Салфетки №403 Голосование

… Он ещё раз отодвинул шторку на окне, надеясь, что в этот раз картинка за ним будет соответствовать всем остальным ощущениям. Перестук колёс на стыках рельс, плавное покачивание, запах дерева, железа и свежего постельного белья, вкус горячего чая с сахаром, резная медь подстаканников, гладящая кончики пальцев. Всё было привычно, уютно, ностальгически-романтично. Но глаза отказывались верить в матовый полумрак купе, каждый раз, когда возвращались к молочно-белой, вязкой, непроницаемой пелене тумана за окном. Тумана ли? Бывает ли такой туман? Больше похоже на прибрежный морской, когда резко меняется температура и корабли осторожно крадутся вдоль кромки берега и вахтенные напряжённо всматриваются в него, в надежде увидеть хоть на миг разрыв в плотном облаке. Или луч прожектора маяка, на выходе имеющий мощь киловатных ламп, усиленную линзами и отражателями, но пробивающийся сквозь вязкое тело тумана лишь желтоватым почти бесплотным призрачным рассеянным пятном.

Он раздражённо задёрнул шторку. Куда они едут? В никуда. Он знал, что поезд идёт в никуда, но всё ещё отказывался в это верить…

Густой туман медленно загораживал дорогу, по которой бесшумно двигался Поезд. Темные вагоны были скрыты, только кое-где виднелся неясный свет. Дорога растворяется в туманной дали. Неожиданно поезд остановился, и серое облако метнулось вверх. Скрежет колес пронзил ночную тишину. На перроне стоял седовласый мужчина в темном костюме, развернув белый свиток, он стал называть имена людей. Поезд будто был живым и откликался на каждое произнесенное имя. Громко гудел. А свет, что был в вагоне, каждый раз превращался в темноту. Когда погасло последнее окно в вагоне, черное небо пронзило громом, яркие вспышки молнии насквозь пронзили загадочный поезд, дорога, рельсы превратились в Реку Памяти, чьи воды вели души людей в другой мир…

Всё, что я вижу — окно. И тягучую, густую, настоянную на горечи степных трав ночь. Она бьётся в скруглённом прямоугольнике окна, словно дикий зверь, очнувшийся в клетке, отчаянно ищущий выход. Увы! единственный выход — мой взгляд. Усталый, одинокий, холодный. Выбора нет — и я впитываю ночь. В окне просыпается Солнце.

Поезд продолжает ход. Гудит необязательными разговорами, звенит кружками и мисками, смолит цигарками в тамбурах, а в тёмных закоулках моего мрачного взгляда свернулась клубочком мурчащая нежность ночи.

Они стреляли! Да я съем свою шляпу, если то, что выбило щепки из притолоки над моей головой, не было пулей!

Они кричали, кто-то чертыхался, но когда ботинки первого из их шайки застучали по тротуару, я уже канул в темноту. Сбежать было бы плёвым делом, не стреляй эти гады вслед. Приходилось петлять, держась тёмной стороны, а проклятые фонари, как назло, светили вовсю!

Они загнали меня на вокзал. Повезло – я изловчился и спрятался за какими-то ящиками, и вся шайка, пыхтя, промчалась мимо. Куда теперь?.. Квартирку мою, думаю, уже обложили. Ну так не спать же на скамейке, я не клошар какой-нибудь…

Другой дороги с вокзала не было, кроме моста, вот по нему я и крался, стараясь не шуметь. Но – что ты будешь делать, не фонари, так луна – они меня увидели.

И тут – вот удача! – послышался грохот поезда. Это шанс, и ошибиться нельзя! Я упал на мост. Их топот всё ближе… Ухватившись за ограду, свесился с моста и отпустил руки. Рассчитал точно. Они палили из всех стволов, но темнота и лихая, доложу вам, скорость неизвестного поезда оставили их дураках.

