Жители Мастерской!
На ваш суд представлено десять замечательных миниатюр.
Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 миниатюры, которые, на ваш взгляд, самые лучшие.
ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать.
За себя голосовать нельзя.
Авторам будет приятно прочитать комментарии к своим текстам. Не забудьте о внеконкурсе.
Голосуем в комментариях.
ВНИМАНИЕ!
Голосование продлится до 20:00 Мск 13 июля (суббота) 2013 года.
Просьба оформлять ваш топ следующим образом:
1 место — №…
2 место — №…
3 место — №…
_________________________________________________________________________________
Конкурс
№ 1
Мебельная фантасмагория
Люди ушли, и воцарилась тишина.
Вдруг часы закачались и, не торопясь, подкрались к окну. Оно было закрытым. Часам с этой проблемой не справиться. Пришлось кликать швабру и канцелярские принадлежности.
Напольные часы смешно суетились, накреняясь. Ручки, карандаши, ластики и прочая мелюзга радостно взбиралась по щётке к шпингалету. Наконец, окно распахивается, и в комнату радостно влетает прохладный ветер. Он теребит бумаги на столе.
— Возмутительно! Я могу простудиться, — обиделся письменный стол на дубовых ножках и, раскачиваясь, разбудил телефон, дремавший на нём.
Он сонно звякнул, пролепетал: «Семь минут тишины, пожалуйста», — и глянул на суету у окна всеми десятью глазами круглого диска.
Напольные часы, закрутившись штопором, выглянули на улицу. Циферблат посмотрел вверх. Друзья уже ждали. Кресло, кровать и телефон, оседлавший невысокий столик, радостно поприветствовали друга.
— Атас, ребята! Мои ушли, залезай! – и часы исчезли в оконном проёме.
Из гостиной раздалось металлическое позвякивание – прибежал кофейник и сходу затараторил:
— А я поддерживаю, причём, основательно. Это касается всех. Наши хозяева, да и соседи сверху, собрались менять мебель на пластик, то я просто негодую!
— Не кипятись, — сказали часы, — пластиковая мебель тоже имеет право на существование.
— Да! А как я буду на свалке существовать, ты об этом крутил шестернями?
— Кофейник…
— Это безобразие, — застучал дубовыми ножками стол, — они открывают окно. Даже зимой. Я ж простужаюсь, а затем скриплю по ночам.
— Поддерживаю коллегу! – звонко ответил телефон и в подтверждении серьёзности заявления крутанул диском.
— У тебя тоже слабое здоровье? – поинтересовались часы.
— Нет. Но возможно ли терпеть? У меня после их разговоров голова раскалывается. Да ещё трубкой со всего размаху как…
— Всё ясно, друзья, но давайте прекратим галдеть. Сбежать от хозяев мы успеем, — скромно заявило кресло-гость и ещё больше побагровело.
Но мебель продолжала возмущаться, пока напольные часы не воскликнули:
— Шухер!
Но было поздно. Дверь открылась. Хозяева вошли в комнату и застыли в недоумении.
— Не успели, — проскрипели часы.
— Ты слышал, — сказала она.
— Скрипнуло где-то, — ответил он.
— Может, воры ещё здесь?
— Какие воры. Где ты видела грабителей, которые передвигают мебель и заносят чужую? Бордовое кресло, журнальный столик с телефоном и кровать – это не наше.
— Я знаю, чья это мебель. Это соседей сверху. Смотри, кофейник из гостиной кто-то принёс.
— Что же здесь произошло?
№ 2
Тук-Тук
В ночь на пятницу Света не могла уснуть. Мешало всё: огромное и слишком тёплое одеяло, жёсткая и слишком маленькая подушка, назойливые и слишком голодные комары. А ещё лай собак за окном и невыносимый мерзкий стук за стеной.
Тук-тук. Тук-тук.
Света вскакивала несколько раз и долбила в стену кулаком. Она кричала:
— Да прекратите вы уже!
Ей отвечали:
Тук-тук.
Замолкали на минуту и снова:
Тук-тук. Тук-тук.
Света сходила с ума и даже звонила в полицию.
— Они мешают мне спать! — говорила она.
— Примите успокоительное, — отвечали ей.
Света нашла в аптечке валерьянку, отлила в стакан половину флакона и разбавила водой. Едкий запах ударил в ноздри. Света зажмурилась и выпила всё залпом. Когда открыла глаза, вся мебель уже стояла на потолке. Точно мир перевернулся.
Напуганная, отступила назад, споткнулась о люстру и упала. И лишь тогда поняла, что сама висит под потолком. С осознанием вернулась гравитация: Света вскрикнула, падая, схватилась за люстру и вместе с ней рухнула на пол.
Соседи снизу кричали:
— Да прекратите вы уже!
Света с трудом поднялась на ноги, пошатываясь, направилась к кровати. Моргнула. И вновь оказалась под потолком.
— Чёрт! – воскликнула Света, падая в объятия матраса.
Теперь ей всё казалось мягким, родным и уютным. В одеяло она завернулась, как в кокон и мгновенно уснула.
Тук-тук. За стеной не унимались. Тук-тук. Стучали всё громче и громче. Тук-тук. До тех пор, пока не треснула стена.
Света проснулась.
Взглянула на потолок – люстра лежала там разбитая. Хрустальные подвески разбросаны по ковролину, лопнули матовые лампочки-свечки. Осколки вплелись в пушистый мягкий ворс…
— Боже, — выдохнула Света и вместе с кроватью полетела вниз.
