САЛФЕТКИ 140!!! Объявление победителей!

Поздравляем победителя: Берман Евгений!!!

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

Итоги 140-го тура мини-конкурса «САЛФЕТКИ».

№ 1 Берман Евгений — 30 баллов (№7)

№ 2 Art Анис — 27 баллов (№10)

№ 3 Аллан Рик — 13 баллов (№11)

Из внеконкурса отмечена лучшей миниатюра №1 Армант, Илинар

Авторство:

№1 Валеев Иван

№2 Шишкова Юлия

№3 Traveler Wanderer

№4 Радуга

№5 Минасян Татьяна

№6 Аллард Евгений

№7 Берман Евгений

№8 Яго С.

№9 Алешина Ольга

№10 Art Анис

№11 Аллан Рик

Внеконкурс

№1 Армант, Илинар

№2 Валеев Иван

№3 Киет Марин

№4 Радуга

Подробности тут:

ВСЕМ СПАСИБО ЗА УЧАСТИЕ И ПРЕКРАСНЫЕ КОММЕНТАРИИ!!! Удачи на следующих салфетках!

––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

№1

***

Порыв ветра швырнул мне песком в спину. Я огляделся.

С головой творилось что-то нехорошее – никак мне не удавалось удержать в ней всю картинку однообразной до омерзения равнины с торчащими кое-где высохшими деревцами, одинаковыми настолько, что мне показалось, будто я зашел в зеркальную комнату и что настоящее дерево только одно – то, которое ко мне ближе других. Только вот меня ни одно зеркало не отражает.

Ветер налетел опять, теперь слева, дернул за дырявый плащ раз, другой, и задул уже постоянно, тихонько поскуливая время от времени.

– Эй! – звонкий голос прилетел откуда-то из за спины, забрался в голову и принялся скакать там внутри.

«Эй-эй-эй», повторял он на разные лады.

Кулаки сжались так, что в левом что-то хрустнуло. Я поднес его к глазам и попытался расслабить пальцы. Заклинило.

– Куда ж ты?

«Ты-ты-ты». Я медленно обернулся.

Алиса стояла на холме, с которого я спустился несколько минут назад. Она раскинула руки в стороны – и ветер рванулся к ней громадным добродушным псом, соскучившимся по любимой хозяйке. Я взглянул на небо.

Небо… Его привычные, черные с красным ячейки стремительно затягивало белыми жуткими облаками; ветры гнали их к месту встречи, которое находилось где-то между мной и Алисой. Чуть левее. Прямо по центру почти равнобедренного треугольника. Длинные его стороны сходились на мне. Второй угол занимала Алиса – она любит появляться раньше и эффектнее. А в третьем углу, тихая и, как обычно, слегка не в фокусе – Кара, старшая сестра Алисы, стоит, сложив руки на груди – спокойно и неподвижно, словно всегда была там, где была.

Алиса рассмеялась. Ее смех тоже затеял скачки с препятствиями в моей голове.

– Разве можно покинуть место, в котором тебя и так нет?

Кара. Тоже вроде бы дуновение ветерка – ледяной пикой пронзающего навылет.

Облака кружатся против часовой, образуя быстро темнеющее кольцо. Глаз бури. Там даже виден кусочек неба…

– Вернись!

«Нись-нись-нись».

– Зачем? – кричу я в ответ.

Они уже трижды находили меня и трижды мне удавалось ускользнуть. Но…

Молния бьет в песок. Другая. Третья. Все ближе и ближе ко мне, выжигая в песке стеклянную дорожку.

Я поднимаю так и не разжавшийся кулак вверх. Молния бьет в меня, внутри, кажется, что-то перегорает, я срываюсь с места в сторону Кары – эта наверняка…

Алиса подняла с песка металлический шлем. Из него посыпались обгорелые части расколовшихся печатных плат.

– Перебарщиваешь ты с эффектами, – заметила Кара, – Пора уже отвыкать.

– Так веселей! – ответила Алиса, щелкнув пальцем по шлему.

«Лей-лей-лей...»

#2

***

Двери в комнату открыл высокий мужчина и пропустил вперед двух девочек, лет шести и лет девяти. Сестрички смотрелись как ожившие куклы, лица каждой скрывала маска и толстый слой грима.

— Прошу любить и жаловать: Анна и Софья. Ваши внучки — мои племянницы! – отдышливо объявил Виктор Павлович. – Это дети Натель. Мама, вам, вероятно, до сих пор больно вспоминать эту историю. Помните, как она была красива? Это ж надо, бросила Дмитрия, сбежала во Францию с бароном. Родила ему двух дочерей. А потом ушла от него в цирк Лурье. Мне Натель писала письма, полные слёз. Хотела сама в гости приехать, перед Дмитрием и перед вами покаяться. И ведь собралась, с девочками.

Слышали, мама, недавно загорелся поезд? Наша бедная Натель как раз в нём и ехала, царство ей небесное. А дочек удалось спасти, только густые волосы девочек вспыхнули от жара и лица обгорели — теперь Анна и Софья вынуждены прятать ожоги под масками и гримом. Дмитрий оплатил их лечение.

— Виктор, они знают русский язык? – прошамкала чопорная дама в чепце. — Bonjour les beautés! Добрый день, красавицы!

— Спасибо, мадам, наш русский не идеален — сказала старшая девочка с сильным акцентом.

— Мама, это еще не всё! Пару лет назад барон их нашел, но не успел забрать к себе из цирка, его сразил сердечный удар. Поверенный в делах уже связался со мной и объявил, что на образование девочек отписана приличная сумма.

