отличались от Крылатых. Кроме самого главного: у них не было крыльев. А значит, не было и души, ибо душа, божественное дыхание Великой Птицематери, означает прирождённую способность к полёту. И потому бескрылые, Пылеброды, были рабами. Рабочий скот, а иногда и животина на убой – вот какова была их судьба. А тех немногих, кто осмеливался бежать, настигали с воздуха стрелы стражей или убивал в чаще яд чёрных лиан – не действующий на Крылатых, но смертельный для беглецов. Поэтому ей нужно было успеть. Непременно застать его живым.

…Он, конечно же, не смог уйти далеко. Обессиленный, умирающий, лежал он на каменистом дне лесного ручейка, а вода пенилась и шипела вокруг его ног. Тихо подошла к нему Ариэнн. Обняла за плечи, укрыла, как плащом, мокрыми, потрёпанными крыльями.

– Ормус…

– Я знал, что ты придёшь, любимая. – Яд уже действовал, слова с трудом слетали с его губ. – Жаль, что так поздно…

– Нет! Ты будешь жить! Я знаю, что нужно делать! Есть только одно средство. Единственное.

– Что ты…

Она не дала договорить, оборвав его речь поцелуем. Одно движение – и его одежда скользнула на дно ручья. Туника Ариэнн распахнулась, и их тела слились. Мягкий лесной мох колыхался под ними, и в такт ему качались кончики белых перьев. Он гладил её по лопаткам, по тем местам, откуда растут крылья, а она стонала от восторга, видя, как розовеет его лицо, чувствуя, как всё более уверенными становятся его движения, как постепенно возвращается к нему жизнь. А когда он заснул, удовлетворённый, она улыбнулась, обнажив острые клыки. И припала губами к фонтану алой влаги, забившему из сонной артерии…

Сильные крылья уверенно несли её отяжелевшее от обильной трапезы тело. Плоть и кровь отца – как раз то, что нужно только что зачатому ребёнку, плоду запретной любви крылатой и бескрылого, чтобы выжить и родиться на свет. И чтобы через год окончить жизнь под ритуальным ножом жрицы на жертвеннике Великой Птицематери. Богиня будет довольна.

3.

В том сражении не выжил никто кроме него. Ему чудом удалось спастись.

Письма от него перестали приходить уже давно. Она не знала, жив ли он, здоров ли. Единственное, что у нее оставалось – это молитва. И она каждый день молилась, потому что верила, что это сохранит его от всех бед, которые могли бы встретиться на пути. Она боялась, что если пропустит хоть один день, то не убережет от того, что заготовила для него злая судьба. И эта молитва хранила его. Будто ангел стоял за его плечом и подсказывал, какую тропинку выбрать, когда пригнуться от пуль, куда прицелиться.

Наконец, он вернулся. Случившееся невозможно было забыть. Война сильно изменила его. Он чувствовал, что превратился в одинокого волка. Ему больше не нужно было ее нежности и заботы. Призраки умерших товарищей не покидали. Он не знал, как теперь будет жить сам, и тем более не мог себе представить, как они смогут быть вместе с ней. Ему нужна была свобода, запах пороха, раскаты взрывов. Ему казалось, что его место на поле боя.

Она поняла это и так как хотела ему самого лучшего, ушла, чтобы не мешать.

Потеряв своего ангела, первая же пуля пронзила его молодую грудь.

Мы не знаем наверняка, почему на нашем пути встречаются трудности или из-за чего нам везет. Порой, восприятие все только в черном или белом цвете может далеко увести от истины. Даже если все факты указывают на очевидный из двух вариантов ответ, верным может оказаться не замеченный третий.

4.

Идти было тяжело, в груди сильно болело, а ноги едва не отваливались.«Еще бы немного, еще чуть — чуть». Голоса звучали совсем рядом. До спасительного ручейка оставались считанные метры, но преследователи не отставали.

Еще некоторое время назад он сидел в мягком кресле свое офиса. Отпустив секретаршу Ниночку- эту блондинку с длинными ногами и сногсшибательной фигурой — читал очередной бредовый доклад рядового работника. Но лишь мгновение и привычный мир канул в небытие и перед его глазами оказался лес. Прекрасные деревья и вдалеке лесной ручей…

И вот сейчас, тело окутала спасительная влага. Вода уносила человека вниз по течению. Ангел наблюдал тщетные попытки спастись и… не выдержав она вытянула его на берег. Красивый, высокий, уставший парень упал в ее красивые и нежные объятья.

