Салфетки-325. Голосование

Небо затянуто тонкими облаками, поэтому светло и не жарко. Я на надувной лодочке пробираюсь по неоглядной топи в сторону возвышенности, которая уже не очень далеко. На болоте редко где стоят чахлые сосенки, а там видны старые сосны с мощными стволами. Между сосен виднеются какие-то строения, стоит церковь. Во всяком случае, мне так кажется, что это она. Наверное, это деревня, захотелось посмотреть поближе. Медленно, где по чистой воде, где по траве, продвигаюсь в сторону берега. От лодки за мной тянется бурый след. Еще немного и я на берегу.

Вытаскиваю лодку и иду в деревню. Прохожу меж домами, попадаю на деревенскую улицу. Все дома стоят в один ряд — окнами на улицу, тылом на топи из которых только что выбрался. В конце улицы стоит церковь. Не заметил ни одного человека, ни животного — никого. Стою, рассматриваю дома.

Только сейчас замечаю, что они какие-то не ухоженные. Неопрятные крыши, поросли зеленым мхом, давно ждут ремонта. Больше всего о запущенности говорят дворы. Заборов нет, двери выходят прямо на улицу. Вокруг высокие заросли травы. Я чувствую себя неловко, как будто в чужой дом без спроса зашел. Рассматриваю дом, у которого остановился. Только сейчас замечаю, что в окнах нет стекол, какое-то подобие рам, входные двери приоткрыты. Дом из толстых брёвен, приземистый, между бревен виден мох. Сам дом какой-то жалкий. Он просел от старости и, не имея хозяйского догляда, махнул на себя рукой. Пока его рассматривал, ничего не произошло. Обратил внимание на то, что даже птицы не летают.

Вхожу в дом. Дверь жалобно скрипит и пропускает меня в горницу, которая занимает все пространство дома. Посреди горницы стоит большая русская печь. Сразу видно, ею давно не пользовались. Она во многих местах разрушена, к использованию не пригодна. Если все дома в таком состоянии то похоже, что жители давно покинули эту деревню. Между печью и стеной есть небольшой чулан. В чулане лежат какие-то деревянные корыта, ведра и прочий хлам. Все старое и негодное. Обращаю внимание на то, что ничего железного нет, все из дерева. Похоже, уходили без спешки, забрав с собой все, что пригодится в хозяйстве.

Брошенный дом равнодушно смотрит на меня своими углами. Так будет смотреть на любого зверя, что захочет искать здесь приюта в непогоду. Выхожу из дома с неприятным чувством. Куда подевались жители этой деревни? Никаких ответов, только тишина, как на погосте. Я хочу посмотреть церковь. Думаю, там должно что-то остаться. Хоть какой мусор, но на некоторые вопросы он ответит. Не торопясь иду к церкви, внимательно ее рассматривая. Церковь тоже деревянная, без особых изысков.

Я переворачиваюсь на другой бок, а эта картина все так же стоит перед глазами. Я еще не проснулся, но уже и не сплю. Долго перебираю в памяти сон, пытаясь понять, чем он навеян. Целый день нахожусь под его впечатлением, потом забываю.

Однажды, прошло уже больше месяца, увидел по телевизору передачу журналиста и фотокорреспондента Василия Пескова. Без особого внимания смотрю ее и вдруг узнаю те места, где побывал во сне.

Группа Василия Пескова на резиновой надувной лодке появилась из той же топи и высадилась на берег примерно там же, где и я. Они прошли через порядок изб и оказались на сельской улице. Зашли в один из домов, который ничем не отличался от того, где был я. В этом доме нашли кадки, корыта, большой сундук, где лежало много разного тряпья и старая библия. направились к церкви, но на этом передача закончилась. Странное совпадение, расскажешь, так не поверят!

Одиночество вынуждает предпринимать меры. Поздней ночью сторож вышел из своей будки, прошелся по территории, не обнаружил посторонних предметов, а значит можно лечь вздремнуть.

