Салфетки - 304. ГОЛОСОВАНИЕ

“Тамила, твое имя, огненными буквами, горит в моем сердце. Засыпая вижу твои прекрасные глаза, а просыпаюсь с мыслями о подвигах, которые свершу сегодня в твою честь. С нетерпением жду, когда закончится турнир, и я смогу преклонить колено, пред тобой, моя принцесса. Душа рыцаря и меч, принадлежат только тебе!”

Перечитав написанное, Артур отложил перо, довольно кивнул головой и крикнул: “Тащите голубя”. Слуга, метнулся к выходу, а через минуту вернулся обратно с клеткой. Запечатав послание, Артур приладил его к птице и отправил в окно.

Принцесса Тамила, сладко страдала. Все началось с того, что рыцарь прислал свой портрет, первую записку, и вот уже два месяца, как письма Артура, волновали и кружили все ее существо каждый день. Неведомое чувство в груди, было таким приятным, а фантазии такими пламенными, что она не находила себе места. То и дело подбегая к портрету прекрасного рыцаря, Тамила проводила по изображению кончиками пальцев, поглаживая, нарисованные, светлые, кудри волос, касалась мужественного подбородка на холсте, и вздрагивая закусывала губу, чтобы не дать вырваться невольному стону. Она всем сердцем любила и желала рыцаря на картине.

Они встретились на пиру, когда Артур уже был пьян — победой на турнире и молодым вином. Увидев Тамилу, он улыбнулся и протянул ей руку для танца. И они кружились, кружились по огромному залу, не замечая никого вокруг. Он, слегка заплетающимся языком, рассказывал ей о турнире, а она пыталась говорить о своей любви, не замечая, что Артур вовсе не слышит ее.

“Пойдем в спальню, моя принцесса. Твой рыцарь, подарит тебе любовь. Хотя нет, сперва мне надо проблеваться.”

Вне себя от смущения, Тамила, сквозь пелену чувств придуманных по письмам, слышала слова Артура. Она была растеряна, но, как во сне, они оказались в одной постели. А потом была холодная, угольно-черная ночь.

Он храпел раскинувшись на кровати, разинув рот с черными кривыми зубами, источая запах перегара и рвоты. Тамила рыдала возле окна. Неожиданно затихнув, девушка подошла к столу, взяла маленький кинжал и повернулась к портрету Артура. Принцесса чиркала острым лезвием это нарисованное, нереальное, красивое лицо, и слезы застилали глаза. Рыцарь заворочался на кровати, и она обернулась. Увидела его мутные глаза, кривую ухмылку, и волшебная пелена любви упала: это был не он, не ее сказочный принц, это был, просто, победитель рыцарского турнира.

— Сегодня, дочь моя, ты выйдешь замуж за победителя турнира, рыцаря Золотого, — радостно Король говорил. — Ему достанется твоя рука и половина королевства.

— Но, отец! — протестовала Принцесса. — Я не желаю выходить замуж! Тем более за этого тщеславного дурака.

— Как ты не понимаешь? Это во благо…

— Не понимаю! Почему я не могу выбрать женихом того, кто мил моему сердцу?

— Потому что твоему сердцу никто не мил!

Принцесса надулась. Топнула ножкой. Ушла в покои свои — невозможным ей показалось более слушать отца. «Отец, почему? Почему ты эгоистичный такой?», — шептала она, уходя.

Внезапно дверь в тронный зал распахнулась.

К королю подбежала груда железа помятая.

— Ваше величество, — обратился рыцарь. — Железный украл мои золотые доспехи и выставил себя победителем. Он вас обманул.

Король изумился от таких слов.

— Но ты же в железных доспехах сейчас.

— Да. Потому что этот козёл украл мои доспехи, пока я спал! Мне пришлось взять его железо в ответ! — рыцарь злился и размахивал яростно руками.

Дверь вновь распахнулась.

Явился рыцарь Серебряный. Он снял элегантно шлем, чтобы потрясти шевелюрой пшеничной.

Заговорил новоприбывший размеренным и неспешным голосом, после вежливого поклона — этот поступок заставил невольно короля улыбнуться. Хоть кто-то из его подданных знал такое слово, как этикет!

— Ваше величество, мне важно вас заверить, что Золотой сжульничал. Я пришёл на турнир заранее, за три часа до начала, и заметил, как этот подлец ослабил моё седло. Я прошу вас переиграть последний тур, так как финал вышел очень не честным.

— Ты пришёл заранее, увидел, как твоё седло ослабили, но ничего не сделал? — уточнил Король.