Очнувшись он понял, что уснул в кабинете. Сильно болела спина, но идти домой все равно не хотелось. В холодной квартире стояла тишина, которая пугала его больше, чем приснившийся только что сон. А ангел все еще смотрел в одиноко светившееся окно…

5.

Они все погибли… И это по моей вине! Боль и стыд сковали мой разум, я только чувствовал, что должен заплатить жизнью за ошибку. На берегу моря я подошел к самому высокому утесу, он был словно необъятная глыба, выпирающая из недр земли. Посмотрев с него вниз, можно было увидеть только серые облака, тяжелые, как моё сердце. Я, не раздумывая, спрыгнул. Всегда беспокойное море встречало меня умиротворенной синевой. 


Боль физическая ничто, по сравнению с тем, что происходило в моей душе. Весь народ: женщины, дети, мои храбрые воины были сожжены заживо Аяксом. Усыпив меня колдовством, он намеренно оставил мне жизнь, сделав этим еще больнее. Я виноват, что принял его, надеясь на перемирие. Зачем мне теперь жить? Лучше последовать за своими поданными, так безжалостно уничтоженными.

Удар о воду переломал мне все кости. И я умер.

Открыв глаза, я увидел, что сижу в лесу, и меня обнимает девушка. За её спиной светились белоснежные, словно сотканные из воздуха крылья.


- Я в раю?


— Нет, Креон, ты в мире ангелов. Я остановила твою душу. Сейчас не твоё время. Понимаю как тебе больно, но ты не выполнил своего главного предназначения.

Лицо девушки-ангела озарялось чистотой и состраданием, в её объятиях хотелось находиться вечность. А голос звучал как невиданный музыкальный инструмент, проникающий своей мелодией в каждую клеточку тела.


- Главное, что я должен был делать — это оберегать свой народ, который по моей вине уничтожен. Мне незачем больше жить.


- Ты не прав. Предначертанного не изменить. Создатель даёт тебе ещё шанс. Посмотри сюда, — девушка показала на ручей, возле которого мы сидели.

Сначала я ничего не увидел, но потом появилась четкая и красочная картина: я иду, а на руках у меня младенец с ясными глазами, только разными — левый голубой, а правый зелёный. Затем картинка пропала, и передо мной снова был только мутный ручей.


- Это твой сын, он отомстит за тебя, ему удастся уничтожить Аякса. Возвращайся на землю. И помни, что ты никогда не вправе забирать свою жизнь, потому что не можешь знать, что ждет тебя дальше.

Я вновь открыл глаза и увидел, что лежу на песке, а море нежно облизывает мои ноги. У меня не было ни переломов, ни боли в сердце — прекрасный ангел исцелил меня.


- Господин, вам нужна помощь?


Я повернулся на голос и увидел озадаченную светловолосую девушку, она смотрела на меня, протянув руку. Незнакомка была необычайно красива: стройная, румяная, с добрым и нежным лицом. Но самыми поразительными были глаза — левый голубой, а правый зелёный.

6.

Грох устал. Устал бегать, скрываться и путать следы. И только гордость потомка рода Фарланов заставляла до сих пор не сдаваться. «Хороших ищеек натаскали в Канцелярии, — подумал Грох, — «мёртвой хваткой вцепились. Псы императорские!»

Он с отвращением посмотрел на промокшие насквозь ботфорты, на посеченную колючками кожу рейтузов и грузно опустился на землю. Откинув грязную прядь волос, горько вздохнул — хорошо, что отец не видит его позора! Старый Филипп Фарлан, даже когда отказали ноги, и его жизнь ограничилась монотонными прогулками на каталке от спальни до окна в гостиной, сумел отстоять право на свободу выбора. Молча давил колючим взглядом так, что издевательская ухмылка на лице сенешаля сменилась неуверенной улыбкой:

— Император будет ждать ещё неделю…

А теперь отца нет. Ничего больше нет – остались только одиночество и мрачная чаща Кайзервальда. Грох в отчаянии сжал кулаки – может, стоило согласиться? Наплевать на дурацкую гордость? Сейчас указ императора не казался ему уже столь абсурдно-чудовищным. Человек рано или поздно привыкает ко всему. Подумаешь, всего лишь подстричься…

По спине холодком стекли мурашки. Грох вспомнил, какой ужас испытал, когда в соседней провинции увидел крёстный ход: серые лица, одинаково бритые головы, как в год последней эпидемии тифа. Но больше всего поразили обрезанные накоротко лошадиные гривы. Плешивый параноик в короне мстил всему живому…

Позади хрустнула ветка, и Грох рывком вскочил на ноги. Достали всё же, собаки! Кровь ударила в голову, выбивая трусливые мысли. Он сжал рукоять кинжала – единственной фамильной реликвии, которую удалось сохранить.