Уцепившись за какие-то железки, соскользнул вниз и – раз, два – втянулся в открытое узкое окно. Коридор, закрытые двери купе…

Стоило бы выяснить, кстати, куда едем. Вот оно, расписание, ага…

Проклятье! Отдам последний грош тому, кто сумеет здесь что-то разобрать! Судя по времени, мы только что проехали какой-то «Искусственный рай». Дальше – «Пьяный корабль». Кто вообще даёт такие названия? Давненько не ездил в поездах, а тут целая революция в дурдоме, упустил… Но выбирать не приходится, верно?

Потянув дверь, заглянул в следующий вагон. Тут одни сидения, не купе, видимо, для публики победнее… И рожи здесь, скажу вам, тоже соответствующие. Да и ладно. Зачем мне барышни из благородного пансиона, а? Не подумайте, я отнюдь не против барышень, только сейчас немного не время…

Сел на свободное место, сдвинул шляпу пониже. Проклятье! (Хотя, кажется, я это уже говорил). Поезд остановился, и знаете что? Вместо платформы, касс и прочего там были какие-то лодочки и море! Несколько ненормальных с саквояжиками вышли и забрались в эти судёнышки. А волны, мама миа, волны! Вот тут уж я принялся смотреть в окно, не отрываясь. Где едем? Куда? Следующая станция называлась чудненько – «Безымянный город»! И выходившие здесь идиоты проваливались прямо в песчаные барханы. А название просто висело в воздухе (какой-то трюк? М-да, прогресс неостановим.)

В вагоне почти не осталось народу. Несколько странных типов с какими-то тюками… У меня имелось множество вопросов, но задавать их своим временным спутникам желания не было.

Около окна висело расписание. Так… остались две остановки. Бесплодные земли-1. Бесплодные земли-2. И всё. На первых землях (к слову, выглядели они именно так, как назывались) из вагона вышли оставшиеся.

– И что дальше? – спросил я вслух. Не кого-то, сам себя. Но мне ответили.

– А что дальше? Эх, горе-путешественник! Надо было не хлопать глазами, а выходить на «Пьяном корабле». Там та ещё качка… зато впечатлений – на всю жизнь, сколько там её ещё осталось… А потом я перешёл на другую ветку. Вот и всё.

– Ты перешёл? А ты вообще – кто?

Голос был… отовсюду. Не может ведь быть, что…

– На этот вечер я твой поезд, друг мой.

Я молчал. Редкое для меня состояние, но… Сейчас оно показалось мне уместным.

– Да… Бесплодные земли-2. Местечко так себе. А дальше…

Он вздохнул. Потом продолжил бодро:

– А дальше – в ночь, закольцованную, бесконечную, в которую падаешь и падаешь, и звёзды – просто блескучая пыль… в никуда и нигде… Приятного пути!

Поезд в никуда

Чистилище — место, которое находится между адом и раем. Чистилище – это остаться Между. Между темнотой и светлой стороной. Между правдой и ложью. Между любовью и ненавистью. Между умом и сумасшествием. Между жизнью и смертью. Остаться между хорошими и плохими.

Тот, кто не был в чистилище, не может знать награда это или наказание. Те, кто находятся под наказанием в аду, считают это наградой, а те, кто награждены в раю будут считать это наказанием.(из инета)

Холодное железо обжигало щеку Марианны, а дрожь земли и звук приближающегося поезда инстинктивно принуждали проснуться. Она лежала на покрытых лёгким инеем рельсах, которые обрывались, исчезали, смытые ледяным паводком. Над водой стеной стоял осязаемый туман. Девушка попыталась подняться, потревожив битое стекло тонкого льда, но её ослепил свет буферных фонарей летящего на неё состава…

Марианна проснулась, смахнула с век привычный кошмар и взглянула на часы. Маятник старинных напольных часов мерно выстукивал время за стеклянной дверцей. В будке стрелочника помещались железная кровать и небольшой стол под единственным огромным окном, смотрящим на пути. Марианна включила электрический чайник, предварительно выключив плитку. Зазвонил дисковый телефон:

– С третьего на пятый! – лаконично проговорил диспетчер.

