Салфетка №91. Тур второй.

Жители Мастерской, на ваш суд представлены 12 замечательных миниатюр.

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 миниатюры, которые, на ваш взгляд, самые лучшие.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

________________________________________________________

№1

ИНДУС

В домике с желтым фасадом и мягкими стенами
Сосуществует межвидовая семья…
Кто-то потише, а кто-то стремится стать первым и…
А кому-то все пофиг: он просто сидит у окна.

Они говорят, что я болен. Но нееет! Я совершенно здоров! Скажите, разве может больной человек так долго притворяться, что доктора поставят ему в диагнозе «стойкая ремиссия»? Нет! Не может! А я могу! Могу, потому что здоров! Я могу даже обмануть их всех. Никто из них не знает, что уже вторую неделю я не принимаю их чертовых таблеток. Прячу их за щеку, делаю вид что запиваю, отдаю стакан медсестре и улыбаюсь. Она говорит:

— Молодец, Индус! Глядишь, скоро и домой отправишься на побывку.

Индус – это я. Они давно называют меня так. Потому что я нарисовал на лбу красным маркером точку, для того, чтобы точно знать в какое место стучать. Но они этого не знают. Они думают, что я изображаю индуса. Мой махровый красный халат и эта точка… Пусть думают. Я был так глуп раньше, что в том отделении, которое с решетками, рассказал доктору, зачем мне эта точка…

— Зачем Вы стучите по точке?

— После того, как боль преобразуется в тепло, точка сборки смещается… Понимаете? Тогда я вижу Учителя и он говорит мне, что нужно делать…

Доктор, улыбаясь, записывал что-то в свои листки. А потом мне кололи уколы, которые лишали меня разума. И электричеством лечили. И тогда я не мог стучать по точке. Но сейчас я умный. Я никому ничего не говорю про точку. Только ночью, когда Капитан и Зануда храпят в своих койках, сажусь у окна и стучу… Точка сборки сдвигается и тогда говорит Учитель… А я слушаю. Скажите, может ли к больному приходить Учитель? Нет! Поэтому я здоров! Просто, с докторами у нас разные точки зрения на существование. Но я научился скрывать это. Вернее, меня Учитель научил. Он рассказал мне, как найти Свет. И научил, как не пить таблетки. Я его послушался. И теперь я прячу в ванной за шкафчиком свой пакетик. За две недели там набралось как раз то количество, которое нужно для того, чтобы увидеть Свет! Сегодня ночью я проберусь в ванну, выпью их все сразу и сяду у окна ждать Свет. Боль преобразуется в тепло, точка сборки сдвинется…

Я не больной! Нет! Это все вокруг меня больны!

№2

***

Порыв ветра и резкий звон разбитого стекла. Еще недавно он остро реагировал болью на эти звуки. Но теперь привык и перестал замечать. Скоро они совсем прекратятся — окон уцелело немного… Пустота и холод, одиночество и усталость — это все, что он чувствовал сейчас. И еще тягостную, неотвратимую обреченность.

Как быстро все прошло! Ушли те, которые наполняли его душу теплом и вносили ясный, незыблемый смысл в его существование. Исчезли, покинули, предали, не оставив ничего, что напоминало бы о той, прежней жизни. Только никому теперь не нужные занавески насмешливо болтаются в оконных проемах. И это каменное изваяние, которому прежде поклонялись, прижалось к стене, словно защищаясь от ветра. Его тоже позабыли.

На новом месте всегда найдутся новые идеалы для преклонения. А старые — уже не идеальны. Их время ушло. Закончилось.

От этой мысли пробежала мелкая дрожь, застыла где-то в глубине, а затем яростно прорвалась наружу из самого сердца, расколов его пополам! Невероятно, но он почувствовал облегчение. Наконец-то!

Ступень за ступенью вверх, влекомая цепким лучом заходящего солнца, подымалась, обретая человеческие очертания, его Душа. Душа старого, заброшенного дома, который когда-то жил для людей.

