Салфетка - 145. Второй тур.

Жители Мастерской, на ваш суд выставлены

20 замечательных миниатюр и 4 внеконкурсные работы.

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 миниатюры, которые, на ваш взгляд, самые лучшие.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

Так как работ много, голосуем до 15.00 мск до воскресенья.  

____________________________________________________________________________________

№1

— Смотрите-ка кто припёрся, — пискнула Коричка. – Кофе в зёрнах. Да в стеклянной банке. Ба-а! И что это вы тут вообще делаете, а? По-моему, здесь вам не место. Чего молчите? Эй, слышите меня, черномазые?

Кофейное зёрнышко скорчило страшную рожицу и показало язык. Его братья радостно загалдели.

— Ну, и наглость! – распалилась Коричка и заблагоухала. – А вы чего молчите? Неужели будете терпеть такого соседа? Мы самые полезные. Ясно!?

— Нет, ну а чё? – вяло проговорил самый глупый пакетик чая.

— Как чего? Как ты не понимаешь! – вошла в раж Коричка. – Тут раньше никого не было, кроме нас. Затем появилась Кофемолка и эти, — и Коричка качнулась всем телом в сторону стеклянной банки.

— Нет, ну а чё? Ведь мы можем подружиться, так? Вот ты тоже нас в штыки приняла, а потом ничего, стерпелось, слюбилось.

— Что?! – позеленела Коричка. – Стерпелась? Да я вас терплю на этой полке лишь потому, что на ней я. Слюбилась, говоришь? Да у тебя на уме только одно. Облапил меня вчера своим ярлыком и доволен!

— Нет, ну а чё? Ты так вкусно пахнешь, что я не смог удержаться.

— Хам! Это мой природный аромат. И вообще, склейся, фуфло цейлонское!

Кофейные зёрна радостно загалдели. Стеклянная банка зазвенела.

— А давайте, пацаны, заблокируем их, — предложил самый умный пакетик чая, ещё не зная, как это сделать.

— Я ставлю вопрос ребром, — продолжала гнуть свою линию Коричка. – Кто из нас самый полезный? Я считаю, что я и чай, а кофе – вредно для здоровья. Не понимаю, зачем этих черномазых хозяин купил? Для красоты что ли?

— Коричка, не спеши. Надо разобраться, — не выдержала жестяная банка зелёного чая. – Вот ты всё витийствуешь, а слово не даёшь кофейным зёрнам.

— А чего им давать?

— Ребята, не ссорьтесь, — прозвучал спокойный голос сверху.

— Это кто там? – спросил самый умный пакетик чая.

— Это я, Кофемолка, — смущённый голос.

— Что ты мелешь, Кофемолка? Мы не соримся. У нас просто антагонистические будни.

— Нет, ну а чё?

— А вы вообще молчите, третьесортные! – не унималась Корчичка. – За собой следите!

— А чего нам следить?! Ну-ка, пацаны, рассчитайсь! – скомандовал самый умный пакетик чая.

— Первый, второй, третий… Двадцать пятый – расчет окончил.

— Нечего следить. Все на месте.

Кофейные зёрна начали кричать, пытаясь о чём-то предупредить, но из-за плотно закрытой банки слов было не разобрать.

— Так! Ну-ка, заглохнула, мелюзга! – гаркнул я, открыв дверцу навесного шкафа. – Сегодня я пью сладкий кофе с молоком и круасанами, а затем зелёный чай.

— Облом, — буркнул пакетик чёрного чая.

№2

В четверг Мария Борисовна, учительница английского языка, выпила последнюю чашку кофе.

Она постелила плед на кресле, поставила запись «Орфея в аду». И пила медленно, маленькими глотками. То и дело поглядывала в окно.

Пусть Марии Борисовне недавно исполнилось 50, но на зрение она не жаловалась. Так что со своего девятого этажа она прекрасно видела как шатаются по улицам зомби.

Мария Борисовна провела взглядом толпу мертвецов, бесцельно кружащих возле детской площадки, и сказала:

— А мне говорили, зачем вы, Мария Борисовна, продовольственный склад у себя устроили!

Тут она вспомнила, что хоть круп и консервов полно, но кофе…

— И как я не углядела?..

От одиночества Мария Борисовна говорила сама с собой.

— Давно нужно было бросить. Говорят, пожилым кофе вредно.

На следующее утро Мария Борисовна проснулась от странного тоскующего чувства. Она повернулась на левый бок. На правый. Почесала щеку.

Хотелось выпить чашечку кофе.

Но умирать не хотелось.

— Ну что же это такое, — проворчала она, подходя к окну. Зомби на улице замерли, то ли греясь на солнышке, то ли тихонько разлагаясь. Вдруг рванули за голубем, осмелившимся пролететь мимо.

— Бездельники.

Через несколько дней она пришла к выводу, что еще немного — и без кофе сама превратится в зомби.

— Жаль, что я не учительница физкультуры, — прошептала Мария Борисовна, выбирая какой нож взять. На всякий случай.