Дама прикрыла глаза рукой и вздохнула.

— Виктор, когда похороны Натель?

— Мама, я позволил поверенному забрать останки во Францию, такова была воля барона. Он до последней минуты её любил. А над девочками Дмитрий намерен оформить опекунство, если мы не будем возражать.

Залитая солнечным светом высокая комната лучилась чистотой, покоем и радостью.

Гостьи присели рядышком на мягкую кровать. Старшая нагнулась к уху младшей и, обняв её, что-то горячо зашептала по-французски, а потом крепко расцеловала.

Дмитрий, сидя за столом ресторана, точно так же обнимал человека в черном фраке и, мешая русские и французские слова, целуя, орал:

— Когда ты мне написал, что Нателькины девчонки не выжили, я уже распрощался с денежками барона! Лурье! Мер-р-си! Вот оговоренная сумма! У поверенного и Виктора даже тени сомнений не возникло! Как же ты меня выручил, мон ами, своей цирковой карлицей с дочерью. Маски, грим, пару фраз на русском — и вуаля — живые сестрички, хоть и странные, черти.

№3

***

Та-дам, — пришла очередная смс-ка.

— И правда, вечно я, как подушка для всех, — возмутилась Слава.

— Ну пошли их куда подальше. Они ценят хорошее отношение к себе, а не тебя.

Такой разговор случался на этой малюсенькой кухне частенько: как приедет младшенькая Настя к старшенькой-двоюродной, так и случался. А чего? Муж Славы — циник, считающий смыслом жизни производство и воспитание детей; подруги появляются, только когда у них проблемы; мама помешена на деньгах. А хочется-хочется чего-нибудь удивительного, значительного, чтоб жизнь сквозь пальцы не сливалась. У сестёр хоть и разница в восемь лет, да мозги у обеих набекрень, так что держатся вместе. Живут по собственной странной философии, обсуждая то российскую монархию, то буддизм.

— Гриша говорит, дети — вся наша жизнь. А я как-то не согласна.

— Он это навязывает, потому что у тебя своей цели нет.

— Да, блин! Вот именно! Какая она — моя цель?

Увлечений нет, стремлений тоже, нелюбимая работа юриста, на которую Слава, кстати, и не выходит уже третий год по причине декретного отпуска, интереса не представляет. Да и сомнительный отпуск заканчивается.

— Давай проведём ритуал — высвобождения твоих внутренних способностей.

— Ведьма Настя, хочет раскинуть скандинавские руны?

— У нас общий бог-хранитель, я с ним на ты: Сколько уже ритуалов провела, и все удачно, между прочим.

— Ну, ладно, попробуем.

— Неси свечу, картонку, спички или зажигалку, две иглы. Кровь из пальца понадобится — сама проколешь.

— Кровь… опять ты про кровь.

— Магия такая, точка.

Поболтали о том, о сём. Слава заявила, что выкуривает последние две сигареты и бросает. Хватит!

— Если завтра, послезавтра или хоть когда-нибудь снова закурю, то я полное чмо, убьюсь.

— Только не вешайся.

— В духовном смысле. Реально буду жить, как растение.

Они пошли на балкон прощаться с пагубной привычкой.

— Насть, я ведь православная — за колдовство можно и в ад попасть.

— У меня там связи — не беспокойся.

— Какие? — засмеялась старшая. Хотя была привычна к подобным закидонам.

— Хель, своячница не обидит.

Слава укладывала дочку, а Настя писала заклинание. И вот час истины!

— Последняя руна — кано — внутренние способности, всё усилит. И дай что-нибудь, чтоб пепел скатерть не прожёг.

Поставили поднос для выпечки. Зажгли свечку, начертили руны, прокололи пальцы, капнула кровь, сожгли, намочили, развеяли.

— Теперь я горы сверну!

— Главное знай, чего просишь, и верь, сестрёнка, — подтвердила ведьма.

Чего ради близких ни сообразишь?

#4

Иллюзион

— Школьница, шеф? — неуверенно спросил сержант, рассматривая тело девушки, обнаруженное в парковом пруду.

На ней было темное платье с черным передником, но, пожалуй, слишком короткое.

Инспектор присмотрелся.

— Да нет… Это одна из сестер Макгрегор – «девочка» из «Иллюзиона». Похоже — Фел.

— И все-то вы знаете, шеф, — ухмыльнулся сержант.

— Работа такая… — инспектор кашлянул и затянулся папиросой.

Заведение «Иллюзион» пользовалось неплохой репутацией и исправно платило все подати. Но «доброжелатель» донес, что там появились несовершеннолетние: две близняшки — Мел и Фел. Пришлось нанести визит.

— Что вы! – одутловатые щеки хозяйки затряслись от волнения. – Им уже по двадцать два. Просто миниатюрные кошечки! – ее толстые губы расползлись в улыбке, а голос доверительно понизился: — Выберите одну, останетесь довольны сюрпризом! Не беспокойтесь, я умею хранить тайны.

«Еще бы не умеешь! Иначе твою контору давно бы прикрыли», — подумал тогда инспектор.

Он предпочел нежную Мелани в белом фартучке, скромно сидящую в уголке, изображая невинность.

Сюрприз состоял в том, что когда Мел вовсю резвилась сверху, игриво поглаживая его рыжими волосами, появилась Фел.

