Салфетки №131.

Вашему вниманию предлагается задание: ТЕМА.

Задача авторов — написать по этому заданию МИНИАТЮРУ (100-2500 знаков с пробелами).

Работы присылаются ведущему до пятницы, 6 июня, до 19.00 по московскому времени.

Далее идёт голосование до воскресенья, 8 июня, до 12.00 по московскому времени.

Голосуют все желающие.

По результатам голосования определяется победитель. Он же ведущий следующего конкурса.

Тема: «Сон в летнюю ночь»

№1

Сны…

Да, что может быть загадочнее, ужаснее и милее, чем сновидения?

В них мы видим и то, что хотим видеть и, то, что может случиться когда-то или случилось. Пожалуй, сны это то, что науке до сих пор не удается понять.

Я бы назвал их той магией, что только и входит в наши жизни каждый день.

Когда приходит время отдохнуть, тело постепенно тяжелеет, становится все больше похожим на воздух вокруг нас, на шум травы за окном и даже на журчание травы.

Погружаясь в сновидения, мы можем попасть в разные страны, увидеть множество удивительных и невозможных вещей, испытать такие чувства каких, быть может, не ощущали уже давным-давно. Сны могут показать нам тех, кого мы потеряли когда-то…. Тех, кого бы мы не хотели терять и даже тех, кого хотели бы никогда не упустить из виду.

Но не стоит забывать все же… что кроме милых сновидений, которых приносит нам сама ночь, с ними иногда приходят и страшные, плохие сны….

Кошмары… это довольно странное слово для того, что видит человек, ведь это он их создатель, это он властвует ими и своими мыслями.

Я думаю, каждый из нас должен беречь свои сны не меньше, чем яркие воспоминания, может когда-то они спасут нас, защитят или помогут больше, чем помог бы кто-то другой.

Сны помогут нам так же опуститься в блаженное забвение, которое все называют смертью…

№2

Пустая комната.

Одинокое пространство одинокого человека.

Пустота сгущается, ломается, тает… Вот уже можно различить силуэты книг. Они заполняют всю комнату. Позолоченные оправы тускло мерцают в падающем откуда-то мягком серебристом свете… С лёгким шелестом страницы книг начинают переворачиваться, но они девственно чисты… Откуда-то из-под потолка звучит мелодия — хрустальный звон невесомых колокольчиков, может быть, детский смех, и рождается слово. Робкое, неуверенное, словно первые штрихи, омрачающие стерильность холста, оно превращается в тонкий ручеёк, извивающийся на девственных лугах страниц, постепенно превращаясь в полноводную реку, остановить которую не в силах никакие дамбы, мосты, запруды.

Слово звенит. Оно как глина, что управляет движением рук гончара… Оно просит всё новых и новых жертв — Слово ненасытно. И испещрённые клинописью звуков страницы через время вновь становятся девственно чистыми… О, эти бесконечные, безысходные сизифовы муки! Остаётся надеяться, что это всего лишь сон.

Но чего стоит вся моя жизнь без этих сновидений?

И что я увижу, если однажды решусь проснуться?..

№3

Пол-мухомора.

— С чего взял, что жена твоя гуляет? Брехня это. Ты на Валюшку глянь. Со мной заноза, к другим кошкой ластится, но на сторону ни-ни.

Николай запахнул простыню на животе и со всей дури дал леща суетившейся у шаек жене. Та взвизгнула, пригрозила веником – Ирод! Задорно хихикнула и потерла раздобревший от жара зад.

Я машинально проследил за ее рукой, вспоминая округлости своей подлой изменщицы.

— Давай по чайку, брат. Валь, завари нам с Петром своего.

Валентина посмотрела на меня с материнским сочувствием.

— Маешься, соколик рогатый? Погоди чуток. Добавлю мяты для покоя, да чабреца почиститься.

Колян заговорщицки подмигнул мне, хихикнул:

— Мать, и фирменного средства не забудь, тока немного, полушку.

Пока я ломал голову над « фирменным средством», Валя незаметно отщипнула от грибной вязанки в углу и покрошила в чайник.

-До дна пей. Вот так. И на полок иди, там покамест парит, разомлеешь. Хворь сердечная сразу отпустит.

Приятное тепло с горьковатым привкусом разлилось по телу. Я полежал малек, слушая перешептывание соседей в предбаннике, потом с хрустом потянулся, взялся за рога, пытаясь их расшатать и вырвать к чертям.

