Салфетки - 246. Работы по картинке

№1

Ангел мечты

«Здравствуй, дорогой дневник. Вот уже вторую неделю я не заглядывал в тебя и не писал свои мысли и свои надежды в тебя. И этому есть причина. Мне наконец-то доверили новых мечтателей. Как у ангела мечты о деревянной лошадке, у меня не было подопечных уже давно. С тех пор, как в лавках нашего города появились эти странные фарфоровые игрушки и дети перестали мечтать о лошадках. Надеюсь, с сегодняшнего дня все будет лучше».

***

«Здравствуй, дневник. Прошло уже десять лет, как я писал в тебя. Прости меня за это. Но работы было очень много. И, то и дело, я вспоминал о тебе. Я хотел описать, как чудесны мечты о лошадках, но спустя два года о них все забыли. И мои крылья все покрылись трещинами. Я думал, что больше не смогу летать. Но нет, как видишь, я снова парю над нашим прекрасным городом».

***

«Дневничо-о-ок. Добрый день. Прошло всего два года, а я снова в тебя пишу. Представляешь, меня назначили хранителем мечты о небе. Да, полеты во сне и в яви. Это значит, что мои крылья больше не будут ломаться. Ведь столько людей мечтает о небе. Почему меня? Потому что с лошадками снова была проблема. Как непостоянны мечты детей. А предыдущий хранитель мечт о полетах к великом сожалению разбился. Да, такое тоже бывает. А все потому, что люди создали Инквизицию и вера людей в полеты пошатнулась».

***

«Это снова я, дневничок. Оказывается, люди еще только начинают мечтать о полетах. Им так много времени надо, чтобы начать верить и мечтать в полную силу. Поэтому-то перья в моих крыльях еще очень маленькие. Но, я надеюсь, я верю, что скоро они будут большими и тогда отражение в них усилит веру людей в свою мечту настолько, что их души начнут сверкать всеми цветами радуги».

***

«Ты видишь, дневничок? Это великолепие? Эту веру? Прошло всего лишь двести лет и люди поверили в небо. От нескольких мечтателей к тысячам душевных порывов! Я не верю своим глазам, дневничок. Я не верил Уриилу, но он оказался прав».

№2

Крылья

— Стой где стоишь, не двигайся!

Я вроде никуда и не собираюсь. Разве не может человек посидеть на краю крыши? А если человек не совсем человек, а ангел, то и вовсе. Всё спокойно, дядя, ситуация под контролем.

— Спокойно, мы решим твои проблемы!

Да какие у меня могут быть проблемы? Жизнь вечная, работа постоянная. Но надо же ответить человеку, а то он уже волноваться начал.

— А у меня нет проблем, сижу, никого не трогаю, на город смотрю.

— А зачем?

Господи, до чего же лицо-то вытянулось, вид глупый донельзя.

— Красиво ведь, — решаю, что негоже солидному мужчине стоять и так волноваться, поэтому приглашаю его составить компанию, — Присаживайся, вместе посмотрим.

Подходит осторожно, как будто меня боится.

— Так ты прыгать не собираешься?

Вместо ответа разворачиваю свои крылья. Лицо еще больше вытягивается, казалось, уже и так вытянутое на максимум.

— Я правильно понимаю?

Согласно киваю. Он присаживается рядом.

— Охренеть.

Наступает молчание. А что тут еще можно сказать? Будь на месте этого мужчины какой-нибудь ребенок или хиппи какой, то мы бы с ним поговорили о том, куда ушла бабушка или о том, что же там имелось ввиду про любовь ко всему миру. Активист из какой-нибудь очередной церкви засыпал бы меня вопросами о том, насколько правильно они верят. А что может спросить мужчина под сорок лет, с небольшим животиком и сложившейся картиной мира? Спросить “Как дела?” или про погоду поболтать. Так ведь не нужно, и он это прекрасно понимает. И я понимаю, что он понимает. И он понимает, что я всё понимаю.

Начать верить-то никогда не поздно, но если ты сидишь на крыше, а не висишь на кресте, то в минуту не уложишься.

Нарушаю затянувшуюся тишину.

— Красиво?

— Ага.

Думает. Сильно думает. И, наконец, решается.

— А можно…

Прерываю его.

— А я откуда знаю? Ты ж человек. Пробуй.

Разворачиваю крылья и оставляю его в одиночестве.

№3

— Зачем ты здесь? Кайла никого не хочет видеть! – Раздраженно спросил Ксир.

— Как она? – Ответил вопросом на вопрос Эл.

Ксир жестом пригласил его войти, проводил по длинному коридору, к двери, ведущей в комнату Кайлы.