№3
Хищный мир
Табурет видел добычу. На битом стекле резвились стайка фарфоровых чашек. Они прыгали, вращались, разбрасывали осколки… Табурет на низко согнутых ножках приближался. Он залез на стену, чтобы мощнее прыгнуть. Чашки насторожились. Табурет прыгнул и сразу разбил три. Остальные засуетились и табурет успел разбить ещё двоих, прежде, чем остальные разбежались. Табурет, довольный охотой, опустился рядом и задремал.
Вдруг в его седушку вонзились четыре пули. Семёныч погладил свой старый ППС по цевью. Пистолет-пулемёт был явно доволен, смотря, как табурет Прыгнул на потолок, свалился и затих.
— Понаприбегало тут… — Буркнул Семёныч. – Гарик! Как там? Мы табурет добыли!
— Хорош! – Крикнул Гарик. Его АК тоже громко передернул затвор, но Семёныч в сигналах оружия не разбирался. – Тащи на базу. Я подтянусь попозже.
Семёныч взвалил на плечо добрых два кило добытого мяса и пошёл обратно на базу. Базой была гидравлическая электростанция, питавшая интерес к людям. Она изучала их, они изучали её. Это было главное убежище людей в районе Воронежа и до Чёрной-Москвы встречались лишь мелкие вымирающие поселения.
Может быть где-то и есть такие же поселения, как Воронежская База, а может даже больше. База с ими не связывалась. Во всяком случае Семёныч про них не слышал.
Многое изменилось за последние сто лет. Семёныч знал мир уже исказившимся. Началось всё лет пятьдесят назад. Никто из старцев не знает, что произошло. Мир начал меняться и менялся до землетрясения пять лет назад. В итоге этих изменений случилось вот, что: все предметы служившее человечеству разделились на две неравные стороны. Одни уничтожали их создателей, другие служили им ещё верней. Появились мутанты, например мясная мебель, ходячие деревья… Люди вернулись в развитии на несколько веков, что было правильно – Что делать с знаниями, как приказывать Интернету, если он бросается на тебя и пожирает? А так погибли многие миллионы, надо сказать, худшая часть человечества. Оставшиеся собирали верные творения, объединялись, выращивали оружие, уничтожали враждебные творения, направленные на разрушение не только людей, но и всего живого. Если людей по близости не было они уничтожали себе подобных, ибо это даёт меньшее удовлетворение.
На базе росли, в большинстве своём, здоровые, умные дети, забытые тайны предков хранились в крепких книгах… Мы выживем. И тогда мир будет лучше. И его можно будет опять загрязнять… Ибо мы Homo Sapiens и с этим уже ничего не поделать.
№4
Митя с трудом открыл глаза и попробовал оторвать голову от подушки. И тут же о себе дала знать бурно проведенная ночь: в голове фейерверки, во рту «пустыня Сахара», в животе «ураган». Застонав, он снова уронил голову на подушку. Легче не стало. Теперь казалось, что кровать скачет галопом и при этом пытается его скинуть.
— Дмитрий, ты уже проснулся?
В ответ Митя только что-то невнятно просипел. И тут, о чудо! Бутылка ледяной минералки! Сделав несколько больших глотков, он смог нормально открыть глаза. Оглядевшись, молодой человек понял, что он не дома… Мало того, вокруг творился форменный бардак! Кровать под ним, нетерпеливо подпрыгивала, стулья гонялись друг за другом, резво прыгая по комнате, комод, как ни в чем не бывало, беседовал с тумбочкой, часы о чем-то спорили с телефоном, а книжки вообще играли в салки! Бррр… Митя тряхнул головой, надеясь избавиться от видения.
— Алкогольный делирий… Нет, столько пить нельзя! Это же надо, допиться до «Белой Горячки»!
За спиной раздался приятный мелодичный смех. Митя повернул голову. В углу на кресле в одном неглиже сидела шикарная девушка. Высокая, стройная и рыжеволосая. Ее выразительные зеленые глаза были полны детской наивности. Это она так приятно смеялась. Девушка щелкнула пальцами и кресло, в котором она сидела, направилось к кровати.
— Ну, наконец-то, проснулся.
— Здрасти… А ты кто?
— Эльза.
— Эльза… Красивое имя. А что я тут делаю?
— Лежишь на кровати…
— Хм… Ладно… Спросим по другому… Как я здесь очутился?
— Я так захотела… И перенесла тебя сюда из бара…
— Чччто ты сделала? – и Митя тут же представил, как эта девчонка тащит его, перекинув через плечо, под хохот завсегдатаев бара «Карамболь»… — Ты что, тащила меня пьяного от самого бара на себе?
И снова Эльза рассмеялась:
— Посмотри вокруг. Как ты думаешь, мне есть необходимость носить тебя самой?
Тут, кровать, на которой находился Митя, взбрыкнула и попыталась его скинуть.
— Prrruutto! Stole smiryano! – выкрикнула Эльза и кровать встала как вкопанная.
Пораженный Митя после этого просто потерял дар речи. Он просто сидел, вылупив глаза на Эльзу. В его глазах вихрем проносились мысли и эмоции. Наконец, переварив ситуацию, он выкрикнул:
— Так это не глюки! Ты — ведьма!!! – и спрыгнув с кровати, помчался искать выход из квартиры.