– Принято! – ответила девушка и, накинув телогрейку, вышла на крыльцо.

Холодный ветер ноябрьской ночи жалил лицо и руки, забирался под одежду, пронизывая до костей. Каштановые локоны норовили выскользнуть из-под тёплого красного платка на карие глаза. Привычным движением Марианна убрала волосы под платок, подошла к ручной стрелке и перевела её на четвёртый путь. Поодаль находился ещё один стрелочный перевод. Переключив его на пятый путь, Марианна стала дожидаться поезда. Она старалась не смотреть на замершее небо с немигающими звёздами. Вокруг лес тихо противостоял нападкам ветра. Ничего не отвлекало стрелочницу, но мысли снова завыли голодным койотом.

*

Марианна ничего не выбирала в своей жизни. Так сложилось, что она была жертвой обстоятельств. И делала то, что должна. Каждый раз, когда она рвалась исполнить мечту происходило нечто заставляющее её отречься. Она прекрасно знала свою работу, хотя и не имела специального образования. Мама Марианны работала стрелочницей, и девочка часто оставалась с ней на ночной смене, потому что до смерти боялась нетрезвого отца. Нет, он хоть и был ворчливым, грубым, но никогда и пальцем не трогал их с матерью, однако напиваясь, становился буйным, кричал и крушил мебель, напоминал дикого зверя. И пусть она долго не могла уснуть, прислушиваясь к постукиванию старинных часов или просыпалась среди ночи от звонка, либо грохота проезжающего поезда, всё же здесь было спокойнее. Здесь реже снились сны о тумане и безвременье.

Деревня Поминайка, где Марианна появилась на свет, располагалась вблизи стрелочной улицы. И жители, так или иначе, были связаны с железной дорогой. Здесь не было ни приличных дорог, ни зданий. Немногочисленные избушки, потемневшие от времени, сиротливо выглядывали из-за покосившихся заборов. Школа и больница находились в соседней деревне, в часе ходьбы. Марианна ходила в школу вместе с соседкой Радой и другими детьми. Дружной гурьбой они не пропускали уроки даже в ненастную погоду. Девочки с ранних лет дружили, они во многом были похожи. Обе мечтали о путешествиях, знали карту наизусть, рисовали и не собирались связывать свою судьбу с Поминайкой, но жизнь решила иначе.

Единственным местом в деревне, где кипела жизнь, был вокзал. Полукаменное, полудеревянное здание являлось сердцем поселения. Обычно поезда просто проезжали мимо и очень редко останавливались, чтобы переждать час пик или увезти желающих оставить эту Богом забытую глушь. Жители прекрасно знали расписание поездов и в дни, когда поезда останавливались, на вокзале устраивали настоящую ярмарку. Подружки любили бегать на перрон в эти яркие дни, но со временем потеряли интерес.

Одной из достопримечательностей этого захолустья была Катерина. Раньше она работала дояркой. После утреннего надоя девушка наряжалась в чудом сохранённое прошловековое прабабкино платье с корсетом, брала чемодан, садилась на каменную скамейку на перроне и ждала поезд. Жизнь Катерины не зависела от расписания. Она никогда не покупала билет, никогда не заглядывала в вагоны. Она просто ждала, потому что однажды видела сон, в котором суженный забирает её с вокзала. Каждый день, в любую погоду в течение многих лет Катерина ждала поезд. Она уходила к вечерним надоям, забирала свой чемодан и переодевалась. Но на следующий день всё повторялось заново. Никто не помнил дня, когда Катерины не было на исходном месте. Время безжалостно оставляло отпечатки на ней и всём окружающем. Прекрасная, темноволосая девушка постепенно превращалась в седовласую старуху, но неизменно приходила и ждала. С каждым «холостым» поездом глаза Кати становились строже, лицо — суше.

Детей пугала эта строгая женщина, сидящая на вокзале в ожидании поезда. У подростков и глупцов вызывала смех и недоумение, и только у зрелых деревенских жителей — жалость. И Марианна боялась. Она пряталась за спиной матери, когда была несмышлёнышем.