№3

Через все преграды

В девять лет Ян перестал играть с сестрой после того, как она попыталась подговорить его стащить по конфете из спрятанной к празднику коробки. Он стал дружить с соседской девочкой-отличницей: они вместе ругали одноклассников, которым давали списывать. В десятом классе Ян прекратил общаться с компанией приятелей, которых интересовали только пиво, новые телефоны и девочки, и завел друзей среди студентов философского факультета. Позже он поступил на этот факультет, но ушел с третьего курса: понял, что сможет совершенствоваться быстрее, если будет учиться самостоятельно, не тратя время на дорогу, посиделки в студенческих компаниях и прочие глупости, не относящиеся к учебе. Через пару лет после этого у него появилась подруга, которая, как он думал, будет стремиться к духовному росту вместе с ним, но она оказалась такой же приземленной, как и остальные девушки. Пришлось оставить и ее.

Зато больше ни друзья, ни женщины не мешали ему духовно развиваться. Если кто-то и появлялся в его жизни, Ян старался как можно скорее отвязаться от этого человека. Ему надо было двигаться вперед, и все, кто тормозил его развитие, все, кто вставал у него на пути, безжалостно изгонялись.

Ян читал книгу за книгой, записывал приходящие к нему после чтения мысли, но чем дальше, тем реже делился ими с кем-нибудь. Он шел вперед, напролом через все преграды, и в этом путешествии ему не нужны были попутчики. Другие люди, правда, по-прежнему пытались ему мешать. Они преграждали ему путь просьбами о помощи, они ложились поперек дороги, по которой он шел, требуя от него каких-то действий, но он перешагивал через них и шел дальше. Его дорога вела вперед и вверх – к идеалу духовности, к высшему счастью, к свету.

Яна не удивляло, что дорога с каждым годом становилась все труднее. Так и должно было быть, путь познания всегда сложен и тернист. Если раньше ему мешали идти отдельные люди, то теперь перед ним вырастали непроходимые заросли, глубокие моря и уходящие в небо каменные стены. Он решительно шагал вперед и проходил сквозь них. За этими препятствиями возникали новые – какие-то статуи, перед которыми стояли на коленях люди, развалины старинных зданий и просто жилые дома, в окнах которых горел свет. Но статуи при его приближении разбивались на тысячи осколков, а стены домов прогибались, превращаясь в удобные для подъема каменные лестницы. И Ян продолжал идти по ступеням этих лестниц, радуясь, что поднимается все выше.

Вот только вокруг почему-то становилось все темнее. И жарче.

№4

Источник

Вот оно. Обычное двухэтажное здание. Заброшенное к тому же. Таких много в Подмосковье. И всё же есть одно отличие — статуя Будды слева от входа. Он нашёл его. О, как же долго он искал… Сидел в пыльных библиотечных архивах, перелистывая тысячи страниц, пожелтевших от времени. Опрашивал сотни людей, исколесил пол мира… И всё ради того, чтобы найти его так близко от отправной точки. Воистину, ирония судьбы…

Влад подошёл к статуе. Оглянулся. Вокруг никого. Да и кто тут будет шастать, бомжи разве что. Действительно, где же ещё можно было спрятать Источник. Источник… Эфемерная цель, которая вдруг стала весьма реальной. Тот старик… Откуда он узнал о нём? Впрочем, это не важно. Пора начинать.

— Я — Ищущий! Отвори врата, Привратник!

Вот и всё. Никаких тебе сложных ритуалов, непроизносимых заклинаний. Важны не слова, важен смысл…

Лёгкая дрожь земли оповестила о том, что он был услышан. Здание затряслось, по нему пошла трещина. Однако, ни один камешек не упал на на землю. Стена как будто начала плавится и вот на месте подъезда образовалась лестница. Влад начал подниматься. Ступени слегка пружинили под ногами, как будто это не камень а резина. Сверху лился ровный багровый свет. Поднявшись на последнюю ступеньку, он оказался в огромном зале. Стены терялись во тьме, не смотря на миниатюрное солнце парящее прямо перед ним. Источник… Никто не знал точно, откуда он взялся, имеет ли искусственное или природное происхождение. Это место — не первое, куда он был помещён сильными мира сего. И Привратник тоже был далеко не первым. Но все старые записи и устные предания сходились в одном. Источник менял судьбы. О, нет, отнюдь не мира. Всего лишь отдельно взятых людей. Он давал все: власть, деньги, женщин, талант — все, на что способно убогое человеческое воображение. Нужно было лишь победить. Победить Привратника.