Эльза проводила его обиженным взглядом.
— Ну, вот так всегда. Ведьма, ведьма! А сами, ослы, даже конфорку на плите взглядом не подожжете! Нет, все, завязываю с гуманитами! Завязываю! От них проку никакого!
№5
Все золото мира
Остановив машину у знакомого подъезда, Сергей вошёл в подъезд и поднялся на лифте на шестой этаж. Лиза открыла дверь, у него сжалось сердце, когда он заметил её измученные, потухшие глаза. Быстро прошёл по коридору и тихо открыл дверь в комнату. Подошёл к кроватке, где лежала девочка, уставившись в потолок.
— Где же подарок? — спросила Лиза, войдя за ним. — Что же ты, Рокфеллер, приехал с пустыми руками? — в голосе звучала горькая ирония.
— Нет, — коротко ответил он, осторожно взяв на руки дочь. — Я привёз подарок.
Дочь с безразличным видом сидела у него на руках, не реагируя ни на прикосновения, ни на звуки. Глаза полуприкрыты, губы сжаты. Полное безразличие ко всему миру.
Сергей подошёл к окну, ощущая, как предательски дрожат в коленях, подкашиваются ноги. Прошла долгая минута, другая. Он вздрогнул от звонкого голоса:
— Папа, смотри, они живые! Смотри, папа, шкаф вылез из окна. У него большие глаза. Ой, и столик тоже.
На сером унылом фасаде здания, расположенном напротив, развернулась весёлая феерия: столик лихо сплясал чечётку, массивный шкаф густым басом исполнил песенку. Часы в деревянном резном корпусе кружились в вальсе с комодом.
Катя захлопала в ладоши и рассмеялась, словно зазвенели сотни маленьких колокольчиков.
— Папочка, почему ты плачешь? — вдруг спросила она, проведя пальчиком по мокрой дорожке на его лице. — У тебя что-то болит?
— Нет, зайчик, просто в глаз что-то попало.
Сергей поймал восхищенный взгляд жены.
— Как ты это сделал? — срывающимся голосом прошептала Лиза.
Он не ответил. Не стоит объяснять, как сделал чудо, иначе оно потускнеет, как фальшивое золото.
Когда счастливая дочь уснула, обняв большого плюшевого мишку, он вышел в прихожую и наткнулся на жену.
— Может быть, ты останешься? — впервые за долгие годы она предложила это сама.
— Я приеду завтра, и мы проведём вместе выходные. Согласна?
Искрящиеся счастьем глаза Лизы стали безмолвным ответом.
Сергей ехал по ночному городу, и перед глазами стояло улыбающееся лицо дочери, и звучал в ушах её смех. Пять лет назад врачи поставили безнадёжный диагноз. «Апатия. Кататония. Коллапс. Вернуть её к жизни может только чудо» — разводили руками лучшие эскулапы. И лишь один предложил: «Какое-то потрясение. В хорошем смысле этого слова может вернуть вашей дочери радость жизни. Но как это сделать — сказать не могу».
Сергей смог это сделать. Сколько это стоило — не имело значения.
Все золото мира тускнело перед смехом его малышки.
№ 6
Мебель
-Часы, я говорю тебе, хозяин хороший человек. Кхе-Кхе, — сказало старое потёртое кресло, и почему-то закашлялось.
-Да, очень хороший, уже 20 лет не смазывал. Нет, вы как хотите, но я иду искать нового хозяина. Вы не помните, да вас и не было, когда моим хозяином был сам Каанттт, — на повышенных нотах, и с каким-то увлечением, рассказывала Часы. — Вот это был хороший человек: вовремя смажет, пыль протрёт на циферблате, да и на дереве. Любила я его. Особенно когда какой-нибудь умный муж придёт, да на философские темы речь заведёт. Я тогда стою и слушаю, да интересно, важно так трубку покуривают и о смысле бытия рассуждают. Я им тогда каждый часик с удовольствием отбиваю, ну, и маятником помахиваю. А этот кокой-то черствый, небрежный, в общем, свинья ухожу я от него. Вот дождусь проезжающего грузовика и прыгну ему на спину. Ты как, Кровать? Со мной?
— С тобой, с тобой, ласковая моя, меня он совсем пролежал: пружины вырываются, ножки подламываются. Ещё пару лет и совсем развалюсь.
— А ты чего, с нами вылезло, раз уходить от старого хозяина не хочешь, — сказала старая Часы, и пониже надвинула стрелки, чтоб казаться очень грозной.
— Да, понятно чего…- застенчиво сказало кресло. — В комнате пыль, дышать нечем, вот, думаю, на стене за окном постою, свежий воздух все-таки…
И все как-то замолчали задумались… На дужках кровати отразилась угрюмое выражение.
Хозяин квартиры был дворником. С самого утра, примерно в 5 часов вставал он под бой будильника Часов. Как обычно похмелялся до 6, за столом, после чего брал метлу и выходил во двор. Мел он до 9 утра после чего, заносил метлу домой. И выходил под магазин «Гастроном», где его встречали его друзья. После долгого и весьма энергичного разговора Хозяин шел домой, дома высыпался до 21-го, после опять выпивал уже в одиночестве, и ложился спать. Иногда он спал прямо на полу. Так продолжалось на протяжении пяти лет. При этом убирался он «мягко сказать редко». Надо сказать у хозяина была ещё одна привычка, которую понять никто из мебели не мог. Утром, когда Хозяин похмелялся, он по обыкновению доставал из ящика стола фотографию, на которой была изображена женщина с двумя красивыми детьми. Смотрел на её и плакал, что то, шептал себе под нос и плакал. После всё же брал метлу и выходил во двор…
— Слышите. Хозяин храпит, — вдруг отозвался стол. — Я не пойду ни куда. Что он будет делать без меня,- и полез обратно в окно. За ним последовало кресло, и кровать.