Благодаря многочасовым наблюдениям, она уже знала, что зомби реагируют на движения: набрасывались на все, что двигалось, кроме себе подобных.

Поэтому, выйдя на лестничную площадку, она подождала, не шевелясь, пока сосед из квартиры напротив не прошлепает мимо.

— Смерть тебя только украсила, старый ты алкоголик, — пробормотала Мария Борисовна и пошла дальше.

В одной из квартир она нашла пару банок отличной арабики:

— Так и знала, что Брынцовы транжиры еще те. Впрочем, они оказались правы: жизнь коротка, а смерть длинна.

И добавила к своей добыче пакетик гвоздики. Затем пошла обратно.

Пришлось подождать, пока младенец-зомби проползет мимо. Уже в своей квартире бывшая учительница сказала портрету Эмили Дикинсон:

— Даже не ожидала, что будет так легко.

Она помолола зерна. Положила три ложки кофе в медную турку и зажла плиту. Вернее, попыталась зажечь.

Газа не было.

Мария Борисовна глубоко вздохнула:

— Баллон возьму из квартиры соседей. Всегда хотела посмотреть на их люстры.

На улицах дремали зомби, похожие на брошенных собак, а воздух пропиталася душком разложения. Мария Борисовна продалжала жить дальше.

№3

Шестые сутки на кофе. Весь чертов город пропах им. Я стараюсь не отражаться в зеркалах: все, что можно там обнаружить – это пару немытых кофейных чашек с кофейной гущей на донышках. Кофейный Человечек подходит ко мне и предлагает вспомнить, с чего вообще это началось.

А началось это все в четверг, восемнадцатого сентября, когда я пришел на работу на пять минут раньше, и Катя (полное имя – Катастрофа) предложила мне чашечку, сказав, что после времени может уже и не быть…

Твою дивизию! Теперь у меня нет времени ни на что – кроме кофе! Катя (я искренне пытаюсь в это уверовать) сама не ведает, что натворила… Впрочем, вины с нее это не снимает. В автоматах теперь не продается ничего, кроме кофе, либо просто «ничего». Этот напиток предлагают мне все, к кому бы я ни подошел, все, от бомжа до секретарши зама президента банка. Где угодно. Когда угодно. Как вы думаете, что было в единственной луже на углу Угрешки и Южнопортовой, в которую я влез по щиколотку?..

Если мне предложат что-то на выбор, в чашке все равно окажется кофе. Проверено. Хотя, замечу, что с чаем было смешнее (но всего один раз и давно). Порцию супа мне приходится ждать от часа и до бесконечности, причем бесконечность всегда оказывается ближе… Вечером двадцатого я вваливаюсь в «Гранд Бурбон» – и насквозь прокофеиненный джем вышибает из моей головы остатки соображения. Утром двадцать второго я вхожу в дом 19 по Пятой улице Ямского Поля, когда на трех из находящихся там полутора дюжин телеэкранов показывают «Твин Пикс» – и не смейте спрашивать, какая здесь связь!

Когда мне удается уснуть (только не ночью, ночь слишком длинна, это просто опасно), то, стоит мне зазеваться, как кофе уже у меня в руке – и уж будьте благонадежны: если я не успею отшвырнуть содержащую его посудину подальше до пробуждения, он останется со мной.

Сдается мне, этот напиток решил отомстить роду человеческому за свою судьбу. Быть обжаренным, смолотым, вскипяченным, господибожежмой – обескофеиненным!.. Но, черт возьми…

Почему надо было начинать именно с меня?

№4

Кофе

Сентябрь

Вид из квартиры Иванова открывался на пустырь с двумя рядами ржавых гаражей. От остановочного пункта вдоль дороги тянулись чахлые тополя. Завершала картину старая лесопилка, состоящая из металлического, в чёрных подтёках, ангара и дырявого навеса, под которым грудились холмы бурых опилок.

Каждое утро Иванов перед работой пил растворимый кофе, ел бутерброд с колбасой и смотрел на заоконный пейзаж. Сегодня термометр показал плюс пятнадцать. Иванов задержал взгляд на группе из представительного вида мужчин и рабочего в светлой форме, оживленно жестикулирующего у блестящих иномарок за остановкой. Взгляды гостей были устремлены в сторону лесопилки.

Октябрь

Вид из квартиры Иванова значительно изменился. Ряды гаражей исчезли. Появилась новая линия электропередач. КАМАЗы с ухающим звуком разгружали щебень и песок. Территория лесопилки укрылась от глаз за новенькое щитовое ограждение. Иванов плеснул в кофе молока и посмотрел на термометр.

Ноябрь

Пустырь за окном было не узнать. За остановкой, несмотря на грязь, был разбит небольшой сквер с лавочками и фонарями. Между сквером и территорией бывшей лесопилки радовала глаз идеальным асфальтом огромная пустая автостоянка. Сетчатый забор был обтянут колючей проволокой. Возведенные корпуса дублировали ограждение по периметру белыми стенами без окон. У ворот, на проходной, дежурил вооруженный охранник в форме. Иванов допил кофе и покосился на градусник.