— Видите ли, ваше величество, мне казалось, что я одолею этого Золотого сопляка даже без пики…

— То-то ты показался на лошади с какой-то шваброй в руках, — заметил Железный.

— Это не швабра.

— А что тогда?

Между двумя рыцарями вспыхнуло столкновение взглядов, переросшее в поединок чести, где Серебряный вышел победителем или убийцей, но от радости поскользнулся на влажном от крови полу и упал шеей на меч противника своего.

Король в это время думал. Окончательно он вернулся в реальность, когда к нему прибежала Принцесса с каким-то крестьянином в рванной рубахе.

— Это мой суженый, отец. Можешь верить или нет, но это Принц соседних земель.

Король открыл рот, но тут вбежал испуганный слуга, заявляя, что победитель турнира неудачно упал из окна покоев принцессы.

Король потерял дар речи и просто кивнул в сторону дочери, дав ей согласие на брак с Принцем соседних земель.

Звучит гордо

Рыцарский турнир… Звучит гордо. И так весомо, пафосно. Толпы людей: все галдят, аплодируют, высокородные дамы красуются в своих нарядах, рыцари отблескивают начищенными латами; красота. А спрашивал ли кто-то мнение рыцарских коней, что несут своих бравых всадников схлестнуться в точке соприкосновения одной линии?

Бальрода вот, например, никто не спрашивал. Но он и не был рожден рыцарским конем. Его им сделала судьба. А именно — обнищавший, но все еще гордый сэр Пристон. Его впервые за десять лет пригласили на “Большой” турнир. И он оседлал Бальрода. И они потащились в эту даль. Бедный Бальрод полтора дня тащил на себе не только слегка поплывшую тушу старины Пристона, но еще и все его доспехи, обвязанные в бесформенную груду железа за седлом.

Как сказал Пристон: “Поехать надо обязательно — через “не хочу”” — там он найдет себе богатую жену и заживут они безбедно и припеваючи, и будет Бальрод есть три раза в день отборнейший овес и холиться под щетками приставленных конюхов.

На турнире они, конечно, не победили. Они до него даже не доехали. Но жену все же сыскали! Работящую, пышную, с румянцем, алыми устами и черноокую Октавию. В лесу. У нее увязла в мягком грунте повозка и пока она погоняла до изнеможения лошадей, ее услыхали местные разбойники. А тут как раз и Пристон ехал. Ну как даме не помочь — он же рыцарь. Помог. Вот и заржавевший меч сгодился хоть на что-то. Пристон даже никого не убил — так, размялся на парочке деревенский разбойничков с малой дороги, те и отступили. А уж как увидали, что Бальрод одного хитреца, что вздумал хозяину с тыла зайти, задними копытами со всей силы лягнул — так и вовсе бежать бросились. Испугались такого сплоченного тандема. Им и невдомек было, что Пристон всегда мог положиться на своего верного коня, а тот и не раз спасал своего хозяина, благодаря приемам, коим выучил его старый добрый Хорстон во время тяжелой военной муштры. Ведь они и взаправду были рыцарями — только не этими — показушными, разукрашенными, с перьями во всех местах, а настоящими воинами. И ходили они в походы в самые разные страны, но постарели — и стали никому не нужными, все о них забыли, вот до сегодняшнего времени.

Бальрод помог вытащить повозку, а старина Пристон был так обходителен, что леди позвала его к себе домой. Отблагодарить, значит. И не выходил он оттуда целый вечер. А ночью вынес ему сухой травы и, нежно потрепав по шее, сказал, что никуда они не поедут — у них теперь новая семья и дом. И новый смысл жизни.

И стали они жить все вместе. Можно сказать, победили в своем рыцарском турнире. Так-то.

Прохладный воздух, ясная погода. Слышится лязг железа, конское ржание, многоголосый шум. В лагере суета, стоит запах пыли от пробегающих гонцов. В одном из ярких шатров двое оруженосцев облачают господина в доспехи.

— Достаточно, — убеждённо говорит рыцарь, жестом потребовав копье, — Шлем я возьму сам, а вы прикажите подавать коня.

Уже восседая на жеребце, наряженного в конский доспех с вкраплением синей ткани, под стать своему наезднику, господин получает вопрос:

— Милорд, почему вы участвуете в турнире? — взволнованно спрашивает один из оруженосцев, — Вы хоть и многократный победитель турника, однако ваш противник отличается невероятной силой и умом. Одно то, что под ним прогибается его собственный конь о многом говорит.

В воздухе повисло молчание, прерываемое ржанием скакуна.

— Этим участием я доказываю себе крепость духа, Еранош, — гулко раздаётся из-под шлема, — Победа достаётся тому, чья воля к намеченному сильнее. И я буду рад человеку, чей дух окажется сильнее моего.