Часы постаяла, подумала в окне и тоже стала на своё место.
№7
Слишком умные
— …они двигаются совершенно беспорядочно! Одни бегают по дороге, другие лезут на стены, несколько стульев уже забрались на крышу… Ой, один падает!!! Полиция уже оцепила весь квартал, но не исключено, что такая… странная мебель появилась сегодня где-нибудь еще. Объяснить это явление пока никто даже не пытается… — журналистка на экране телевизора смотрела то в камеру, то на шагающие по стене дома стулья и кресла, и лицо у нее было одновременно довольное и испуганное. Потом оператор стал снимать крупным планом медленно сползающую по стене кровать, за которой следовала миниатюрная тумбочка и массивные часы, а после переключился на обломки сорвавшегося с края крыши стула. Среди кусков выкрашенного под цвет дерева пластика были заметны какие-то металлические осколки, похожие на куски микросхем. Толпа зевак, которую с трудом сдерживали стражи порядка, росла с каждой минутой.
Два часа спустя, написав множество объяснительных и расставшись с большей частью зарплаты, известный робототехник Олег Фукс вышел из полицейского участка – и сразу же попал в объятия бросившейся ему навстречу жены.
— Я так волновалась! – зашептала она ему в ухо. – Что теперь будет?!
— Да ничего не будет, успокойся! – шепнул в ответ Олег. – Заплатил штраф, пообещал больше не ставить эксперименты не на работе… Все нормально.
— Если бы я знала, что так будет – ни за что бы не стала тогда скандал устраивать! – с виноватым видом опустила голову молодая женщина.
— Да ладно, Наташ, не переживай! Тебе ведь действительно трудно, я все понимаю, — примиряющее ответил ее муж. – Зато теперь все будет хорошо. Чуть-чуть доработаю систему передвижения – и можешь сколько угодно переставлять мебель в мое отсутствие! Хоть каждый день интерьер меняй без всяких усилий!
— А она опять из-под контроля не выйдет? В окна больше не полезет? – испуганно захлопала глазами Наташа.
— Не бойся, не полезет! Я, кажется, уже понял, в чем была проблема. У таких вещей искусственный интеллект должен быть попроще, чтобы они лишнего не думали. А я нашим стульям и всему остальному поставил самые современные процессоры. Они стали выводы делать и, видимо, как-то не так тебя поняли. Но больше этого не повторится!
— Олежечка, я всегда знала, что ты чудо! – жена чмокнула изобретателя в нос, и они заспешили к своему автомобилю. – Только знаешь, милый… — она на мгновение заколебалась. – Мне еще всегда очень сложно пыль вытирать… Особенно на шкафах…
Изобретатель обреченно вздохнул.
№8
Осознание того, что я проснулся, пришло спустя десяток минут после пробуждения. Очень сложно понять, что ты — это ты, когда конечности не чувствуешь, мышцы не подчиняются, кости не хотят приходить в движение — и твоего тела нет, будто тебя и вовсе никогда на этом свете не было.
Впрочем, сейчас я даже не уверен, что вообще нахожусь на каком-то свете. И белый потолок, нависший надо мной — что, если его видят вовсе не глаза, а воспринимает та субстанция, в которую я превратился после… смерти? Конца света? Вознесения в Рай или падения в Ад?
Мною овладела апатия, но я воспринял это с присущим моему состоянию флегматизмом. Зачем волноваться, если тебя вроде как и нет?..
Я покосился в сторону (как будто у меня есть органы зрения!), желая лучше рассмотреть место своего пребывания. Стол, стоящий у стены, пару раз покачнулся, будто подмигивая мне. Просто чудо, что с него не упала ваза с цветами. Впрочем, почему бы ему и не покачаться? У него, по крайней мере, ножки есть. Раз есть ноги, то качаться — простительно. Вот у меня ноги появятся, так и я с удовольствием покачаюсь, честное слово.
Я перевел взгляд на окно и почти даже удивился. А когда осознал это, то поразился уже тому, что способен удивляться — шутка ли, в моем-то состоянии несуществования! По стене соседнего здания маршировал шкаф, вприпрыжку за ним следовал стул, рядом с ними семенил стол. Нет, стол другой, не из моей комнаты — этот, покачивающийся, дружелюбно решил составить мне компанию. А у мебели, должно быть, большая сила воли — вы бы сумели на таких кривых ножках бегать? А у них выходит, и еще как! Наверняка существует какой-то заговор, раз стульям не позволяют в спортивных состязаниях участвовать — первые места им были бы обеспечены. Да, такая упорная мебель однозначно вызывает у меня симпатию.
Я так засмотрелся, что не заметил двух человек, подошедших ко мне: мужчину в белых одеждах и женщину, почему-то заплаканную. Тот, что в белом, зачем-то уколол меня, и мир снова стал распадаться перед глазами.