Разыгрывая сцену ревности, она вначале наградила Мел звонкой пощечиной, а затем повалила на спину и принялась жадно ласкать. Сама Фел при этом как бы невзначай поворачивалась задом, обрамленным ажурной линией черных чулок.

Хулиганку хотелось наказать. И он наказывал, бесцеремонно оставляя следы на упругих бедрах…

Клиенту — двойное удовольствие, хозяйке двойная оплата за каждую девочку.

А теперь, видать, кто-то перестарался…

Инспектор сплюнул и выбросил окурок.

— Вы заканчивайте тут, а я в «Иллюзион».

***

Фелиция Макгрегор поправила черную вуаль и нетерпеливо взглянула на вокзальные часы. Еще две минуты и поезд умчит ее подальше от ненавистного городишки.

Этот толстяк оказался настоящим богачом. Он изрядно налакался шампанского и напоил дурочку Мел. Когда клиент захрапел, и Мел отключилась, Фел выпотрошила его бумажник. Денег им с Мел вполне хватило бы, чтоб уехать и снять жилье на первое время. Можно податься в прислуги в приличный дом, а там, глядишь, отыщется богатенький вдовец, любитель рыжеволосых нимф.

Но Мел очнулась и была чертовски возмущена кражей! Она что, собиралась всю жизнь провести в гнусном «Иллюзионе»?!

Ну, ничего. Фел посильней прижала подушку к ее лицу – и дело сделано. Пускай теперь жирный толстосум отдувается за свои любовные похождения. А Фел ждет впереди новая жизнь. Ведь ей еще только семнадцать.

# 5

Бесполезная дочь

Врач-нарколог оказался совсем еще молодой и довольно красивой женщиной. Правда, рядом с ее столом стояли прислоненные к стене костыли, но поначалу Элла не обратила на них особого внимания.

— Вы знаете, Инга Петровна, — заговорила она сбивчиво, — я совсем, совершенно не могу понять, как это могло случиться! Я для нее делала все! У нее же – талант, она в пять лет сама Шопена на пианино подбирала, а в семь – первый этюд сочинила! Я ей лучших учителей нашла, я такие взятки давала, чтобы ее в консерваторию взяли… Ей все условия были созданы – никакой работы по дому, никаких забот, только играй! Она с отличием закончила… в Европу ездила с концертами… и вдруг – такое! Наркотики, передозировка… Она всегда была такой домашней девочкой, у нее все подружки были проверенные… — не выдержав, Элла закрыла лицо руками и разрыдалась.

Врач потянулась за костылями, встала из-за стола и, хромая, но весьма ловко и быстро подошла к шкафу и достала оттуда бутылку питьевой воды.

— Вот, возьмите, успокойтесь, — протянула она воду плачущей женщине. – Так бывает, к сожалению. Творческие люди ищут новых ощущений. Не всегда там, где их стоит искать… Да еще возраст у нее кризисный, почти тридцать лет… Но мы с… — она опустила взгляд на лежащую перед ней историю болезни. – С Верой Петровной будем работать, и скоро она вернется к вам здоровой. И музыку еще будет писать, лучше, чем прежде.

— Вы правда так думаете? – с робкой надеждой подняла глаза Элла. Один из костылей вдруг поехал по стене в бок и со стуком упал на пол. Инга с досадой крякнула, и ее посетительница, вскочив, нагнулась за ним.

— Спасибо, — кивнула врач и, заметив вопросительный взгляд Эллы, объяснила. – У меня ДЦП. К счастью, легкая форма. Меня из-за этого мать в детдом сдала.

Заплаканные глаза Эллы округлились, а сидевшая перед ней молодая женщина мрачно улыбнулась и продолжила:

— У нее была старшая дочка, тоже талантливая музыкантша. Талант надо было развивать, мать гения должна отдавать ему все силы, и если бы она стала заботиться о ребенке-инвалиде, мир потерял бы великого композитора. А инвалид ничего полезного миру не даст. Воспитатели обожали пересказывать мне то, что она им тогда наговорила.

— Сколько… вам лет? – непослушными губами прошептала Элла.

Инга кивнула, подтверждая, что та все поняла правильно:

— Двадцать четыре. Когда я родилась, Вере было пять, — и видя, как побелело лицо ее собеседницы, она продолжила менее жестким тоном. – Не волнуйтесь так. Ее правда можно вылечить, и я это сделаю.

№6

***

Сгущались сумерки, от монотонного пейзажа за окном моего «рэндж ровер спорта» клонило в сон. Но когда на повороте на Велдингтон я заметил элегантный кабриолет и два стройных женских силуэта, встряхнул головой, развернул машину и лихо затормозил рядом.

— Помочь, девушки? — поинтересовался я весело.

Видно, сестры. Похожи. Одна постарше — длинные ноги, грудь небольшая, но красивой формы, упруго выпирает сквозь футболку. Светлые волосы по плечам. Вторая — в джинсах, которые соблазнительно обтягивают крутые бедра. Тёмные волосы, стрижка каре.

— Что-то не работает, — пробормотала старшая, взглянув на меня с такой надеждой, что растаяло бы любое сердце.

Я поднял капот и усмехнулся. Примитив. Но для солидности провозился подольше, пусть решат, что поломка серьёзная. Сел за руль и включил зажигание, мотор отозвался ласкающим слух рокотом укрощённого зверя.

— Ну вот, все в порядке, — отрапортовал я.

— Чем мы можем вас отблагодарить? — промурлыкала младшая, во взгляде я ожидаемо увидел нескрываемый интерес.