О Катерине узнали в далёких городах. Порой люди приезжали только для того, чтобы сфотографироваться с ней, и она неплохо зарабатывала на этом. Но опять же не покупала билета. Катя давно уволилась с работы. Теперь она заказывала шёлковую и бархатную ткань, шила платья по своим эскизам, по моде 19 века и делала кукол в прелестных нарядах. Она носила кукол на вокзал в чемодане. Они имели большой спрос у пассажиров и туристов.

Старый вокзал ветшал, обесцвечивался и был недалёк тот день, когда он прекратит своё существование. Одна Катерина была безусловным символом постоянства в своих ярких красивых нарядах ожидающая, заставляющая верить в мечту. И каждый житель глубоко внутри надеялся на то, что она дождётся. Но поезда приходили и уходили по расписанию, а её суженого не было. И теперь 70 летняя старуха, напоминала одним о том, что не все мечты сбываются, а другим, что нельзя просто ждать, нужно действовать.

А Марианна видела в ней ту, кем не хотела быть. Она неосознанно старалась обойти эту странную женщину, не замечая, что в глубине души тоже только и делает, что ждёт.

Марианна ненавидела это безрадостное место, оно напоминало ей ссылку за какое-то страшное преступление, которого она не помнила. Все воспоминания вовлекали её в грустную и болезненную игру, под названием найди светляков. Так она назвала дни, в которых затаилась хоть капля улыбки и была какая-то отдушина. А таких дней оказалось мучительно мало. Жизнь ей казалась адом. Одни и те же люди, почти никаких происшествий и обманчиво замедленное течение времени. Уже подростком Мари собрала вещи и хотела сбежать, но порой и в аду случались выходные. В тот день на перрон ступил Артём. Он настолько зачаровал её своей внешностью, что девушка решила дать шанс этому месту. Она не села на поезд.

Артём приехал с дядей и стал учиться в её классе. Марианна влюбилась в него. Надежда на ответные чувства подогревала в ней остатки терпения. Мир становился ярче, глаза светились. Рада сразу догадалась об увлечении подруги, и делала всё, чтобы свести подростков. Вместе они помогали Артёму адаптироваться в деревенской местности, звали на прогулки, знакомили с лучшими местами. Улыбчивая русая девушка с зелёными глазами всегда находила повод оставить парочку наедине, то ей нужно было позаботиться о матери, то помочь со сборами бабе Фросе, или ещё что-нибудь. А молчаливая от природы Марианна становилась многословной. Она не знала откуда берется этот поток, но неожиданно вспоминала обо всём, что видела и читала, и увлекала юношу бесконечными темами. Рядом с ним все становилось неважным. Она смотрела в его тёмно-карие глаза и чувствовала, что может справиться с любой бедой. С ним её не пугало туманное безвременье.

Казалось, Артём одинаково хорошо относится к обеим девушкам, но выбрал Раду. Когда он признался ей в любви, девушка была в растерянности. Она отвечала взаимностью на чувства одноклассника, но не могла предать подругу. Она перестала ходить в школу, но Артём был настойчив. Он приходил к ней домой с домашкой. Помогал ухаживать за матерью. Мама Рады тоже была стрелочницей, но из-за чудовищной нелепости попала под поезд и осталась без ног. Отец бросил их, хотя иногда присылал деньги, но практически всё хозяйство вела Рада. Забот у неё было много, но девушка была полна жизнелюбия и света, никогда не отчаивалась, чем окончательно покорила Артёма.

