"Салфетки №28" Итоги

Поздравляем победителя: ДЖИН ИЗ КУВШИНА!!!

_________________________________________________________________________________

Итоги 2-го тура мини-конкурса «САЛФЕТКИ».

№1 Савельева Валерия — 3+1+1+3+3+3+1=15

№2 Ифин Келиат – 3+1=4

№3 Колесник Мария – 2+2+2+1+3+2+3=15

№4 Лешуков Александр – 2+3+1+2+1=9

№5 Алёна Малина – 1=1

№6 Фиал – 2+2+1+1+3=9

№7 Джаспер – 1+1+2+2=6

№8 Никитин Роман – 3+3+2+2+2+1+2=15

№9 Джин из Кувшина – 2+1+3+1+1+3+3+3+1+2+3=23

№10 Trickster – 3+3+2+2+3=13

№11 Рокси – 1+1+2=4

№1

Нарисую чувствами небо… Нет, не те грозовые тучи, что сейчас за окном, а ярко-голубое, летнее. И солнце, сияющее над головой. Тёплые лучи греют кожу, так и просят прикрыть глаза да забыть обо всём на свете.

Добавлю щепотку звуков и чайную ложку ощущений, посыплю их нежно-нежно, чтобы укрыли мир красиво и сладко, будто сахарная пудра.

Вот уже разносятся по пляжу крики чаек, парящих в вышине. Тёплый ветерок играет с волосами и одеждой – кажется, стоит раскинуть руки, и ты оторвёшься от земли, сможешь ощутить лёгкость полёта… Будто крылья выросли за спиной.

Но зачем взлетать, когда здесь, на земле, гораздо приятней? Только лучше присесть на горячий песок, собрать его в ладони, следя, как сыпется он сквозь пальцы, будто время течёт. Шумит и пенится море, ласкают волны обнажённые ступни… Вот только, чего-то не хватает. Ах да, как можно было забыть?

И тонкая нотка запахов врывается в этот мир. Солёная влажность моря, щекочущая нос и замирающая на коже, нежная сладость экзотических фруктов, лёгкость аромата изумительных цветов… Они дополняют картину, заставляют с головой окунуться в ощущения.

Очередной идеальный мир, прекрасная мечта! Пусть через секунду мальчишка откроет глаза, отложит в сторону громадную ракушку, привезённую мамой из отпуска, и вновь окажется в их квартирке на окраине города. Но ощущение сказочного лета и улыбка, играющая на губах, останутся, а это – лучшая моя награда.

Пусть я практически всесильна, могу создавать миры и разрушать их в мгновение ока… Нет, я не Демиург, и не художник, бережными мазками накладывающий на холст краски, чтобы приоткрыть окно в другой мир. И уж тем более я не писатель, игрой слов творящий собственные вселенные.

Я – Фантазия, их помощница и верная слуга. Я ступаю неслышно, заводя свою песнь, добавляю ингредиенты, «готовя» идеальную картинку…

Меня невозможно поймать и заставить остаться, но я всегда рядом с каждым из вас. Слежу за мечтами и исполняю их во снах.

Потому улыбайтесь, это – лучшая моя награда!

№2

Все мы давали волю своим мыслям и чувствам, которые переплетались в радужную фантазию. Настолько красивую, что мы готовы были бросить реальность. Но, ни одному человеку не удалось попасть в мир фантазии. Люди видели его во сне и наяву, но они не были в нем.

Однако, еще есть мир мечты. Никто не видел его, но, у кого мечты сбылись, получили «пропуск» в этот мир. Да вот только стали они слишком счастливы и не решились бросить все и пуститься по дороге мечты. Но суть в том, что миры мечты и фантазии тесно связаны. Они всегда переплетаются, создавая при этом ленту событий, которая может нарушить баланс мира и пустить все прахом. А все потому, что фантазии и мечты могут перемещаться между мирами. И порой, мечты сбиваются с пути и попадают к нам. И пусть бы так и продолжалось, ведь все уже смирились с этим. Но есть риск того, что и фантазии начнут сбиваться с пути.

Между мечтой и фантазией существует огромная разница: мечта это выражение наших желаний, то есть то, что реально вполне могло бы случиться; фантазия – воплощение наших чувств, то есть то, что никогда не случиться, но мы бы очень этого хотели. И есть огромная разница в количестве: на одного человека приходиться только одна, самая сокровенная мечта, но фантазий человек может создать безгранично. Но, как бы там ни было случилось то, чего мы все боялись.