Забрался в теплую конуру, расстелил свой старый спальный диван и улегся. Долго ворочался, думал, как бы ему завтра перед буфетчицей не оплошать. А то сидит вечно один даже поговорить не с кем, только собаки лают. Надо же как-то свою жизнь налаживать, а то все один да один. С едой, да с женским теплом проблем не будет, много ли человеку для счастья надо. Много думал, но все-таки уснул. И видит он прекрасный сон.

Необитаемый остров, ни единой души, чтобы удостовериться в отсутствии людей, он начал звать на помощь, может, кто да придет. Ответа не последовало, и он решил пройтись осмотреться, может, найдет кого. Надо бы значит проверить протяженность острова, пройтись от одного берега до другого. Во время пути оказался в каких-то джунглях, там только обезьяны по пальмам бегают, признаков человеческой жизни не обнаружено. Остановился, чтобы передохнуть, уселся на траве и давай кричать. А в ответ тишина, только обезьяны мимо пробегают, да рожи корчат. Передохнул он немного и дальше пошел. Видит перед собой озеро, а в озере купается кто-то, ближе подошел, а там девушка. Пышногрудая, с молодцеватым видом, как он любит. Решил он судьбу свою нахрапом завоевать, решил из кустов выбежать к ней, пытаясь ее обнять.

Только он рукой до ее тела касается, она тут же исчезает. Сторож глазами поморгал и расстроился, что ничего не вышло. Нечего делать, решил до конца острова дойти, может, еще чего найдет. Шел медленно и спокойно, раз тут люди есть, главное их не спугнуть. Видит он бунгало на горизонте. Решил спрятаться в кустах, чтобы не заметили.

Через полчаса оттуда выходит крепкий темнокожий парень, с копьем в руках. Мулат огляделся по сторонам, прошелся немного и обратно в бунгало вернулся. Подумал сторож, что ничего хорошего тут не будет, и решил дальше идти. Шел он долго даже устал немного, но видит вдали берег. Побежал к нему, смотрит вдаль, а океана, как и не было, только космически-темный обрыв, в котором ничего не видать.

Присел он на песке, думает, что дальше делать, ничего лучше, чем прыгнуть в этот обрыв он так и не придумал. “Что за жизнь, женщины убегают, бунгало занято”, — подумал он.

Закрыл глаза, разбежался что есть мочи и прыгнул.

Сторож проснулся, весь в холодном поту. Посмотрел в окно, буфет уже открыт, значит, продавщица на месте. “Наверное, не пойду сегодня, к ней, а то сон плохой приснился, точно не на удачу”, — подумал он.

Наступила ночь.

Мне приснилась белая река.

Вы уже поняли. Кто ж не слышал: рюмка на столе — небо на руках?

Река широкая, берега почти не видно, но что-то там вдалеке заманчивое манит.

День, солнце глаза слепит. Стою, смотрю на воду. Знаю, что не вода, но даже во сне непривычно считать реку не водой. Не белая, прозрачная и не течёт, а булькает. У кромки камушки видны. Или не камушки, не знаю.

Только странно видеть реку без течения, и этот ещё знакомый привкус во рту появился.

Столько водки, а у меня ни стакана, ни рюмки.

Так окунусь, авось трезвый не вылезу.

И как всегда в моих снах наступает точка «вдруг».

Вдруг голос:

— Зайдёшь – утонешь. Не заходи.

Не боюсь, спокойно так отвечаю:

— Не утону, меру свою знаю.

Пауза, я уже носки снимаю, не терпится мне.

— Все так думают. И тонут.

— Ну и тонут! – во мне вскипает что-то злое. – Может, у них причина есть? Лучше, чем на берегу стоять. Для чего? Нет уж, я немного поплаваю!

— Ты спросил – для чего? Получи ответ. Чтобы попасть на тот берег.

Я даже остановился за шаг до реки.

— А что там? – спрашиваю осторожно. Там, вдалеке мне что-то мерещится. То ли берег золотой, то ли солнце так освещает. Да только притягивает тот берег, а чем – не пойму.