Через время на арене встают в позицию два рыцаря: один с синими шелками на доспехе, другой же с красными. Первый выглядит как невозмутимый петух, а второй как уставший медведь.

И под торжественную музыку барабанов и труб они опускают копья, медленно направившись друг к другу. Зрители с трибун замирают в напряжении. Со временем конский топот переходит на рысь, а затем в галоп. Когда между всадниками остаётся расстояние не длиннее копья, зрители ахают, и в воздухе разноситься скрежет металла, чтобы через мгновение утихнуть под бурными овациями. Красный всадник оказался сбит.

В музыке это называется, кажется, «баттлом». В нашем молодёжном литобъединении это звучало гордо: «открытый поэтический турнир». Он устраивался раз в месяц и превращался в настоящее событие: в судьи приглашались маститые поэты из областного отделения Союза писателей, послушать молодых авторов приходили все желающие, иногда даже приезжало телевидение. Пары для турнира определялись по жеребьёвке, а тему задавал руководитель объединения. Отказаться или переиграть было нельзя: правила такого не позволяли.

Однажды я вытянул жребий против своего друга Славки. Мы общались с ним недолго, всего лишь чуть больше полгода, но я уже мог назвать его «другом». Немного младше меня, порывистый, искренний и непосредственный… – примерно таким я всегда представлял себе своего брата, которого у меня никогда не было. Объединяли нас и увлечения – к примеру, роуп-джампинг, оказавшийся почти неиссякаемым источником вдохновения.

Когда руководитель огласил наши фамилии и тему – ею оказалось «Свидание», – я заметил в глазах Славки нечто, похожее на недоумение, словно бы он не мог поверить в то, что случай или судьба поставили нас друг против друга. Я же себя чувствовал так, будто снова стоял перед первым прыжком на перилах моста и, не в силах оттолкнуться, старался не смотреть на плотно-неподвижную гладь воды и просил того, кто был сзади: «Подтолкни…» В тот раз меня подталкивал Славка.

Мы с ним увиделись уже на самом турнире через пару недель после объявления темы, хотя обычно пересекались по несколько раз в неделю. Народу было как никогда – даже не знаю, почему.

Первым читал Славка – волнуясь, слегка запинаясь. От этого его стих, называвшийся, как старый советский фильм, «31 июня», приобретал какую-то неизъяснимую скрытую прелесть признания в любви. В нём висел перекинутый через Вселенную звёздный мост, на котором сидели двое, свесив ноги прямиком в темноту, и не было для них никакого времени, а парень плёл для девушки браслет из окружавших его слов. Я слушал и понимал, что проиграю. Мой стих был не в пример хуже: без моста, без искренности, без жизни, без безумной, почти больной мечты быть рядом с той, с которой быть невозможно (хотя она сидела во втором ряду)… Но зато он сверкал бритвенной отточенностью формы, подобно переливающемуся под лучами зимнего солнца ледяному мечу, и манил нечто похожим на паутину из образов, которую мог бы соткать паук, если бы умел писать стихи.

Когда судьи огласили победителем меня, я очень удивился. Впрочем, удивление быстро сменилось радостью: стих взяли в городской альманах, а турнир я покинул вместе с той, что сидела во втором ряду, причём она сама подошла ко мне, сказала: «У тебя классно получилось» и предложила посидеть где-нибудь в кафешке. Уходя, я попытался найти взглядом Славку, но его уже не было.

А через неделю я узнал, что он в тот же вечер спрыгнул с моста.

— В следующем поединке встречаются сэр Гай и сэр Ричард! Одержавший вверх станет победителем турнира! – и герольд трижды протрубил в рог.

