Салфетки №409 Голосование

Вот ты и подошла к самой границе реала и вымысла.

Грань тонка

и прозрачна.

Не знаю на счет прочности,

но это стекло.

Как только перейдешь ее,

назад дороги не будет.

Знаешь.

Зеркало вовсе не жесткое.

Это твое отражение не дает тебе туда проникнуть.

Вот если отражение убрать —

то получится простой дверной проем.

Чупа

УЕДИНЁННОЕ МЕСТО

На скамейке, около детской площадки встретились две подруги.

— Ой, Валюша! Конечно, рано ещё поздравлять те…

А что это с тобой!

— Ты знаешь, Оля. Мне нужно, нет, просто необходимо поделиться с тобой.

Я вчера такая радостная подошла к дому и решила уединиться в моём личном месте,

там, за домом в высокой траве, чтобы всё обдумать. Обдумать его предложение.

Ну, вот, затаилась я там, молча.

И вдруг, через некоторое время слышу чей-то смех, а потом наступила пауза.

Любопытно стало мне. Раздвинула я высокую траву и увидела целующуюся пару.

А когда уже они повернулись, то я узнала моего Колю. Того, кто сделал мне

предложение! Я так и застыла. Они ушли, а я легла я на широкий порожек и пролежала.

Сколько времени? Не знаю. Потом уже стала отходить.

— Так свадьбы не будет?

— Да, не будет.

Зеркало отражало всё кроме меня. Вот старое, продавленное кресло со шрамами сигаретных ожогов на подлокотниках, вот телевизор — жалкое подобие собеседника — бурчащий что-то в углу, вот шкаф с витриной посередине, где выставлены на всеобщее обозрение предметы, к которым никому нельзя прикасаться, вот ополовиненная бутылка «Джека», пробка от которой затеряна в одной из миллиона версий существующей реальности. А меня — нет. В зеркале. Ни по ту, ни по эту сторону.

Может быть, это какой-то оптический эффект или волшебство… Или всё проще, и у меня обыкновенная белая горячка… Ещё бы — полбутылки вискаря в одно рыло без закуски. Зачем было так нажираться? Просто потому, что пятница?.. Или потому, что один?.. Хороший вопрос. Вот только ответ на него ничего не даст. Пустая трата времени. В конце концов, может ну его к чёрту это отражение? Зачем оно нужно? Это же не рука, не нога, не голова. Буду считать, что я в компьютерной игре. Экшене от первого лица. Первым делом опохмелюсь.

Так… Надо подойти к бутылке. Подойти — значит передвинуться в направлении объекта, поочерёдно переставляя ноги. Ноги… Ноги… Чёрт возьми, где мои ноги?! На какую клавишу ходить?! Где интерфейс? Можно ли вызвать консоль? Даже если можно, что я там напишу? IDDQD? GOD? И нахрена мне бессмертие в мире, где я банально не могу выпить?

Нет, это так не работает. Это никакая не игра. Тогда что? Может… Да нет… Хотя… Но если… Чёрт с ним, с виски — где я? Руки на месте, голова, крючковатый нос, чуть навыкате глаза, выпяченная нижняя губа, придающая моему лицу вечно обиженное выражение. Я здесь. Осталось понять, где это здесь. Или — когда. И всё ещё остаётся вопрос, как здесь перемещаться.

Если допустить, что движение — это инстинкт, нечто первородное, звериное, может, есть смысл просто закрыть глаза и сделать шаг? Получилось, иду. Чёртово кресло! Чёртов телевизор! Чёртов хрусталь! Здравствуй, милосердный паркет.

Медленно прихожу в себя. Голова раскалывается, тело кажется неподъёмной тушей только что заваленного мамонта или базальтовой глыбой, никоим образом неспособной отвечать на сигналы мозга. Всё же собираю все силы в кулак и встаю на четвереньки, мутным взглядом обвожу комнату. Перевёрнутое кресло, дымящийся телевизор с расколотым экраном, мелкое хрустальное и фарфоровое крошево на полу, а в центре комнаты, словно в оке бури, абсолютно невозмутимая, ополовиненная бутылка «Джека». Тянусь к ней, делаю долгожданный, целебный глоток и возвращаюсь в эту ненавистную, скучную, серую реальность.

Чёрт побери, как же я рад!

В Зазеркалье оказалось неинтересно. Совсем не то, о чём читала в книжках Лика. Ни тебе часов, идущих в обратную сторону, ни слов наоборот произносимых, ни точной копии себя.

Сюда помог проникнуть ей собственный голос, который приснился в сотый раз:

— Подойди к зеркалу в прихожей. Брось в него монетку, а вслед иди сама. О, какой чУдный мир тебя там встретит!

Лика и проделала всё это. Монетка пролетела сквозь стекло, а за ней прошла и девушка. И где она теперь?

Лежит на полу в гардеробе за зеркалом. Вокруг висит одежда, растут немыслимые цветы, и пахнет миндалём и мёдом.

Лика вылезла из гардероба, встала и оглянулась. Чудесные цветы сплелись по всей прихожей, а один синий колокольчик наклонился и пропел ей на ухо:

— Король уже ждёт тебя.