— Операция на мозге прошла успешно, — расслышал я. — Тело будет временно парализовано, но мы это предусмотрели. Через пару дней ваш муж сможет двигаться и придет в норму. Мы проведем еще несколько тестов на восприятие, но я уверен, что опухоль была удалена верно, и…
Я мысленно посочувствовал женщине и ее мужу — шутка ли, операция на мозге! — подмигнул на прощание столу и погрузился в свет.
№ 9
Сосед с пятого этажа в очередной раз выбросил из окна пустую бутылку.
— Вот мудак! – Костик поправил съехавшую на затылок кепку.
— Вчера он нассал на газон, так баба Варя два часа причитала и ругалась.
— А что так?
— Дак она же розы только с утра высадила. А этот козёл прям на них.
— Чего только не сделает по пьяни-то.
— Ну ладно, — Витёк протянул руку, — до вечера.
В семь часов друзья с пивом подходили к родному дому. У подъезда стояла покорёженная машина, вой сирены заглушали голоса жильцов.
— Петрович, да ты что, совсем охренел!? Какого чёрта из окна тумбочку было выбрасывать.
— Ну а чё, мешала она мне, — растянув на пузе майку-алкоголичку, Петрович покачивался на тощих, обутых в комнатные тапочки, ногах.
— Мешала?! Да я тебя!.. – Михалыч схватил пьянчугу за грудки, притянул к себе. – Ты хоть понимаешь, что за машину до конца жизни будешь расплачиваться?
— Да квартиру у него отсуди, да и всё. Чего церемониться. – Марья развернулась всем своим грузным телом, обтянутым светлым в мелкий рисунок халатом, и продефилировала в подъезд. Недосуг ей тут лясы точить, борщ на плите закипает.
Вслед за ней потянулись и остальные жильцы, выскочившие на грохот. Ну а кто не услышал падение тумбочки, среагировал на маты соседей.
Следующим утром на лестнице Костик встретил заплаканную бабу Варю.
— Баб Варь, что случилось?!
— Петрович, — старушка промокнула глаза кончиком косынки.
— Что опять?
— Сходи, посмотри. Всё окно мне с забулдыгами побили. Друзей позвал, якобы денег собрать, так полночи и гужевались.
Дверь в квартиру Петровича легко подалась, сам хозяин распластался на кровати.
— Витёк, ты щас где?
— На работу иду, а что?
— Давай сюда, идея есть. Петровича проучить надо.
Спрятав сотовый, Костик пошёл за инструментами.
Протерев глаза, Петрович обнаружил себя на полу, на одной простыне. Оглядевшись, подумал, что спит. Или ему мерещится. Комната была пустой. На ободранных досках пола следы от ножек, пыль вокруг квадратов.
С трудом поднявшись, поплёлся к двери на непослушных ногах.
— Эй! – закричал на весь подъезд. – Меня обокрали. Лю-юди! Всю мебель вынесли.
Вывалившись из подъезда, пьяно покосился вокруг:
— Милиция!
— Тьфу! – обошла его Марья. – Опять напился до чёртиков.
Подняв голову, Петрович заметил нечто необычное.
Ужас тихо подкатил к горлу, и комок он сглотнуть не смог. В этот момент Петрович решил, что спятил: по всей стене, вылезая из окон, торчала, нависая над ним, мебель. Его пропавшая, украденная кем-то, мебель.
Спускались тараканами на подгибающихся ножках. Ползла, надвигалась…
№ 10
Она сказала мне: «Уходите!».
Платье обтягивало ее тело. Этакое платье, усыпанное багровыми цветами, оно ей, толстой и усталой, совсем не подходило.
— Вы, — сказала она, — уже месяц не платите, как так можно!
Я ответил:
— Ну я же живу здесь пять лет. Как так можно?
Добавил еще:
— И вообще, странно как-то выгонять человека, когда он пьет чай с сушками. Когда человек пьет чай с сушками, ему нужно только хорошее рассказывать, уютное.
Но она разозлилась еще пуще:
— На сушки денег хватает, на квартиру – нет? Я уезжаю на свадьбу к племяннице, чтоб, когда я вернулась в пятницу, вашей ноги здесь не было! – и показала пальцем жирным не на дверь, а в окно почему-то. — Идите тудой!
Я так и сделал.
Вообще, мне некуда было идти. За оперу «Король-Робот» обещали заплатить через две недели, а друзья перелетными птицами умчались на гастроли.
Так что я взял кровать, дряхлый стол и красное кресло и прибил их к стене, наружной. Благо живу на втором этаже, не так уж это высоко. Кровать прямо рядом со своим окном заделал.
Уж больно рассердился.
Так что начал я жить на стене.
В первую ночь все боялся свалится с кровати. А утром прикрепил к стене еще часы – огромные этакие, тикающие на всю улицу.
В следующую ночь я просто лежал и смотрел то на луну, то на циферблат. А следующее утро было утром пятницы – и она, хозяйка дома, вернулась со свадьбы. Она высунулась в окно и долго кричала на радость прохожим.
Она кричала так вдохновенно, что я решил использовать чудную тональность ее воплей в следующей опере. Но вскоре она выдохлась и ушла.
Вечером достал скрипку из часов. Никогда раньше не играл в доме, опасаясь гнева хозяйки. Но теперь-то меня выгнали, верно?
Сидя на кровати и болтая ногами, я терзал струны, пытаясь постичь, какой будет увертюра и что делать, когда пойдет дождь.