— Ищущий! Да начнётся твоё испытание! — голос подобный грохоту лавины раздался откуда то слева.

— Я — готов. — Влад обернулся к Привратнику и…

—… и ногой его, а потом того, с дробовиком, и этого тоже! Потом хватает…

— Саш… — я медленно повернул голову к другу.

— Чего? — Санёк перестал размахивать руками.

— Сволочь ты, Саня, — я глубоко вздохнул, — с мыслей сбил. А я такой сюжет придумал…

— Да читал я эти твои «сюжеты», — Саня махнул рукой и поморщился, — фигня какая то… Ты лучше слушай дальше! Так вот, хватает он базуку…

№5

***

— Послушайте, уважаемый, зачем вам вкладывать такие деньжищи в особняк с плохой репутацией? – юркий риэлтор старался заглянуть в лицо монолитного шкафа, коим казался богатый клиент с милейшим прозвищем Хоттабыч. – Мы подыщем вам лучше и дешевле. Вы останетесь довольны.

— А я этот хочу! И плевать мне на репутации! — прогремел «шкаф», лязгнув челюстью, удивительно похожей на выдвижной ящик. — Сказал, оформляй сделку, значит, оформляй.

— Как прикажете, — пожал плечами риэлтор и незаметно перекрестился.

В душе он ликовал. Его метод «от противного» удался. В два раза завысив цену, он честно предупредил клиента о шумном призраке старинного особняка. Если что – с него взятки гладки. Надо было прислушиваться.

***

— Хоттабыч, не поверишь, мы в монаха стрельнули всего пару раз. Ходил, понимаешь, всю ночь по лестнице и приказам не подчинялся.

— Туда-сюда, туда-сюда, — вставил второй охранник. Для убедительности он помахал руками взад вперед, показывая, как двигался призрачный монах.

— А он, понимаешь, дулю нам изобразил, она выстрелила и все развалила.

— Кто? – взревел «шкаф». — Дуля выстрелила?

— Ну да, – в один голос ответили два бугая.

— Вы хотите сказать, что монах слепил вам кукиш и этой нехитрой комбинацией из трех пальцев разворотил мой особняк?

— Ну да, — усиленно закивали охранники.

Хоттабыч вызверился и загремел басом.

— Удавлю собак! В сегодняшнюю ночь будете ходить втроем! Нет – вчетвером! Риэлтора к вам добавлю! – потом резко перешел на шепот и зловеще добавил. – Ходить будете строем… туда-сюда, туда-сюда.

Хозяин новой недвижимости взирал на руины и терзался единственным вопросом: когда же конкуренты умудрились договориться с призраком?

№6

***

Мир создан из воска. Так она утверждала. Таким она его видела и пыталась доказать, что права. Месяцы превентивного лечения оказались бесполезны, последовала интенсивная терапия, потом долгожданная ремиссия и в закреплении успеха — лучшие реабилитационные клиники и курорты. Муж не жалел средств и держал болезную дальше от гнездышка, что вил для молодых пташек.

И вдруг внезапный рецидив, повлекший страшную трагедию. Событие, холодящее кровь, отраженное во всех мало-мальски известных таблоидах.

Она сожгла неверного супруга в собственной постели, предварительно опоив снотворным.

И, по словам приехавших пожарных и бригады полицейских, спокойно сидела рядом и наблюдала, как тот «плавился«.

— Господа, смотрите сами, он растекся по блудному ложу, как копеечный парафин.

С тяжелым вздохом я закрыл карточку пациентки.

Адвокат настаивал на психиатрической экспертизе и принудительном лечении, истец — мать погибшего, напротив — на вменяемости невестки и справедливом наказании.

Последнее слово за мной, независимым специалистом, назначенным следствием.

Она сидела за мольбертом, погруженная в работу, и даже не обернулась.

Уверенные мазки ложились на холст, рождая на глазах картину.

Старый дом, населенный призраками и грустными воспоминаниями, простился с жильцами и притих в неизбежности.

