«Салфетки №253». Итоги.

№1

***

Я зажмурил и открыл глаза. Голубоватый свет приятно разливался вокруг. «Неоновая подсветка хорошая штука – совсем не режет глаза», — подумал и, потягиваясь, коснулся чего-то продолговатого. «Что это?» — я с любопытством посмотрел на предмет. Перед глазами была непонятная субстанция розовато-красного цвета. «Ничего себе! Не помню, чтобы это вчера было здесь. А пахнет приятно! – удивился я и осторожно потянул предмет на себя. – Тяжелый! Потом посмотрю». Мое внимание привлекла небольшая емкость. От нее исходил нежный, чуть с кислинкой, аромат. «Ох! Прелесть какая!» — восхитился я, чувствуя, что как этот запах кружит голову, соблазняя. – Мистика просто!» Я вытянулся во весь рост, зацепил емкость и потянул на себя, чтобы лучше рассмотреть содержимое. Но стоять было неудобно и, потеряв равновесие, я упал. За мной полетела и емкость. Она приземлилась на пол с громким стуком, облив меня и пол содержимым. Я замер. Но запах так манил! Я не удержался! Решительно прилег и осторожно коснулся разлитого своим языком.

— Васька! Рыжий негодник! Не смей холодильник открывать! – раздался крик – Опять сметану уронил?

Моя хозяйка вбежала на кухню и шлепнула меня веником. Я заорал и, перепачканный сметаной, бросился под кровать. Сидя в темноте и облизывая лапку, подумал: «Зачем вообще тогда нужны холодильники, если открывать их нельзя? Непонятно!»

№2

***

— Коль, а мистика от ужаса чем отличается? — спросила молодая девушка, поднимаясь по лестнице.

— Мистика — это когда непонятно, а ужасы — это когда страшно.

— Вот мы с тобой сегодня будем Пиковую даму вызывать — это страшно или непонятно?

— Это довольно глупо, — недовольно и категорично ответил Коля.

— Ко-о-оль, да ладно тебе, крещение всё-таки, положено так, ты же меня одну не бросишь, мне же страшно.

— Да ладно, Вика, я что против? — сразу пошел на попятную Николай. — Посидим да погадаем, может вопрос какой зададим. Про теорему Ферма, например.

Ключ легко скрежетнул в замке и впустил парочку в жилье. Съемная квартира, выполненная в стиле советского интерьера.

Гадание было решено провести в ванной комнате, как единственно темном помещении. До полуночи ребята успели установить зеркала и расставить свежекупленные свечи.

— Вик, а чья это квартира? — неожиданно задал вопрос Николай.

— Да это бабушки моей, она как умерла несколько лет назад, так тут никто толком и не жил. Говорят, она ведьмой была.

Темнота преобразила комнату, сделал её опасной и непредсказуемой. Оргалит поскрипывал, выводя свою заунывную мелодию. Неплотно крепящаяся створка форточки то и дело легонько стучала по оконной раме. Огонек модной синей свечи только усилил это впечатление.

— Да ладно, ты действительно в это веришь? — поинтересовался молодой человек.

В голосе проскользнула легкая дрожь, по счастью, не замеченная девушкой.

— Нет конечно, мы ж не из деревни какой.

В зеркальном отражении мелькнула тень, потом вторая, в сложном завораживающем рисунке образовался коридор, в котором горела свеча, зазывая к себе путника, решившего поиграть с темными силами.

— Пиковая дама, приди, — зачитала по бумажке Виктория, — вопрошающие вызывают тебя!

Легкий скрип полов усилился, молодые люди прижались друг к другу в поисках защиты, но как-то интуитивно они уже понимали, что вызвали чего-то не то и старые сказки оказались не такими уж и сказками.

На грани слышимости появилось легкое гудение, молодые люди с замиранием сердца и как-то обреченно смотрели в мистический зеркальный коридор в немом ожидании.