Мальчик пытается вслушаться в звуки ракушки. Он слышит морской прибой. Но, вдруг — стук в дверь. Юнец подходит к ней и пугается, ведь из-под двери течет вода. Он, дрожа, открыл ее. Но из прохода вылетел столп воды, который сбил мальчика с ног. Вода в миг заполнила комнату собой. Пацан, прокашливаясь, нашел маму, которая спала на диване: «Ма, проснись. Наш дом затопило! Проснись мама!»

Его разум стал мутнеть. Картинка становилась нечеткой. Он упал, но через пару мигов очнулся. Малыш видел перед собой маму, которая будила его: «Эй, сынок, вставай. Опоздаешь в школу. Давай-давай малыш, вставай».

— Мам…. – неуверенно начал мальчик, — Эмм… а где вода?

— Какая вода? – с недоумием спросила мать.

— Ну, ты спала. Я игрался с ракушкой. Потом в дверь что-то постучало. Я открыл, а на меня столп воды. Потом я нашел тебя и стал будить, но почему-то потерял сознание.

— Тебе, наверное, приснилось, — с улыбкой произнесла она.

— Наверное, — с облегчением сказал мальчик.

— Ну все, тебе в школу пора. Давай собирайся.

После, она вышла из комнаты, а мальчик стал искать свои тапки и, заглянув под кровать, увидел рыбу.

— Мам, а что это такое?

Конец

№3

На небесах только и говорят, что о море…

Из к-фа «Достучаться до небес»

Раз-два. Раз. Надеюсь, что эта штука правильно работает? Я никогда не был силён в технике. Да что же это я?! Ты, милая, прекрасно об этом знаешь. Ты сейчас спишь и не видишь, что твой супруг встал и в полумраке бродит по дому. Наверное, ты вправе обидится на него за подобное своевольство, но не стоит, родная, не стоит.

Мне так многое хочется сказать, но… Надо ли?

Знаешь, я всё время слышу шорох волн, всё время. Даже когда сплю. И это прекрасно. Прекрасно, что моё помешательство имеет такое обличие. Помнишь, мы ездили с тобой в этот маленький городок, забыл название, как же его? Ты ещё привезла оттуда целый чемодан ракушек и камней – на счастье. Я всё грозился выкинуть этот чемодан. А ты его упрямо втихаря перепрятывала. Ты утверждала, что в нём клочок мира, щепотка рая, что мы нечаянно, непреднамеренно создали на том каменистом пляже. Я всегда потешался над тобой, прости. Я исправлюсь. Уже исправляюсь. И пока ты уставшая и изнеможённая спишь на нашем старом диване, твой муж пытается заново сотворить подобие рая. Это мой последний подарок тебе.

Нет, я нагло вру. Я лжец, милая, и последний трус! Это не тот мир — не наш! Это моё безумие. Да-да, я знаю, что болен. Твой супруг – сумасшедший. Не пытайся отрицать очевидное. Вот сейчас я бережно выкладываю узором эти дурацкие ракушки, и мне кажется, что беспредельное море заполняет комнату, и каждый рокот волн поёт твоё имя.

Шер-р-ри… Шер-р-ри…

Помнишь, ты читала мне «Превращение» Кафки? Ты так трогательно оплакивала судьбу Грегора. Так вот, милая, я сейчас такое же жалкое, никчёмное существо, которое противно даже само себе. Я ползаю и барахтаюсь по осколкам нашего счастья. Будь умной девочкой, избавься от меня. В лечебнице мне действительно будет лучше, намного лучше. Я так знаю. Я так чувствую.

И вот ещё! Выкинь эту нелепую репродукцию Дали. Он обманщик, родная, шарлатан. Здесь всё не так… Ирреальность другая. Этому пройдохе не удалось заглянуть даже в замочную скважину, не то, что приоткрыть дверь.

Всё, мне пора! Гашу свечу, еле заметно целую тебя в лоб и растворяюсь, утопаю в волнах очередного наваждения. Слышишь, как волны зовут меня?

Шер-р-ри… Шер-р-ри…

№4

В московской квартире так хочется моря. Особенно зимой, когда яростный ветер превращает весь мир в промёрзшее облако цвета стерильных бинтов, ещё не пропитанных горячей солдатской кровью. Холод за окном, холод в душе. Остывающая чашка чёрного, как мои сны, кофе… Так хочется согреться… Ощутить солёные брызги на бледной коже. Снова увидеть тебя.