Декабрь

Иванов смотрел на накрытые тентом груженые машины, круглосуточно въезжающие за ограждение территории. Ни соседи, ни знакомые не знали, что за объект находится у них под окнами. Вдруг он заметил, что у одной машины из кузова выпал и покатился по снежному откосу круглый предмет, размером с голову. Поперхнувшись кофе, Иванов поморщился, и, как был, в трико и шлепанцах, побежал смотреть на трофей. Трофеем оказалась крупная свёкла.

Январь

— Ирин, иди, кофейку попьём. Мой Иванов с работы принёс – ему на Новый год подарили. Куда же он ее поставил? А, вот.

Жена Иванова открыла баночку разрекламированного растворимого кофе. Аромат напитка поплыл по маленькой кухне. — Вот сахар, давай, молока добавлю. Цвет странный. А на вкус ничего!

***

… раскрыли группу мошенников. Ими был налажен выпуск поддельного растворимого кофе под брендом известной марки. Наводнили город и область. Гранулы напитка изготовляли из разбрызгиваемого и высушиваемого отвара со вкусо-ароматическими добавками. Отвар готовили из обжаренной смеси измельченной свеклы и опилок…

№5

— Вы лично отвечаете за операцию, генерал! — Президент был немногословен.

В такие моменты всегда отдувалась секретная служба. Конечно, дуболомы из минобороны или взяточники из полиции на подобное были неспособны. Судьба страны теперь зависела от него… Он сказал «генерал»?

Полковник К. так сосредоточился на предстоящей работе, что не заметил оговорки. Или это была не оговорка? Во всяком случае, операция уникальная — будет задействован и авиатранспорт, и мощная землеройную техника, и даже боевой орбитальный комплекс… И все это буквально за считанные часы.

Шагая коридором Управления, он додумывал мельчайшие детали. Оставалось всего тридцать два часа.

Невидимые рычаги секретной службы по всей планете закрутили колеса огромной машины. От экваториальных плантаций до секретных аэродромов в северных районах непрерывным потоком, в несколько эшелонов, летели эскадрильи тяжелых транспортников, с десятками тонн драгоценного груза на борту. Там же, в горах, буквально за сутки, мощными направленными взрывами в скале была образована гигантская чаша, отделана быстротвердеющим бетоном и заполнена водами нескольких горных речушек. Доставленное сырье было измельчено и загружено в титановые контейнеры, смонтированные на летающих кранах Сикорского.

Наконец-то пришло время и для реальных испытаний орбитальных лазеров. Термоудар был выполнен с филигранной точностью — десятки тысяч тонн воды в чаше были доведены почти до кипения и тогда за дело взялись летающие краны — одновременно в сотнях точек над чашей, контейнеры были сброшены и каждый из них на заданной глубине произвел равномерное рассеивание и тщательное перемешивание ингредиента.

В общем, к часу «Х», всё было готово. Судя по запаху в карантинной зоне, реакция прошла успешно. Первый этап операции был завершен. Дело было за малым.

"… Саммит прошел в теплой, дружеской атмосфере. Как и предполагалось, в последний день встречи высокие стороны отбыли в горный район, в резиденцию «Стикк», где и провели традиционное совместное гадание про перспективы дальнейшего сотрудничества. Наши партнеры были приятно удивлены масштабом подготовки к гаданию. К сожалению, мы не располагаем пока конкретной информацией о результатах..."

Поморщившись, генерал К. переключил канал.

«Хрен с ними, с этими результатами» — подумал он и отхлебнул глоток кофе из маленькой фарфоровой чашечки.

— Зато теперь у нас не будет проблем с кофе, — добавил он уже вслух.