Я остановился за спиной несчастной, наблюдал, как под кистью художника просыпается очередной кошмар. Фасад двухэтажного здания менялся на глазах, пылающий диск солнца растапливал здание, словно кристалл льда. Лестница зашаталась под ногами тибетского монаха, стремящегося в нирвану. Откуда он взялся на крыше старого, готового под снос дома? А вместе с ним статуя Будды у входа? Больные фантазии непостижимы.

Она повернула ко мне изможденное недугом, но все еще прекрасное лицо. Нежные фиалковые глаза налились слезами и поволокли в омут.

— Все бесполезно, доктор. Не надо меня спасать. Я здорова, а вы плутаете в собственном неведении. Мы словно свечи вылиты из грехов и злобных мыслей. И только огонь способен очистить скверну, прикипевшую к фитилю.

Одно неуловимое движение, и больная оказалась рядом. Вспыхнула искра, правую кисть обожгла боль.

Я чертыхнулся, отскочил в сторону, не сводя изумленных глаз со своего мизинца. Не верил происходящему, наблюдая, как почернел ноготь, подернулась влагой фаланга и изменила очертания. Покрылась пузырями, утончалась, а вскоре совсем исчезла, оставив на полу потеки.

Безотчетный ужас приморозил меня к месту, похитил дыхание и остановил мечущееся сердце.

Она смотрела на меня с грустной улыбкой. Потом поднесла зажигалку к своему лицу и повернула колесико.

№7

Эффект плацебо

Аудиозапись от 13.08.2013

Диссертация по ОС* не клеится. Скоро встреча с куратором, а результатов ноль. Прибегну к эксперименту.

14.08.2013

Я открыл дверь в лабораторию. Трое студентов – добровольцев, лежащие на кушетках, синхронно повернули головы. Участвовать в опыте согласились два должника да староста группы Милочка, влюбленная в меня с первого курса и готовая на любые экзекуции как собака Павлова.

Лаборантка закрепила на головах молодых людей датчики, на запястьях – пульсометры, плотно задернула шторы и качнула стоящий на столе метроном.

Подмигнув мне, вышла.

— Итак, пробуем новый метод погружения в коллективное сновидение.

Я вытряхнул из тубы белые таблетки. Одну сразу положил под язык.

— Ого! Батарейки?*

— Кислота?*

Мой осуждающий взгляд упал на бездельников.

— Погружение в матрицу?– невинно сострила Милочка.

— Почти, друзья мои. Это средство я привез из поездки в Непал.

— Ой, Вы поднимались на «крышу мира», учитель? На Катманду?

Влюбленные девичьи глаза просияли восторгом.

Мальчики хихикнули.

— Почти. Суть не в том. Этим средством пользуются буддистские монахи для достижения нирваны. Успокаивают потоки сознания, сливаются с Брахмо и теряют физическую оболочку. Очень сильный галлюциноген, проверенный.

Не теряя времени, раздал таблетки и мензурки с водой. Положил перед каждым испытуемым одинаковые картинки.

— Что видите?

— Старый дом.

— Выселенную развалюху, готовую к слому.

— Что еще?

Мила близоруко прищурилась.

— Далай ламу! Вот он на крыше, в лучах солнца. А вниз лестница идет.

Странно, что он там забыл?

Я произнес как можно четче:

— Вы все вместе подниметесь по этой лестнице на крышу и спросите его. Смотрите внимательно на метроном и дышите, как учились!

Через десять минут тишину лаборатории нарушало тихое сопение Милочки и ее однокурсников. Я прошел на цыпочках в соседнюю комнату.

— Данные осциллографов записываются?

— А как же! Мозг реагирует синхронно, электроимпульсы идентичны. Испытуемые видят одно и то же! Мы еще Нобелевскую премию получим, Сережа! Как тебе удалось?

— Эффект плацебо! Работает же-лез-но. Сказал, что таблетки волшебные.

— А на самом деле?

— Глюконат кальция.

Лаборантка восхищенно улыбнулась и придвинулась ближе.

Ее дыхание сбилось, щечки вспыхнули. Я мельком глянул на часы, и, решив, что время еще есть, обнял девушку, расстегнул пуговку на халате.

Осциллографы жалобно пикнули и встали, пульсометры отметили прекращение сердечной деятельности. Испытуемые, поднявшись на «крышу мира», один за другим отключали потоки сознания и сливались с Брахмо.