Дверь была приоткрыта — в пустой комнате открыто окно, Кайла стояла на краю помоста, уходящего недалеко за пределы дома. За спиной у неё были остекленевшие крылья.

— Вот до чего доводит смерть любимого. Она так стоит со вчерашнего дня, и не реагирует ни на что! – Подытожил Ксир. – Так зачем ты пришел? Только не говори мне, что беспокоишься о психическом здоровье боевой единицы отряда! Выкладывай с чем пришел…

— Дело в том что, Сайлор — её любимый, жив! Его душа до сих пор в теле… — после этих слов, из комнаты Кайлы донесся хрустальный перезвон, и удаляющийся звук взмаха крыльев.

Ксир и Эл вбежали в комнату одновременно… Вернее попытались это сделать, вместо этого только потолкались в дверном проеме. Выглянув из окна, увидели, как стремительно, на фоне грозовых туч, удаляется Кайла.

Поочерёдно выскочили из окна, расправив крылья, бросились вдогонку.

Настигли её только в момент, когда она в крутом пике снижалась к месту прошлой битвы.

Кайла сразу нашла истерзанное тело парня, почувствовав ускользающую жизненную силу, обняла его руками и крыльями. Положила ему на плечо свою голову. Её слеза упала ему на плечо, их окружило мягкое свечение. Они взлетели выше облаков, там, где видны первые лучи восходящего солнца. Лишь только коснулся солнца луч, как в тот же миг распахнулись крылья за спиной и он очнулся.

— Ты мой ангел, Кайла! – Первое что сказал Сайлор, придя в себя.

И они вдвоем отправились навстречу рассвету.

№4

Любовь стояла на крыше замка и смотрела на просыпающийся город. Она хотела полететь туда, в Серый Город скуки и разочарования, но медлила. Задумалась — получится или нет? У нее за спиной большие крылья, но они очень хрупкие. Сделанные из разноцветных кусочков витражей романтики, очарования и страсти, они позволяли с легкостью витать в облаках. Но Любовь боялась, что от холода одиночества, которым пропитан город, крылья замерзнут и она упадет. Ей предстоял трудный выбор: парить высоко в небе, наслаждаясь свободой, но быть никому не нужной или спуститься вниз, не зная, что будет там. Ветер сомнений развевал ее волосы, пытаясь образумить.

— Не надо, — шептал он ей нежно, — люди этого города не стоят такой жертвы.

— А кто стоит? – спросила Любовь.

— Да никто, — продолжал насвистывать ветер, — живи сама по себе, люди без тебя обойдутся. А захочешь — я буду рядом.

— Они совсем разучились дарить друг другу тепло души, — ответила Любовь и шагнула вперед.

— Думаешь, ты им нужна? – крикнул ветер вслед и, не получив ответа, со злостью закрутил флюгера.

Любовь парила над домами, среди фиолетовых крыш, рассматривая жителей города. Ей было страшно. Они уныло брели по серым улицам в тумане безнадеги, не видя ее.

— Эй, люди, посмотрите вверх, я здесь, — крикнула Любовь.

Но голос у Любви был тихий, а вредный ветер, задув сильнее, подхватил крик и унес за облака. Ее никто не слышал. Кружась, она начала осторожно спускаться ниже — стало холодно. Разноцветные крылья покрылись инеем, потрескались и начали ломаться.

— Я хочу подарить вам прекрасное чувство, – крикнула она, падая вниз.

Ветер пытался удержать Любовь. Но бестелесное существо не может замедлить падение. От отчаяния он прокричал заклятье, которое услышал от старой колдуньи. Он был влюблен в нее и хотел спасти.

Любовь превратилась в белую птицу и стала неистово стучаться в окна домов. Разбивая стекла и ранясь об них, надеялась, что кто-нибудь согреет. Но люди были глухи к чужой беде и прогоняли ее. Израненная, она упала на землю. Проходившая мимо девушка, заметив окровавленную птицу, бросилась к ней.

— Бедняжка, — вскрикнула она.

— Мне тоже ее жалко, — поспешил на помощь юноша, наблюдавший это, — я Ромео, сын Монтекки.

— Помоги донести ее до моего дома, — взглянув на него, попросила девушка, — я — Джульетта. Пускай побудет у меня — я залечу ей раны. На крыльях вырастут новые перья и она взлетит.

Ромео взял птицу и, прижав к себе, согрел своим дыханьем. Внезапно налетевший ветер, засвистел от счастья – любовь жива…

№5

В пустых тёмных стенах многократным эхом разносилась пьянящая песня хрустальных колокольчиков. Звенела, будто витражное стекло, бередила душу, тревожила мысли, холодком билась в груди… Звучала, как прошлое. Которого больше нет.