Я повторял одну и ту же мелодию, выискивая, что в ней не так.
— ВЫ! – крикнула хозяйка, высовываясь из окна моей бывшей квартиры. – Ужасающе! Беспрецедентно!
Она схватила скрипку. У меня от ужаса все смолкло внутри, а она… начала играть ту же мелодию, только быстрей.
И так действительно было лучше.
— Ах, боже ты мой, — сказала она, — Я не знала, что вы… Когда-то и я была… Впрочем, кого это касается! Полезайте обратно. Не дай бог, простудитесь же! И что вы будете делать, когда пойдет дождь?
Внеконкурс
№ 1
«Живые вещи»
Арт устало прикрыл глаза и крепче сжал в руках бейсбольную биту. Древние называли это другим словом, но Арт родился уже в подземной резервации, свободной от «живых вещей», и потому мало знал о далеком прошлом человечества. Похожий на сплюснутую луковицу старинный хронометр на серебряной цепочке отсчитывал мгновения его жизни.
Пару часов назад «живые вещи» окружили дом снаружи и упорно лезли в окна с разных этажей. Столы, банкетки, стулья, комоды, шкафы, были одержимы единственным импульсом – найти и уничтожить теплокровное создание, вторгшееся в пределы их территории. Он в щепки разбил пару стульев и комод, но силы убывали, а подмоги ждать было неоткуда. Такие как он были одиночками, лишь время от времени возвращавшимися в подземную резервацию, чтобы принести людям драгоценные находки – игрушки, книги, часы, мелкую утварь – все то немногое, что осталось в заброшенных городах до того, как в них появились «живые вещи». Арт предчувствовал, что это его последняя вылазка. За пределами дома слышался мерный шелест лопастей летающих роботов-полицейских. По рассказам знакомых одиночек он знал, что роботы снабжены встроенными датчиками, улавливающими тепло. А даже одного мощного электрического разряда их излучателей, пущенного по полу, будет достаточно, чтобы у человека остановилось сердце. Арт встал и подошел к окну. Тюлевая занавеска с цветочным рисунком слабо шевелилась от дуновения воздуха из разбитого окна. Арт видел, как из окон нижних этажей сбегала живая мебель, старательно цепляясь ножками за неровности внешней кладки стен. Это выглядело настолько комично и нереально, что Арт позволил себе искреннюю мальчишескую улыбку. А из-за соседнего здания уже показались хищные силуэты роботов-полицейских…
№ 2
Шел мелкий дождь. Я второй день находился в чужом городе в служебной командировке. До работы было недалеко. Я считал, что уже неплохо ориентируюсь в хитросплетениях здешних улиц и решил сократить путь, свернув в старый переулок. Моё внимание привлек страшный шум с верхних этажей одного из домов. Я посмотрел вверх, да так и замер от открывшегося мне невероятного зрелища. Из окон наружу лезла антикварная мебель. Самая настоящая старинная мебель. Её не выталкивали – она лезла сама. Я невольно попятился, не сводя взгляда с карабкавшейся по стене банкетки. Та шевелилась, изгибая свои изящные ножки и каким-то чудом умудряясь держаться на отвесной стене. Чуть ниже из окна выглядывали высокие часы с боем. Мои пальцы механически сотворили крестное знамение, но скамейка упорно ползла вниз по отвесной стене, даже не думая пропадать или падать. Словно на её ножках были присоски как у мухи. Я перевел взгляд на соседние окна и заметил, что и другая мебель столь же поспешно покидает старый дом. На моё счастье арка, в направлении которой я пятился все это время, выходила на более оживленную улицу. Только оказавшись в окружении обычных людей, я почувствовал, что страх понемногу отступает, уступая место любопытству. Но прежде чем я успел подумать в возвращении к странному дому, земля дрогнула под моими ногами. Со стороны переулка послышался страшный грохот, и столб серой пыли взметнулся вверх над соседними зданиями. В тот переулок я осмелился вернуться только на следующий день, но застал там бригаду рабочих в униформе возле развалин того самого дома, из окон которого вчера лезла мебель. Рабочие на мои расспросы относительно причин вчерашнего взрыва охотно пояснили, что они из бригады по сносу аварийных зданий и что на месте этого старого дома будет построен гипермаркет.
О странностях замеченных вчера я им ничего конечно рассказывать не стал. Лишь спросил работяг, не видели ли они тут поблизости обломки старинной мебели. Оказалось, что в доме уже давно не было ничего кроме бетонных стен – все что оставалось внутри здания за прошлую зиму сожгли бомжи.
А пару дней спустя неподалеку от места описываемых событий в витрине антикварного магазина я заметил точно такую же банкетку, как та, что померещилась мне на стене обреченного к сносу здания.
№3
Home, sweet home
Рыжий, усатый, настоящий красавец – он сидел аккурат за циферблатом, что-то лениво пережёвывая.
Многим это «что-то» показалось бы отвратительным на вкус, но Усач жевал не без аппетита. Да и резкий запах в часах тоже не приносил ему никаких неудобств. Если вспомнить предыдущие поколения — то предки и в обморок падали от подобной вони, и отравления были со смертельным исходом, а теперь? Теперь в их племени куда больше тех, кто приобрёл склонность к вредным привычкам, кто от подобной дряни ещё и удовольствие научился получать. А уж какое поколение-то вырастает здоровое – любо-дорого посмотреть! И Усач довольно глянул на резвящуюся ребятню.