Сердце сидевшей на помосте леди Клариссы забилось, как горлица в когтях ястреба. Её возлюбленный, сэр Гай, в полном вооружении выехал на ристалище, остановил коня у ограждения и протянул ей копье. По обычаю, она должна была повязать на него ленту. Не спуская глаз с Гая, Кларисса томно снимала с шеи воздушный голубой шарф, когда из-за ее спины выскочила леди Агнесс и быстро обмотала копье рыцаря белой вуалью. Раздосадованная Кларисса нацепила свой шарф поверх белой ткани, метнула на соперницу яростный взгляд, и, возвращаясь к скамье, мстительно наступила ей на ногу. Агнесс в долгу не осталась и толкнула Клариссу так, что та через скамью опрокинулась на спину. В воздухе мелькнули многочисленные оборки на панталонах и голубые башмачки. Отправив соперницу в нокаут, Агнесс повернулась к ограждению и призывно улыбнулась рыцарю, но тут взбешенная Кларисса нанесла ей ответный хук, и кокетка слетела с помоста на песок ристалища. Подобрав юбки, Кларисса прыгнула следом и приземлилась верхом на запутавшуюся в шлейфе Агнесс. На глазах у восторженно ревевших зрителей дамы, потеряв в пылу битвы головные уборы, таскали друг друга за волосы, но тут Кларисса краем глаза заметила, что сэр Гай принял на копье еще одну, розовую ленточку. Ее остекленевший взгляд заставил Агнесс обернуться в том же направлении, и две обманутые в лучших чувствах леди пошли в наступление на носительницу розовых цветов. Они уже стащили ее с помоста и волокли по песку, когда их жертва издала возмущенный вопль, показывая куда-то рукой. Дуэт ревнивиц среагировал на жест и стал свидетелем того, как сэр Гай, украсив копье еще и желтой лентой, теперь направлялся к даме с зеленым шарфом. Две женщины подняли третью, и вся троица, чихая и отплевываясь, дружно двинулась на обольстителя-многостаночника. Почти сразу к ним присоединились дамы в желтом и зеленом. Орудуя дрекольем, выломанным из забора, дамы загнали рыцаря в угол, стащили с коня и отколупали с него металлические доспехи. Сэр Гай выпал из лат, как черепаха из панциря, и леди не пожалели усилий, чтобы их цвета навсегда остались в его памяти.

Сердечно отмутузив сэра Гая, они, на всякий случай, разделались и с его соперником.

Растерянный герольд стоял, опустив рог, а дамы, разыскав в песке свои головные уборы, нахлобучили их на головы, отвесили поклон королевской ложе и с победным видом покинули ристалище.

Турнир – это риск. Мастер Ник всегда знал это. Любой риск можно свести к минимуму. И мастер Ник старался знать всё. А знания – это золото.

Схема простая и отточенная: Надо отыскать пару зевак, молодых и из богатых семей. Потом ты предлагаешь им заработать: за символическую сумму рассказываешь, кто из рыцарей сегодня пьян, а у кого хромой конь. Зеваки бегут делать ставки, выигрывают, а затем — к тебе за новыми знаниями. И так до последней схватки, когда Ник советует им поставить всё, и молодёжь проигрывает, а господа, принимающие ставки, делятся с Ником нежданным богатством.

Никто не ожидал чудес от этого турнира. Особенно мастер Ник. Он не удивился, когда тщедушный сир Ульрих выбросил из седла красавца Ройна, ведь Ройн хотел эффектной схватки перед леди Шеттер-младшей. И Ульрих видел это.

Последняя схватка готовила сюрпризы. Съезжались сир Бертрам Гайлз и вольный всадник Питч. Жена сира Бертрана приехала с мужем, и тот не видел бренди не менее недели. Он нервничает и злится. Питч ещё сонный после вчерашней ночной охоты на кроликов, но когда поднимется на седло, тут же придёт в себя. Он глух на левое ухо, поэтому если противник покинет поле зрения, он вряд ли сможет найти его опять.

Герольды объявили имена рыцарей, слуги вывели коней. В этот момент Ник уже ждал на месте. Огромные масляные лампы, для ночных поединков. Сейчас до них никому нет дела. Пласты грубой ткани уже погружены в масло. Осталось только поджечь.

Знания – это золото. Особенно, если их силу можно обернуть вспять. Юнцы обладают знанием о слабости Бертрама, но они не могут дать ему победу. Зато Ник может.

Лампы зажжены. Всадники на позициях. Кони переходят на рысь, на галоп. Ветер подхватывает дымный чад светильников и несёт его прямо на рыцарей. «Кто зажёг лампы? Не видно же ничего» — возмущаются зрители. Напряжение растёт.

Тут из облака дыма вырывается сир Бертрам на коне. Его пика переломлена. Мастер Ник улыбнулся. Расчет оказался верным.

Сир Бертрам остановился. Толпа кричала, славя победителя. Но из дымовой завесы вынырнула тень. Питч. Без щита и шлема, привстав на стременах, нёсся к противнику. Тот не успел среагировать, и пика ударила его по щиту, выкинув из седла.

Ошеломлённый Ник вдруг вспомнил о мальце, с которого недавно уговаривал поставить на Питча. Он представился как Моррис Питч, на что Ник не обратил внимания. Кроме нашего победителя знатных Питчей нет, а сыну самого Питча сейчас три года. Ник побежал к господам, принимающим ставки, прекрасно осознавая, что никакого Морриса там не будет. Но кто разгадал его план и предупредил о нём Питча – он выяснит, непременно выяснит.

