Салфетка № 311. Голосование, простите.

Зомби крепко цеплялся за жизнь. Или за что там цепляются зомби? Я отчаянно мочил его уже несколько часов – аж спина взмокла! Но этот пупырчатый кусок разлагающейся плоти продолжал методично размахивать мачете перед моим носом! Ну где вы видели зомби с мачете? Да ещё и такого настырного! Силы были на исходе, боеприпасы – тоже, про терпение вообще молчу. А до ближайшего схрона с аптечкой – ох, как далеко… Голодные побратимы соперника застенчиво выглядывали из ближайшего буерака. Видно, тоже недоумевали, где соплеменник раздобыл тупую железяку и стоит ли к такому приближаться или лучше тут отсидеться?

Я позорно отступал, собираясь подороже продать жизнь… Как вдруг с той стороны на плечо легла ледяная ладонь. Отчаянный вопль разорвал реальность.

— Сдурела?! – гаркнул я на жену, сбрасывая визор на стол. – С ледяными руками ко мне лезть!

— Я холодильник размораживаю, — меланхолично ответила женщина, которой я поклялся хранить верность одиннадцать лет назад. – А ты, бездельник, карниз новый прикрути – уже целую неделю прошу!

— Не могу. У меня тут битва века…

— И у меня, — не уступала покорительница льда и изморози. — Из-за неё я не успеваю на родительское собрание.

— Я не могу, у меня монстр неубиенный.

— Выбирай, — недобро прищурилась жена. – Либо ты прямо сейчас вешаешь карниз и возишься с той протоплазмой, что завелась в нашем холодильнике, либо…

— Я иду на собрание!

Чистые треники, ветровка, идеальная укладка трёх волосин – всего пять минут на сборы. Я снисходительно глянул на жену: учись, детка! Та ничуть не прониклась, злорадно помахав вафельным полотенцем на прощанье.

В школе я был всего один раз – на торжественной линейке в честь одиннадцатилетней каторги ничего не подозревающих радостных детишек. За все разбитые окна и драки отпрыска отдувалась жена. Как потомственный педагог со стажем, она знала, как разговаривать с общеобразовательными хищниками. «Всё просто, — уверяла благоверная. – Сначала кидаешь гранату – потом заходишь».

Я улыбнулся, замешкавшись перед дверью кабинета, на которой криво и неаккуратно приклеили плакат «Жизнь нашего класса». В приподнятом настроении смело постучался в дверь и с родным, но давно забытом «извините за опоздание», смело шагнул за порог.

От десятка хищных оскалов, синхронно повернувшихся в мою сторону, стало не-хо-ро-шо.

— Простите, а вы кто? – грудным голосом поинтересовалась атаманша этой свирепой банды. – Вы, случайно, кабинетом не ошиблись?

Я нервно сглотнул, пятясь назад. Уж больно знакомая картина предстала перед глазами. И вон тот задний ряд под фикусом подозрительно напоминал родной буерак.

— Я — папа Саши Черноусова. Это 4 «Б» класс?

— Всё верно, четвёртый. Вы так редко к нам заходите, — сменила свирепость на милосердие учительница. – Что мы давно забыли, как вы выглядите.

— А познакомиться очень хотелось, — поморщилась рыженькая мамочка на первой парте. – Сколько ваш Александр будет дёргать за косички мою Полиночку?

— А на ремонт класса вы сдали?

— Ваш разбойник уже трижды ломал очки моему Юрочке!

— Гоните взнос в попечительский совет!

— Вы за какой выпускной голосуете: в ресторане или на природе?

— Заполните, анкету для психолога!

— Да они нам ещё за жалюзи с того года должны.

Я в ужасе пятился назад, собираясь дорого продать жизнь. Да лучше бы я всем соседям карнизы прикрутил и перевесил!

Жена, прощай. Под заунывный вой и протянутые «клешни» перед глазами пролетели лучшие моменты жизни…

И тогда я всё понял.

Перед первым своим днем рождения, Мими, выучила три замечательных слова: Ме-ме, Э-э-э и Фу. «Меме»- это слово было значимым в жизни Мими, потому что она так называла себя – Ме-ме. Слово «Э», Мими произносила в состоянии крайнего удивления или, когда хотела получить что-то. В такие минуты не только мама, но и соседи знали, что если желаемый предмет, сейчас же не окажется в руках Меме, то даже стены не уберегут их от визга и крика.