Когда желание достигает апогея и противиться ему нет сил, я встаю, достаю с пыльных антресолей свой старый, видавший виды кожаный чемодан, зажигаю свечи. Из недр своего кожаного друга я извлекаю холщовый мешочек. Самый обыкновенный мешочек, ослабляю тесёмки и, не торопясь, выкладываю на пол белую, отполированную до блеска заботливыми руками волн гальку. Камень за камнем. Камень за камнем. Узор никогда не повторяется, но всегда напоминает странные письмена, что оставляют волны на прибрежных камнях в отлив.

И я начинаю слышать плеск волн. Их лёгкое шептанье. Ты всегда говорила, что волны умеют говорить, что они женщины, влюблённые в сучковатый, кряжистый утёс — они не разбиваются, а целуют его, ласкают нежными руками, и однажды, когда ни тебя, ни меня уже не будет, он не выдержит и с диким грохотом сольётся с морем в вечном экстазе. Так будет. Я верю тебе. И вижу этот утёс с течением лет, словно бы скатывающийся в водную толщу.

А на утёсе я вижу тебя. Твоими волосами легко играет ветер. Губы, всегда напряжённые, тонкие, здесь складываются в мечтательную улыбку. Я слышу твой смех. Радостный, тихий. Ты никогда не повышала голос, боялась громких звуков — они напоминали тебе воздушную тревогу, бомбёжку Ленинграда и бесконечно тянущиеся часы в холодном, сыром подвале в ожидании, когда можно будет выйти на свет. Ты не любила вспоминать это время. Всегда переводила разговор на другую тему. Говорила только, что если там, в небесах, кто-то есть, он ни за что больше не допустит войны.

Здесь, на море ты становилась другой. Лёгкой, юной, задорной. Словно бы лента лет вдруг обретала обратный ход и ты превращалась в юную, беззаботную, свободную девчонку с озорными косичками в ситцевом платьице в горошек. Такой я любил тебя несравненно больше.

… Свеча с шипением гасла. На столе в кухне обречённо стыл кофе. А я сидел на полу своей комнаты, смотрел на узор из бледных камней всё ещё пахнущих морем, и вспоминал тебя, мама…

Ты навсегда осталась в моём сердце. И согреваешь его даже спустя столько одиноких лет…

№5

— Девченки, мне сегодня такой сон приснился! Ах, как вспомню, так прям мурашки по коже… — с загадочностью произнесла Кэтрин.

— Да не томи уже, рассказывай! Нам интересно! Что же тебе приснилось? — в нетерпении рассказа, запричитали подруги.

Их волосы трепетал ночной свежий ветер, когда они рассаживались вокруг огня. Смеясь и шутя в предвкушении чего-то волшебного. Костер тихонько трещал, а луна освещала мягким светом лица девушек. И вот, все устроились поудобнее на песке, а Кэтрин начала пересказывать сон:

— Это было просто незабываемо! Мне снилось, что я в лежу на диване, смотрю телевизор. Смотрю себе спокойно, как тут вдруг — хоп — и я оказываюсь в открытом море!

— Ой, ой, как же так? А что дальше? Продолжай… — перебила Мила, когда та рассказывала.

— Мила, не перебивай меня, а то ничего не расскажу! — сказала Кэтри, пригрозив той пальцем.

— Извини… — потупив свой взгляд, пробормотала Мила.

— Ладно, так на чем же я остановилась… А-а-а, точно, море. Так вот, это было потрясающе, вокруг меня летали чайки, а вода отражала блеск солнечных лучей. А потом, когда я чуть наклонилась, что бы по лучше все разглядеть, вода оказалась прозрачной и я… увидела рыб! Да-да-да, они были разных цветов, размеров и форм! Это просто не передать словами… я испытала восторг. Меня это поразило.

Неожиданно девченки оживились, некоторые даже за ахали от переполняемых чувств.

— Так, тихо! Тихо! Не мешайте мне рассказывать — с возмущение прикрикнула на подруг Кэтрин, продолжив рассказывать свой сон:

— Но когда я подняла голову, мое сердце затрепетало. Я увидела закат, он был таинственен и завораживал своим розовым оттенком… Меня это успокоило и в скоре заволокло в объятья крепкого сна. Сквозь него я чувствовала, что волны уносят меня куда-то в неизвестность… Нет, я слышу шум прибоя. А на берегу парень, он раскладывает в чудный узор ракушки. Рядом с ним горит свеча, и тут, в своем сознание понимаю, что это комната…

— Здорово-о-о, а парень какой? Опиши его — произнесла с воодушевлением Роза.