— Там счастье.

— Какое?

— Нескончаемое.

Вот тебе, чудо, блин! Тут вот она – белая река. А там, так далеко, что и не добраться — счастье. И какое счастье? Бесконечное. Или нескончаемое. Не пойму почему, но верю этому голосу.

Слышу, чистая река булькает, зовёт. А с того берега, как во сне бывает, прекраснейшая музыка доносится. И смех чей-то. Или не смех, а голоса, красивые голоса поют. И радостно там, тянет туда, да ведь река широкая, не переплыть.

— Что же мне делать-то?

Голос звучит тише:

— Ты мост ищи. Захочешь на тот берег – найдёшь.

Я открываю глаза и вижу свет. Белый, неживой, яркий, но почему-то могу смотреть на него спокойно, без боли. Боковым зрением выхватываю какие-то прозрачные трубки, тянущиеся ко мне и серые стены незнакомого помещения. Пытаюсь поднять голову, чтобы осмотреться и понимаю, что не могу пошевелиться. Более того, я ничего и не чувствую: ни рук, ни ног — ничего вообще. Меня начинает захлёствать паника, но ещё большая волна поднимается, когда из того места, где по моим прикидкам должен быть живот, вырастает мужская фигура и оборачивается ко мне.

На его одежде кровь, мне кажется, что он кровожадно улыбается, хотя этого и не видно под маской, и у него нет глаз. Я пытаюсь закричать, но из гортани вылетает только невнятный хрип. Страшный человек наклоняется ко мне.

— Эй, кто это у нас тут не спит? — произносит он. Окровавленной рукой подносит к моему лицу маску и меня накрывает темнота.

Я открываю глаза, но это не особо помогает, потому что вокруг кромешная тьма. Но я чувствую своё тело. Слава Богу, это был только кошмарный сон. А ещё чувствую, что лежу на чём-то холодном и твёрдом, и совсем не понимаю, как тут оказалась. С трудом сажусь, кружится голова, а под ногами нет опоры, и что-то мешает нормально двигаться. Но только я поднимаю руку, чтобы ощупать себя, как вспыхивает яркий белый свет и передо мной возникает всё тот же человек без глаз.

Я вскрикиваю и начинаю отползать, но мне мешает длинная сорочка и трубки — очень много трубок, которые тянутся ко мне откуда-то с потолка, втыкаются иглами в вены, входят под кожу спины… я покрываюсь липким потом, понимая, что — не сбежать.

— Ты должна ещё спать! — кричит человек, грубо валит меня на спину и накрывает рот и нос прозрачной маской. Спасительная темнота накрывает меня.

Я открываю глаза и вижу свет…

Сон разума порождает чудовищ… Мудрая красивая фраза, которая очень нравится начитанным людям. И действительно, достаточно произнести её с глубокомысленным видом, как все окружающие чувствуют, что ты постиг дзен. А там, на дне этого дзена, как кирпичом по голове: «Постойте, а в чём суть этой фразы? Что в ней такого, кроме внешней красивости?»

Если попробовать понять её смысл, то можно увидеть несколько не связанных друг с другом вариантов. Ты же считаешь себя разумным человеком? Значит, когда спишь, когда твой разум засыпает, он начинает порождать другие миры, наполненные фантазией твоих снов и заселяя их чудовищами? Кошмары, нелепости, нелогичности твоих снов – всё это воплощается в другой реальности, выстраивая структуры местных вселенных. Даже самые приятные сны, воссозданные в действительности, могут свести с ума, так как имеют свойство перемешивать события, хаотично перескакивать с одного сюжета на другой, мгновенно изменяя облик окружающих и обстановку. Только представь себе такую картину: просыпаешься утром, собираешься на работу, за окном минус двадцать, выходишь на залитую солнцем летнюю улицу, и вот ты уже в школьном классе, а домашнюю работу не сделал, не успеваешь запаниковать, как едва укорачиваешься от несущегося на тебя мотоцикла и в ту же секунду оказываешься с приподнятой пятой точкой, ползающий по грядкам под окрики давно почившей бабушки в поиске микроскопических сорняков… Хотя, человек привыкает ко всему, и такая жизнь может являться нормой, в которой постулатом нормальности станет случайность и изменчивость, а вот постоянство будет принято за «такое не может быть, ибо остановка приводит к смерти». И даже настоящие кошмары с гоняющимися за тобой мертвецами или напавшими инопланетянами обязательно реализуют мир, в котором прославленные заклинатели одним ударом энергетической волны рассеивают разлагающихся зомби, а наглые марсиане мрут от какой-то неизвестной дряни. То есть… любое кошмарное порождение человеческого разума – это всё тот же привычный и родной человеку мир. Ибо разум человека не может породить что-то, что человеку не было бы привычно и, в конце концов, не стало бы естественным.