Слово «Фу» распространялось на все предметы, людей, животных, на все-все-все, что только могло не понравиться маленькой девочке.

На первый день рождения Мими, мама с папой пригласили гостей и клоуна Весельчака.

Комната Меме была украшена воздушными шарами, они были повсюду: и под потолком и на полу и на стенах. Меме, пыталась взять один из них в руки, но не смогла; в погоне за шарами она даже шлепнулась, ударившиськоленкой.

— Э-э-э,- заметила с недовольством именинница родителям.

— Ну, что поделаешь? Может, хоть иногда будешь под ноги смотреть? –ответила мать.

— Фу,- отрезала Мими, и развернувшись промаршировала из залы в коридор. А за ней следом мама…

Прибывшего клоуна Мими окинула взглядом и представилась Ме-ме.

-Хочешь, чтоб я показал тебе козочку? –удивился клоун и принялся ползать по полу и блеять как оглашенный.

И тогда Мими не выдержала и сказала: «Фу».

-Тебе не нравятся мои духи? — не успокаивался навязчивый клоун, пытаясь добиться от маленькой капризули хоть какого-то признания своего таланта.

Понимая, что сейчас праздник будет безнадежно испорчен, вмешалась мама:

— Послушайте, господин Весельчак, вам, я думаю, лучше уйти, вы, извините, что так получилось, но вы не понравились моей дочери. Вот, — мама протянула клоуну деньги.

-Я не понравился годовалому ребенку, надо же! — возмутился клоун, но деньги взял.

Праздник продолжался как не в чем не бывало и тут … с огромной рыжей черепахой, в комнату вошел Джуди, сосед сверху.

Мими, храбрая и решительная, так смело прогнавшая клоуна, спряталась за мамину спину и завизжала от ужаса: « фу-УУУУУ».

******

На день рождения, по случаю своего двадцатилетия, Мими пригласила всех, кроме Джуда, она уже знала, что во взрослой жизни слово Фу не является решающим, если только, ты не хочешь, чтобы люди вокруг донимали тебя тем, что ты вызывающе себя ведешь.

У Джуди, этого неповоротливого толстяка, не задалось с подарками с самого первого день рождения Мими.

В два он подарил ей – набор брелков, который она разбросала по комнате, предварительно заявив Джуди «ФУ», начиная с третьего и вплоть до десятого дня рожденья, Джуди вдруг решил дарить Мими бусины цвета Хаки. Вы, можете, себе представить подобное ожерелье? Нет? Мими –тоже, и поэтому, больше никогда не приглашала Джуда в гости. Скоро Он переехал в другой город. Но каждый год посылал ей подарки, последним подарком была шляпа украшенная серыми страусиными перьями.

Мими с ужасом ожидала новый подарок, она ждала весь день, но, звонок в дверь раздался ровно в двенадцать. Она открыла и увидела перед собой Джуда, похудевшего кареглазого Джуда, рядом с ним длинноногую блондинку. К своему ужасу, она влюбилась в него с первого взгляда. А он, сухо чмокнул в щеку и бросил: «С днем Рождения, Мими. Представляю тебе свою девушку Иру».

А потом он подарил ей два билета: романтическое путешествие на Бали. В тот самый момент, когда Мими рассталась с парнем. Это был худший день рожденья в ее жизни.

И тогда, Мими, вдруг все поняла, Джуди люто ненавидит тех людей, которые не ценят его подарки.

Есть на свете такие люди, которым всегда не живется нормально. У людей семья, ребенок, все, чтобы повзрослеть, выкинуть дурь из башки и спокойно жить. Но нет, они всегда найдут какие-нибудь приключения на свою задницу. Таким был и мой друг Пашка.

Почему был? Потому что сегодня утром, в субботу, мне позвонила его новая любовница, Лиля, и сказала, что он пропал. Вчера вечером сказал жене, что уехал на рыбалку с мужиками, а сам отправился к ней на дачу. Ночью вышел покурить на крыльцо в одних трусах. И все. Ни слуху, ни духу.