Ксандр был некрупным, но очень жилистым. Он с грохотом швырнул, снятую с себя кольчугу, на пол. Тело приятно ныло. Очередное рыцарское ристалище было выиграно, но осадочек и не малый оставался.

Он грозным взглядом окинул столпившуюся перед ним группу обеспечения.

— Ну, и кому спасибо сказать, за эту электронную клячу, которая в последнем заезде не просто споткнулась, а сделала это целых три раза на всем скаку. Я же мог голову сломать, грохнувшись!

Кибербиолог, отвел глаза.

— Ну,,,

— Теть, следующий раз, самого посажу и пику в руки дам.

— Это, что? – Ксандр взял в руки рыцарский щит с торчащим из него куском дерева. Почему наконечник турнирной пики его пробил, кто настраивал силовое поле?

Вихрастый паренек открыл было рот, но осекся под пристальным взглядом молодого рыцаря.

— Ща, на голову надену! И пику не дозарядил, не попади я в финале фон Боку в бок, был бы мне каюк!

— Розу кто печатал? – девушка в синей джинсовку нервно заерзала на табурете, — она же шанелью №5 пахнет. Хорошо, что там вообще еше не знают, как они должны пахнуть. А то, как бы я выглядел в глазах герцогини Нинштадской.

Значит так реконструкторы хре… фиговы. Даю вам три дня, чтобы у утру четвертого в конюшне стоял обыкновенный конь. В руках у меня был обычный стальной щит. И розу я попрошу предъявить мне самую обыкновенную.

А с очередным фон Боком, я как-нибудь сам управлюсь.

— Да еще «временщикам» надо нагоняй дать, что бы времена года не путали, сказал летний турнир, нет отправили в осенний грязь месить.

Жизнь покажет

На камне вместо «направо пойдешь – горы свернешь» было выбито «Спроси у Врана». Вран сидел на верхушке камня. Сэр Галс фыркнул – не престало рыцарю разговаривать с птицей — тронул поводья коня и повернул направо.

Захлопали крылья и на голову коня сел ворон; коняга возмущенно тряхнул головой. Не помогло. Конь встал как вкопанный, решив переложить проблему на хозяина.

Хозяин вздохнул – не желающий идти конь был той еще проблемой.

— Слушаю, — сказал он без особой радости в голосе.

Ворон тожественно откашлялся.

— Налево имеются: принцесса в беде, три турнира, два злых волшебника и один относительно злой. Направо: одна королева, ждущая жер… кандидата для морганатического брака, одно чудо… а, нет, чудовище переквалифицировалось… а так же оборотень и девица на выданье.

Рыцарь с новым вздохом и звоном железа слез с коня. Расстегнул одну из седельных сумок. Достал скатку алой ткани и позволил ей развернуться. По земле растекся коврик, увешанный золотыми и серебряными кружками с бантами и цепочками, а так же и без всего.

— Видишь? – спросил он и указал на одну из медалек. – Это за чудовище. А это, — жест в сторону другой, — за турнир. Те четыре за принцесс. Все что внизу – за драконов. Посередке – колдуны. И так далее.

Ворон явно не понял.

— И что?

Рыцарь тряхнул ковриком.

— Я всегда побеждаю. Надоело. Предложи что-то новое.

Ворон глубоко задумался, так глубоко, что задумчивым выглядел даже конь под ним.

— Значит, всегда побеждаешь… А зачем?

— Как это зачем? – удивился сэр Галс. – Престижно.

— Но хотел бы проиграть хоть раз?

Теперь задумался рыцарь.

— Ну… хотел бы. Хотя… а как же престиж?

— Дурак! — каркнул ворон. – Престижно побеждать других, а они тебе кто? Никто! Попробуй победить себя, вернее, свое желание всегда побеждать! Да, за это не перепадет ни одной медали… Зато уж будет победа, которую ты никогда не забудешь!

— Но об этом же никто никогда не узнает! – возмутился сэр Галс.

— …а так же ты сможешь победить гордыню…

— И это не войдет в легенду!

— …и зверя тщеславия, — закончил ворон. – Это будет новый интересный опыт. Берешь?

При мысли хоть о чем-то новом сэр Галс задрожал так, что доспехи завибрировали.

— Беру. И куда мне?

Ворон расправил крылья и взлетел. И уже в полете сообщил:

— Прямо! С такими желаниями – только прямо!

Рыцарь скатал коврик и повернул назад, к камню, чтобы сориентироваться, где там это самое «прямо», то направление, по которому он еще ни разу в жизни не ходил.

И, наверное, зря. А может и нет. Жизнь покажет.