— Не торопись, пусть мягчают, — посоветовала Валюшка, привалилаясь мужу под бочок, — они сами потом отвалятся.

Колян шевельнул ушами, одобрительно хмыкнул:

— Дело говорит. Все бабы – ведьмы.

Я смотрел на сидевшего передо мной осла и размышлял:

«А ты как был доверчивым ишаком, так и остался. Почеши маковку- раздобреешь. И невдомек, как твоя благоверная меня веником бережно обхаживала, да и сейчас сидит, подмигивает. Тебе только кроликов разводить. Вона они больше телят вымахали. Чем ты их кормишь? С продбазы тащишь? Или они на нитратах прут? Очнись, Колян, разводят тебя похлеще моего. Глаза своей Венеры видел? Наглые, хапучие. Тебе розочку под нос сунула, ты и обмяк. А намедни с трактористами в подсобке крутилась, как заведенная. Я точно все видел. У нее вона- пятерня на похабном месте отпечаталась. У Михалыча рука тяжелая.

А что ты на меня так смотришь? Давно бы рассказал, но не могу – друг ты мне. Вот и сейчас молчу, размышляю. Тебя вишь, как на дрожжах, расперло. Небось, с кроликами на комбикормах сидишь? Большой ты осел, Николай Петрович.

Отдохни пока, розочки понюхай, а мы с Валюшкой твоей в сторонке побеседуем»

Петро с трудом поднялся с ледяного полока. Голова раскалывалась. Почувствовав неладное, вправил выбитую челюсть. Дрожа как осиновый лист, впотьмах принялся искать одежду. Накинув пожитки, осторожно приоткрыл двери бани и трусцой за огородами, чтобы не спугнуть соседских кроликов, побежал домой.

№4

«Нехорошее предчувствие»

Василий собирался на прогулку. Точнее, свидание.

Лида – соседская девочка, которая нравилась ему ещё со школы, наконец, согласилась сходить с ним в кино. И он был безумно рад этому.

Надевая свою лучшую рубашку, привезённую отцом из Чехословакии, и аккуратно выглаженные брюки, он вдруг вспомнил вчерашний сон.

Красно–оранжевый свет пылал на высокой стене с чёрными глазницами окон. Горячий воздух был пропитан болью и ненавистью к тому, чего не ждали и так боялись. Пыль, осевшая на сухом бетоне, колыхалась от любого движения в воздухе.

Тишина. Мёртвая и нерушимая. Под её пологом – опустошённость, жизни здесь больше нет. Аморфные, пустые оболочки посиневших тел неровным ковром лежали на земле. Обескровленные трупы с гладким матовым свинцом вместо лиц застыли под безмолвным небом.

Гулкий шелест послышались в стороне, за стальной решёткой. Вот она, всесильная Смерть, совсем рядом, застыла в прыжке, готовая в любой момент наброситься и сожрать. Скрыться от неё, притвориться мёртвым, стать таким же свинцовым, как и груда трупов под ногами…

Несколько высоких тёмных фигур появилось в жёлтой дымке опалённого воздуха. Одна из них, покачиваясь, приблизилась к трепещущему сердцу. «Живой!» – фигура задрожала, захлёбываясь яростью. Тельце у её ног сжалось в предчувствии агонии. Жгучая сталь вонзилась в плоть, жадно высасывая жизнь. Никакой боли. Только тьма всё сильнее стягивала горло своими острыми плетями, поглощая последние искры сознания.

Тёмная фигура издала вопящий скрежет. Он эхом отразился от алого пустого неба, улетая вдаль, до самого горизонта. Ликование Смерти. Торжество жестокости.

Василий задумался – у него было нехорошее предчувствие. Но ведь это – только сон, хотя и очень странный.

Он вышел во двор. Солнце наполняло нежным теплом зеленеющую улицу. Одинаковые панельные дома, стоящие в ряд, казались приветливыми, всем своим видом даруя уверенность и стабильность. Василий улыбнулся, отбросив хмурое настроение и навязчивую тревогу. Не стоит беспокоиться о пустяках. Ведь сегодня они идут с Лидой в кино.

Было прекрасное утро лета 1941 года.

№5

Стоянка четыре минуты. Вагон встречает стеной горячего воздуха. Как же темно. Нижняя. Наспех разрываю упаковку, стелю белье, укладываюсь на ложе и вместе с ним начинаю выплясывать цыганский танец трясущихся плеч.