Гудение переросло в дрожь, а потом в злобное рычание, которое просто сотрясло всю ванную. Но эта вибрация нарушила ту строгую схему, и иллюзорный туннель со свечой в центре рассыпался на множество осколков.

Не сговариваясь, молодые люди выскочили в коридор и помчались вон из зловещей квартиры. Вслед бегущим смотрел синий советский холодильник в пляске святого Витта оглашая пространство дребезжанием.

№3

***

Холодильник привезли, конечно, поздним вечером. Лена подозрительно посмотрела на высоту коробки и сказала со всей серьезностью:

— Доплачивать не буду!

— И не надо, — улыбнулся один из двух мужчин, притащивших груз от лифта. Второй окинул Ленкину фигуру и привычно скривился. Сунул бумаги:

— Распишитесь здесь и здесь.

Ленка, движимая больше вредностью, отковыряла пергамент и охнула:

— Он же синий! И явно дорогой. В чем подвох?

— Мы обязаны предоставить товар, — ответил тот, другой, с худым лицом и открытой улыбкой. — Пусть это будет дороже. А вы просили идеал.

Ленка заправила за ухо прядь волос — ну хоть что-то у нее есть красивое, на что можно смотреть и вот так улыбаться? — и подписала.

— Я пошутила насчет идеала, — буркнула она, чувствуя, что краснеет. — Холодильник не может подарить мечту.

— Это может сделать лишь человек.

Ленка очнулась, когда холодильник, уже стоял в углу ее крохотной кухни, рассматривая подпись: «Алексей. Звонить по всем вопросам». И телефон.

Никуда звонить она не будет, и вообще… Глупо было обращаться в это «Исполнение желаний». Желание у нее было понравиться Игорю, который не пропускал ни одной стройной особы женского пола…

Ночью Ленка прокралась на кухню и потянула за ручку высокомерного синего холодильника. Не тут-то было! Дверь не открывалась. Дверь подернулась рябью и она увидела Игоря. Как идет он с ней рядом, а Ленка худая-прехудая. Красивая-прекрасивая… И почему-то злая.

Ленка теперешняя, толстая и голодная, дернула еще раз. Дверь не поддалась. Сверху пробежала надпись: «Ждите вашей мечты и шести утра».

Ленка пнула синее чудо.

Ночью снился ей почему-то не Игорь, а некрасивый Алексей. Утром она набрала его номер.

— Что-то не так? — спросил хриплый голос. — Сейчас буду.

Ленка не успела сказать, что все так, и просто… Холодильник, как и Игорь, слишком хороши для нее…

— Наводка испортилась, — опечалился Алексей, осмотрев чудо техники. — Чтобы так сразу…

— Влюбляются тоже иногда сразу! – покраснела Легка. — Как и толстеют!

— А я сколько не съем, все одно — жердина худющая.

— Мне бы так, — вздохнула Леночка.

— Вам? — поперхнулся Алексей. — Вот женщины! Да вы… Да вы мне… Вы мне понравились. И разговариваете по-человечески, а не как эти худые офисные стервы. Но у вас уже есть желание, а нам нужно его исполнять…

— Сами сказали — желание может поменяться, — решилась Ленка: как в воду прыгнула. – Мое, может, уже исполнилось.

№4

Форма небытия

– Знаете, мон шер, – говорит мне Дени, манерно извлекая из кармана камзола надушенный кружевной платок, – моё фортепиано совершенно сошло с ума.

Я молчаливо киваю и продолжаю мыть посуду. У Дени нет никакого фортепиано, но указывать ему на это, а тем более вступать в дискуссию, не имеет смысла. Жизнь на антарктической станции одних располагает к молчаливости, других же – к безудержному многословию, и Дени, увы, из последних.

– Можете себе представить, – продолжает между тем Дени, – оно вообразило, что оно есть единственное существующее на свете фортепиано и что вся гармония Вселенной происходит в нем! Прочее же – лишь плод игры его ума. В том числе и вы, и даже я! Каково?