— Не могу. Я видела лишь его силуэт, все было как в тумане… Только я попыталась пробудиться ото сна, как проснулась на яву.

— Да, изумительный сон! Жаль, что ты его не разглядела. Ведь для тебя это так и останется загадкой, как и для нас… — сделала вывод за всех Мила.

Поднимаясь, девушки начали расходиться по палаткам, в ожидание сказочного сна.

№6

— Море… Какое оно? — Тимур устроился на полу, поджал под себя ноги и уставился на бабушку.

— Море… Его не передать словами. Нельзя ни рассказать, ни нарисовать, ни сфотографировать. Только почувствовать. Только увидеть и вдохнуть.

Тимур передернул плечами и принялся грызть ноготь на большом пальце.

— Раз так, значит нет в нем ничего хорошего! — сообщил он. — И незачем родителям забирать меня на целый месяц от ребят! Ты представляешь, сколько я всего пропущу во дворе?!

Тимур со вздохом покосился на пустой огромный чемодан, который так и норовил отобрать у него законное лето.

Бабушка улыбнулась и подмигнула внуку:

— Зато море можно услышать! Ну-ка принеси мне раковину, что на верхней полке!

Тимур вытаращил глаза:

— Мне же ее строго настрого запрещено трогать.

— Теперь можно, — бабушка кивнула своим мыслям и вновь улыбнулась.

Он живо притащил стул, забрался на него и достал заветную раковину.

Светлая улыбка воспоминаний застыла на губах бабушки, глаза блаженно зажмурились.

— Можно мне? Можно мне? — прыгал вокруг Тимур.

Он долго сидел на полу, острые края ракушки больно впивались в кожу.

— Шум какой-то, — он разочарованно хмыкнул.

— Шум прибоя, — поправила бабушка, не открывая глаз. — Помню, как мы шли с твоим дедушкой по морской пене, как теплый соленый ветер трепал длинную юбку и заставлял волосы тянуться к далекому небу. Он держал меня за руку, а солнце резало глаза острыми клинками на гребешках волн. Когда сочный закат красил горы, под босыми ступнями остывала галька. А потом поднималась луна и спускала к нам блестящую волшебную дорожку. Да что там дорожку! Целую магистраль! И хотелось бежать по ней!

— Да разве можно бежать по воде? — завороженно выдохнул Тимур.

— Если очень захотеть — можно все! Я стояла на огромном мокром валуне, а Андрей восхищенно на меня смотрел и кричал, что я стою на продолжении лунной дорожки. И смеялся, громко смеялся как безумец, или ребенок, или самый счастливый человек в мире! Но даже безудержный смех не мог перекрыть песню моря, шум прибоя…

— Тогда вы и нашли эту раковину?

Бабушка кивнула, все глубже погружаясь в тот день, в тот сон.

Тимур силился представить ее молодой в белом платье на берегу моря. Шум в раковине накатывал приливами.

Он увидит все сам и отыщет ту самую раковину, что сохранит для него самый счастливый день! Он решительно поднялся и начал собирать вещи.

А со старой фотокарточки улыбался дедушка Андрей, и дышал прибоем вместе с любимой женой, и держал ее за руку.

№7

Всё началось с двух розовых кустов.

Потом шалаш потребовался прочный,

Карета цвет металлик, пять мостов

На вроде бы двух речках… вот не помню точно.

Четыре поля, семь лугов…

Заботы о насущном хлебе.

Немножечко друзей и столько же врагов,

Две крупных драки на земле и в небе.

Потом нашествие случилось колдунов

И потрясение всех жидкостей и твердей.

Мне б только не забыть, что королева льдов

Была когда-то преданною Гердой…

№8

В доме тихо. Легонько колышется тюль. Мама, уставшая от уборки, прилегла на диван и заснула. Почти не движется. Я сижу один и мне скучно. Скоро должен придти папа и забрать чемоданы. Их ему собирала мама. Укладывая очередные его носки, она сквозь зубы твердила: «Вот сволочь… Вот сволочь…» Сейчас она спит, а я жду папу.