Долго не спится. Жарко. Ходят сонные пассажиры, пробегают проводники. Отворачиваюсь к стенке. У соседа с верхней полки на пол редкими каплями высыпается мелочь. А я уже уснула. Мир вокруг – как на картинах Дали. Странное, до горизонта просматриваемое место. Синее небо, желто-охристая земля. Вдалеке шагают длинноногие слоны. В центре, на переднем плане, лоток, за ним – усатый человек в котелке и поблескивающих очках. Он снимает пыльный прозрачный пакет и кидает его мне. В пакете молочного цвета диски, напоминающие огромные кольца от лыжных палок.

— Это упростители жизни! – орёт мне мужчина из-за лотка так громко, что вороны слетают с одинокой скалы.

Продавец щёлкает пальцами и один из дисков, вращаясь беззвучно, горизонтально зависает в полуметре над моей головой. Продолжая щёлкать, продавец запускает второй, третий, четвёртый диски.

Я проснулась.

В вагоне включили кондиционер. Качка перешла в мерное покачивание, в воздухе витал едва ощутимый аромат ночного летнего луга. Тихо. Все спят.

Подушка оказалась приятно тёплой, удобно растянувшись на белоснежном белье, я уснула, едва закрыла глаза.

— Вы берёте? – рявкнул «Котелок», диски по его щелчку стали падать вниз.

Меня опять вынесло из сна – кто-то стукнул об полку огромным чемоданом. За стенкой басом храпели на два голоса. Рядом плакал малыш. Духота вернулась. На весь вагон пахло варёными яйцами и туалетом. Вошедшие пассажиры гомонили в проходе. С верхней полки маятником свисал на проводе угловатый мобильник.

Умышленно закрыла глаза.

— Почём Ваши диски? Какой их срок действия? Можно одну штуку?

Блеснули стекла очков. Картинка замерла, лишь отдаляющийся голос странного продавца эхом доносился из наступающей тьмы.

— Ты упустила шанс! Шанс! Шанс… Станс… Станция Ваша скоро будет, просыпайтесь! Меня тормошила проводница.

На перроне было свежо. Блестели звёзды. Подхваченная лёгким ветерком через перрон пролетела купюра в пятьдесят рублей. Мне на плечо легла рука.

— Наташенька, это ты? — Давай подвезём – тебе куда?

Я повернулась на знакомый голос и по спине побежали мурашки. В полуметре над головой я увидела едва различимые прозрачные контуры вращающегося диска.

— Спасибо, Анна Ивановна, мне тут близко – ответила я, и, что есть силы, ущипнула себя за руку.

№6

«Сон №131»

Старое двухэтажное здание. Стены – пятнистые, бледно-бирюзовые, покрывшиеся мхом у самого фундамента. Красно-коричневая дверь скрипит старыми петлями, неохотно пропуская вовнутрь.

Пол, окрашенный в оливковый цвет, длинными досками устремляется вглубь коридора, заполненного медно-золотистыми лучами солнца. Застоявшийся воздух пропах пыльной затхлостью и тяжёлым забвением. Жизнь, которая разворачивала здесь свои многочисленные трагические сцены, ушла прочь, оставив после себя неизгладимый след. К горлу подступал ком: сколько же здесь боли от изувеченных страданиями душ. Неисчерпаемый океан истерии.

Ноги неуверенно шагают вдоль длинного ряда невысоких окон, покрытых сероватым налётом грязи. Что ждёт там – в конце коридора, кроме прячущейся в полутьме покосившейся двери?

Тяжесть памяти бледных стен давит всё сильнее. Дыхание сбивается.

Стоило только коснуться полумрака, как они налетели со всех сторон: сгустки безликой всеобщей болезненности. Концентрат терзаний. Яд уродства, измученного своей неполноценностью, бесполезностью, противоречивостью. Словно огромные икринки, они плыли по воздуху, водя хаотичный хоровод, прикасаясь то по очереди, то парами. И от каждого касания разум охватывала новая волна боли. Не в состоянии утихомирить её, мозг подавал панические сигналы телу бежать прочь. Но тело, онемев от ужаса, не двигалось с места.

Прокажённые души продолжали окружать: их становилось всё больше. Создав кокон, они коснулись ещё раз – все вместе. Пронзительный крик разорвал застывший воздух. И сознание, переполненное необъятной болью, провалилось в безмолвную тьму.

Алиса вздрогнула, открыла глаза. Похоже, она уснула прямо за рабочим столом.