_____________________________

ОС* – осознанное сновидение

Батарейки* — экстази

Кислота* — ЛСД

№8

***

Серость, эта чертова серость вокруг. Сколько душ погибло в этом болоте?

Я иду по разбитому асфальту, опустошенный после тяжелого дня, мимо прохожих с каменными лицами, пустыми глазами и нищими душами.

Иногда этот город напоминает мне старое кладбище, кладбище надежд и стремлений. Разные люди приезжают сюда со своими мечтами, яркими и уникальными, а потом хоронят все это от тоски и безысходности.

Так было и со мной.

Я иду мимо серых домов – и вдруг вижу, как оживают, наливаются цветом тени.

Поднимаю глаза и секунду стою, потрясенный открывшимся видом: алое солнце тонет в переплетающихся облаках, все небо переливается тысячами оттенков, от бледно голубого до ярко красного. Машинально, не отрывая взгляда, отступаю назад, на проезжую часть, чтобы охватить картину целиком, увидеть тот кусочек, что скрыт за серым домом. Затаив дыхание, смотрю, упиваясь потрясающим зрелищем, созданным по прихоти природы. Проходит еще секунда, две, три, и я слышу краем уха, как где-то, очень далеко, приглушенно, сигналит автомобиль. Тревожная нотка проскакивает в сознании – но я понимаю, что это небо, этот закат никогда больше не повторится. Я вдыхаю прохладный вечерний воздух и стараюсь запомнить каждую деталь, каждый оттенок, и в груди переливается новое, потрясающее, ни с чем не сравнимое чувство.

Слышу глухой удар, сознание на миг отключается и приходит боль, жуткая боль, но перед глазами еще стоит та удивительная картина… и я улыбаюсь.

И, перед тем как тьма снова заключает меня в свои холодные объятия, я успеваю подумать:

“Оно того стоило, черт возьми.

Оно того стоило...”

№9

Верить

Я кружил по городу на моем спорткаре, пытаясь сбежать от собственных мыслей. Утонув в грязно-сизой небесной вате, солнечный диск своим неприглядным видом лишь ухудшал мерзкое настроение. Свернув в узкий переулок, я нажал педаль тормоза.

Почему судьба привела меня сюда? Может, потому что это здание напомнило мою жизнь? Роскошный особняк в стиле неоклассицизма. Высокие окна, изящная лепнина; вход, обрамленный колоннами. И огромная зигзагообразная трещина, которая разорвала фасад от крыши до фундамента.

Вытащив из бардачка пачку сигарет, я нервно закурил. Душила жалость к себе и злость на весь мир. Вчера сын высек ножом на новеньком «Бентли» фразу: «Помой меня». Дочь отравила газом из зажигалки редчайшие орхидеи, которые я привёз из Кении. Младший брат — обалдуй и лодырь, проигрался в казино, полез с кулаками на охранников. Пришлось отмазывать от полиции. Последней каплей стал идиотский поступок моего компаньона, из-за которого фирма попала на бабки. Почему меня наказал Бог?! За что?!

Я вылез из машины, и в сильнейшей досаде хлопнул дверью.

И услышал тихий детский смех. Напротив разрушенного особняка шла облупленная ограда, за которой находилось двухэтажное здание, вызывающее жалость своей убогостью. Там, во дворе, играли дети. Странные дети, худые, бледные до синевы, с головами, обритыми наголо. Сердце невольно сжалось. И собственные проблемы вдруг показались мелкими и ничтожными.

Я вытащил мобильник.

— Лёня, посмотри, что там находится… Колобовский переулок дом… двадцать семь?

— Сейчас. Детский онкологический центр, Артур Леонидович.

— Ага, понятно.

Дети, заметив меня, смолкли, бросая взгляды, заполненные до краёв недетской печалью.

— А что такое?

— В общем, мыслишка в голову пришла. Хочу создать благотворительный фонд для этого центра. Погляди, как лучше это сделать.

— Не знаю, Артур Леонидович, а как же… — он запнулся.

— Да чёрт с ним, с Дементьевым, — я понял его. — Расплачусь за него, дурака — не умру. Ну как, найдём средства?

— Думаю, найдём, — после паузы сказал Леонид. — Как назвать?

— Сейчас подумаю… Условно назовём: «Верить».