Другой вариант фразы – когда засыпает разум, просыпается маразум. Люди, перестающие опираться на человеческое мышление, вынимают из пыльных сундуков то, что свойственно толпе, а не отдельным человеческим индивидуумам: веру, фанатизм, «народность», традиции, различную «духовность», патриотизм и прочие атрибуты, принадлежащие общности, коллективному «разуму» (как у муравейника), а не отдельным личностям. Да, с точки зрения единиц, в этом смысле сон разума порождает чудовищ: и загораются костры инквизиции, неверных жён забивают камнями, закрывают театры и концертные залы… Но чудовищ-то видят только те самые единицы из сотен тысяч, для остальных мир только очищается после искоренения всех неверных, становится подобием рая. То есть, и в этом смысле фраза про сон разума не работает, ибо кто здесь чудовища с точки зрения большинства – вполне очевидно.

Хотя парадокс в том, что данную избитую фразу произносят именно те сотни тысяч, которые, вроде как, заснули… Тогда, что имеют в виду они? Ещё какой-то третий смысл? Но они никогда не смогут объяснить, в чём же он заключается, ибо их разум спит. Что может сказать о спящем разуме человек со спящим разумом? Третий смыл фразы – её полная бессмыслица.

Многогранность значений говорит только о том, что никакого значения, вложенного во фразу изначально, быть не может. То есть, исходная фраза по своей сути пуста и каждый произносящий трактует её, как пожелает, а услышавший придаёт уже свой смысл. А раз фраза – бессмыслица, то и мой разум – спит. А человеку со спящим разумом до лампочки все обоснованные возражения и замечания оппонентов.

Амалия с Мишей гордо шагали по тротуару, толкая перед собой коляску. Ещё бы, сын! Сразу, с первой попытки! Не то, что у соседки Лили, рожавшей с Амалией в одной палате. Став отцом второй девочки, муж Лили резко погрустнел, тогда как Миша победно гарцевал под окнами.

Жила их семья не то, чтобы бедно – Миша был мастером на все руки и всегда имел кусок хлеба, но денег хватало впритык, и, едва мальчик вырос из пелёнок, как практичная Амалия собственноручно принялась шить и вязать ему милые вещички.

К сожалению, реализовать весь свой творческий потенциал ей не удавалось, ибо суровый пролетарий Миша, застукав её в момент примерки на пацана кружевной манишки, строго запретил все буржуазные излишества.

С тех пор попытки разнообразить сыновний гардероб Амалия прекратила, но, завидев девочек Лили в тропической расцветки платьях и с бантами на волосах, изводилась завистью к её бабьему выводку. Она слёзно уговаривала Мишу решиться на второго ребенка, но младенцы требовали забот и затрат, и он решил ограничиться одним наследником.

— Миш, а Миш! – среди ночи Амалия нырнула под одеяло к спящему мужу, — Знаешь, какой мне сон сейчас снился! Как будто следующей родится у нас девочка. И принесёт она нам счастье и благополучие! Будет она умом в тебя, а красотой в меня! Может, пойдём за второй? А?