Кто-то легонько постучал. Я бесшумно, едва касаясь ступнями пола, побежал к двери, открывать.

— Папа!

— Тссс. Мама спит?

-Да. Пойдём на кухню.

Мы сели за стол. Папа, улыбаясь, достал из кармана пальто баночку «Кока-колы». Покупал он мне её только на праздники, считал, что это вредно. Я всегда радовался, и сейчас тоже.

— Как дела-то у тебя?..

— Нормально,- от газировки приятно щипало в носу.

Мы сидели в тишине.

— Пап.

— Что?

— А помнишь, мы с тобой на море ездили?

Папа посмотрел на меня очень серьёзно. Потом его глаза стали грустными-грустными, и он так ласково произнёс:

— Сын, ну конечно помню.

— А помнишь, мы пошли ловить рыбу, сидели долго-долго. А потом пришёл какой-то мужик и сказал, что рыбы здесь не было ещё при царе Николае.

Папа улыбнулся.

— А потом мы пошли на рынок и купили этих… как его…

— Рапанов… — папе было приятно это вспоминать.

— Да… Рапанов… Они такие невкусные были… Мне не понравились…А помнишь мы спускались в эти… ката… ката…

— Катакомбы.

— Да, катакомбы. Мы ходили там со свечами и давали обет вечной дружбы. Странное название обет… Почти как суп…

Папа ещё раз улыбнулся.

— А ещё с нами была тётя Света. Вот она мне сразу понравилась…

Почему-то папа снова резко стал серьёзным. Причём совсем серьёзным. Брови его сдвинулись, и весь он как-то съёжился. Долго папа молчал.

— Пап, мама сказала, что ты очень плохой человек…

Папа молчал.

— Папа, но я не верю. Я же знаю, что ты хороший.

Папа всё молчал.

— Плохой папа не стал бы возить меня на море.

Папа опять молчал. Но потом он встал, подошёл ко мне, опустился на корточки, взял мою руку сказал:

— Передай, пожалуйста, маме, что я очень и очень люблю её. Хорошо?

— Зачем ей это передавать… Она и так это знает…

— Всё равно передай.

— Ладно…

Папа потрепал мне волосы, взял чемоданы, и ушёл. Навсегда… Мне тогда было шесть лет…

№9

Создавать миры совсем не сложно. Нужно только…. Я не могу объяснить, как это происходит. Наверное, у всех по-своему. В интернате нас учили, как это делать правильно. Лектор говорил что-то про пересечение вероятностей и рисовал формулы – я не понял ни слова. Уж учительница на уроках рисования, и та лучше понимала придумывание мира. Его просто нужно вообразить. Не надо считать и складывать. У каждого мира есть одна ключевая подробность. Где-то – горы, где-то – горячее течение в Ледовитом океане, а где-то бедуинская кошка, лежащая на циновке. Нужно найти эту подробность и представить её. Хорошо представить, во всех мелочах. До самой последней полоски на кончике хвоста и царапины на ухе. Тогда мир сразу надуется воздушным шаром, выскочит, как бумажная змея на пружинке из тесной коробки — и станет настоящим. Девчонки в интернате важничали и говорили, что в мир не бывает без дыхания создателя, что его следует оживлять. Вот уж ерунда! Как можно оживить то, что было до тебя и будет после? Что ты не делал, а только разгадал? Но когда я пытался это объяснять, остальные крутили пальцем у виска и шептали в спину «шизофреник». Учителя вздыхали «гений», но тоже смотрели опасливо и настороженно. Все, кроме Аллы Михалны. Она смотрела по-другому.

А в понедельник в 11:40 на интернат напали зорги. У меня не получалось нарисовать волны, и когда прозвучала сирена, я даже обрадовался, что мне не придётся сдавать работу. Но потом заколотились стены, и меня оглушило ударом. Это было больно! Ухватив Аллу Михалну за руку, я зажмурился и горячо захотел увидеть море. Так и представил его: синее, спокойное, с солёной водой и колкими ракушками, о которые можно порезаться.