— Ты тоже? – голос прозвучал совсем не с той стороны, откуда Грох ждал нападения.

Он развернулся, и… оружие выпало из руки. Перед ним, покачиваясь от усталости, стоял ангел. Но, Боже, как страшно он выглядел! Девушка… Спутанные волосы, порванная туника и мокрые, грязные перья смешались с травой.

— Что тоже? – сипло выдавил Грох.

— Тоже прячешься?

Он кивнул и вновь сел, стыдливо отвернувшись – не пристало потомку Филиппа Фарлана прятаться по кустам. Девушка подошла ближе, обхватила его голову руками, едва слышно шепча:

— Всё будет хорошо, ты теперь не один…

Грох закрыл глаза. Тоска не проходила. От тела ангела веяло холодом – он не чувствовал того тепла, что несёт надежду…

7.

Жених.

— О, горе мне, горе! Отвергла меня прекрасная Ромуальда! Не жить мне теперь на свете! – громкие стенания благородного Гаральда диссонансом вливались в лесной птичий гомон. – Подвел я своего батюшку, ведь сказал он мне: без невесты не возвращайся! Теперь и домой – ни ногой. Что же делать-то мне? А, вот речка лесная ответ даст! Зайти в омут да забыться, ведь недостоин такой как я землю топтать!

Молодой человек слегка болезненного вида ступил в водный поток. Он уже мысленно прощался с жизнью, когда почувствовал легкое прикосновение. От неожиданности приземлившись прямо в воду, Гаральд резко обернулся. На него нежно смотрела крылатая девушка.

— Кто ты? Ангел? Ведь я еще не умер? – голос благородного Гаральлда сорвался на крик.

— Успокойся, Гаральд, я Анима, женская часть твоей души. Ты прости меня, но молча смотреть на твои безумства я не смогла.

— Какая еще женская часть? Ты забываешься, несчастная! Перед тобой – славный муж, благородный Гаральд!

— Не трать время на споры, благородный Гаральд, а лучше послушайся моего совета: забудь строптивую гордячку Ромуальду и направь свои стопы к благородной Диогене!

— Забыть? Она же прекрасней всех! А Диогена, говорят, страшна, стара, нрав крутой имеет, да еще болтают, будто мужчин своих, если не могут удовольствие ей доставить, в камни превращает! Вон сколько камней вокруг ее замка раскидано!

— Ну что ты, Гаральд, неужели этим сказкам веришь? Ведь это Ромуальда их повсюду распространяет, злая, завистливая и холодная женщина! А Диогена – огонь! Мила и место свое знает: будет тебя ублажать да слушаться, восхищаться да другим хвастаться! Ведь где еще во всем нашем королевстве встретишь такого видного жениха! Это ж какой надо быть, чтобы от такого умного, храброго, богатого да знатного кавалера отказаться!

— Точно! Я такой и есть! Сказки, говоришь? Что ж, я им не верю! Вот схожу и сам во всем убедюсь! Ведь я же Гаральд!

— Да, мой господин! Ты, как всегда, прав!

— Эй, Ани…ка? А ты как же обратно вернешься?

— Не печалься, мой господин, глаза закрой на минутку и ступай!

Открыв глаза, с горящим взором направился Гаральд покорять Диогену. На неприметную корягу возле дерева и не глянул. Вот скрылся из глаз он, и обернулась коряга колдуньей Лямнией.

— Ох-хо-хох, — молвила она, — ну и жених ныне пошел – мелкий да глупый! Ну, это ж надо: первой встречной крылатой девушке поверил! Кстати, образ удачный вышел, надо запомнить! Ну да ладно, гонорар я свой сполна заслужила, хотя свахой ох как трудно в последнее время работать стало!