Девушка оглядела свою комнату. Ничего не изменилось: всё тот же творческий беспорядок, господствующий здесь уже много лет. Её взгляд остановился на экране компьютера. На фотографии, развёрнутой по центру, меж старых сосен прорисовывался силуэт заброшенной психиатрической клиники. Двухэтажное здание, окрашенное в бледно-бирюзовый цвет, с немым укором смотрело на Алису пустыми проёмами окон.

Девушка поспешно закрыла фоторедактор и выключила компьютер. Так, на всякий случай. Когда процессор прекратил издавать мерное гудение, комната погрузилась в тишину.

Стало зыбко и холодно. За вентиляционной решёткой протяжно завыл ветер.

№7

Соледад*

— Йонас Лид, смену сдал.

— Принял. Отдыхайте.

Сдаю пост в многотысячный раз.Часы одиночества в рубке космического корабля сменяются на одиночество в каюте. Общение с коллегами только подчеркивает его глубину – о чем говорить после многих месяцев полета?

На запястье вибрирует индикатор самочувствия – диагностика после смены: «В результате сбоя циркадных ритмов** отмечены повышение АД, нарушение сна, нестабильность эмоционального состояния. Внимание! злоупотребление тренажером-стимулятором 3SX. Рекомендовано воздержание от …»

Я отключаю прибор. 3SX – тренажер-стимулятор интимной сферы, разработан для продолжительных космических полетов в условиях отсутствия гендерного разнообразия. Дозированный секс – по расписанию, по чайной ложке. Люди в очередной раз хотели обмануть природу, а она обхитрила нас. Создатели тренажера и не предполагали, что дарят космонавтам не только возможность сброса сексуального напряжения, но нечто большее.

Да, поначалу 3SX был просто тренажером – сон в сочетании с узконаправленной нагрузкой, для здоровья и стабилизации эмоционального фона. Но потом сны стали ярче реальности. Соледад… Воспоминания подступают горячим прибоем.

…кожа твоя пахнет сандалом. В теле — упругость гитарных струн. Ты закрываешь глаза, как только мои пальцы пробегают по заповедным местам, секретным тропам твоего тела. Заманиваешь вглубь, удерживая как можно дольше. И глаза-маяки закрыты, чтобы не спешил я на свет очей – блуждал и не мог найти выхода.

…мы лежим в ночи – слитно. Одна сигарета на двоих…

…взбиваешь омлет на завтрак. Ты в моей рубашке на голое тело, я … неважно. Обнимаю сзади, перехватываю смуглые кисти – чашка летит в сторону…

…бродим по городу имбирных башен. Медленный рассвет разжимает розовым языком упругие створки окон. Сандаловые поцелуи, вечное лето…

Зуммер! Сон летней ночи исторгает меня в явь зимнего дня – здесь всегда холодно, корабль в режиме энергосбережения. ПросыпАться – все равно, что просЫпаться в реальность со всеми своими «люблю», «еще!», с поднятыми флагами, твоим оливковым голосом. Днями я собираю эти рассыпанные сокровища, боясь потерять хоть крупицу. Воспоминания о тебе мешают говорить.

Время работы тренажера без вреда для здоровья – три часа. Счастье обрывается по звонку. Но я перепаял схему, цикл замкнут — долой ограничения! Сегодня я лягу, опущу крышку 3SX — и не вернусь. Не знаю, сколько счастья может выдержать организм, но, Соледад… разве это важно? Реальность здесь, мы — там. Умереть, уснуть – и видеть сны, быть может?»

_________

* Соледад – исп. soledad — одиночество.

**Циркадные (циркадианные) ритмы (от лат. circa — около, кругом и лат. dies — день) — циклические колебания интенсивности различных биологических процессов, связанные со сменой дня и ночи.

№8

Секта «Сон жизни» давно уже не давала покоя полиции. Самоубийства, сумасшествия, помешательства, влекущие за собой убийства – и все будто не связанные между собой… И вдруг, спустя несколько лет после начала безумия, была нащупана нить, ведущая к секте. Сектанты считали, что способны входить в сны других людей и влиять на их сознание. Поклонялись они некоему Наставнику, живущему, согласно учению секты, в Мире снов. Талантливому детективу Владу, разоблачившему «Сон жизни», удалось втереться в доверие к сектантам и стать одним из их учеников. Ведь Наставник так и не был найден…

Этой ночью, после долгих месяцев суровых тренировок, Владу предстояло впервые войти в сон другого человека, его Учителя.