Марианна чувствовала, что подруга избегает общения. Но не понимала в чём дело. В самые трудные минуты всегда мелькал на горизонте красный павлопосадский платок с бахромой. Такой носила соседка баба Фрося. В детстве Марианна любила водить пальцем по шалю, повторяя цветочный орнамент. Чуть постарше срисовывала цветы. Баба Фрося всегда заботилась о каждом из немногочисленных жителей. Часто приходила к ним в гости пить чай, но заваривала его сама, сезонным сбором. Таких вкусных чаев Марианна не пила ни у кого. Баба Фрося учила их с Радой с самого детства собирать травы и правильно их засушивать. Но всё равно у девушки не получался вкус заваренных бабой Фросей чаёв. Марианна не знала сколько ей лет. Эта одинокая полная женщина, если верить её словам, видела в детстве Катерину молодой. Но все в деревне звали ее бабой Фросей. Отзывчивая соседка часто приходила на помощь Марианне и Раде. В одном из таких чаепитий Марианна случайно услышала о терзаниях подруги. Она вызвала Раду на откровенный разговор, и узнав правду, убедила её, что рада выбору Артёма. Растроганная до слёз подруга обняла Марианну.

Однако девушка, в глубине души не теряла надежды, верила, что всё ещё может измениться, пока пара не объявила о помолвке. И тогда Марианна вновь стала одержимой мыслью покинуть деревню. Теперь лишь бы быть подальше от любимого, но тяжело заболела мать. Марианна и прежде часто заменяла её на работе, теперь просто выходила на работу вместо мамы. Из города обещали прислать замену, но так никто и не приехал. Два месяца бессонных ночей, и уход не смогли поднять сломленную болезнью и несчастливым браком женщину. Маму хоронили дождливой осенью. Жёлтые листья вместе с грязью липли к подошвам, когда они несли гроб на кладбище.

Отца изменила смерть жены, он забыл о Люде из соседней деревни, которая всю их жизнь была разлучницей, и почти не выходил из дома. Марианна не знала, что отец так сильно любил мать, а может и тот понял это, когда уже стало слишком поздно. Он изводил и себя, и дочь пьяными разговорами и раскаянием, а потом слёг. Отец болел долгих три года, и Марианна никак не могла его оставить. Баба Фрося помогала с уходом, оставалась следить за ним, когда Марианна была на смене. Готовила травные отвары. Но отцу ничего не помогало, он словно уже похоронил себя под бременем вины. Теперь он просто молчал или нёс бред, от которого становилось жутко. Он просил не садиться в поезд, говорил, что это поезда в никуда, и что так она спасёт бабу Фросю.

А перед самой смертью сказал, что за Катериной придут.

Время растянулось и не было ни одного светляка, чтобы как-то скрасить её жизнь.

Рада за это время отучилась и работала её сменщицей. Она вышла замуж за Артёма и нарожала ему детей. Марианна часто заменяла её на работе. Сидела с детьми, когда оба родителя были на смене. Помогала то ли по дружбе, то ли из жалости, приправленной любовью к Артёму. Она любила эту семью, и видела, что искренне радуется их счастью.

Весной Марианна похоронила отца и теперь вроде никто её не держал. Но ночные смены, отсыпания днём, забота о бабе Фросе (слова отца всё же повлияли на неё), помощь подруге заставляли чувствовать себя нужной. И хотя это была трясина, она продолжала ждать знака. Так незаметно прошло двадцать лет. Всю свою жизнь Марианна боялась быть похожей на Катерину, и практически стала ею.

Но вот однажды на перрон ступил немолодой человек с горделивой осанкой. Он поправил полы фрака, снял цилиндр и, громко цокая по платформе железным наконечником трости, подошёл к Катерине и подал ей руку. Катерина выронила кружевной зонтик и прижала руки к груди. На лице седовласой женщины не было ни удивления, ни радости, ни слёз. Только вздох облегчения вырвался из груди, и она протянула ему обе ладони. Незнакомец посадил её в вагон и увёз в неизвестном направлении. Так закончилась история деревенской сумасшедшей, которая оставила ещё больше вопросов, чем раньше. Марианна сама не видела этого, она отсыпалась после смены, когда баба Фрося, смешно переваливаясь с ноги на ногу, спешила к ней с новостью. Периодически платок слетал с её плеч, и она развевала им в руке, как знаменем.

С отъездом Катерины, судя по всему, завершалась и история самой деревни. Артём и Рада понимали это, и тоже собирались уехать.