№6

Ваша честь, в своем последнем слове прошу разрешения попросить прощения у пострадавших. Честное слово, мы с Лёхой даже и подумать не могли, что такое произойти может. Во всей этой ситуации нами двигала не жажда наживы, а любопытство. Экспериментаторское такое любопытство! Вот тут в прениях господин прокурор наставал на меркантильных интересах нашего с Лёхой предприятия. Я же категорически не приемлю данную формулировку. Понимаете ли, мы были заражены азартом, если так можно выразиться. Этот же кофе стоит колоссальных денег. Вдумайтесь только: сто долларов за сто грамм! И, главное, знаете из чего они эти зерна вынимают? Из экскрементов каких-то там неизвестных российской науке животных! Ну ладно, известных! Но то, что из экскрементов – научный факт! А название какое: Лювак! А как они вкус описывают? Необыкновенно мягкий, карамельный. Мы с Лёхой же как подумали: если их зверьки могут такой кофей испражнить, то почему наш Василий так не сможет? Нет, конечно же, мы не настаивали бы на карамельном вкусе нашего продукта и не втюхивали бы за сто баксов сто грамм, но, при успешном исходе, полкило за пятьдесят толкнули бы. Кто Василий? Кот мой. У Лёхи же живности нету, так он и приволокся ко мне с двумя килограммами зеленых зерен. Не отрицаю: технология производства была нами нарушена умышлено. Ну не продаются у нас ягоды кофейного дерева – только зерна. Но мы же как рассудили: раз наш народ к самогону из опилок привыкши, то уж и тут особой разницы не заметит. Мы, Ваша честь, жуть как намучились в Василия эти зерна впихивать. Я пасть держал, а Лёха сунул и из клизмы молоком проталкивал. Нет, мы только грамм пятьсот в Василия загрузили. И стали ждать. Он, паразит, под диваном на целые сутки спрятался. Именно там этот токсикоплазмоз, будь он неладен, и наэкскриментил. И вот тут еще у нас технология немного нарушилась: из-за жидкой консистенции сушить продукт на несколько дней дольше вышло. Думаю, именно из-за этого зараза эта еще больше в нашем продукте разбушевалась. Или от того, что Лёха не очень тщательно зерна непереваренные промыл. Хотя нам тогда казалось, что все очень культурно вышло. Но после этого этапа мы ни на сантиметр не отступили от технологий, применяемых в Таиланде. И прожарили, и перемололи… Как этот плазмоз на сковородке не погиб – остается только догадываться. Если говорить о вкусе, то на дегустации всем пострадавшим понравилось. При другом раскладе можно было бы и о массовом производстве подумать…

№7

Здравствуйте, доктор. Я думала, о чем говорить на этой встрече. Вы решили, что надо о моей семье, как я росла, вдруг там причина моих проблем.

Но вряд ли удастся там что-то найти. Понимаете, у нас была идеальная семья. Я вспоминала про то, как мы жили, и плакала. Сижу, и слезы текут. Кот ко мне подходит, тычется мордочкой – жалеет. А я отмахиваюсь – реву…

Хорошо мы жили. Квартира у нас была большая, папа был ответственный работник. Хозяйственный, строгий, но справедливый. Были мы за ним как за каменной стеной.

Вот сейчас в магазинах все есть, только деньги неси. А тогда что-то приходилось доставать, договариваться. А папа это умел, лишь бы мы нужды не знали.

Вот кофе для мамочки папе дядя Витя из Африки привозил, он там служил.

Мамочкин кофе – это был целый ритуал. Папа сам его варил в выходные по утрам. Просыпаешься, чувствуешь – запах кофе, и такое счастье сразу переполняет, думаешь, что впереди выходные, никуда идти не надо. Он его молол в мельничке, электрических кофемолок не признавал. Потом в турке варил. Никому не доверял, говорил, что мы не умеем. Секреты были – то он туда соль сыплет, то воду добавляет, то большой огонь сделает, то поменьше… И мы с сестрой всегда ждали, когда пенка начнет подниматься. Все думали – а вдруг успеет убежать? Не дыша на это смотрели, как на фокус.

Он сам накрывал на стол. Тоненькие беленькие чашечки и блюдца, молочник на подносе, сахар кусочками в вазочке, там щипчики для сахара ещё были, салфетки накрахмалены. Кофе темный, с такой, знаете, желтой пеночкой… Ложечка серебряная на блюдечке блестит.

Каждые выходные он для неё так кофе готовил. Дождь, снег, в командировку посылают – он все сделает, чтобы быть дома утром в субботу и приготовить для мамулечки кофе…

Мы, дети, знали, что если у нас пахнет кофе – все нормально, все в порядке, а все неприятности остались где-то снаружи – в школе, во дворе, на улице.

И даже после операции он варил кофе. Ой, доктор, извините, я опять плачу… С палочкой выходит на кухню, говорить уже не может, руки дрожат, все проливает. «Папа, давай я помогу!» Не хочет. Наверное, для него это тоже важно было. И в последний день сварил… Ничего-ничего, доктор, я сейчас успокоюсь.

Вот видите, уже все нормально.

После него мы все думали – кто же будет мамулечке кофе варить? Мы пытались, да так красиво, как у папы, ни у кого не получалось.

А потом мамочка мне призналась, что она ненавидит кофе. И всю жизнь его ненавидела, только не говорила, чтобы папу не обижать. После него она только чай пила.

№8

В моей семье кофе — это религия. Каждое утро начинается с его чудесного, чуть горьковатого аромата. Кофе варится в позолоченной джезве с длинной ручкой из орехового дерева. Джезва испещрена какими-то загадочными узорами, чьи послания я так до сих пор и не смог разгадать… Часто кофе убегает. Не потому, что мы ему неприятны или он чего-то боится. Скорее, просто так, из озорства — шипит в джезве, словно подсмеивается над нами.

В кофе никогда нельзя добавлять сахар или сливки — это его убивает, он обижается и прячет свой истинный вкус. Настоящие ценители пьют его чёрным, не забывая пригубливать воду из стоящего рядом стакана — так кофе раскрывается полностью, словно застенчивая орхидея, — лепесток за лепестком.