Так мы и оказались здесь. Потом учительница объяснила мне, что наш мир взорвали, и нам некуда больше возвращаться. И что в моём мире мы не можем жить – я ещё маленький, и не позаботился о составе ат-мос-фе-ры, да и вообще сделал мир неправильно. Наверное, кто-то другой смог бы придумать новый, правильный мир, но не я, и не Алла Михална. Я не знаю почему. Думаю, она просто не хочет этого делать. Она слишком устала. Она сейчас всегда уставшая, только лежит на диване, и дышит слабо-слабо. Даже если наклониться, то едва слышно. И я не пойду слушать. Я тоже начинаю задыхаться, когда встаю, а перед глазами летают какие-то мошки. Лучше буду слушать ракушку. В кино показывали: из рации сначала слышно шипение, а потом спокойный голос выдаёт: «Говорит капитан корабля. Мы прилетели вас спасать». Правда, я не придумал рацию. Но у меня есть ракушка.

№10

Это просто: ловить то, что мечтает быть пойманным. Подслушивать раковиной безголосый шёпот снов, жалобное пение жабр, звон драгоценной чешуи и предлагать самую желанную приманку. Длиннотелые хищницы делают вид, что им нужна богатая блесна. И так же, как серебристая мелочь, вернее всего клюют на голодный блеск и точёный профиль голого крючка. Длинный заброс с искусным подтормаживанием, несколько плавных манёвров – о да, здесь вы отличаетесь. Но когда сталь коснулась языка, и прошёл первый испуг – стоит только легонько помочь. Губы покорно раскрываются, а жертва старательно шевелит жаберными крышками и послушно глотает, ощущая нёбной вуалью неотвратимость движения внутрь.

Ты вальяжной кошкой растеклась по колючему теплу пледа, бесстыдно приоткрыла тень внизу лобка и сквозь ресницы наблюдаешь за порханием кистей. Стоит подойти на расстояние вдоха – можно ощутить жадный жар живота и солоноватый привкус твоего запаха. Но нужно успеть дописать вопрос, и я продолжаю срисовывать ленивые изгибы бёдер, охряные метки сосков и сонную беззащитность шеи.

Работа закончена. Пью желток радужки, глажу синеватые тени ресниц, с готовностью приоткрытые навстречу пальцам губы. С силой вытираю о них акварельный мёд и беру тебя за подбородок. Спрашиваю: что ты видишь? Медлишь, вглядываясь в мёртвый камин. – «Одиночество». – Чьё? – «Вечного Кая, который живёт, пока другие спят, – щуришься на огонь в лужице парафина. – Слушает тишину в глубине и оставляет отмелям иероглифы из трупиков рыб, – голос тускнеет и глохнет. – Твоё». Смотрю, как золото глаз темнеет от страха. Теперь не сомневаюсь. Потерпи, моя рыбка.

Аккуратно собираю инструменты, складываю твоё имя и черты в нутро дорожного кашалота, целую и оставляю одну. Знаю: сейчас в глубине ворочается оплетённый сосудами металл, натягивает тонкую брыжейку и с треском рвётся наружу. Тебе кажется, я зацепил сердце – но за крючком обычно тянутся лишь потроха и немного чешуи. После ты станешь биться о нарисованное небо, потом – молиться акварельным чайкам, в конце концов вымоешь стену и проклянёшь меня.

Возможно, к тому времени мне будет что терять.

№11

Чемоданы уже были собраны. Завтра Джонни с родителями должен был уехать отсюда на один из средиземноморских курортов. Нынешний же вечер ему предстояло провести у себя дома.

Как всегда, когда куда-то уезжаешь, на душе было волнительно. Казалось, что со следующего дня начнется новая, другая жизнь. Ожидание чего-то необыкновенного трепетало в груди сорванным листочком календаря, который уже не там, вместе с серой кипой безликих дней, а где-то в неизведанной прекрасной реальности, между «сегодня» и «завтра».

Джонни лег и попытался заснуть. Желание поскорее дождаться утра боролось в нем с желанием продлить эти томительные, но по-своему сладостные мгновения. Неожиданно он заметил, что окружающая обстановка вдруг резко изменилась.

Не было уже больше ни привычной старой мебели, ни тесных стен квартиры. Своды комнаты раздвинулись, открыв безоблачное чистое небо, чуть белесое от сверкающего солнца, словно на засвеченной фотографии. Вокруг до самого горизонта расстилалась водная гладь. Над нею парили чайки. На песок накатывали волны, шумно вздыхая о чем-то своем.

Сам Джонни сидел на корточках на берегу и пытался, подобно Каю, сложить из ракушек слово «вечность». Но море всякий раз шутя слизывало своим шершавым языком все результаты его стараний. Оно не признавало никакой иной вечности, кроме своей.