Марианна знала, что, когда уедет Артём, её больше ничто не будет удерживать здесь, но продолжала ждать.

И вот однажды осенней дождливой неделей пропала баба Фрося. Не вернулась со сборов трав. Её не могли найти три дня.

–Тётя Марианна, баба Фрося, тётя Марианна, баба Фрося, – разбудил её стуком в окно и криком средний сын Артёма.

Грибники нашли на болоте красный платок. Все решили, что баба Фрося утонула, но никто не мог понять, как она могла забрести на топь, ведь травница знала эти места, как свои пять пальцев. Это известие ошеломило Марианну и в тоже время все путы были сняты. После поминок она, не разбирая вещи, собрала дорожную сумку и, никому ничего не сказав, поспешила на вокзал.

Через час она сидела в пустом вагоне. Поезд тронулся. Мерное покачивание усыпляло. Ей принесли горячий чай, который показался совершенно безвкусным. За окном быстро мелькали дома, потом лес, соседняя деревня, поля, а дальше поезд нырнул в поднимающийся стеной туман…

Холод жёг лицо Марианны. На неё с оглушительным гудением летел поезд. В последнюю минуту девушка спаслась, попав в огромную лужу паводка. Колеса громко стучали, перекрывая мысли и чувства. Когда поезд отгремел, Марианна справилась со страхом и растерянностью, и последовала за ним, ступая по рельсам, утонувшим в холодной воде. Ей препятствовала стена густого тумана. Она протянула руки вперёд и, не разбирая дороги, продолжила путь. Словно слепая, проваливаясь и спотыкаясь о неровности, Марианна осторожно пробиралась сквозь туман. Она потеряла счёт времени. Когда туман начал рассеиваться, стрелочница увидела родную деревню, покосившийся забор у своего дома. Девушке казалось, что она находится в одном из своих снов. Замерев на несколько минут, она свернула на вокзал, и вновь купила билет. Раз пять девушка проделывала попытку выбраться из Поминайки, но рельсы обрывал туман, и она вновь оказывалась у деревни. Поезда ехали в никуда унося во все стороны пассажиров, но её неизменно выплёвывало на холодные рельсы, утонувшие в воде.

И тогда она решила выбраться пешком. Прошла знакомый лес, соседнюю деревню, поля. Нигде не было выхода. Словно мира не существовало за пределами тумана. Это густая вязкая жижа, висевшая в воздухе, неизменно возвращала её в Поминайку. Реальность искажалась, а она необъяснимо оказывалась в том самом дне, из которого хотела выбраться. Ей начало казаться, что весь мир – это декорация к представлению, которое режиссировали в расчёте причинить ей боль и вызвать страх. Что это за место? Почему она привязана к нему? И было ли в этой жизни что-то по-настоящему относящееся к ней? Почему у неё складывалось ощущение, что она проживает чужие жизни? Но ответов не было.

Девушке пришлось смириться и вернуться к устоявшемуся порядку вещей. Но на днях, проводив семью Артёма на вокзал, Марианна поняла, что опустошена. Она смотрела во след уходящим поездам. И если раньше ей казалось, что каждый поезд это возможность выбраться отсюда, начать другую жизнь, теперь знала, что только направляет их движение. Поезда, подобно мыслям, маршрутами встряхивали это место, вдыхали жизнь, делали реальным. Без них здесь всё превратится в туман. И всё это было как-то связано с нею. Но Марианна устала. Она не хотела больше здесь находиться! Не могла! Не должна. Всё казалось бессмысленным. Она должна выбраться. Даже если придется совершить глупость, но это был последний шанс. Её мысли прервал грохот колёс.

*

Поезд мчался к пятому пути, словно загнанный раненный зверь от погони, и ревел, словно должен был перескочить какой-то барьер или не дать кому-то выбраться. Но стрелочница была полна решимости. Она закрыла глаза, бросилась на пути, и зверь, оглушив ревом, поглотил её.