Она вкратце объяснила мне адрес, я прыгнул в свою «Калину» и поехал в дачные поселки. Выходной начинался погано. Я закурил и подумал о том, что если мой дорогой друг так и не найдется, то весь уикенд пройдет ещё хуже. Выдохнул струю табачного дыма в окно, и вспомнил, как Пашка подцепил эту девку на дне рождения нашего общего приятеля. Она тогда мне сразу отчего-то не понравилась. Хотя фигура у нее что надо, и размер груди вроде бы третий. Но она как-то проболталась, что замужем. Супруг, мол, моряк дальнего плавания. Ну да ладно – это уже их личные дела. Люди взрослые.

Приехал, подобрал Лилю возле калитки, обратив внимание на ее опухшее лицо. То ли заплаканное, то ли не выспалась. Она сразу начала тараторить. Еле сумел перебить, чтобы выяснить подробности. Картина вырисовывалась следующая – вышел ночью, в трусах и тапочках, пропал. Тачка осталась стоять на соседней улице. Все.

Что-то дело темное. Обыскал его машину, взяв ключи у Лили, ничего подозрительного не обнаружил. Решили объехать окрестности, оглядеться. Три часа колесили по дачному поселку, собирая ухабы. Съездили к реке, что неподалеку. Мы прошли с ней вдвоем примерно километр вдоль течения по каким-то партизанским тропам, наткнулись только на двух рыбаков с бутылкой водки. Поспрашивал у них – они, конечно же, ничего и никого не видели.

Когда мы вернулись обратно к машине, я уже не знал, что делать. Волнение начинало перерастать в панику. Я начал материться, Лиля предложила поехать обратно и подождать на даче. Делать было нечего – поехали. Вариантов все равно не было никаких.

Когда мы входили внутрь, я спросил ее нервным тоном:

— Ты хоть понимаешь, что начнется, если он так и не объявится? И машина его здесь стоит! А мне что его жене теперь тоже врать придется?

— Да успокойся ты. Я уже сама пожалела, что тебя взбаламутила. Найдется, я думаю. Куда он денется. Выпей лучше, а то ты такой нервный, — в ее руках откуда-то появился бокал с вином.

Я успел подумать, что за рулем, но потом забил и махнул залпом. Нервы и правда не выдержали. А потом вдруг почувствовал, как она впилась в мои губы влажным поцелуем. Руки сами обхватили упругое тело, ниже пояса у меня что-то встрепенулось. Через минуту она уже стонала на кровати, а через пятнадцать — я готовился к взрыву атомной бомбы. И когда ударил салют, мир разлетелся на тысячи обломков, а я успел посмотреть на плакат над ее кроватью. Огромный кузнечик. Все. В глазах потемнело.

Ощутив сильную головную боль и холод, я открыл глаза. Небо затянуло мглой, откуда-то сбоку раздавался шум реки. Руки оказались связанными за спиной. Я попытался присесть и вдруг увидел Лилю, медленно надвигающуюся на меня с огромным кухонным ножом в руках. Ее милое личико исказил звериный оскал, глаза горели неистовой злобой.

— Лиля, ты чего? – голос нервно задрожал. Фрагменты пазла начали складываться. Огромный кузнечик – это самка богомола. Муж – моряк дальнего плавания. И тогда я все понял.

Тёмное вороньё заполонило пасмурное небо, ещё больше нагнетая хмурость обстановки. Лошади агрессивно кружили по степи, поднимая вверх клубы пыли. Последние клочья догорающей травы освещали землю, пораженную острыми стрелами.

Моё войско уже штурмовало ворота крепости, где держали оборону царь Леонид и его младший сын. Два других сына прямо сейчас погибали на поле боя, героически спасая своих близких.

Сыновья со своими войсками составили серьёзную конкуренцию, многочисленно уменьшив наши ряды, но мы всё равно шли вперёд. Причина была проста: в крепости Леонид прятал легендарное сокровище. Об этом на днях нам принесли информацию разведчики.

Крепость никто не мог одолеть долгие годы. Сотни доблестных воинов полегли смертью храбрых у её стен. А на праздновании пира в честь победы, царь Леонид всегда повторял одно, и тоже: «Мы живы, лишь только благодаря сокровищу, спрятанному в тайной комнате. » Никто и никогда не бывал внутри, но все знали, там что-то очень ценное. Царь Леонид уединялся в этом месте два раза в день, а выходил всегда счастливым и полным сил.