— Пётр Васильич? – несмотря на то, что они были женаты почти двадцать лет, обращались супруги друг к другу исключительно на «вы» и по имени-отчеству, — опять часы встали! Посмотрели бы?
— И не подумаю, — недовольно засопел супруг, — если бы не ваша глупая привязанность к этой рухляди, я бы давно отнёс их на помойку. Не часы, а тараканья обитель!
— Значит, нужно их снова почистить. И не далее, как позавчера, я услышала от Марьи Семёновны о новом чудо-средстве. Может быть, и нам стоит его попробовать?
— Хватит! – Пётр Васильевич вскочил с дивана и нервно зашагал по комнате. – Хватит! Вспомни, сколько мы уже перепробовали этих чудо-средств? А они жрут и только толстеют! Нет! Сегодня же ночью отволоку часы на помойку!
Пётр Васильевич сдержал своё слово. Сразу после выпуска последних новостей, он оторвал часы от пола и, не обращая внимания на всхлипы жены, нежно гладившую часы на прощанье, потащил их к двери. Осторожно приоткрыл её и, прислушавшись – не идёт ли кто? — вытащил часы на лестницу. Часы были довольно тяжёлые и пахли давно ушедшей эпохой. «Ещё бы не быть им тяжёлыми – в них не иначе пуд тараканов», — подумал Пётр Васильевич и замер, услышав, как внизу открылась дверь. Перегнувшись через перила, он увидел соседа — мужа, как раз той самой Марьи Семёновны. Сосед, надрываясь, волок какой-то шкаф, похожий на кухонный. «Хе-хе, — довольно хохотнул про себя Пётр Васильевич, — вот тебе и новое чудо-средство». За соседом он спускаться не стал, подождал, пока тот вернётся с улицы, и лишь потом продолжил свой путь.
Дотащив часы до помойки, Пётр Семёнович ахнул! Это была не помойка – это был мебельный склад. Одно из кресел показалось ему знакомым — сколько раз он в нём сидел, приходя в гости к Виктору Ивановичу. Правда, после этого он всегда странно почёсывался. «Клопы! — догадался Пётр Васильевич. – Ну, точно! Значит, меня кусали клопы – тараканы-то не кусаются…»
— Ой, горе, ой, горе-то какое! – Усачиха бегала по шестерёнкам, горестно заламывая за спину усы, — как же теперь жить-то будем? Это сейчас тепло, а потом? Нет! Что хочешь делай, а ищи какой-нибудь выход!
Впрочем, бегала не она одна. Кругом паниковали их сородичи, пусть прежде незнакомые, а также и другие существа, с кем раньше особо не дружили, но с кем теперь их сплотила общая беда.
— Ну, а что я могу сделать? Не могу же я переставить наш дом обратно в квартиру! А, впрочем… Если все – да как возьмёмся, то… Чем чёрт не шутит?..
На следующий день, гуляющий во дворе дядя Ваня, более известный всем, как «пьянчужка из сороковой квартиры», с удивлением и ужасом увидел, как по стене дома ползёт мебель. Стояла жара, и почти все окна были распахнуты настежь. Первым ползло кресло, за ним довольно шустро поднимались часы с маятником, обогнав по пути тяжёлый кухонный шкаф… Первым своей цели достигло, всё-таки, кресло и, проломив раму, скрылось в квартире на третьем этаже.
«Допился!.. — подытожил увиденное дядя Ваня.
Вернувшись с работы, Пётр Васильевич нашёл жену в невменяемом состоянии. Она тыкала пальцем в часы, которые непонятным образом вновь стояли в комнате, смеялась, плакала и, впервые называя мужа по имени и на «ты», без конца повторяла:
— Петенька! Видишь, видишь? Дедушка! Это дух дедушки! Он рассердился! Как ты мог выбросить его любимые часы?! Как ты мог? Я стою у окна, смотрю… а часы! Они пришли по воздуху! Это дух дедушки – это его дух!.. Есть, есть жизнь после смерти! Есть!
«Конечно, есть, — думал Усач, приводя себя в порядок, — я же живой, а совсем недавно, когда тащили, был уверен, что уже умер…»
№4
Гулкую тишину маленькой уютной комнаты разбавляли едва слышные шаги. Ковер недовольно шелестел под ногами юной Ученицы. Семь шагов в одну сторону — выглянуть в окно на мельтешащих по улице прохожих, семь шагов в другую – уткнуться горячим лбом в запетую дверь, и снова, развернувшись к окну, сделать семь шагов.
Дух Дома настороженно следил за девушкой, стараясь плотнее прижать к стенам нервно вздрагивающие шторы и невольно вспоминая, как добрый Хозяин привел под крышу Дома эту взбалмошную представительницу человеческого рода.
… Домовой, как обычно, проверял благополучие своих владений, когда Хозяин, со смехом открыл дверь и пропустил вперед себя чумазую девочку лет девяти.
— Проходи-проходи, нечего проход загораживать. – Сказал он ей, подталкивая в худенькую спину. – Сейчас чай пить будем, — подмигнул ей Учитель. – С плюшками…
Синие глаза замарашки загорелись восторгом и благодарностью.
— Тебя как звать-то? – спросил Учитель.
— Айли. – Прошептала она в ответ.