Проходящий мимо Том задумчиво проводит ладонью по подбородочной щетине, который уж месяц трёхдневной, и слегка заплетающимся языком изрекает:

– Я знаю, как поставить пианинины… пианиновы… пианинские мозги на место. Ему надо налить.

После чего уходит к себе, нетрезво, но довольно мелодично напевая: «The piano has been drinking, not me, not me, not me...» – наверное, что-то из своего очередного похмельнорождённого опуса.

– Впрочем, мне ещё повезло, – не унимается мсье Дидро, – моё фортепиано хотя бы не рассматривает меня как добычу. А вот у Аркадия с Борисом вообще беда. Их вещи стали хищными, и теперь, вместо того чтобы следить за показаниями приборов, они следят за тем, чтобы их холодильник не подкрался к ним ночью и не сожрал. А я ведь предупреждал, чтобы не красили его в этот омерзительный синий цвет.

В этот момент я понимаю, что ещё немного, и моё сознание окажется бесповоротно погребено в философических глубинах словесного потока Дени. И перехожу в контрнаступление.

– А мне кажется, мой друг, ваше фортепиано совершенно право. Нас не существует на свете. Вот смотрите: нашу Антарктиду называют ещё Южным континентом! Но ведь «южный» по латыни – australis, поэтому настоящий Южный континент – Австралия. А никакой Антарктиды и в помине нет.

– А мы тогда где? – недоуменно произносит Дидро.

– В праконцептуальной монадЕ (Я, конечно, знаю, что правильно говорить «монАде», но на поэтическую натуру Дени рифмы воздействуют сильнее). И наше бытие есть лишь форма небытия. Оно столь же иллюзорно, как и этот мистический холодильник планетарного масштаба, который мы называем Антарктидой.

***

Оставшись один, я подхожу к окну и долго смотрю на бескрайнюю ледяную пустыню. Говорят, долгая изоляция способствует галлюцинаторным видениям. Не знаю, не знаю. За собой я ничего подобного пока не замечал…

№5

***

Моя бабушка была большой оригиналкой. Недаром ее кухню украшал синий холодильник… с портретом. Дед изобразил озорную рыжеволосую девушку (он любил жену чрезвычайно, хоть подчас и поругивал ведьмой), а наметанный глаз художника всегда схватывал самую суть. Не удивительно, что после смерти мужа бабушка так и не сменила старенький «Минск» (удивительно, что работал он без перебоев).

Холодильник мне нравился с детства – такого не было ни у кого и девушка на нем улыбалась ласково (а потому и угрозы «Не будешь слушаться – запру в холодильник» звучали смехотворно).

Бабушка жила в пригороде и я часто гостил у нее на выходных. В ту ночь мне приснился страшный сон. С колотящимся сердцем и пересохшим горлом я поспешил к холодильнику – попить. Лунный луч упал на бабушкину улыбку и она показалась мне… не такой, как всегда. В голове вскрикнуло «Нет!», но я уже тянул на себя визгливую дверцу. Холодильник открылся, вздрогнул — и в нем погас едва загоревшийся свет. Из тьмы на меня дохнуло чем-то жутким, от чего остановилась кровь, а косточки стали хрупкими, как сосульки. Слабой рукой я выпустил дверь и она беззвучно закрылась. Словно фарфоровая кукла с иглой в сердце я медленно двинулся в спальню на негнущихся ногах…

После той ночи все стало не так. Стрелки тикали еле-еле и все-равно я за ними не поспевал. Временами, обращенные ко мне слова становились пустыми звуками, а руки и ноги превращались в вату. Мир темнел, а предметы казались такими… как абажуры без лампочек. Из футбольной команды меня… попросили остаться в запасе, учеба зашла в тупик, мама вконец измучила витаминами. А потом умерла бабушка.