Ключи от комнаты всегда были у царя на шее, а кто приближался близко к двери, жестоко наказывался. Все верили в священность этого места так, что уже по округе стали ходить легенды.

Ворота крепости пали, подав сигнал для начала второй битвы. Наши войска сошлись в схватке. Впервые кровь пересекла стены замка Леонида, принося горе в их дом. Доблестные войны бились не жалея сил, пытаясь защитить святыню от врагов.

Мы понесли большие потери в тот день. Войско под управлением сына Леонида сражалось до самой смерти, а Леонид не выпускал меча из рук, даже оставшись в одиночестве. Мы не смогли взять его живым. Со слезами на глазах, Леонид упал на пол, пораженный стрелами моих воинов.

Я собственноручно сорвал ключ с шеи убитого царя и направился к большой двери, расписанной дорогими украшениями. Дверь легко открылась, а я вошёл внутрь, предвкушая счастливую и богатую жизнь…

Но это оказалось не моё богатство. Комната была пуста. Лишь только стены разукрашены яркими красками. На рисунках царь Леонид и трое его сыновей, облечённые в полный рост, и кровью подписанная надпись: «Я горжусь вами».

И тогда я всё понял…

Однажды я спросил у мудреца:

— Как стать счастливым?

— Никак, — которотко ответил мудрец и продолжил рисовать пейзаж. Я задумался над его словами и задал другой вопрос.

— Вы счастливы? — спросил я.

— Все люди счастливы. — без интереса ответил мудрец.

— Но многие же люди несчастны. Я редко видел людей радующихся жизни.

— Все люди счастливы, но немногие замечают это. Вы видите его в солнечный, но замечаете в ненастный. Вы не можете увидеть счастье из-за этой стены из ваших проблем. Они загораживают его. Но оно все еще находится там. У вас есть счастье. Вы знаете, что оно там за стеной этих проблем.

Мудрец положил кисточку на стол.

— Главное это не видеть счастье, а чувствовать его. — добавил он и тогда я все понял.

Меня зовут Гундольф и я – гном. В общем, как всё было-то. Жил был Гундольф, то есть я. Ну, эт самое… кароче, живу я в пещере, работаю в пещере, потом умру и меня похоронят в пещере. Пока этого не случилось, я работаю, а в свободное время мы с друганами ходим в местный паб «Дыра в горе» пить марганцовку с мёдом. Под сушеную летучую мышь – пальчики оближешь! Если они у тебя ещё остались, тут это редкость. Я вот везунчик, у меня их 3 на каждой руке, очень удобно когда надо заказать 3 кружки мёданцовки, можно сделать одной левой! Вот, значицца. А у моего друга Ендольфа нет ног. Такие дела. Мы когда в пещере работали, нас придавило чутка. Это вообще смешно получилось, Ендольф весь день нам в уши заливал, какие он крутые ледогоны купил, 273 совы стоили! А тут раз! – и нет у него ног! Но он не унывает, говорит, зато теперь в пещере работать не надо, главное кафтан боевой раздобыть. Буду, говорит, с тележки на ярмарках под баян песни орать и бесить всех, а мне будут сов кидать, чтоб совесть свою успокоить. Я де за них кровь проливал, ног лишался пока они в «Дыре» зенки заливали. Вот такой он неунывака, наш Ендольф. Я потому и хочу из пещеры свалить и закрутить своё дело какое, пока ноги на месте и пальцев ещё шесть. Я и придумал почти всё – буду дедов мыть! Сначала так, руками, а потом автоматическую дедомойку открою. Слоган уже придумал яркий: «Мастер своего деда!». Сначала для рекламы по улицам пущу дедка (есть у меня один на примете), у него на спине будет написано «Помой меня!» и телефон. А потом, как всё завертится, по коробке рекламу пущу с ветеранами, как они чистые со слезами меня благодарят. Появятся у меня куча сов, куплю шапку себе из белки и поеду отдыхать в Запещерье. Ендольф там был один раз, ему путёвку давали, говорит там даже больше двух цветов есть, но брешет, наверное. Даже если они есть, мы же их не видели, как мы поймём что это они? И вообще, он мне как-то пьяный рассказывал, что в Запещерье всё не так, как нам старейшины рассказывают. А! Я же вообще что хотел сказать. Я однажды подслушал, когда мёданцовки в «Дыре» перебрал, правда, мы там ещё бородавочника на заднем дворе покурили, вот меня и накрыло, что я забыл, где вообще что, даже решил что я – Ендольф! Бегал и орал что у меня ноги выросли! Чудо, братья! Вот ржака была! Так, чё сказать-то хотел? А! Я тогда коридоры перепутал и вместо толчка свернул в специальную комнату, куда нас не пускают, а только старейшины дела важные обсуждают. И вот я туда, значицца, вваливаюсь, борода вся в соплях, рожа красная от смеха, на ходу свой причиндал достаю, чтобы времени не терять, а там они все сидят. Представляете картинку? Вот и я офигел. Офигел, потому что они там, сука, нифига не дела решают! Я вам даже намекнуть не решаюсь, что я там увидел. Вы конечно, докторесска, и всякое видели, но я – приличный гном и мадаме такое сказать не могу! Я кстати всё никак не пойму, а зачем меня к вам направили? Даже от работы освободили, вон саван какой-то выдали, я такой видел когда прадеда Пиндольфа хоронили, ток у того рукава удобнее были, хотя ему то уже какая разница? А у этого длинные какие-то, неудобно ни фига, сижу тут как дурак в нём. О, шприц! Витамины колоть будете? Давно хотел попросить, а то борода какая-то стеклянная стала, и глаз левый запал, Ендольф как взглянет, так и говорит – иди, витамины уколи, может, поможет. Поможет? Правда? А у вас глаза добрые! Знаете, я чёта передумал, можно я пойду? Я никому не скажу! Честно- причестно! Мне это всё привиделось, я же говорю пьяный был. Давайте вы меня отпустите, а я вам деда помою бесплатно, с воском, и ёлочкой ещё натру! Пустите меня к маме! P.S. Я стоял посреди пещеры, не мог вспомнить, куда идти. В голове было хорошо и пусто. Машинально почесав сгиб локтя я увидел красную точку на коже. И тогда я всё понял.

