Салфетки - 414. 2-ой тур.

— Лен, ты идешь? Ля-ля-ля….

И Лидочка, напевая, подкрасила губки.

— Я не пойду, я поработаю.

— Ты чего, Лен? Новый год же! Там сейчас наши салатиков наготовили! Лучше любого ресторана. Поедим, потанцуем.

— Я бы с удовольствием, но у меня, правда, работа.

— Да ну тебя! Кому нужна сейчас твоя работа?! Директор уже коньяком налит. Он у себя в кабинете напился, пока столы готовили. Вот я представляю, как ты ему принесешь свою… эту… работу.

И Лидочка убежала на корпоративную объедаловку, которую в этом году, уже уходящем, решили устроить прямо на рабочем месте.

А Лена осталась одна и перевела дух. Не хотелось ей идти к людям. На душе больно и плохо. Отчего? Да, наверное, от общей жизненной неустроенности.

И вдруг открылась дверь, и на пороге возник Сергей.

Лена удивленно уставилась на Сергея, а тот удивился Лене. Дело в том, что, думая об общей неустроенности, Лена невольно и подспудно имела в виду вот этого Сергея — молодого и неженатого парня, который не обращал на нее внимания.

А Сергей удивился, наверное, потому, что не ожидал никого увидеть.

— Лена? А что это вы здесь?

— Я здесь, — Лена грустно улыбнулась.

Сергей помолчал, потом спросил:

— Вы любите свечи?

— Свечи?!

— Да!

— Не знаю.

Сергей вытащил из пакета толстенькую зеленую свечку.

— Пойдемте зажигать свечи. Пойдемте-пойдемте.

И Сергей взял Лену за руку и вытащил с ее рабочего места. Она послушно пошла за Сергеем.

Они пришли в конференц-зал, где были накрыты столы и где было шумно и весело.

Сергей и Лена сели рядом. Но не успела Лена ни откушать немного салата, ни сделать глоток вина или сока, как Сергей сказал:

— Друзья! Давайте-ка расставим свечи. Помогайте.

И он стал давать всем свечи — крепенькие, толстенькие, разноцветные. Их ставили между салатами, колбасами, бутылками.

— Давайте зажигать, — сказал Сергей. И сам стал зажигать те, до которых мог дотянуться. В общем, свечи зажгли.

И вот тогда Сергей выключил свет. И люди притихли. Даже директор принял вполне трезвое и осмысленное выражение лица. А Сергей проникновенно сказал:

— Друзья… Давайте, пока горят свечи, загадаем и выскажем самое заветное желание.

Люди молчали. Тогда он начал с себя:

— Я очень хочу мира. Это, правда, мое самое заветное желание.

Сидящий за Сергеем сказал:

— А я хочу, чтобы моя дочка была здорова. У нее сердце больное…

И люди стали тихо говорить свои желания:

— Хочу новую машину. Нет, я не для понтов, просто старая совсем уже плохая, а так все дорого!

— Хочу, чтобы муж перестал пить.

— Хочу, чтобы наша фирма получила хороший заказ.

Люди говорили тихо и искренне. Как будто они были родными людьми. Если бы было иначе, то Лена никогда не сказала бы того, что сказала:

— Хочу, чтобы у моего сына появился папа. И чтобы звали его Сережа.

Вот так.

Потом зажгли свет, потушили свечи. А Лена боялась поднять глаза на Сергея. Он все понял. Очень хорошо понял.

И Лена встала и ушла. Домой.

…Сынишку на праздники забрали ее родители.

Одна дома.

Раздался телефонный звонок. Она даже не стала смотреть, кто звонит. Знала, что это Сергей. Ей стало больно.

Сергей наверняка скажет, что хорошо относится к ней, что ценит ее чувство. Но у него есть невеста, поэтому…

Лена все это знала. Она жалела, что сказала о своем заветном желании. Все из-за свечей!

А Сергей… Он действительно звонил сказать, что у него есть невеста. И что Лена ему только друг.

Моё желание сбылось, едва я его загадала. Не удивительно, потому что моя тётя Элис волшебница, а я её единственная и любимая племянница.

Загадала я не принца на белом коне. Вот кому это надо? А коня потом куда девать? У меня нет конюшни, а переезжать к принцу тем более не хочется.

Меня зовут Лиз, для друзей Лиззи. Ну, для родителей я неизменно Элизабет.