Кофе умеет слушать. Ему нравятся наши утренние разговоры, когда ночное блаженство ещё не до конца выветрилось из головы, сознание расслаблено, и мы говорим об абсолютных пустяках, ничего не значащих нелепицах, но так искренне и тепло, что подлинный смысл изречённого понимает только кофе.

Да, в моей семье кофе — это религия, а колченогий стол, закованный в клеёнку, как в кольчугу, — алтарь, а ласковый взгляд всепрощающих и всепонимающих глаз с едва уловимой ноткой печали на самом дне — святой дух, защищающий и оберегающий самое ценное, что есть на этом свете — мой маленький очаг, свет от которого согревает меня в пути и всегда ждёт моего возвращения.

№9

Рано утром я пришла на берег. Солнце только поднялось, но уже греет, лучи ласкают кожу, река сверкает и такая красота вокруг! Я не просто пришла – я надела белое платье, почти бальное, сделала причёску и накрасила ресницы.

Птицы поют, и трава почему-то пахнет мёдом. Ветер кружит голову. Но утро без кофе — не утро. Села, взяла термос и открыла крышку. Неприятность случилась мгновенно. Немного плеснув, я неловко пролила чудесный напиток на юбку. Белая юбка безнадёжно испорчена.

Допила кофе, закрыла глаза и задумалась.

Рядом река, пятно не высохло, я его застираю. Да, но снимать платье? А если кто-то придёт? Лучше зайду в воду и там смою пятно. Вода прохладная, но приятная. Я бы и с головой окунулась, но тушь смоется и от причёски ничего не останется. Прихватив длинные волосы, закрепила их и зашла в воду по плечи. Хорошо необыкновенно! Не вылезу отсюда, ни за что не вылезу! Забыла даже про юбку.

— С добрым утром. Вы распугали мне всю рыбу.

На берегу стоит парень, нагло смотрит и ещё упрекает.

— Это вы распугали мне удовольствие!

— Купаться в платье?

— Да!

— М-м-м…оригинально.

Вышла из реки и заметила, что воздушная ткань прилипла к коже, и я словно без одежды.

— Отвернитесь хотя бы. Надеюсь, вы джентльмен?

— К сожалению, — парень сел спиной ко мне.

Я подошла и тоже села спиной к нему.

— Что вы делаете? — поинтересовался джентльмен.

— Сохну, — распустила волосы. — Солнце согревает. И где вы прятались?

— За кустом, который загородил вас, но не спас рыбу.

— Или наоборот, спас.

— Ну, это как посмотреть. Повернитесь.

— Зачем? — обернулась и встретилась с насмешливым взглядом. — У тебя глаза нахальные.

— Значит, я тебе нравлюсь, — хороший вывод.

Руки обняли, повернули, запутались в волосах, губы коснулись шеи. Неслыханное хамство или чудо?

— Я женат, — шепот на ушко.

Да, проблема!

— И я замужем.

— Как же быть?

— Не знаю, — между поцелуями некогда думать.

Оказалась на руках и услышала:

— Здесь туристы отдыхают. Пошли в дом, — и скоро мы продолжили в уютной палатке. Мокрое платье не расстегнуть, но кому это мешает?

— Ларины! — голос снаружи. — Хватит спать, на поляне кофе остывает!

— Ань, мы ещё не выспались.

— Ох уж мне эти Ларины! Ладно, ждём вас, — Аня ушла.

— Знаешь, за что я люблю свою жену?

— Нет.

— За то, что на природе, где люди поголовно ходят в шортах и в майках, она появляется утром в шикарном платье и пьёт кофе на берегу. Проливает его и долго о чём-то мечтает. А потом заходит в реку. Интересно, для кого прическа в такой глуши?

— Глупый. Для мужа. Я его люблю.

№10

Ваня подошел к столу, внимательно изучил агрегат, спросил:

— А если я кнопочку карандашом нажму, а крышку закрывать не буду?

— Попробуй, — пожал плечами Яр, колдуя с туркой…

Вжжжжж! Фьить-фьить – просвистело у уха. Ай! Ой-ёй! Кофейные зерна разлетелись по кухне.

— Вань, ну ты нормальный?!

— Между прочим я математик, а физик у нас ты, мог бы предупредить! – Ваня потирал расстрелянный кофейной очередью лоб.

— Ладно. Держи, — Яр протянул ему очередную порцию напитка. – Загадал? Пей.

Когда ритуал был соблюден, Яр с сомнением посмотрел на заставленный блюдцами с кофейной гущей стол, и опрокинул чашку прямо на ажурную скатерть.

— Видишь что-нибудь? – Ваня придвинулся ближе, ткнув лбом Яра в переносицу. Вместе они склонились над чашкой.

— Давай, – предложил Ваня, – сравним нижние линии с недавним прошлым…

— Балабол ты, — Яр указал на неровный рисунок на стенках.– Линии гладкие, а тут два пика. Невысокие, да и ссоры у вас со Светкой были так себе, вчера, и неделю назад.

— Ну да… — Вспоминать Ване о них не хотелось.

— Фигура… Похоже девочка… — Яр посмотрел на друга.