В тот день я увидел синий холодильник у себя в комнате и чуть не завопил от ужаса, когда мама озабоченно прошла сквозь него. Все-таки, я — вратарь от бога. (Представляю, как бы я катался в истерике, тыча в холодильник пальцем – мама, рыдая, прижимает меня к груди, а отец в испарине набирает номер психушки...) Меня спасла реакция – я заткнулся на полуслове.

Смотреть на него я не мог — пытался заставить креслом, завесить шторами, выстраивал целые баррикады… Но его все-равно было видно. И тогда я просто отворачивался.

Однажды мне приснилась бабушка – погрозила пальцем и сказала одно только слово «смотри!». Превозмогая отвращение, я уставился на холодильник-призрак. Чтобы не думать о мерзком холоде, я разглядывал ее портрет… И вдруг, она подмигнула, будто живая. На фарфоровых ногах я подошел к холодильнику и коснулся дверки. Рука не прошла сквозь, остановившись на гладкой поверхности. Сцепив зубы, я потянул дверь на себя и задохнулся от хлынувшего холода – жесткого, потустороннего, пахнущего тленом и мраком… Зажмурившись и сжав сердце в комок, я шагнул в нутро синего холодильника…

Так все и закончилось. На утро предметы обрели свой обычный вид, стрелки часов проснулись от спячки, а через день меня снова поставили на ворота. Иногда мне кажется — она хотела научить меня смотреть фактам в лицо. А может и нет… Она была большая оригиналка.

№6

***

Знаете ли вы, какая аура у порядочного холодильника. Да-да, представьте, она у холодильников тоже есть. Люди вкладывают в них столько души вместе с любимой едой. О! Про это можно писать эпосы, саги и поэмы. В результате всех душевных переживаний людей, любой работающий холодильник имеет ауру. Да-да. В астрале любой холодильник белый и пушистый. И нечего смеяться. Люди в массе своей в астрале куда как менее симпатичны.

Но не все холодильники одинаково полезны, то есть продуктивны, то есть работают с полной отдачей. Почему так случается – точно никому неизвестно. Я склоняюсь к мысли, что это какой-то заводской брак, который на общую работу не влияет, но вот помогает фиксировать не только положительную энергетику людей, но и забирательную. Особенно это ярко проявляется по ночам, когда истинные пожиратели еды выходят на просторы коридоров и кухонь. Они пробираются в темноте, как сомнамбулы, и их внутренний компас ведет их только к одному светочу в жизни – белому, неприступному, холодному и прекрасному идолу. Полному еды. И когда они беспокоят покой этого божества, тут-то и происходит самое ужасное. Забирая еду, они забирают смысл жизни холодильника, ибо истинный холодильник живет только для сохранения еды. Но взамен эти ночные чудовища оставляют свои пожирательские эмоции и чувства, которые в холодной среде холодильного нутра конденсируются и проникают в душу холодильника.

И тогда холодильник перестает хранить еду. Он начинает ее пожирать. Но он не может есть обычную пищу. Этого ему не позволяет Технический Паспорт. Он пожирает тех, кто в него заглядывает.

Честно скажу. Именно этого и случилось со мной. По ночам я себя не контролирую. Первым я проглотил кошку – она лапкой открыла мою плохо прикрытую дверцу. Когда я утром осознал, что наделал, то чуть не разморозился от нахлынувших чувств.

Вторым я съел пса. О нем – не жалею. Он мне никогда не нравился – хам и проглот.

Третьим во мне пропал мужчина. Ему понадобилась водка. И это ночью! Он был сам виноват.

А вот Она крепилась дольше всех! Она сидела на диете и сдерживалась из последних сил. Но когда все неизъяснимым образом пропали, она решила себя немного утешить… Сами понимаете. На дворе в тот момент была ночь…

Сейчас я стою на кухне один. И любуюсь своим красивым синим цветом в астральной проекции. В квартире пусто. Скоро ее обитателей хватятся и взломают входную дверь. Скорей бы, а то я уже изрядно голоден.

Интересно, а может попробовать проглотить кого-нибудь днем?

Главное, что бы этого никто не заметил.