Номер в мотеле показался уютным. Я бросил сумку рядом с кроватью. Присел, медленно расстёгивая рубашку. Блондинка встала передо мной, призывно улыбаясь. Опрокинула меня на спину, ласково провела по животу, груди и вдруг её пальцы сомкнулись на моей шее. В глазах потемнело, но я успел собраться и пружинящим движением сбросил девицу с себя. Выглядела она теперь менее сексуально — помесь богомола с гиеной, тело покрыто грязно-серой шерстью. Я скатился с кровати, выхватил из сумки пистолет и всадил всю обойму прямо ей в башку. А где же вторая сестрёнка? Лишь великолепная реакция позволила мне отпрыгнуть в сторону, когда с потолка свалилось мохнатое чудище. Зашипело, открыв пасть, усеянную несколькими рядами острых «крючков», и бросилось на меня.

Громкий треск и дверь с грохотом обрушилась на пол. Огненные вспышки прорезали полутьму, и мерзкая гадина безвольно соскользнула вниз.

На пороге стояли двое: парень и девушка. Мои помощники. Оуэн и Ирэн. Я облегчённо вздохнул.

— Долго возились, чёрт вас побери. Они меня чуть не сожрали.

— Неужели для тебя это стало бы препятствием? — усмехнулся Оуэн.

Вытащив из сумки анализатор, он наклонился и провёл над останками. — Уровень паранормальной энергии зашкаливает.

— Да, как мы и ожидали. Твари инопланетные и очень агрессивные. Ты сильно рисковал, — Ирэн бросила на меня напряжённый взгляд.

— Мне так нравится, когда ты за меня беспокоишься, — я прижал её к себе. — Ну, зато теперь с ужасом Велдингтона покончено навсегда.

№7

Прекрасная Акимари

– Итак, Изаму, ты просишь руки моей дочери Акимари?

– Да, Ясухиро-сама. Слава об её красоте и добродетелях идёт по всей земле…

– Только ли об этом говорят люди? Ты ведь наверняка слышал и другое, – проницательный взгляд даймё Ясухиро упёрся Изаму в переносицу, и молодой самурай, не выдержав, опустил глаза.

– Слышал, Ясухиро-сама, – чуть слышно проговорил он. – Низкие сплетни недостойных людей, в которые я не верю. Дочь столь почтенного человека не может быть злой мононокэ, пребывающей одновременно во многих местах!

Старый даймё беззвучно рассмеялся.

– Что ж, я позволю тебе пройти испытание. Сегодня после захода луны жди в моём саду камней, в беседке, что у обрыва. Ты увидишь мою дочь и сам поймёшь, годишься ли ей в супруги.

«Если останешься жив, конечно», – подумал с грустью Ясухиро.

***

Сад камней спал, чёрный и недвижный. Тишину нарушало лишь пение водопада, струящегося со скалы, да крики ночных птиц. Вдруг боковым зрением Изаму уловил, как чернильный профиль одного из больших камней словно бы раздвоился. Молочным пятном проявилось в ночи прекрасное девичье лицо – тонкие брови, глубокие печальные глаза…

– Акимари-сан! – позвал Изаму. И двинулся было навстречу, но лицо исчезло. И в то же мгновение же появилось вновь – слева, в двадцати шагах от раздвоившегося камня. Изаму застыл на месте, изумлённый. Шаг – и нет перед ним никого. Вдох – и снова она в другом месте. Выдох – и исчезла совсем. А потом увидел Изаму, как одновременно в двух местах возникло её лицо. И две Акимари, уже не прячась, двинулись к нему. В ужасе выхватил он короткий кайкэн и метнул в одно из лиц. Взмах боевого веера-тэссэна, звон стали – и кинжал бессильно отлетел куда-то в траву. А два демона-мононокэ продолжали медленно приближаться. И тогда понял Изаму, что не осталось ему другого выхода, и с воплем бросился в пропасть, на острые камни – только бы не стала его душа добычей демонов…

***

– Ещё один, – вздохнула девушка. Её сёстра-близнец только грустно улыбнулась.

– Не отчаивайся, Аки, – сказал Ясухиро. – Если люди узнают, что у меня на самом деле не одна дочь, а близнецы, вас ждёт ужасная смерть. Но не может же быть, чтобы на всём Хонсю не отыскался хоть один самурай с благородным сердцем и умной головой, который бы согласился жить с двумя жёнами, как с одной, и скрывать истину до конца своих дней.

– А может, мы и правда демоны? – произнесла Мари. – Вон сколько юношей уже погибло… Откуда ты знаешь, отец?

– Знаю, дочь моя. Я просто не верю в эти сказки.

№8

***

В городе сестер не любили.

Во-первых, рыжие.

Во-вторых, рыжие были они до дерзости, просто нагло рыжие, полыхали огнем своих волос на весь город.

В-третьих, характер у них был такой же.

Словом, добропорядочным горожанам не за что было любить сестер. Сколько раз предлагалось перекрасить волосы. Конечно, красить волосы – грех большой, но это уж лучше, чем рыжим ходить.

Словом, сами эти сестры напросились, считали горожане, когда барон, хозяин соседнего замка, превратил двух сестер в лисиц. Барона понять было можно. В окрестных лесах его стараниями ни одной лисицы не осталось, вот и пришлось ему вспомнить молодость, проведенную в городской школе магии.