Задолбало всё, реально задолбало! Особенно эта стерва – супружница моя Манька! С утра как завелась: детям мало внимания уделяешь, по бабам шляешься, по дому ничего не делаешь! Устаёт она, видите ли! Да если бы не я, она бы, тварь неблагодарная, до сих пор ютилась в однушке в Саратове! А так квартира в Москве. Это я её заслужил – дали за разгон Болотной. Даром я, что ли, в Росгвардии служу? Пришлось ей об этом напомнить. Ну, и врезать по морде, чтоб место своё знала.

Вот гадина, весь выходной из-за неё насмарку! Гоню теперь по трассе – Васька, дружбан, на дачу приглашает. Хорошо! Хоть развеяться по-человечески с пивом, шашлыками.

Но что за хрень? Надо ж так влипнуть? Посреди пустой трассы машина останавливается. Я, естественно, давай матюкаться, пытаюсь завести – а толку? Не фурычит, хоть убейся!

Ну, я в сердцах плюнул, вышел из машины. Хоть бы одна сволочь мимо проехала! И мобильник, как назло, не ловит. Осматриваюсь. Кругом лесопосадки. За ними, кажется, пруд, а потом деревня. Решил пойти туда, может, кто-то поможет. Для убедительности удостоверение покажу, чтоб были посговорчивее.

Дохожу до пруда, а там баба сидит в воде по пояс и что-то там поёт. А я… Что за чертовщина? С утра крепче табака ничего не курил, а ноги как ватные, в голове мысли кувыркаются, как ребятня на батуте. Тянет меня к ней – и хоть что делай. Иду прямо к пруду, а сам почему-то вспоминаю, как год назад в супермаркете одна стерва забыла заплатить за пачку масла. Продавец вызвал меня. А я как раз очередное сборище либерастов разгонял, был на взводе. Ну, отколошматил я её, чтоб неповадно было. Видел ли я, что она беременная? Ну, живот был, и чё? Журналисты и правозащитники хай подняли. Пришлось писать заявление, что она на меня напала. Той дуре вроде бы дали условный срок – пожалели из-за осложнений после выкидыша. Потом в газетах что-то писали, что она у себя в деревне утопилась…

Но что за чёрт! У меня уже джинсы мокрые по колено, а я иду всё дальше. Пытаюсь остановиться – и не могу. А баба ржёт и смотрит на меня. Ёлки-палки! Это ж она самая! Твою мать!