Влад легко провалился в сон, тут же осознавая происходящее: он стоит на крыше какого-то непонятного строения, внизу расстилается перемежающаяся с садами свалка. Согласно учению, нужно отсечь все лишнее и сконцентрироваться на образе человека, в чей сон собираешься войти. Влад попробовал, но сказалось перенапряжение последних дней – никак не удавалось очистить сознание от образа одной стервозной женщины. Внезапно он почувствовал, как его уносит куда-то…

Пред взором молодого человека предстала мрачная комната с большой вычурной кроватью под тяжелым лиловым балдахином. А на кровати возлежала Женщина. Женщина с большой буквы: с отливающей жемчугом кожей, растекающимися смоляной волной длинными волосами, с лицом, от которого невозможно оторвать взор: пухлые губы цвета крови, тонкие вразлет брови, а глаза – черные, затягивающие в свои пленительные глубины…

— Кто ты? – хрипло прошептал юноша.

Брови Женщины приподнялись:

— Я – Наставник. Как ты посмел явиться сюда?!

Ногти Женщины начали удлиняться. Она прошептала – тягуче, страстно:

— Иди же ко мне!

И протянула к Владу руки. На негнущихся ногах он подошел к Ней, и тут же с удовлетворенной ухмылкой защелкнул на нежных запястьях наручники:

— Будь сдержанней на первом свидании! Значит, это была ты…

Уже на следующий день коллеги поздравляли Влада с успешно закрытым делом и повышением. Желчную старуху, возомнившую себя Наставником, до конца жизни заперли в камере, на всякий случай обклеенной несколькими слоями фольги. Хотя… вряд ли бедняжке дадут хоть на секунду уснуть. А Влад, глядя на радостные лица полицейских, с затаенной грустью вспоминал первые дни основания секты. Если бы он сразу раскусил эту хитрую властолюбивую бабу, забравшую себе его детище! Ну ладно, успокаивал себя Влад, хоть в профессии полицейского преуспел.

№9

Вы когда-нибудь видели сны? Эти невероятные сюжеты, необыкновенные пейзажи и мимолетные образы. А задумывались, что же такое эти “Сны”? Лишь случайные образы созданные подсознанием, мгновения прошлого, видение будущего, окно в параллельный мир или высшая реальность? В общем, мнений немногим меньше чем самих снов.

За всю жизнь я успел пересмотреть сны всех жанров: комедии, драмы, абсурды, ужасы и чего уж скрывать “Это” тоже смотрел. В моем кинотеатре побывали ленты всех жанров.

Не знаю вещие у меня сны или нет, но некоторые я пересматривал по нескольку раз. Бывало, посмотришь сюжетик, интересный или нет неважно, потом проснешься, и все исчезнет, а через несколько лет ты опять его видишь. И там во сне думаешь “А я уже тут был. Все в точности как в прошлый раз”.

Впрочем, что далеко ходить. Вчера ночь я посмотрел еще один занимательный сюжет, можно даже сказать захватывающий, до самых кончиков пальцев.

Начну с того что день накануне был самый обычный, заснул тоже без приключений. Минут десять под теплым одеялом, и я весь погруженный в глубины своего подсознания, окунаюсь в новый мир.

Тишина, спокойствие, даже некая скука окружали меня. Так и должно быть: темный коридор, тусклый мерцающий свет люминесцентных ламп, и метровый кусок цепи, приковывающий мою шею к стене. В больничной очереди ни как по другому. На полу окровавленный паркет, стены выложены старой керамической плиткой и грань коридора утопающая в темноте. Одним словом “скучно”.

Я чувствую, как за непроглядной пустотой скрывающей очертания коридора продвигается очередь. Не вижу, но точно знаю, острый, как лезвие скальпеля, осколок стекла проникает сквозь плоть и дает возможность врачу поставить диагноз. Кому повезет и достанется лишь один смертельный удар, а кого придется изучить и по внимательней. А вот и моя очередь, я слышу приближение, вижу отблеск на стекле. Ближе и ближе, с каждым шагом возле стекла проявляется все более четки человеческий силуэт. Оно, абсолютно прозрачное, скучное и усталое приступает к очередному пациенту…

Все тело, от кончиков пальцев ног до мочек ушей, усеяно мелкими колючками. Им хорошо, они прорастают, ведь страх для них лучшее удобрение. Онемение сковало тело, нет, даже не тело, а разум. Я знал, что лежу в своей постели, в полной безопасности, и рядом никого нет и быть не может. Я могу и должен пошевелиться, сначала пальчиками, потом ступнями ног. Все правильно: страх отступает, ростки пронзающей боли увядают, и приходит осознание реальности. Можно спокойно спать дальше.