— Айли, а не хочешь ли ты стать моей Ученицей? – Серьёзно спросил Хозяин…
— Нет, ну это ни в какие ворота!!! – Нарушило ход воспоминаний Домовика гневное восклицание девушки. – Я же ему ничего плохого не сделала! Подумаешь, превратила в жабу… Так ему и надо! – Продолжала ученица, разъяренно маяча по комнате. – Кто его просил руки распускать?! – Пробормотала она и рухнула в жалобно скрипнувшее кресло.
Схватив с рядом стоящей тумбочки толстый фолиант в кожаном переплете, девушка, бездумно пролистав исписанные неровным подчерком страницы, отложила его в сторону и грустно уставилась в стену. В возникшей тишине раздался мелодичный звон и зеркало, висевшее на стене, серебристо замерцало. Подойдя и нехотя коснувшись его ладошкой, она с недовольной гримасой рассматривала веселую физиономию своей подруги.
— Что, опять провинилась? – Рассмеялась девушка в зеркале.
— Не опять, а снова. – Проворчала Айли в ответ.
— Что на этот раз за наказание?
— «ФедорИно ОрЕ». – Нехотя произнесла Ученица.
— Трансформация неживой материи? – Присвистнула подруга. – Жестоко… да этому заклинанию в старших классах Школы учат, а ты даже первые не освоила.
— Молчи уж, сама знаю.
— И в кого?
— Хотя бы в кошку. – Еще больше загрустила девушка. – Да я тут век куковать буду!
— А если замки взломать?
— Ну-ну, Учитель купол поставил.
— Мдаааа, — глубокомысленно протянула подруга, — похожу в клуб мы сегодня не пойдем! – И исчезла из зеркала.
Посидев еще немного, сконцентрировав магию на кончиках пальцев и закрыв глаза для лучшего эффекта, Айли робко произнесла заклинание трансформации:
— ФедорИно ОрЕ.
Прислушавшись к тишине, девушка с надеждой открыла глаза и…. ни-че-го.
— Хм, с первого раза ни у кого бы не получилось…. – Задумчиво проговорила она, заставляя пальцы повторно светится. – ФедорИно ОрЕ….
Промучившись до конца дня и не получив никакого результата, Ученица со злостью разглядывала ненавистные предметы интерьера: мебель, шторы, картины – все было обругано самыми нескромными словами. В последний раз, сконцентрировав магию на кончиках пальцев, Айли рыкнула в сторону стула:
— Федор-р-р-рино хг-Оре!!!
… Дух Дома с удивлением и с все возрастающей паникой наблюдал, как лелеемые и горячо любимые им предметы антиквариата нестройными рядами покидали комнату через окно, а эта… ЭТА… НЕУМЕХА дико провожает глазами свое очередное недотворение.
№5
— Да! – заявило старое кожаное кресло. – Мы должны бороться за свои права. Составим декларацию.
— Охотно, — высокие напольные часы, подбоченясь, приготовились внимать.
— Первое, — стол, патетично потянувшись к потолку, произнёс: — Не резать по нам ножом. Второе: не ставить на нас горячие сковороды и кастрюли. Третье: не заваливаться на нас спать.
— Да! – подхватила кровать. – Именно! Не прыгать, не заваливаться с разбегу, не пытаться лечь вдвоём или втроём, да ещё и с грязными ногами. И вообще не ложиться грязным, — воскликнула она.
— И не садиться на нас без одежды! – мрачно добавило кресло. – Это самое главное – иметь к нам уважение и не садиться голым задом.
Напольные часы покосились на него, и кресло визгливо добавило:
— Это сексуальное домогательство!
— Это что, — прошептала кровать, — видели бы вы, что они вытворяют со стульями…
При этих словах скромно стоявшая в углу табуретка упала в обморок.
— Так. Нужно всё это записать, — бюро деловито зашуршало бумагой.
— И запретить прятать во мне бутылки, — пролепетали часы.
— А можно ещё запретить им орать? – спросил телефон. – И очень больно, когда стучат.
Будь вещи не такими старыми и обветшавшими, они, наверное, могли долго продолжать дискуссию, выясняя, что важнее, что не так уж и нужно, кто правее и чьи права наиболее ущемлены. Но так как были они уже изрядно потрёпаны жизнью и владельцами, энергии на пустые разговоры не хватало, и они быстро пришли к согласию. Написав Декларацию и зачитав её, единогласно проголосовали: принять.
— Постойте-ка! – вдруг спохватился комод. – А как же другие? Мы, значит, поставим своим хозяевам ультиматум, а соседские вещи?
— Да, и если мы уйдём от своих, они тут же найдут нам замену, — нежно пропела доселе молчаливая табуретка.
— Надо донести нашу мысль до всех! – и кресло, скрипя, решительно двинулось к окну. – Ну, что стоите? – оглянулось на соратников. – Двери заперты, остаётся только один путь – к свободе и равным правам. Наша задача – распространить Декларацию.
— Но как же мы выйдем? – воскликнула кровать. – Там же высоко.
— Не страшно, — проскрипело кресло. – Будем помогать друг другу. Кто боится, может остаться.
— Тогда я вперёд! – и, отодвинув товарищей, напольные часы шагнули на подоконник. – Спущусь до нижнего этажа, если что, подхвачу остальных.
— Освободим сородичей от векового угнетения. Дадим им чистые тела и красивые простыни! – воодушевившись, кровать шагнула на стену.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.