Конечно, если бы барон вздумал превратить в тварей безмолвных добропорядочных девушек, то горожане возмутились бы, городской маг расколдовал бы девиц, а мер написал бы кляузу королю…

Но тут, честно скажем, никакого убытку не было. Девицы были наглы, рыжи и даже – только представьте себе! — не хотели замуж. И в монастырь не хотели.

Так что заколдовал барон девушек – и пронеслись они по серым мостовым рыжим огнем. Убежали в лес.

Конечно, вы уж подумаете, что когда через неделю барон устроил лисью охоту, то его нашли мертвым где-нибудь на опушке.

Или думаете, что наутро весь город пылал огнем – и все горожане умерли.

Или еще что.

Смешно такое считать, с чего бы такое стряслось? Благородный барон через неделю поймал двух рыжих лисиц. Их шкуры украсили накидку невесты барона. Невеста была не очень хороша собой и слаба здоровьем. Спустя пару лет жизни с бароном она скончалась.

А горожане живут себе, поживают.

А сестры – что сестры? Вон там, на серых скалах, пятна их крови – и ни дождь их не смывает, ни время.

№9

***

Странная девочка моя младшая сестра. У анирит каждая младшая – копия старшей, но чуть умнее и талантливее. Так происходит всегда. То, что мы живём среди людей, ничего не меняет. Мы анириты, мы всегда были и есть. Не замечали нас? И не надо, не замечайте. Но если в семье есть две рыжие дочки с похожими глазами, будьте уверены – это мы.

Впрочем… я беспокоюсь. Младшая не умнее меня. Умеет превращаться в маленьких зверей, но не быстрее, чем я. Умеет прятаться за тень, но не лучше меня. Умеет становиться светом из окна, но…

Её должны больше любить и друзья, и родители. Но нас любят одинаково. Что не так с моей сестричкой?

Мы меняем погоду, мы можем свести или отдалить людей, мы можем многое, но при условии, что младшая руководит, а старшая слушается. Для маскировки мы иногда ссоримся, но анириты не могут не любить друг друга, потому что только вместе мы вызываем снегопад или распускаем цветы.

В мои семнадцать мы обе станем обычными девушками и всё забудем. Но пока…

Младшая зовёт:

— Рита, помоги разорвать корень.

Я не спрашиваю какой, я знаю: это корень герани.

— Зачем?

— Вы отпустите меня из сердца. Ты и родители. Я умру завтра в шесть утра. Прости, что не сказала, я родилась нежизнеспособной. Прожила, сколько смогла.

— Почему я не знала?

— Ты сошла бы с ума от горя. Я сделала так, чтобы никто не заметил. Но помоги завершить то, что я начала одна. Без тебя ничего не получится.

— Что, Анечка?

— Ливень. Сильный ливень. Наш сосед зовёт любимую девушку покататься на мотоцикле, они разобьются. Трасса, скорость – ты видишь финал?

Да. Девушка чуть старше меня, совсем юная. И красивая.

Ливень. Ливень из моих глаз согнал тучи. Одна слезинка Ани вызвала яркие молнии. Влюблённые никуда не поедут, они останутся дома.

— Но ты, моя анирита? Как мне жить без тебя?!

— Светло и радостно. Потерпи до утра. Прости.

За стеной хмурые влюблённые, шум ветра, мокрое стекло и ускользающее время.

В последний раз смотрю на Анюту. Да она умнее и лучше меня в тысячу раз! И даже сейчас заботится не о себе.

Сестричка, родная, не отнимай наши последние часы, не погружай меня в сон, дай руку.

Но я чувствую, как засыпаю… Пальцы разжимаются…

Стена из дождя заслоняет мир.

№10

***

Потёмки… Оконце – не оконце, щель под потолком. Да и верно, зачем ворюгам да душегубцам свет?

Время, как и воздух здесь, замершее, затхлое. Это завтра оно понесётся, капли-секунды с крыльев стряхивая, в озноб вгоняя. И с каждой каплей страшное, неотвратимое всё ближе — не оттолкнёшь.

Вглядываюсь в вас. Родные, мои… Каждую вашу веснушку знаю, про каждый шрам рассказать могу. А много у вас шрамов-то. Никогда вы себя не жалели, к труду я вас приучил с младых ногтей, всё умеете.

Какими же вы в детстве были? Совсем в младенчестве – пухленькими, в перевязочках… Я-то не помню уже, но у детишек ведь всегда так. А веснушек почти не было. Это годы наградили – с года по десяточку. А потом жизнь вам шрамов, ссадин да ожогов щедрой мерой добавила – за каждый год, как плату за труды.

Только шрам шраму рознь. Пока вражина деревню нашу не спалил, мирные они были, шрамы-то. Это потом мы с вами лиха хлебнули. Пришлось соху оставить, за оружие взяться. Помню, как трясло вас, когда вы друг с дружки кровь первого врага смывали: человек же, хоть и враг – грех-то какой! Это потом уже научились, не дрогнув…

Война, лихолетье. И самое страшное – нищета. Вот и не помню вас в перевязочках-то, вон какие стали — бледные да исхудавшие. Но сколько мы не скитались, хлеб свой всегда зарабатывали, а не крали.

Как это случилось? Ведь никогда вы меня не подводили, что за странность? Голод словно рассудок замутил. Я вас и остановить не успел, да и подумать не мог, что вы способны! Как со стороны глядел: схватили краюху ситного с лотка, да под одёжу спрятали. А я стою столбом, ноги от стыда к земле приросли. Это когда уж торговка заголосила, с места сорвался, да поздно – повязали нас.