— Поспорили, кого больше хотим.

— И?

— Девочка победила, — вздохнул Ваня.

— Сочувствую, — произнес Яр.

От результата эксперимента зависел их сегодняшний вечер.

— Дальше все спокойно? Квадрата нет?

— Природа не терпит прямых углов, — промычал Яр, продолжая изучать узоры.

— Давай поправим? А что?! Равновесие не может быть односторонним. Мы теперь знаем, что жены сопротивляться не будут. Но просто нарисуем телик. Вмешаемся в хронологию.

Ваня быстро накарябал на стенке прямоугольник. Яр хотел ему помочь, они столкнулись лбами, палец дернулся, и…

В полчашки высотой пик перечеркнул не только нарисованный прямоугольник, но и все остальные линии. Друзья переглянулись как раз в тот момент, когда дверь на кухню открылась и вошла Света.

— Ваня, ты… Что? – вдруг вскрикнула она, увидев созданный друзьями кавардак. – Я иду извиняться за то, что твоя жена, Яр, села на пульт и теперь мы ничего кроме диска караоке посмотреть не можем, а вы… Так насвинячить! Хотели футбол? Получайте! Тряпка на мойке, веник и совок – под ней! Вот ваш футбол!

Развернулась и вышла, хлопнув дверью.

— Яр, ты понял? – с лица Вани, метущего веником пол, не сходила радостная улыбка. – Это открытие! Мы и правда вмешались в ход истории! Сломать пульт – от одного неосторожного движения по стенке чашки!..

А Яр не улыбался. Самым верхом пик задел странный рисунок, отдаленно напоминающий мужскую голову. «Может быть это ничего и не значит», — пытался успокоить он себя.

Вот только сломанный пульт никак не давал покоя.

№11

КОФЕ

— Анна, Тимур, Регина Павловна, скорее! – Растрёпанная рыжая девушка — младший научный сотрудник отдела почв, ворвалась в пищевой отсек научной космической станции Марс-1, шелестя белыми бахилами.

— Что случилось, Вика?! – Все, кто на этот момент находился в отсеке, повскакали со своих мест.

— Скорее! Причалил транспортный челнок! Кофе привезли!!!

— Урра-а!!! – Народ бросился по центральному проходу к грузовому шлюзу.

— Какой кофе то?! – спрашивал Артур на бегу.

— Точно не знаю! Кажется Арабика.

— Ух, ты-ы, ароматный!

— Анатолий Сигизмундович получил один пакет и уже ушёл в бар.

— Что ж ты сразу-то не сказала?!!!

Развернувшись, рванули обратно. Слух о кофе распространился мгновенно. К бегущим присоединялись работники других отделов. По мере приближения к бару, поток страждущих неумолимо рос, подобно огромной, пенящейся белыми комбинезонами, гомонящей волне. В итоге, в бар ворвалась толпа из тридцати пяти разъярённых учёных, с дикими округлившимися глазами и ртами полными слюны. Представшая перед ними картина, заставила всех остановиться.

В полумраке по всей длине стойки белыми фарфоровыми боками сверкали кофейные чашки. Блюдца переливались ободками и маленькими серебряными ложечками, разместившимися на их краях. Стойка подсвечивалась снизу и потому белый пар, шлейфами поднимавшийся над чашками, казался сказочным. А за стойкой, добрым волшебником, возвышался директор станции Анатолий Сигизмундович.

Голоса и шаги стихли. Наступила торжественная тишина. Все жадно тянули воздух носами. И тогда, среди этого безмолвия, чудным баритоном, прозвучал голос директора:

— Ну, что, дармоеды? Истосковались?!

Все бросились к стойке. Задвигались стулья. Зазвенели ложечки. Первые восторженные возгласы через мгновение потонули в общем гвалте. Искрились глаза. Светились улыбками лица. Кто-то вскакивал со своего места, потом опять садился. Тихо заиграла музыка. Отовсюду слышался смех. Бар наполнился волшебным ароматом, теплом и радостью. Люди говорили, говорили и никак не могли наговориться, словно увидели друг друга в первый раз.

За иллюминаторами, сверкая холодным светом звёзд, чернел бездонный космос. Но он уже не казался таким бесконечно мрачным и пугающим. Белея полярными шапками, в девяти тысячах километров от станции, проплывал Марс, давно заждавшийся своих новых обитателей. А они, эти самые обитатели, сидели, забросив все дела, болтали и пили кофе. И не было в этот миг никого счастливее их, во всей вселенной.

№12

Dolce Vita!

Сначала я работал копирайтером в табачной компании. Работа непыльная, хорошо оплачиваемая, главное творческая. Голова моя опухла от ярких слоганов – «Он запомнит твой Kiss» — естественно запомнит, первый и последний. «Старик и More» — старик тот давно рыб кормит. «West. Легкие. Модные. Стильные» — Не уверен, что стильные, но модными легкие будут точно – в черную крапинку.