Марианна очутилась потоке звуков и голосов нескончаемого портала, из которого её выносило словно по рельсам. Когда вокруг затихло, она открыла глаза. Пасмурное небо сделало лес сумеречное, чем обычно. Бахромчатый платок сползал с плеча, она потянулась за ним и увидела морщинистые руки вместо своих. Марианна знала эти руки. Догадка шокировала. Она понимала в чьём теле находится. Это было невозможно. Однако каким-то образом девушка оказалась в грузном теле травницы. Марианна поспешила домой, выбросив корзину с травами, которые собирала баба Фрося. И тогда лишь поняла, что заблудилась, когда ноги увязли в засасывающей жиже. Девушка видела на тёмном полотне болота чужое отражение. Паника нарастала и вместо того, чтобы спастись она оказалась в мшистого плену голодного монстра, поглощающего её с каждым движением. Отчаянные попытки погрузили стрелочницу в холодную тьму и новый шумовой бесконечный поток.

Когда Марианна вновь открыла глаза, она увидела, как над ней склоняется она сама:

–Что происходит?

–Тише, папа, выпей лекарство, тебе станет легче.

Она помнила этот момент, но с другого ракурса. Баба Фрося приготовила отвар умирающему отцу. Его лихорадило. Отвар помог, но несколько дней спустя отца не стало.

–Нет, нет, нет, –попыталась она отговорить себя от предстоящей ошибки, – не садись на поезд, слышишь! Не смей садиться на поезд! Он везёт в никуда. Ты должна спасти бабу Фросю! Не садись на поезд!

И она провалилась в беспамятство. Температура спала. Но Марианна никак не могла проснуться. Она погружалась в калейдоскоп картин из жизни: своей, отца, бабы Фроси, а когда приходила в себя пыталась предупредить, остановить. Марианна считала, что лучше бы ей не знать правду о поездах в никуда. Она думала, что они привозили и увозили только тех, кому суждено оставить это место. Они увозили избранных, только когда приходило время. И за Катериной приехали в нужный срок. Это отец (или она сама) и пытался объяснить, когда бредил пред смертью:

–За Катериной приедут, – проговорила она и вновь погрузилась в поток, из которого всплыла в теле матери, сломленной болезнью и печалью.

–Прости меня доча, – только и говорила она себе голосом матери, – я не хотела для тебя такой жизни.

Два месяца томилась Марианна в теле матери, обретя память четырех человек, их страдания, мысли и неосуществлённые желания. Когда, наконец, она освободилась, новый поток вывел её в тело Катерины, ещё молодой доярки. Из путающихся мыслей Марианны всплывало, что за Катериной приедет поезд, но она не могла вспомнить когда. Она отказалась от личной жизни, собрала чемодан и отправилась на вокзал ждать… Полвека она пыталась стереть из памяти мысли и боль иных жизней. Когда Катерина пришла к гармонии и, наконец, обрела покой, на перрон ступил немолодой человек с горделивой осанкой. Он поправил полы фрака, снял цилиндр, громко цокая по платформе железным наконечником трости, почти незаметно прихрамывая, подошёл к Катерине и подал руку.

В поезде Марианна с нетерпением ждала куда выведет этот маршрут. Она следила, как сменялись за окном лес – соседней деревней, полем и, тут поезд снова погрузился в туман. Сердце Марианны бешено колотилось. Они вновь ехали в никуда. Поезд начал растворяться и сам превращаться в туман. Исчезли пассажиры, сидения и её проводник. Когда сама Марианна начала растворяться, она обреченно закрыла глаза, и её поглотили поток и безвременье…

Спустя бесконечность Марианна почувствовала тепло солнечных лучей и угасание звуков. В трепетном ожидании самого худшего исхода она открыла глаза и увидела себя за школьной партой рядом с собой-подростком. Из маленького зеркальца, которое она поспешила достать из портфеля, на неё смотрело отражение Рады. Сначала Марианна расстроилась, но тут в класс вместе с учительницей вошёл новый ученик. Она улыбнулась Артёму.