— Не доводи, Амаль, — утомлённый после трудового дня муж мечтал поспать, — И так тяжело живётся, а тебе ещё кучу детей подавай. И с чего ты взяла, что девочка будет?

— Сны с четверга на пятницу вещими бывают, — наставительно сказала Амалия, — А насчёт денег не переживай – Бог даст ребёнка, даст и на ребёнка.

— О, женщины, имя вам – коварство, — обречённо произнёс Миша и приступил к воплощению вещего сна.

— У вас мальчик! – сказала Мише в роддоме сияющая медсестра, пряча за пазуху конверт с вознаграждением.

У Миши заходили желваки, но, стоило ему взглянуть на торчащий надо лбом младенца хохолок, как его охватили нежность и умиление.

— Миша, Миш… — Амалия нервно ёрзала в постели, — Представь, мать-покойница ко мне во сне наведалась. Говорит – ты не отступайся, следующая точно девочка будет. Умная, говорит, как ты, красивая, как Миша.

— Она ничего не попутала? Мало мне двух без продыху орущих погодков? Да и врут твои сны. В прошлый раз тоже был вещий, только у девочки оказался причиндал — ни под каким платьем не спрячешь.

— Все имеют право на одну ошибку, — зарыдала Амалия, — Этот сон точно вещий. Не хочешь убедиться? Значит, знаешь, что не прав. Ну, давай же, Миша, наша девочка заждалась, ну, ещё немного, ещё чуть-чуть…

— Девочка? — с надеждой спросил Миша.

— Мальчик! – радостно ответила нянечка, предвкушая гонорар.

— Его мать! Её мать! Всё, никакого секса! — изрыгая противоречия, метался Миша под окнами роддома.

Угомонился он, только взяв в руки очередной свёрток.

— Послушай, Миш! Миша! Ау! Знаешь, что мне снилось? Будто стою я в церкви, и спустился ко мне с креста сам Иисус. И говорит – выполни завет мой, раба Божья Амалия, роди девочку!

— Уйди, злыдня! Лично пронаблюдаю, чтоб противозачаточное приняла!

— Ты что, Миш? Противиться воле Божьей вздумал?

— Смотри мне, Амалька! Не вздумай святотатствовать! Он гарантировал, что будет девочка?

— Клялся всеми апостолами!

— Ладно, верю. Раз так, то займёмся богоугодным делом.

Лиля с мужем умилённо наблюдали, как бережно Миша тащил из роддома конверт с четвёртым пацаном. Третий по счёту пищал в коляске, второй едва ковылял рядом, первого чинно вела за руку мать.

— И как тебе это удаётся, Миша? — восхитился муж Лили.

— Да это всё благодаря Амалии, — смущённо ответил Миша, — Ей снятся правильные сны!

— Ты сегодня опять плакала во сне.

— Да?.. Извини.

— Ничего. Просто мне всегда интересно, что тебе в эти моменты снится.

— Ничего такого, о чём стоит рассказывать. Передай соль, пожалуйста.

Что мне снится? Хороший вопрос. Ответишь правду — решит, что издеваюсь, промолчишь — обидится и ещё больше отдалится, забьётся в раковину финансовых отчётов, контрактов, деловых писем. Он — серьёзный человек, кормилец семьи, добропорядочный гражданин, правоверный христианин… А мне снится долговязый, нескладный, слегка застенчивый мальчик с мягким голосом и печальным взглядом, из-за которого даже улыбка казалась горькой на вкус. Он никогда не был популярен, терялся в больших компаниях, не начинал разговор первым, да и в целом, не любил говорить. Просто, где бы я ни была, чтобы ни происходило в жизни, он был рядом. Я самой себе не доверяла так, как ему, и в какой-то момент поняла, что даже дня не могу прожить без тёплого чая, непритязательных на вид (он никогда не гнался за внешней красотой) но безумно вкусных пирожков, неторопливых бесед, наполненных труднообъяснимым ощущением счастья и абсолютного взаимопонимания.