Я — некурящий, а вокруг все смолили. Табачным дымом пропахли кабинеты, лифты, волосы сотрудников и даже хилые фикусы в кадках. Кадки, кстати – тоже пропахли.

Понимаете дилемму? Внутренний диссонанс? Продавать то, от чего тошнит ежедневно!

Мой разум давно смущала купающаяся в расплавленном шоколаде красотка. Я грезил о ней ночами. Поправлял складочки пеньюара, слизывал сладкие капельки с кожи. «Dove – шелковый шоколад» Что делает в названии голубь, я так и не понял, но это не важно. Главное — нескончаемый творческий процесс, неиссякаемое воображение.

И я сбежал в компанию, торгующую кондитерскими изделиями. В зарплате не потерял и от волос больше не пахло. Шелковую красавицу не встретил, но раздобрел от любви и заботы конфетного цеха. Да только устал я давиться просроченным товаром. А его оставалось не мало. Первые два месяца моя семья радовалась шоколадным вафлям и батончикам. Потом надоело. Даже соседи шарахались от меня, зная, что я им всучу какой-нибудь неликвид. Печенье «Юбилейное с фруктами и ягодами — Полное жизни!» В прямом смысле — полное!

Ушел я с фабрики и подал резюме в кофейную компанию. Если везде присутствует «принцип гербалайфа – жуй то, что предлагаешь», то я выбираю кофе. Его можно пить круглосуточно.

Во мне уже фонтанируют идеи, и каждая из них на вес золота.

«Это вкус нашей любви», — томно шепчет красавица и недвусмысленно спускает бретельку.

«Глубокий, свежий вкус», — улыбаюсь я.

«Это — Блюз, который я люблю», — говорит другая и прижимается в танце.

«Все начинается с кофе», — нежно кусаю ее за ушко и отдаюсь волькаде.

«Мечты с продолжением», — хихикает стайка сладких прелестниц.

«Отличный вкус! Отличное начало!»,- подбадривают коллеги с фланга с красными кружками в руках.

«Один глоток решает все», — уверено соглашаюсь я.

«Смотри на жизнь веселей!» — кидает в спину руководительница отдела кадров.

Не могу теперь дождаться, когда расположусь в собственном кабинете, попрошу симпатичную секретаршу налить ароматный напиток, и так по несколько раз в день. Буду плевать в потолок, воображать невозможное и получать за это зарплату. Dolce vita!

№13

Люблю случайные знакомства на улице или в кофейне. Особенно в кофейне. Ведь ничто не сравниться с её тёплым уютом, затерянным в переулках большого города. Пропитанная горьким ароматом свежих зёрен она медленно увлекает тебя туда, где нет времени, и даже «пространство» становиться условным. В таких местах часто собираются ценители, способные днями напролёт говорить о кофе. Но больше всего мне нравиться наблюдать за тем, как они пьют этот поистине чудесный напиток. Неторопливо поднося чашку с горячим кофе к губам, с предвкушением вдыхая его аромат, делают крохотный глоток и блаженно щурятся. Сейчас для них нет ничего важнее и лучше чем кофе налитое в их чашки. Мне нравиться смотреть на то, с какой безмятежностью они проживают свои последние минуты, даже не догадываясь о том, что вместе с кофе в их тела проникает яд…

… «Мы прерываем нашу трансляцию экстренным выпуском новостей. С Вами в студии Виктория Ярославская. Сегодня в 1530 в отделение скорой помощи поступил вызов из «Золотой кофейни». Сотрудниками больницы было госпитализировано семь посетителей с сильнейшим отравлением. Напомним, что это уже третий случай отравления…»

№14

Алое солнце ползло к горизонту. Тихо подрагивали на ветру тёмные в закатном мареве листья. Земля вокруг пестрела гнилыми недозревшими ягодами кофейного дерева. Впрочем, обращать на это внимания не стоило. С юго-востока надвигалась туча, что при нынешнем муссоне могло означать только то, что весь завтрашний день будет лить сильнейший нескончаемый почти тропический дождь.

Оттого и выбрал сей усталый путник для ночлега эту маленькую кофейную рощицу на своём пути. Места здесь не людные, до ближайшего постоялого двора не менее двух суток ходу. Ослу тоже нужен отдых.

Он знал – от дождя его скромный товар вымокнет, испортится, но он шёл вперёд. Хоть там, впереди, нет разума, нет счастья и спокойствия, но есть жизнь. Хорошо это или плохо – не ему решать. Но почувствовать себя там, где ты никому не нужен, тебя ни кто не знает и все абсолютно всё равно, бывает полезным для осознания себя.

У него есть товар. Плохой, вымокший, но есть какой-нибудь покупатель, которому оно понадобилось. Любая структура гнетёт себя. От напряжения она шатается, подкашивается и падает. К чему жалеть серый блок публичного дома под названием «путь мира вперёд»?

Тьфу ты! вот, что значит поужинать почти дозрелыми кофейными ягодами. Такой бред в голову лезет.

Гроза тем временем приближалась, но это было уже не важно. Темнели широкие листья в последних лучах заката. Подул холодный ветер.