— Какой король? – спросила Лика.

— Цветочный, какой же ещё, — ответила лилия, заглушив белыми лепестками все запахи.

— Угу, — буркнула Лика. – Читала я сказки в детстве. Король захочет на мне жениться, а я не захочу и убегу. Меня поймают и посадят в башню.

Со всех сторон раздался смех.

— Король женат. И ты смешная. Король приглашает на бал того, кто оказался в Зазеркалье. Сегодня вечером он ждёт сто восемьдесят пять гостей.

— Отсюда?

— Отовсюду! Веселье, танцы, фейерверк! Собирайся!

— Я не умею танцевать.

— Умеешь, — чайная роза поделилась с ней пыльцой. – Теперь умеешь.

— Скорее! Причёсывайся и одевайся! – запел цветочный хор.

— Волосы я распущу, а бежевая мини юбка и голубая блузка подойдут?

Бутон пиона даже весь раскрылся:

— А ещё носишь такое имя – Анжелика! На бал лишь платье надевают. Вот, держи.

— Вот это длинное безобразие — платье? – успела возмутиться Лика, но увидела себя в зеркале и присмирела.

Откуда птички? Маленькие, красивые. Закружили из её волос причёску, Лика ахнуть не успела.

— Ладно, но хрустальные туфли я не надену, так и знайте. Я вам не Золушка!

И снова смех.

— Зачем весь этот бал вам нужен?

— Не нам, тебе, — ответили со всех сторон. — Ты сможешь задать три вопроса королю и один королеве. И получить честные ответы.

Лика сразу поверила.

— Тогда отправляйте!

— Ты готова.

Бал! Изысканный, торжественный, прекрасный. У Лики закружилась голова от красочных нарядов, запахов и звуков. Но вот — король на троне и королева рядом. Не отклоняя предложение на танец, который показался ей волшебным, Лика всё же оказалась возле королевской четы и поклонилась. Умеет? Удивляться некогда. Можно ли задать вопрос? Король кивком ей благосклонно разрешил.

— Ваше Величество, он меня любит?

— Нет.

Лика еле выдохнула от боли:

— Но женится на мне?

— Да.

— Без любви? Зачем?

— Ты любишь, и ему достаточно.

Ведь это правда, она же знала это, чувствовала! Нет, не такое счастье хочет Лика, но вопросы кончились.

— Ах, милое дитя, — сказала королева. – Спроси меня.

— О, королева, я встречу человека, с которым буду счастлива?

Улыбка королевы ответила скорее слов:

— Да. Но надо подождать.

— Конечно. Хоть тысячу лет.

— Так долго не придётся.

Смех, запахи и музыка, всё стало отдаляться и растаяло.

Лика лежала в кровати, но точно знала, что ничего ей не приснилось. Всё явь: цветочный бал, волшебный танец, королевская чета, вопросы и ответы.

Сегодня Анжелика откажет одному человеку и будет ждать другого.

Сколько?

Столько, сколько будет нужно. Миг или вечность.

И он найдёт её.

*

В вазе на столе возникла белая роза…

Что ж так неудобно? Почему тесно? Комната большая, кровать огромная, а мне тесно!

Как будто меня засунули в шкаф!

Неужели так теперь будет всегда?

— Убийца!

Убийца… Что?! Я назвала себя убийцей?! Я никого не убила!

— Это я, твоя совесть. Ты убила, прекрасно это знаешь. Это банально и очевидно.

О-че-ви-дно…

— Когда тебя преследует какой-то неадекватный ухажер, то ты имеешь право попросить помощи у мужа! Он должен защитить свою женщину!

— А ты предупредила, что неадекватный ухажер… ммм… неадекватен? Что он может убить? Как он тебя называл, этот маньяк, вспомни! Он звал тебя своей бедной овечкой! Знаешь, почему?

— Потому что я глупая овца.

— Нет. Потому что овечек в конце концов режут. Ты видела в глазах этого страшного человека безумие!

— Иди на фиг! Уходи!

— Ну и корчись тут одна!

Да, я видела безумие.

Как все банально… Как в английском детективе какой-нибудь Агаты Кристи. Я послала мужа к маньяку, потому что поняла, что не люблю мужа. А люблю этот красивый дом и счет в банке… Муж думал, что ко мне прилип какой-то молокосос, которому достаточно дать пинка или набить морду… Тьфу! Банально и очевидно, она права, моя совесть.

Я хочу разогнуться, вытянуться и заснуть! Я хочу жить в большом доме с удовольствием! И тратить мои деньги. Ведь они теперь мои!

…Цветы… В этом узком пространстве ненавистные цветы! Мерзкий запах! Лилии, розы… Муж всегда дарил цветы. А я хотела колечки и шубки! Зачем, вот объясните вы мне, зачем женщинам эти мертвые цветы? Букеты стоят безумно дорого! Ну дай ты жене деньгами! Идиот, он думал, что я радуюсь цветам.

Да: мертвые цветы, мертвый муж, и я лежу, как мертвая.

Сколько можно лежать скрючившись? Я в туалет хочу!