Теперь мы редко разговариваем в принципе, а тем более по душам. У каждого свой мир, своя история, своя боль. И жаловаться ни мне, ни ему не на что. Для всех мы — идеальная семейная пара. Идеальная пара чужаков. Я ничего не знаю о мужчине, похрапывающем рядом на кровати, делящем со мной завтрак и ужин, встречающемся с моими друзьями. Они его узнают, оживлённо болтают, шутят, а я — не могу. Потому, что до сих пор люблю мальчика с горьковатой на вкус улыбкой.

От того и плачу во сне.

— Что тебе снилось, дорогая?

— Ты правда хочешь это знать?..

Василий Цаплин быстро собирался на работу, ибо опаздывал. Виной всему был удивительный сон, который он, к сожалению, так и не досмотрел.

— Ай! — взвизгнул кто-то. Василий как раз закрывал дверь.

Звук доносился снизу.

— Ты мне хвост прищемил!

Василий опустил взгляд и обнаружил нечто похожее на колобка, только с конечностями. От неожиданности Вася перешел на фальцет:

— Ты кто?

— Сон! Ты меня не досмотрел!

Колобок ловким движением освободил свой хвост, подошел к Васе и дернул его за штанину:

— Досмотри, а…

Но Вася ничего не ответил и рванул к лифту.

— Куда?! — удивился колобок, — Ты же дверь не закрыл!

Опомнившись, Василий осторожно выглянул из-за угла и, стараясь не смотреть на колобка, запер дверь и побежал. На этот раз – уже на лестницу.

Но сон не отставал. Теперь он был больше похож на облачко. Со стороны казалось, что по улице бежал человек, который непрерывно выдыхает пар. Или курит. Хотя курить вредно.

Вася добежал до машины, молниеносно запрыгнул в нее, но сон проскочил следом. И никак не унимался:

— Досмотри меня, Вась! Я же такой хороший!

Василий завел машину и сделал радио громче. Сначала сон пытался его перекричать, но потом выдохся. Да и рано или поздно Василию пришлось бы выйти из машины.

Приехав на парковку и осознав, что в такой ситуации его могут принять за сумасшедшего, Василий наконец заставил себя взглянуть на свой сон и взмолился:

— Уходи! Меня же уволят! Я и так все время опаздываю!

Сну стало неловко. И обидно.

— Но ты же не досмотрел меня…

— Я досмотрю! Обещаю! Потом! Хорошо?

— Ну ладно!

И сон исчез. А Василий рванул на работу, но все равно опоздал.

Последнее предупреждение. За следующее опоздание его ждало увольнение. Грустный Василий побрел в свой кабинет и сел за компьютер. Через полчаса сон появился вновь.

— Ой, а я думал, ты до вечера ждать будешь, — удивился сон.

— В смысле? – Василий оторвал взгляд от монитора.

— Ну, ты же на работе уснул. Ты что не заметил?

— Нет.

— Ну ладно. Тогда смотри.

— Нет, нет! Подожди! Мне же нельзя… — закричал Василий, но сон уже показывал. И это было восхитительно! Так прекрасно, что даже не описать словами. Это вдохновляло и освобождало от всей той малопонятной суеты, что творилась в жизни Василия. Но…

— Кхм-кхм!

Над Василием нависала фигура директора.

— Геннадий Петрович! Я сейчас все объясню! Понимаете: это сон, восхитительный сон! Он меня все утро преследовал и уговаривал, чтобы я его досмотрел! Я не виноват!

— Сон, значит? – нахмурился Геннадий Петрович, — Уговаривал? Ну, иди! Спи теперь, сколько влезет! Ты уволен!

— Но…

— Чтобы через полчаса духу твоего здесь не было!

И Василий стал собираться домой. А сон пошел следом.

Но что-то у них в этот вечер совсем не ладилось. Стресс, видимо. Весь вечер Василий просматривал объявления на разных сайтах в надежде найти новую работу, но ничего подходящего найти не мог. Теперь ему уже казалось, что он любит свою работу. Или как минимум доволен ею. Был. И теперь он бы с радостью вставал бы раньше, лишь бы было, куда идти.