Значит, принц отменяется. Из-за коня, да-да! Я люблю животных, но без фанатизма. Но ведь и обычной, человеческой любви в пятнадцать лет хочется! И тётя Элис помогла. Велела закрыть глаза, потом открыть и идти в соседнюю комнату.

Всё сделала. Зашла в комнату, а там юноша моих лет или старше смотрит на меня влюблёнными до моего обморока глазами. Не сказать, что красивый, обыкновенный и очень знакомый. Откуда я его знаю? Ах, ну да, это же сын нашего садовника – Морис.

И страшно жаль, что он мне нравится, потому что все эти предрассудки: положение в обществе, приличия и так далее. Нам никак не быть вместе.

Но глаза у Мориса действительно влюблённые, а моё сердечко взяло и затрепетало. Вот кто его просил, спрашивается?

— Лиз, сегодня сбылась моя мечта: мне разрешили открыть тебе свои чувства. Ты не обидишься?

— Морис, ты меня любишь?

— Больше жизни.

— Давно?

— Год. Но кто я, чтобы ты это заметила?

Обморок отменился.

— Ты… ты нормальный парень. А я просто девчонка, которая загадала желание.

— Тётя Элис помогла?

Я кивнула, а он набрался храбрости и взял меня за руку. Почти взял. Острая боль до плеча пронзила наши руки, и мы отшатнулись. Ну, тётушка Элис, где твоё волшебство?

Я спросила мысленно, но тётя появилась в дверях.

— Запомни, Лиззи, я живу давно. Сначала вы станете обниматься, потом целоваться, не спорь, а кончится всё тем, что ты забеременеешь в пятнадцать от сына садовника. Не обижайся, Морис, я и сама бы тебя выбрала в юности. Но ты тогда не родился. Поэтому повезло Лиз.

На ваш немой вопрос отвечу: можете гулять, разговаривать да её совершеннолетия. Окажись достойным, мальчик, и я сделаю тебя равным.

О, эти глупые предрассудки! Что же ты сжимаешь кулаки, и зачем Лиззи плачет?

Глупые. Вы обретёте настоящую любовь, если пройдёте испытание.

— Но тётя! – Лиз смахнула слёзы. – Я загадала любовь на сейчас, а не через три года!

— Тогда это будет не Морис. И белый конь в придачу. Согласна?

Сердце, похоже, мой враг, сжалось от страха.

— Вот то-то, — спокойно сказала тётя Элис и растаяла. Была у неё такая привычка, исчезать, оставив за собой последнее слово.

*

— Пойдём в парк? – ласково улыбнулся Морис.

— Да. Только обещай, что никогда не купишь белого коня. Ни-ког-да! И я подожду эти три года.

— Коня не будет. Цветы любишь? Самые красивые цветы всегда будут твоими.

И он протянул мне… белую хризантему.

Если подумать, то она намного лучше коня, а Морис, с его натруженными руками и загорелым лицом куда лучше всех рафинированных мальчиков в нашей школе.

Поздравьте меня, я поняла, что когда загадываешь желание, то получаешь что-то иное. Совершенно иное.

Она загадала на новый год…

Алёна с нетерпением ждала нового года. Но не потому что это весёлый праздник, в который можно всласть наесться салатов. А потому что именно новогодние желания вот уже третий раз подряд у неё сбывались. Да, это были не такие уж глобальные желания, вроде мира во всём мире или вечного счастьяздоровья. А так, по мелочи. Но когда Алёна получала желаемое, это безусловно было приятно. И на очередной новый год пожелание уже было готово.

Алёна с детства писала рассказы, но чисто в стол. Она боялась осуждения и критики, тем не менее совсем недавно всё-таки решилась выложить своё творчество в открытый доступ. Алёна побаивалась негативной реакции, однако вышло намного хуже — реакции не было вообще никакой. Это её очень расстроило и она решила пожелать, чтобы читатели появились. Хотя бы несколько штук. Сказано, сделано! И вот под бой курантов Алёна сожгла записку с загаданным и выпила пепел, как полагается. И удивительное дело, буквально на следующий день на один её рассказ появилось два хвалебных комментария с просьбой продолжения. Алёна очень обрадовалась. Дед Мороз снова не подвёл! И преисполненная самых радужных чувств она села писать историю дальше, как вдруг… Зависла над белым листом.