Без совести плохо. И страшно.

— Я не могу встать! Я не могу повернуться! Где ты?

— Да здесь я. Всегда с тобой. Я вот думаю…Самое интересное, что тебя даже посадить не за что! Вот ты попала!

— Погоди! Слышишь?

Куда делся мнимый шкаф, где цветы?! Шаги… Шаги!

Муж не закрыл дверь? Неужели? Конечно, он ведь побежал за маньяком, когда я завизжала! А потом я скрючилась. Дверь просто захлопнулась. И войти может кто угодно.

Шаги!!!

— Здравствуй, девочка моя! Теперь нам никто не помешает быть вместе. Ты ведь хотела, чтобы я его убил? Я сделал все, что ты хотела. Не бойся. Иди ко мне, бедная моя овечка.

Его лицо – её собственное лицо – она видела всё время, пока шла по лесу, ускоряя и ускоряя шаг, понукая себя, отмахиваясь от хлеставших веток. Его тёмные глаза смотрели из-под картонной маски, взгляд казался твёрдым и упрямым, но только казался. Когда маску сорвали и он опустил голову, чтобы его не разгадали сразу, Найя увидела его неуверенность, страх будущей боли. Волосы падали копной на лицо и скрывали до поры его черты. Длинный балахон прятал фигуру мальчика-мужчины. Его руки дрожали, Найя чувствовала, что он почти раздавлен тем, что сейчас случится.

Ударилась коленом о ствол. Нет… тут же тропинка, никакого дерева… Но плечо, спина – всё как будто взвыло от ударов. Как же больно! Отец бил всё сильнее, сильнее, как будто не мог остановиться, как набиравший ход поезд. Она слышала каждый стон, каждый чавкающий удар ремня… Хватит, надо отгородиться, она не поможет брату, а ребёнку навредит. Она очень устала, ей жарко…

Это его страх, я не боюсь. Мне не больно. Я всё смогу. Дойду, спасу ребёнка, устроюсь… Потом заберу к себе Ная. Всё будет хорошо.

«Я отдам тебе разрешение, ты улетишь».

«А ты? Мы же всё спланировали...»

«Всё равно ничего у меня не получается. Нет у меня таланта ни в чём. Ну и плевать на всё… А ты можешь погибнуть. И ребёнок. Помнишь кошку?»

…Их кошка ждала котят, ходила, переваливаясь, с большим животом. Как-то, когда к отцу пришли гости, несколько мужчин из их деревни, её стошнило на его ботинки. Отец выругался, оттолкнул кошку. А та снова подошла к хозяину, жалобно мявкнула, потёрлась. Кто-то их мужчин рассмеялся, другой подхватил: «Кажется, она сейчас отметит и вторую ногу!». Отец пнул её со всех сил в живот раз, другой… Найя с братом утащили кошку. Баюкали её. Но она умерла… А котят отец утопил.

Зачем только вспомнила! Как будто это её ударили в живот… Она опустилась на траву, хватая воздух. Тихо, тихо, малыш… Нам не больно, это не с нами… Руки гладили живот, убаюкивая. Он, бедняжка, внутри, в темноте. Ничего не понимает. Когда он начнёт шевелиться, она будет ловить момент и гладить его. Надо успокоиться, отгородить сознание, реально только то, что здесь… Листья, какие-то птицы. Скоро Станция. Заберёмся с тобой в большую-большую птицу, сверкающую, надёжную, и полетим себе в далёкие голубые края… Вот, боль прошла. Ей удалось закрыть сознание, успокоиться. Она всё сумеет.

Они сидели в её комнате, около тётиных цветов, в которых Найе раньше так хорошо мечталось – о звёздах, путешествиях, взрослой жизни. За год до смерти тётя пробралась в отцовскую комнату, взяла его печать. Написала Наю разрешение.

«Тебе надо бежать отсюда. Потом вытащишь сестру». Показала тайник, куда убрала бумаги и деньги…

Если бы не эти мечты… Она никогда бы не пришла ночью к их временному гостю со Станции. И не попала бы так глупо…

…Огромный простор Станции открылся внезапно. Она приложила руку ко лбу, чтобы не слепило солнце. Ворота вон там… Как она устала. Но она дойдёт. Так надо.

– Так… Кто тут у нас? Най Эрги, шестнадцать лет…

Охранник просмотрел все бумаги, особенно разрешение от отца на вылет. Поглядел на снимок, на лицо Найи.

Внезапно (как же некстати!) боль снова накрыла её. Это потому, что она услышала его имя и снова сознание рванулось к брату. Как ему больно! Как ей больно. Она сжала ладони, ногти процарапали полосы на ладонях. На лице выступил пот. Но ведь сейчас так жарко, это не подозрительно.

Нельзя выдать… Скажут, болеешь, посиди в карантине. Не выпустят. А потом отец найдёт её…

– Да, – спокойно сказала она. – Най Эрги.

– Иди на Станцию. Заполнишь анкету, купишь билет… Надеюсь, деньги есть?

– Да, конечно.

– Что ж…

Ногти сильнее впились в ладони.

– Добро пожаловать – и доброй дороги, Най!