А в два часа ночи раздался звонок.

— Алло…

— Доброй ночи, Василий. Не спишь?!

— Да как-то не спится…

— Хм. Вот и мне. Уже третий день бессонница. Да и с тобой как-то слишком резко вышло. Ты уж прости, но порядок… Понимаешь? Должен же быть порядок! В общем, погорячился я. Если ты еще место новое не нашел, ты это… Выходи завтра.

— С-с-спасибо! – Вася не верил такой удаче, — Буду как штык. В девять! Даже в полдевятого, если надо.

— Не надо. Зачем в полдевятого? Только ты еще вот что… Ты про сон говорил.

— Да.

— Слушай, а расскажи, какой он был? А то я никак уснуть не могу.

И Вася стал рассказывать. И рассказывал, пока не услышал храп на том конце.

А на следующее утро он был на работе без десяти девять. А вот Геннадий Петрович проспал…

Говорят, к старикам сон не идет – так, да не совсем.

Сон приходил с четверга на пятницу, в руку укладывался, ухватывал Олега за мизинец и начинал тихонько посапывать. Неделю гулял где-то, умаялся. Ладони становилось тепло и немного щекотно от мягкой шёрстки. Боясь придавить гостя, Олег вставал и шёл на кухню.

Чем порадовать дружка в этот раз? Подогрел молока в покоцанной эмалированной кружке – не до горячего, а как ребенку дают – опустил в него мизинец, помешал по часовой. Сон от такой неги растворился, пошёл пенкой по поверхности.

Олег вылил молоко в миску. «Вась, Вась», – кот прибежал. Лакал деликатно, иногда причмокивая от вкусноты. Напился, отвалился, развалился на подстилке. И замурчал – громко, дробно, словно драже-конфеты в себе перекатывая. А внутри кота – теплота! Муркота мягкими волнами Сну по спине, по пяткам, по животу — кто от такого массажа откажется? Сон от этой процедуры аж попискивал!

Потом надоело, пощекотал Ваську в носу, да с чихом и вылетел. И к Олегу в изголовье – тары-бары разводить, свои отлучки оправдывать.

— Ты, Олег, того… не обижайся. Не домосед я: хочется людей посмотреть, себя показать.

— Да понимаю. Молодым сон нужнее.

— Думаешь, легко с ними? Такие вредины попадаются – жуть! Вот я им жуть и показываю!

— Да ладно? Ты ж белый и пушистый!

— Это молоко потому что. А так я разный. Шерсть иглами поставлю, горб отращу – чистая квазимода! Уу-уу! – Сон сгорбился и, подвывая, косолапо запрыгал по кровати.

— Вот чудище!

— Ага, — Сон улыбнулся, довольный. Спросил ревниво:

— А ты-то без меня как? Донармил пьешь?

— Ты меня не лечи! Я, на минуточку, анестезиолог на пенсии, про медикаментозный сон сам кому хочешь расскажу! Только не люблю я этого, башка потом трещит.

— Конечно, это же искусственное спаньё — не то, что со мной…- Сон горделиво распушился.

— Верно. Да привык уже, дрёмой перебиваюсь. И потом, я же сторож теперь – много спать не положено: то территорию обхожу, то снег расчищаю. А хороший дом нынче достался, теплый. В дачном поселке зимой почти никого – тишина, камин потрескивает…

Олег и его Сон засмотрелись на огненных кузнечиков, прыгающих по поленьям в печи. От этих прыжков комната будто ходуном ходила – тени плясали, меняя очертания предметов. Один кузнечик, два кузнеца, три… кузнеца… Сон вспорхнул мягко и, махнув лапой, растворился в заснеженном окне.

Олег открыл глаза. Камин прогорел, солнце выпутывалось из ловушки штор. Васька на подоконнике вглядывался в белый день — куда там Сон отлетел? Пора было завтракать, да чистить снег.