Обычно с ворюгами сразу разбираются, но завтра же ярмарка. Вот, в назидание – при большом скоплении народа, на площади… Как там староста повелел: «… не токмо едину десницу, но и шуйцу усецыте». Лучше бы сразу голову с плеч. А без вас мне – смерть мучительная… Кому калека безрукий нужен?

Размышляю, а вы словно сами всё решили – уже и верёвку потуже скручиваете. Скоба торчит под самым потолком, как раз у окошка – хоть гляну на свет божий напоследок. Дождики тёплые идут, весна… земля истомилась, по плугу соскучилась. Не войду я в неё плугом-то — сам лягу. Не отпетым, во грехе, но лучше сразу. Не пристало мужику, землепашцу, воину под забором околевать. Ну, давайте, родимые, сестрицы-труженицы – последняя вам работа. Привязывайте покрепче, тьма близко…

*десница, шуйца (устар.) – правая, левая руки.

№11

***

Ёжик был маленьким и очень слабым. Наверное, поселить его в прохудившемся нагревательном котле было не лучшей идеей. Теперь, сидя на рассохшемся деревянном столе, бедное животное чихало и всё время пыталось стряхнуть с мордочки копоть. Но чернь лишь ещё больше размазывалась, из-за чего ёжик вскоре стал похож на Чёрного Героя, комикс о котором валялся сейчас в куче бумаги на растопку.

— Такой ми-илый, — восторженно протянула Лу, а Мэй только усмехнулась, пододвигая ёжику под нос хлебную корочку.

— Я нашла, — гордо заявила Мэй и с чувством собственного достоинства хлюпнула носом. Вышло несколько не по-девчачьи, но её это волновало меньше всего. – Бегал по мастерской. Ты бы видела, как испугался его Медяк – такая умора!

Рыжий блохастый пёс, услышав своё имя, лениво прянул ушами и приоткрыл один глаз. Убедившись, что оба рыжих недоразумения на месте и не покушаются на его свободолюбивую тушку, пёс фыркнул и снова задремал.

— А зачем он тебе? – поинтересовалась Лу, осторожно трогая иголки.

— Ну, я даже не знаю… — обычно самоуверенная Мэй растерялась и зашарила глазами по мастерской. – Можно выдрессировать его, чтобы охранял еду.

— Но у нас же Медяк есть!

— Он не наш, а дедушкин, — Мэй снова утерла нос и запустила руки в карманы огромного, явно ей не по размеру, рабочего комбинезона. – Ну… Тогда можно сделать его нашим телохранителем.

— Он же милаф-фка, — смешно наморщила носик Лу. Несмотря на то, что они были близняшками, они разительно отличались. Осторожная чистюля Лу, в свои тринадцать похожая на девятилетнюю девочку, и Мэй, которую хлебом не корми – дай покопаться в механизмах.

А ёжик просто сидел и слушал, сверкая глазами-бусинками. Он уже давно заприметил путь спасения, но хлеб оказался вкусным и он решил немного подождать. Ради такой вкуснятины можно и потерпеть этих двух дурёх.

Внеконкурс

#1

Сёстры

— Знакомься – моя сестра Люба.

У Михаила перехватило дыхание. Надежда сразу отошла на второй план. Пауза затянулась, и он понимал, что его молчание становится неприличным.

— Оч-чень приятно. Михаил, — голос чуть дрогнул.

Надежда тихо вздохнула. От неё не укрылся вспыхнувший взгляд Михаила. Впрочем, почему вспыхнувший? Его глаза и сейчас горят, как он ни пытается это скрыть.

«И этот туда же…», — подумала она, но ни гнева, ни обиды, как это было раньше, она не почувствовала. К нему. А вот к сестре…

С одной стороны она должна быть ей благодарна – этакая лакмусовая бумажка для проверки на преданность, если бы не накапливающиеся годами обиды, а с ними и ненависть.

Когда это началось? Ещё в раннем детстве. Любе всегда доставалось больше и любви, и ласки, и внимания — несмотря на то, что она была старше Надежды на полтора года.

Вся эта несправедливость завершилась сокрушительным ударом и долго незаживающей раной. В семнадцать лет Надежда встретила свою первую любовь и…

— Познакомься – это моя сестра. Люба.

Нет, Люба поступила красиво – не стала встречаться с Сергеем, более того, будто мстила ему за слёзы своей сестры, но только затаила тогда Надежда тяжёлую злобу. И не на него – на сестру.

А потом, когда рана немного затянулась, встретила другого. Подкупил искренностью, и как тогда казалось, честностью. А как красиво говорил! И о том, что главное в человеке – душа, и о том, что он, наконец-то, нашёл ту, с кем может смотреть в одну сторону. Она почти поверила. Но…

— Знакомься — моя сестра. Люба…

Жаркий день, душный. Ни ветерка. Лишь воздух дрожит, будто ему холодно. И Надежде тоже холодно, несмотря на жару. Задумчиво смотрит на воду, а на душе впервые спокойно. И сожаления нет.

Люба так и не научилась плавать — кто только её не учил. Смеялась, что скорее топор поплывёт, чем она.

И вновь встаёт перед глазами страшная картина. Глаза Любы, полные ужаса, волосы колышутся под водой, как золотые водоросли, вместо слов мольбы – пузыри…

Встрепенулась. Что же она сидит-то? Нужно же бежать, голосить, звать на помощь. Бросила последний взгляд на воду и на перевёрнутую лодку – и помчалась прочь.

— Знакомься, это моя сестра, Люба…

И нет ни ревности, ни боли – пусть Олег и дарит сейчас сестре букет алых гвоздик.