Такого с ней никогда не случалось, и она долго не могла понять почему произошла подобная оказия. Наконец, после долгих раздумий и самоанализа Алёна наткнулась на неутешительную правду: всё дело в читателях! Ведь как только она хотела засесть за продолжение, её начали одолевать разные тревожные мысли:

«А вдруг этот поворот не понравится читателям?»

«А вдруг я напишу намного хуже и читатели разочаруются в моём стиле?»

«А вдруг...»

Когда Алёна писала в стол, она могла писать как угодно, и никто ей был не указ. И она так привыкла, что творчество — это что-то наедине с собой, что теперь, когда в её обитель фантазии ворвались посторонние, она совершенно растерялась.

Вот так Алёна получила то, что хотела, но лишилась за это творческой свободы.

Иной раз действительно стоит бояться своих желаний. Ведь за волшебство порой надо заплатить…

— Где я? — спросил Кэл, продрав глаза, оглядывая недоверчивым взглядом неуютную обстановку. Оглядывать было, в общем-то, нечего — мужчина лежал на плоском, холодном камне, вокруг — насколько хватало глаз — расстилалась голая пустыня. Ничего, кроме песка на многие тысячи миль.

— Чтобы я ещё раз купил у Дика кислоту! Чем он её бодяжит, сволочь?

— Ничем я её не бодяжу. И вообще, поосторожней в выражениях.

— Дик? — ошарашенно озираясь вокруг, бросил Кэл. — Покажись, козья морда! Что за дрянь ты мне толкнул?!

— Мечту.

— Чего?

— Да-да, не удивляйся. Мне удалось синтезировать формулу. Проблема в том, что соединение крайне неустойчивое, и я не смог изучить его побочные эффекты…

— Твою мать, да где ты, чёрт побери?! Кажется, у меня сейчас чердак взорвётся от разговоров с пустотой.

— С какой пустотой, Кэл? Ты сидишь на мне!

— Сижу на тебе? — Кэл задумался. — Да нет, не может быть, ты прикалываешься… Подожди, как ты назвал то, что толкнул мне?

— Мечтой.

— Хреновое название. Пошлое. Оно только о приходе. Отходняк, наверно жёстче, чем от крека.

— Да не наркотик это, чёрт тебя дери! Мы с тобой мечтой вмазались. Я же говорю — формулу вывел, а испытывать не на ком. Тут ты подвернулся…

— Вот скотина! Лири недоделанный! Доэкспериментировался? Как нам теперь из этого трипа выбираться?!

— Нет никакого трипа. И отходняка не будет.

— Хочешь сказать, мы действительно в пустыне, а ты превратился в говорящий камень?

— Доброе утро, мистер Холмс!

Несколько часов спустя.

— Слушай, я жрать хочу.

— Я тоже.

— Камни не жрут.

— Камни может быть, но не я.

— Ты же меня не слопаешь?

— Каким образом? У меня даже рта нет!

Прошло ещё некоторое время.

— А как работает эта твоя мечта?

— Не поверишь! Именно это я и хотел узнать, когда толкнул её тебе.

— Хорошо, меня подставил. Но сам-то зачем эту дрянь проглотил?

— Потому, что учёный.

— И?

— У меня есть обязательства перед мировой наукой.

— Ты — долбаный говорящий камень! Какие обязательства?

— Я и не надеялся, что ты поймёшь.

На пустыню медленно опустилась ночь. Заметно похолодало.

— Оно должно исполнять желания.

— Ты о чём?

— О веществе, которое синтезировал.

— Хочешь сказать, ты мечтал стать камнем?

— Нет, конечно. Просто первое, что пришло в голову после вмазки — Розеттский камень… Когда спохватился, поздно уже было.

— А у меня промелькнула мысль: «Валить надо отсюда!».

— Вот и свалил.

Кэл развёл руками.

— Стой! Ты сказал — желания.

— Ну, да. Я планировал три. Как Джинни в кармане. Звучит?

— Да звучит, звучит. Не до того сейчас. И ты, и я использовали только по одному желанию. Так?

— Но…

— Никаких но! Что мы, в конце концов, теряем? Думай о Шерон, о её высокой груди, апетитной попке, вашей первой встрече на пляже. Ты очень хочешь там оказаться. Прямо сейчас. Думай об этом чёртовом пляже, Дик. Это наш единственный шанс.

Вспышка яркого зеленоватого цвета осветила долину. В этой вспышке бесследно растворились огромный плоский валун и сидящий на нём мужчина.