— Нет, нет… — повторяла она, проклятая, запертая в собственной башне, в которой уже никогда не будет светло. И только музыкальная шкатулка из синего стекла и боль между лопаток напоминали о том, что когда-то она была дочерью неба, сестрой птиц.

Была.

Теперь нет.

«Хочешь летать?» — девушка с последнего витража, её копия, несмело шептала над ухом. Дыры в мозаике — прорехи искалеченной души.

«Хочешь?» — раньше копия даже боялась пошевелиться. А теперь болтает…

Она не ответила.

Конечно хочет. Без крыльев она, как её копия без стекла — мертвец, и та, витражная, об этом знает.

«Помоги. Собери меня. А я отдам крылья. Ты же хочешь? Хочешь?» — копия взмахивала цветастыми крыльями. Всё, что она могла — с витража не улетишь.

— Отдашь? — не поверила она и наткнулась на бледный взгляд витража. А ведь у неё самой давно такой же…

Пол башни обагрялся кровью, когда она лихорадочно собирала во тьме битое стекло, режа руки.

Стены башни пели, неся всюду холодный звон хрустальных колокольчиков, что дарила им шкатулка.

Мрак, озадаченный суетой, удивлённо наблюдал из углов, как она, морщась от боли и утирая кровь подолом, вставляла стёкла в витраж своей копии.

«Здесь, здесь! Вставь синий!»

— Больше нет!

«Найди!»

— Я собрала все, — отчаянно шепчет она. Один осколок до мечты…

«Шкатулка!»

— Это подарок.

«Тот, что дарил, отдал за тебя свободу. А ты отдашь за вас шкатулку?»

Она вздрогнула. Он отдал бы всё.

Взглянула на витраж и увидела себя, свои лихорадочно сверкающие глаза…

Звон разбитого стекла — и колокольчики, что заставляли жить, умолкли. Их нет.

Но есть витраж.

Надежда.

Крылья.

И он по ту сторону стекла.

Ясные синие глаза сияют, как прежде. У витража теперь есть жизнь. А что у неё?

«Иди ко мне».

Витражная дева улыбается, сверкают наскоро вставленные осколки стекла…

Всего-то шаг сквозь стекло.

Сквозь веру.

Из башни в мир.

Город дремлет, укрытый серым утренним туманом, ложится у её ног и ластится, точно кот радуется хозяйке… А наверху улыбается бездонное родное небо.

Мышцы спины свело от приятной тяжести, стоило распахнуть свои (свои!) крылья. И сердце вновь так сладко ёкнуло, когда она шагнула за край!

Она начнёт заново.

— Я лечу к тебе! — расхохоталась, с хрустальным звоном крыльев падая в небо, и вспорола туман бликами витража, на минуту обгоняя рассвет…

№6

Горячее сердце

Там, где я лежу, всегда темно и тихо. Здесь нет ничего, кроме мрака, безмолвия и холодного металла, который даже моё горячее сердце не в состоянии согреть. Металл подо мной и надо мной, металл вокруг меня и во мне. Мои создатели упрятали меня в этой стылой пустоши, где нечего делать и некуда идти, где единственное, что остаётся – это спать и видеть сны. Но мои сны поистине прекрасны. И самый лучший из них – тот, где я стою на крыше, над городом, о котором мечтала всю жизнь. За моей спиной – многоцветные, витражно-полупрозрачные крылья, от них исходит неземное сияние. Я смотрю на город, на его мостовые, улицы и башни, на его голубей, вьющихся над площадью, на его детей, играющих у фонтанов. Ещё мгновение, один взмах крыльев – и я полечу туда, вниз. Чтобы приземлиться на главной площади среди голубиных стай и счастливых людей – и навеки подарить этому городу своё сердце, необъятно большое и огненно-жаркое…

… Я сама не верю своему счастью! Неужели моя мечта, мой несбыточный сон скоро станет явью? Мои создатели вспомнили обо мне, и я скоро отправлюсь в полёт! Я не знаю, куда – быть может, именно к тому городу, который столько раз грезился мне? Я трепещу в предчувствии необыкновенного приключения, и моё большое сердце замирает от восторга…

… Я лечу! Наконец-то я лечу! Перистые облака сияют над горизонтом, холодный воздух со свистом обтекает тело. Я долго не решаюсь посмотреть вниз. Но любопытство побеждает…

… Увы! Там, куда мне предстоит приземлиться, нет никакого города. Подо мною необъятная равнина, пустынная и заледеневшая. На многие километры кругом – лишь пустошь: ни людей, ни голубей, ни фонтанов. Что ж, так распорядились создатели. И, что бы ни было там, внизу, мне нужно стремиться к этому. Чтобы подарить своё огромное, пышущее жаром сердце. Все пятьдесят с лишним мегатонн…