— Верить во что?

— Просто «Верить» и все. И да, ещё тут напротив особняк… Старинный такой. Думаю его отреставрировать. Заеду в офис, и мы подробно обговорим.

Чёрная хандра испарилась, как туман ясным утром. И солнце, словно ощутив перемену в моей душе, вырвалось, наконец, из плена мрачных туч.

№10

***

Он не спеша брёл по мостовым, выложенным, как когда-то на Земле, простым булыжником. Каменные двухэтажные дома, похожие на те, что остались ещё кое-где в его родном городе, сумрачно смотрели подслеповатыми окнами, щербато ухмылялись полуоткрытыми парадными. Два солнца медленно ползли по небу: оранжевое, побольше, и его близкий спутник, едва видимый в ослепительном сиянии дня – неприметный красный карлик. Тени лениво расплывались по нагретым камням. Город молчал.

Это была колония, основанная группой чудаков-утопистов, любителей старины, мечтавших воссоздать золотой век человечества. Полстолетия назад они отправились к этой планете – воплощать мечту в жизнь. Сеансы гиперсвязи с Землёй сначала были регулярными. А потом неожиданно прекратились. Совсем. Поэтому сюда его и направили.

Почти триста лет, – с тех пор, как зонд-разведчик обнаружил планету у этой звезды, – здесь не было никаких катаклизмов, думал он, проходя квартал за кварталом. Не было прежде – значит, не случится и потом. Так рассуждают люди. И обычно бывают правы.

Статую он заметил издалека. То ли Будда, то ли китайский мандарин, то ли просто стилизация непонятно под что. Странные они всё-таки были люди, эти колонисты. Были? Почему он уже думает о них в прошедшем времени?

Ему вдруг стало не по себе. Здание, сразу за статуей, было не просто разрушено, а как будто оплавлено, в стене зияла огромная прореха, сквозь которую виднелась длинная, почти до уровня крыши, лестница. Он подошёл, потрогал края провала. Не камень. Похоже на пластик. Прочный, но довольно легкоплавкий. Глупость, конечно, строить из такого, но что возьмёшь с чудаков. Интересно, что у них тут произошло, пожар, что ли?

Он поднялся по ступеням и посмотрел вперёд. До самой линии горизонта тянулась пустынная, невзрачная равнина, освещённая закатным сиянием двух солнц. Большого и маленького. Яркого и тусклого.

Едва заметное красное пятнышко полыхнуло испепеляюще-алым, заполонив собою всё небо. И, уже ослепший, за мгновение до того, как рассыпаться прахом по оплавленным каменным ступеням, он успел подумать, что на Земле всё же узнают правду. Через сто три года. Столько времени отсюда идёт свет.

Под стеной улыбался Будда…

«Супервспышка – резкое увеличение яркости и светимости звезды, сопровождающееся массивным выбросом жёсткого излучения. Особенно характерно для красных карликов. Какой-либо периодической закономерности в возникновении С. обнаружить пока не удалось.» (Популярная энциклопедия космоса, изд. 2387 г.)

№11

***

—Мой папа говорит, что чудес не бывает!– Сяолун, парнишка лет семи с серой футболке и новеньких зеленых шортиках, сжимает кулачки и сверлит глазами своего сверстника, стоявшего напротив.

—Твой папа дурак!– Ксу не собирается сдаваться. Даже не смотря на то, что отец Сяолуна учитель литературы в школе, а его папа всего лишь обычный матрос на одной из многих рыбачьих шхун Даляня. И говорит он похуже, и одет победнее Сяолуня, но вот Чудеса в обиду не даст!

—Сам ты дурак! Мой отец учился в настоящем университете! И играешь ты в нашем дворе! – вокруг возвышались европейской дома постройки конца 19 века. Изрядно пошарпанные и потертые, с потрескавшейся, отваливающейся штукатуркой. Настенные и оконные барельефы в грязных потеках. Краска на окнах и оконных рамах рассохлась и наполовину обвалилась. Одно из стекол так вовсе заделано фанерой. Вход с внутреннего дворика охраняет статуя Мэнь-шэня – духа хранителя ворот. Дух стоит на левом колене, а в расслабленной правой руке держит боевой веер. Его лицо с густыми, вьющимися усами бесстрастно смотрит на мальчишек. Сяолун очень гордится своим домом, ведь Ксу и вовсе живет в трущоба.