№2

Город Рыжих Сестер

Вышла из Города со Старшей сестрой. Материнский наказ: проверка и уточнение новой тропы к месту добычи стройматериалов и разведка местности за ним. Старшая сестра сообщила, что разведчицы обнаружили чужие тропы. Тропы всегда ведут к Городу. Старшая сестра добавила, что работницы нужны всегда. Главное, чтобы пищи хватило на всех.

Длинный переход.

Встретили отряд работниц с грузом, посторонились, чтобы не мешать. Не следует ли отправлять их к месту добычи с охраной?

Тропа хорошая. Пытаемся сократить путь и все равно возвращаемся обратно. Разведчицы постарались. Старшая сестра согласна.

Продолжаем искать.

Почти у места добычи нас нагнал другой отряд работниц. Отошли. Старшая сестра предложила поесть перед тем, как отправиться дальше.

Обнаружили чужую тропу. Совсем свежая.

Идем по чужой тропе. Один раз появляются черные кузины, приходится их уничтожить.

Кузины вели себя странно. Старшая сестра тоже не понимает, почему они не сопротивлялись.

Чужой Город. Небольшой. Новый. Осмотрелись. Патрулей нет.

Отступили. Старшая сестра утверждает, что действовать надо быстро, поскольку наш след могут обнаружить и организовать оборону. Но их меньше и они слабы…

В Город возвращаемся в темноте.

Темно.

Наши отряды двинулись в сторону чужого Города. Их ведет Старшая сестра. Меня оставили на случай неудачи. Теперь Старшей сестрой буду я.

Сестра вела себя странно. Я тоже.

По наказу Матери уточняли с Младшей сестрой тропу к пастбищу. На скот напал хищник, его уничтожили до нашего прихода. В пищу не годится.

Чужих троп нет. Вернулись в город до темноты.

Армия доставила будущих работниц и пищу. Чужой Город уничтожен. Нет Матери – нет Города…

Видела Принцев. Без них Города тоже нет… Странно…

Пустой Город… Осиротевшие черные кузины… И их сестры – будут работать здесь, у нас…

Темнеет… Что-то не так… тянет… туда, вверх… Что-то во мне… тянет…

Новый день…

Матери не слышно… Никого не слышно… Только…

Вверх!

№3

Эти странные сестрички

Был до ужаса погожий день. Солнышко, с утра вынырнув из-за пушисто-перистых облачков весело плескалось, опутывая прохожих незримыми нитями света. Пешеходы медленно бродили по тротуарам, оглядывались и бессознательно улыбались, ощущая необъяснимую детско-наивную радость. Узкая улочка была не в меру оживлённой. Пробегали, опаздывающие на работу, люди. Упрямо мял снег здоровый детина. Рыжебородый, в грязном пиджаке, накинутом поверх ещё более грязной футболки. Он затравленно оглядывался, словно ища к чему бы придраться, этакий ресторанный критик, попавший в средневековый трактир и не знающий с чего начать.

Ломая хрупкий, прихваченный ночным морозом, снежок улочку перебегала пара девушек. Словно под гипнозом, мужчины не вольно оборачивались, жадно ловя взглядом каждое их движение. Становилось не по себе от их непонятно и чуть-чуть пугающей красоты. Похожие, как сёстры-двойняшки, какими они, наверное, и являлись, вместе с тем они чудовищно отличались.

Первая стройная девушка, обладательница ярко-красных волос, шла бойко, словно на пружинах, подпрыгивая при каждом шаге. Короткая, не по сезону юбочка, едва прикрывавшая ягодицы, неистово развевалась, предоставляя возможность всем убедиться, что нижним бельём она явно пренебрегает. Вторая, наоборот, словно была цитаделью целомудрия, правда только в сравнении со своей подружкой. Она смотрела на мир льдисто-голубыми глазами, в которых пренебрежение и презрение сменяли друг друга со скоростью падающих снежинок.

Все провожали шагающую пару наглыми, сальными взглядами, и девушки, видимо давно привыкшие к такому вниманию, совершенно не замечали останавливавшихся мужчин. Только одна пара глаз блестело настороженно и зло. Первый помощник главного инспектора по особо важным делам Дэвид Криожен давно уже искал эту парочку. И то, что он нашел её в трущобах Лондона, его нисколько не удивило. Давно привыкший к старой хитрости: «Если хочешь спрятать что-то, ставь на самом видном месте», — он вновь и вновь проверял и перепроверял информацию о происходивших за последнее время преступлениях в пригородах Лондона, пока не нашёл некоторую связь. Исчезновение мужчин стало первым сигналом, который привёл его сюда.

Он, в очередной раз проверил кобуру, в которой мирно спал Магнум, калибра 357. Оружие, которое ни в коем случае не должно было попадать к полицейскому в этой стране, где ты, защищая других, не имеешь права защитить себя.

«Пора, — решил он и бросился за свернувшими за угол девушками, — сегодня я за всё расквитаюсь!»