Вот уже вода мне по шею… по подбородок… Блин, да помогите же кто-нибудь! А вокруг никого. Вода проникает мне в нос, я начинаю захлёбываться. А эта баба как стукнет по воде рыбьим хвостом! Рыбий хвост… И тогда я всё понял.

И тогда я все поняла

Слова ранят, терзают, заставляют задуматься о том, почему ты поступаешь так или иначе. Слова, острые как кинжал, режут сильней, потому что в отличии от кинжала, ими можно колоть бесконечно.

Впервые, я услышала фразу «Ты все не так делаешь» в пять. Я сидела в песочнице и собиралась «творить» из пластмассовых фигурок, щедро усыпанных песком; я думала, у меня получился целый песочный зоопарк, в котором должны были быть и слоны, и жирафы и обезьяны и даже кенгуру. Мне казалось, вся песочница должна быть в моих «творениях». Но мама остановила меня, в тот самый момент, когда я, дико визжа: «Паска, паска, получись», колотила лопаткой по формочке слона, первого из моего воображаемого зоопарка.

— Надо делать не так, -только и сказала она.

В результате песочный слон получился некрасивым: без хвоста и хобота.

— Ты все не так делаешь» -сказала мне мама снова, — вот, давай мне лопатку и фигурку, и я покажу как надо.

— На ,- сказала я, -протягивая матери грязную фигурку слона.

Мама нагребла горку песка лопаткой, положила сверху фигурку, умело надавила и у нее, естественно, вышел отличный слон, все на месте — и хобот, и уши.

— Вот видишь, как надо, — сказала мать, но мне, вдруг, стало не интересно играть в песочнице, и я побежала к качелям.

Этот эпизод был решающим в моей жизни….

С тех пор, я регулярно делаю все «не так» занимаюсь ли я спортом, пою ли я, выбираю ли одежду, смотрю ли я телевизор, убираю ли я квартиру, читаю ли я. Да какая, впрочем разница, чем я занимаюсь на самом деле, я же все равно делаю все не так.

Не так вымыла окно – остались разводы, не так постирала и погладила занавески, они слишком мяты, не так вытерла пыль – вон за книгами столько пыли, не так сделала прическу — коротковато.

Я, конечно, слышать ничего не хочу: если остались разводы –вымой сама, если занавески мяты –выглади так, как тебе нужно, если не нравиться как я делаю уборку, значит завтра сделаешь сама.

Мама слегка поутихла. Тем более, что мой брат женился, и ей было куда направить свою энергию. Стоит ли говорить, что теперь и моя невестка делала все «не так».

– У нее такие длинные волосы. А она не делает никакой прически, ходит с распущенными волосами. Теперь никто «так» не носит.

— Ерунда, — пробормотала я,- сейчас многие девушки ходят с распушенными волосами.

— Но никто не носит такие длинные волосы, как у нее. «Такие», точно, давно уже никто не носит.

— Бедная девушка, — вздохнула я.

— Что ты сказала?

— Ничего, -ответила я матери и плотно сжала губы, чтобы ненароком не хихикнуть.

****

«Маам!» я приоткрыла глаза, надо мной склонилась веснушчатая мордашка дочери.

— Дашь матери выспаться хоть раз?

— Ты уже проснулась, — дочь хихикнула, — ты не видела мою джинсовую футболку?

— Ту, которая вся рваная, в дырках.

— Мам, не начинай, сейчас все такие носят.

— Все да не все, а волосы зачем распустила? Так же никто не носит?

— Мам, да что с тобой случилось сегодня, ты, обычно, не такая придирчивая.

— Бабушка, твоя приснилась!

— Аааа, тогда понятно… Мне теперь ничего надевать нельзя,- дочь похлопала меня по плечу,- мамуль ты начинаешь превращаться в бабушку.

— А что уже пора? Не рановато ли тебе детей заводить? Тебе же только восемнадцать, сейчас так никто не делает.