—Почему ты не веришь в Чудеса?– от мягкого не громкого голоса, раздавшегося с боку, оба мальчишки едва не подпрыгивают на месте. Повернувшись они во все глаза таращаться на появившегося из ниоткуда буддийского монаха. Худощавая фигура среднего роста, бордовая мантия, выцветшая на солнце, на ногах пыльные стертые сандали. Лицо морщинистое, округлое, с приплюснутым носом и глубоко посаженными черными глазами, сосредоточенно рассматривающими мальчишек. – Неужели лишь из-за того, что не видел их сам?

Сяолун сглотнул внезапно набежавшую слюну и, не решаясь подать голос, торопливо кивнул.

—Ну что ж…— монах пытливо с прищуром посмотрел на Сяолуна и подошел к входу в дом.

Дверь и стена над ней подернулись туманной дымкой, теряя свои очертания. Через несколько секунд мглистое марево рассеялось, показалась лестница, ведущая вверх, к заходящему вечернему солнцу. По ее сторонам возвышались стены из скал. Монах неторопливо следует по ступеням. Его фигуру, неотрывно сопровождаемую взглядом двух пар детских глаз, окутывает золотисто-розовое сияние заходящего солнца. Поднявшись, монах не остановился, пошел дальше, исчезая из вида Сяолуна и Ксу. С бешено стучащимися сердцами друзья срываются к лестнице, надеясь, что успеют опередить вновь наплывающую дымку. Но нет, обычная дверь; твердая и шершавая, со знакомым рисунком царапин и выщербин, встречает их носы.

№12

***

Афоню разбудил звонок в дверь. Включив свет, старик, кряхтя, поплелся в коридор и удивленно замер: за порогом стоял Митрофан, его самый верный и преданный друг. Волосы товарища, еще вчера без единой сединки, были белы, словно снег; на ссохшихся вдруг плечах болтался наспех накинутый халат – даже пуговицы спутал, что для педанта-ученого было совершенно нетипично; а глаза, не видавшие прежде очков, близоруко щурились. Афоня указал другу в сторону кухни. От изумления он не находил слов и лишь усевшись за стол с трудом выдавил из себя:

— Что с тобой случилось, дружище?

— Времени у меня мало. Поэтому прошу, не перебивай:

Родился я около пятисот лет назад. Точное время и место не имеют значения, как и большая часть моей биографии. Скажу лишь, что женат я был на науке, дышал лишь ей, но так до тридцати лет и остался в подмастерьях у невероятно умного и талантливого ученого. И все было прекрасно до того дня, как изобрел мой мастер эликсир, останавливающий старение!

Но ликовал он не долго: и испытывать эликсир не стал. Взбрело ему в голову, что такое средство нарушит баланс в природе, что принесет оно лишь беды и что (вот ересь!) создатели наши нам этого не простят — проклянут. Все мои увещевания, что нет никаких создателей и что можно лишь самим снадобье выпить, не нарушая никаких балансов, на него не повлияли. Приказал он мне эликсир уничтожить.

Не смог я… Не сдержался. Выкрал снадобье, а вместо него в колбу другой раствор налил. А сам собрал вещи и бежал, что б в глаза учителю глядеть не пришлось. Много лет я не решался испробовать чудо-эликсир. Боялся до дрожи в коленях. Но подступающая старость решила все за меня: выпил я всю колбочку, залпом. И перестал стареть.

Но учитель оказался прав: жил я год за годом, столетие за столетием, да всегда один. Не стало в моей жизни целей, дружбы и любви. Стал я молить о смерти. И потерял уже, было надежду, как появились сны…

А снилась мне дорога, ведущая в небо. Дорога искупления. Тогда я понял, что ОНИ простили меня. И потому я пришел к тебе. Моему последнему другу. Что бы проститься. И сказать: ОНИ – те, что там, наверху – есть!

Митрофан замолчал, с грустью глядя на оцепеневшего друга. Затем подошел к нему и, склонившись, обнял. Афоня неуверенно обнял друга в ответ и сжал набухшие от слез веки. Да, он был удивлен, даже шокирован, но как бы это ни было странно, ни капли не сомневался в правдивости услышанной истории. И от того ему было безумно грустно.