Сестрёнки Лиана и Кристина Доусон попали в поле зрения полиции после трагической смерти их родителей, когда им было около девяти. Затем последовали череда разбирательств, результатом которых стало просто невероятное заявление главного департамента полиции Лондона, что, скорей всего, девочки были причастны к случившемуся. Разразился жуткий скандал, во время которого никто и не заметил исчезновения двух фигуранток дела. Они пропали на почти шесть лет, но вернувшись, повергли в шок общественность всей страны. В чём их только не обвиняли: от уличных краж до пособничества террористам из ИРА. Однако, главным делом, прославившим эту парочку на всю Англию, стало массовое отравление посетителей маленького ресторанчики в Нортгемптоне. Притворившись кулинарами, они добавили в ресторанную еду сильнодействующий яд неизвестной природы, мучительно убивавший своих жертв. На следующее утро интернет кишел выложенными самими сёстрами видеозаписями, сделанными во время наступления и после смерти всех двадцати шести посетителей. Всевозможные издевательства, некрофилия по сравнению с которыми была бы просто детской шалостью, заполонили все социальные сети. Мало кто знает, что среди погибших тогда был и родной брат Дэвида.

Угол вывел молодого помощника инспектора в тупик. Грязный, провонявший сигаретами, с разбросанными, словно игрушки в детской, шприцами. Лиана облокотившись о стену докуривала. Тонкая рука плавно поднималась, и с каждой затяжкой её пепельно-синего оттенка лицо словно наполняла жизнь: возвращался румянец, блеск в глазах становился все отчётливей, и всё более явно разгоралось в них пугающее красноватое сияние. Она не казалось ни встревоженной, ни испуганной.

Дэвид потянулся к кобуре, когда она, вдруг неожиданно подняла на него глаза, а затем покачала головой и зацокала, словно убеждая нерадивого ребёнка бросить свои шалости.

— Я должен, должен.… За брата, — всё тише и тише говорил Дэвид, чувствуя, что теряет контроль над телом. Куда-то пропали и холод, и жгучая жажда мести. Он уже не услышал, как сзади к нему подкралась Кристина, и перед тем, как провалиться в забытьё, он ощутил лишь лёгкий укол там, где два острых клыка Лианы впились ему в сонную артерию.

#4

Агнесс и Джил

Предрассветное небо за окном едва проглядывало сквозь нависающий купол раскидистых тисов. Агнесс равнодушно смотрела в пустоту сада. Она была спокойна. Только сердце ощутимей пульсировало в висках — уверенным ритмом подтверждало правильность ее решения.

Все было готово. Агнесс обмакнула перо, и строки одна за другой стали ложиться на бумагу:

«Дорогая Джил!

Я прекрасно помню тот день, когда ты появилась в моей жизни. Мне было шесть лет, и тогда я впервые соврала родителям.

«Что случилось с твоим новым платьем?! – недоумевала матушка, разглядывая истерзанный шелк. – Кто это мог сделать? Неужели ты, Агнесс?»

Я солгала, что очень хотела надеть его и непременно показать всем, гуляя по саду, а потом упала, зацепившись за корягу, порвала платье и поранила руки.

«Настоящая леди умеет сдерживать свои желания и всегда стремится к безупречности. Повтори», — холодно потребовала матушка.

Я повторила. Так и не смогла сказать, что это сделала ты.

«Меня зовут Джил, — шепнула ты у самого уха, а затем стала орудовать ножом для вскрытия писем, как заправский мясник. Белесые шрамы на моих ладонях видны до сих пор.

Мы стали встречаться тайком. Вначале редко, и я каждый раз удивлялась твоему приходу. А затем все чаще и чаще. Испорченные вещи и отметены на теле – то, что оставалось после твоих визитов, которых я стала опасаться.

«Это не я! Это она, она — Джил сделала!» — хотелось выкрикнуть, но никто бы не поверил.

Уверенность в том, что это скоро пройдет не покидала меня. Я вырасту, стану сильнее и смогу убедить тебя, что так поступать скверно.

Но ты тоже выросла вместе со мной. Удивление прошло, а к страху встречи прибавилось томительное желание поскорей увидеться.

Однако не могу передать ужаса, охватившего меня в тот момент, когда я застала тебя прогуливающейся неподалеку от прибрежной таверны. Одетая как простолюдинка, ты ничем не отличалась от девиц, выставляющих себя на продажу заезжим морякам.

«Это не может быть правдой!» — подумала я.

Но поняла, что ошиблась, когда почувствовала с каким наслаждением ты предаешься воспоминаниям о грубых, горячих лапах того матроса, тискавшего твою девичью грудь. О том, как на продавленном топчане в пыльной каморке удивленно перекосилась его обветренная физиономия, и сильнее и чаще запыхтел он перегаром тебе в лицо, когда понял, что под ним девственница.

Я все еще надеялась, что это ошибка – тот случай единственный и такое больше не повторится.

Вчера же стало ясно, что будет и второй, и третий…

Ты издевательски улыбалась, Джил, разглядывая в зеркале синяки и царапины на обнаженном теле.

«Смотри: я – настоящая, я – живая! А ты – мертвая, скованная правилами приличия, втиснутая в строгие рамки светского воспитания!» — твердила, глядя мне прямо в глаза.

Ты похотливо гладила себя, снова и снова выпячивая ненавистные воспоминания о повторном визите на прогнивший топчан, где теперь их было двое, и ты сама расстегивала корсаж и благодушно раздвигала ноги…

Это пропасть, Джил! И единственный способ оттуда выбраться – уничтожить тебя!

Сегодня я это сделаю».

Агнесс отложила перо в сторону и бесшумно подошла к двери. Прислушалась. В доме еще спали. Двойной поворот ключа — и теперь ее никто не остановит.

Прозрачные кристаллики исчезли в стакане воды. Агнесс осторожно размешала и решительно выпила содержимое.

«Прощай, Джил…» — успела произнести она, падая на пол.

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––