Я спохватилась, остановившись перед зеркалом, я осматривала себя, нет я все та же, только морщинок прибавилось. Неужели меня можно принять за бабушку? А прическа? Боже, теперь ведь не носят длинные волосы…

И тогда я все поняла, я и вправду стала превращаться в бабушку, бабушку моей дочери, мою мать…

И тогда я все поняла

Слова ранят, терзают, заставляют задуматься о том, почему ты поступаешь так или иначе. Слова, острые как кинжал, режут сильней, потому что в отличии от кинжала, ими можно колоть бесконечно.

Впервые, я услышала фразу «Ты все не так делаешь» в пять. Я сидела в песочнице и собиралась «творить» из пластмассовых фигурок, щедро усыпанных песком; я думала, у меня получился целый песочный зоопарк, в котором должны были быть и слоны, и жирафы и обезьяны и даже кенгуру. Мне казалось, вся песочница должна быть в моих «творениях». Но мама остановила меня, в тот самый момент, когда я, дико визжа: «Паска, паска, получись», колотила лопаткой по формочке слона, первого из моего воображаемого зоопарка.

— Надо делать не так, -только и сказала она.

В результате песочный слон получился некрасивым: без хвоста и хобота.

— Ты все не так делаешь» -сказала мне мама снова, — вот, давай мне лопатку и фигурку, и я покажу как надо.

— На ,- сказала я, -протягивая матери грязную фигурку слона.

Мама нагребла горку песка лопаткой, положила сверху фигурку, умело надавила и у нее, естественно, вышел отличный слон, все на месте — и хобот, и уши.

— Вот видишь, как надо, — сказала мать, но мне, вдруг, стало не интересно играть в песочнице, и я побежала к качелям.

Этот эпизод был решающим в моей жизни….

С тех пор, я регулярно делаю все «не так» занимаюсь ли я спортом, пою ли я, выбираю ли одежду, смотрю ли я телевизор, убираю ли я квартиру, читаю ли я. Да какая, впрочем разница, чем я занимаюсь на самом деле, я же все равно делаю все не так.

Не так вымыла окно – остались разводы, не так постирала и погладила занавески, они слишком мяты, не так вытерла пыль – вон за книгами столько пыли, не так сделала прическу — коротковато.

Я, конечно, слышать ничего не хочу: если остались разводы –вымой сама, если занавески мяты –выглади так, как тебе нужно, если не нравиться как я делаю уборку, значит завтра сделаешь сама.

Мама слегка поутихла. Тем более, что мой брат женился, и ей было куда направить свою энергию. Стоит ли говорить, что теперь и моя невестка делала все «не так».

– У нее такие длинные волосы. А она не делает никакой прически, ходит с распущенными волосами. Теперь никто «так» не носит.

— Ерунда, — пробормотала я,- сейчас многие девушки ходят с распушенными волосами.

— Но никто не носит такие длинные волосы, как у нее. «Такие», точно, давно уже никто не носит.

— Бедная девушка, — вздохнула я.

— Что ты сказала?

— Ничего, -ответила я матери и плотно сжала губы, чтобы ненароком не хихикнуть.

****

«Маам!» я приоткрыла глаза, надо мной склонилась веснушчатая мордашка дочери.

— Дашь матери выспаться хоть раз?

— Ты уже проснулась, — дочь хихикнула, — ты не видела мою джинсовую футболку?

— Ту, которая вся рваная, в дырках.

— Мам, не начинай, сейчас все такие носят.

— Все да не все, а волосы зачем распустила? Так же никто не носит?

— Мам, да что с тобой случилось сегодня, ты, обычно, не такая придирчивая.

— Бабушка, твоя приснилась!

— Аааа, тогда понятно… Мне теперь ничего надевать нельзя,- дочь похлопала меня по плечу,- мамуль ты начинаешь превращаться в бабушку.

— А что уже пора? Не рановато ли тебе детей заводить? Тебе же только восемнадцать, сейчас так никто не делает.

Я спохватилась, остановившись перед зеркалом, я осматривала себя, нет я все та же, только морщинок прибавилось. Неужели меня можно принять за бабушку? А прическа? Боже, теперь ведь не носят длинные волосы…

И тогда я все поняла, я и вправду стала превращаться в бабушку, бабушку моей дочери, мою мать…