А когда старик открыл глаза, то друга рядом с ним уже не было.

_______________________________________________________

ВНЕКОНКУРС (по первоначальной картинке)

№1

***

Вокруг меня пустота. Сердце щемит, душа томится.

Хочется заполнить эту душную, тягучую пустоту. Наполнить её сиянием мысли, дыханием звёзд, жарким прикосновением чувств.

Чтобы было с кем поговорить, над кем помечтать, о ком позаботится.

Расширившись, заполняю собой пустоту. Усилием воли создаю свою собственную Вселенную. Зажигаю внутри себя огоньки звёзд, запускаю их по орбитам, объединяю в галактики.

Раскидываю красоту на миллиарды парсек вокруг.

Выбираю одну изумрудную точку на краю рукава. Обращаю на неё пристальное внимание.

Грозы расчищают пространство, защищают от радиации, создают атмосферу. Реки жизни растекаются по первородному бульону, заселяют его, дают начало.

Собираются над планетой облака, выпадают дождём, выпускают на волю мысли. Заставляют развиваться. Вынуждают начать бесконечный путь эволюции. К высшему существу, к прототипу бога. Чтобы они смогли вернуться ко мне. Назад, в недра моего собственного разума.

Наигравшись кубиками, я складываю их вместе, даю плоть. Закачиваю всё новые и новые формы.

Живу вместе с ними и позволяю делать им то, что хочется. Засеваю лесами пространства. Вытаптываю их огромными ногами. Разоряю полчищами насекомых.

Выжигаю всё огромным взрывом и почти начинаю с начала.

Почти…

Молоко матери даёт жизнь, поддерживает её и позволяет развиваться. Помогает идти всё дальше и дальше. Вести за собой, освещать путеводной звездой.

Закрывать свои плечи шкурами убитых животных. И я умираю вместе с ними. Чувствую запах крови на своих руках. Ощущаю ненависть ко всему в своих мыслях.

Истребление! Истребление! Истребление! И жгучая ненависть! Ко всему, что не похоже на него самого. Ко всему, что вызывает отторжение.

Реки крови вокруг. Клубы дыма в болезненных лёгких. Блеск, затмивший глаза. Желание, отравляющее существование.

Топот военных сапог, конское ржание и запах пота. Ружейные выстрелы оглашают тишину луга. Утренняя дойка прерывается пушечной канонадой.

И он. Тот, кого я ждала. Ради кого затевала всё это. Единственный, кто заставил меня ждать. Миллиарды лет, тысячи и тысячи воплощений.

Русый чуб из-под залихватски заломленной фуражки. Насмешливый взгляд. Улыбка в усы. Едва заметный шрам на предплечье.

— Один унтер ткнул ещё в германскую. А я, безоружный, отбивался.

Улыбается и смотрит, как я подношу подойник.

Молоко стекает по обнажённой груди. Вытирает молоко с горячих губ. Обнимает сильной загорелою рукою.

Сотня уходит в предрассветную тишину. Звенящую, как полёт стрижа в синем небе.

Босиком стою на крыльце, взглядом провожая его. Платок выскальзывает из руки на пожухлую траву.

Чёрное, как бездна, небо утыкано звёздами. Принесённые на берег факелы выхватывают голые силуэты деревьев.

Чернеет на белом снегу прорубь.

Босой, в одной рубашке и штанах с красными лампасами. Русый чуб, освещённый звёздным светом. Кровь запеклась на губе.

Команда:

— Пли!

И щелчки в тишине.

Выстрелы разрывают небо.

Грозовые раскаты прорезают пространство. Сухие, как выстрелы. Яркие, как звёзды.

…

Они истребляют друг друга. Только и делают, что уничтожают, колют, режут. Убивают, убивают, убивают!

Запах пороха, фосгена, напалма. Кони, танки, ракеты…

Это никогда не кончится! Никогда!

Я просто жду. Тупо, беспросветно, безнадежно. Жду, когда это закончится.

Мне нечего больше желать. У меня нет больше цели.

Когда завершится этот круг, и всё пройдёт, я переверну лист.

И начну творить новые вселенные.