№15

Когда я вижу, как легкий дымок поднимается над чашечкой, и чувствую оглушительный аромат кофе, я теряю волю.

Люди говорят, что это – божественный напиток. Ха! Бред! Эти святоши в Раю предпочитают молочные коктейли с высокой пенкой и шампанское, в крайнем случае — зеленый чай. Они бы даже не притронулись к темному питью, которое при неосторожном движении может попортить их белоснежные одеяния.

Нет! Это – напиток греха, страсти и желания. Помните: «Убить за глоток кофе», — я видел, как это превращалось не просто в слова. И в то же время – это строгий напиток. Горький, как потеря и пряный, как любовь. Приковывающий к себе с первого глотка, да что там – с первого вдоха пленительного аромата. Странно признаваться, но я бы отдал за него душу, если бы она у меня была. Наверное, я неправильный чёрт.

Я узнал о нем пять веков назад. Не знаю как, но одному старому еврею удалось протащить с собой маленький пакетик с горькими коричневыми зернами. Почуяв будоражащий аромат за котлами, я понял, что пропал. Правду говорят, что евреи будут торговаться и в Аду: за один глоток этого бодрящего чуда я зачёл старику один пустячный грех, и с тех пор кофе полностью овладел мной.

Сейчас люди научились делать сей напиток на любой вкус: с пенкой и специями, горький и сладкий, с молоком и без, и даже растворимую гадость, которую только по большому недоразумению называют «кофе».

Ох, как стыдно это говорить, но, похоже, я нашел свой персональный рай. Смешно: чёрт и Рай, расскажи я кому из наших, — и надо мной будут смеяться даже грешники. Поэтому я молчу. Молчу и каждый вечер перемещаюсь на кухню к одному старому художнику. Ему уже больше ста лет, а он все не умирает. Никто не догадывается, но я-то знаю, почему: он варит непревзойденный кофе, и это стоит того, чтобы подержать подольше на земле его грешную душу.

И не говорите потом, что черти бесчувственные и злые. Хотя… я же сказал – я неправильный чёрт.

№16

Сам догадайся!

Весь день насмарку! Из рук все валится, с дураками-клиентами нет сил нормально разговаривать, хочется послать их подальше с их вечными жалобами, нужные бланки куда-то потерялись, компьютер тормозит… И все из-за Витьки, этого тупого бездушного чурбана!

Еще и Алка за соседним столом весь день со своим благоверным по телефону воркует, поработать спокойно не дает:

— Котик, а ты помнишь, какой сегодня день? Неправильно, садись, два! Не день свадьбы, а день, когда мы познакомились. Я на ужин кое-что вкусненькое принесу… А ты десерт купи, ладно? Купи тортик. Помнишь, какой я люблю? Ну как же ты забыл, на твоем дне рождения мы что ели? Ну да, «Птичье молоко»!

Эмма, слушая этот дурашливый шепот, скрипела зубами от ярости. Вот где, спрашивается, справедливость?! Почему Алкин муж готов покупать ей и тортики, и вообще все, что она попросит, а ее Виктор в жизни не догадается сделать ей хоть что-нибудь приятное? Почему сегодня этот гад, негодяй, мерзавец, не принес ей кофе в постель, хотя ему нужно было на работу позже обычного и он десять раз успел бы это сделать?!

Заиграл лежащий на столе мобильник. Эмма взглянула на экранчик – вот и Виктор, как чувствовал, что она о нем вспоминает!

— Да! – схватила обиженная женщина телефон.

— Привет… еще раз, — раздался в трубке неуверенный голос ее мужа. – Ну ты как… не сердишься больше?

— Сержусь! – рявкнула Эмма так, что на нее обернулись все, кто сидел в кабинете.

— Ну слушай… Ну что ты опять… Скажи хотя бы, за что злишься? – теперь Виктор тоже казался раздраженным, хотя и пытался помириться.

— Если бы ты меня любил, если бы ты относился ко мне, как к человеку, если бы ты был настоящим мужчиной, ты бы сам это понял!!! – крикнула в трубку Эмма. Нет, ну какой же он дурак! Неужели ему даже в голову не пришло, что он должен был сварить ей кофе?!

— Котик, извини, опять тебя отвлекаю! – сама Алка продолжала названивать своему супругу. – А ты можешь еще малинового чаю купить? Как мы у твоей мамы пили, помнишь, я его тогда расхваливала? Ага, возьми сразу пару пачек! Спасибо!

Эмма хмыкнула. А ведь у Алки на самом деле не такая уж и счастливая семья… Она же совершенно не уважает своего мужа, ведет себя с ним не как с самостоятельным человеком, а как со слабоумным! Неужели эта дамочка правда не понимает, что если ей понравился чай в гостях, настоящий мужчина должен был сам это понять, без подсказок? Видимо, она вообще мужчин за людей не считает

А Витя, может, когда-нибудь еще и догадается, что Эмма уже много лет мечтает о кофе в постель…

№17

Рандеву со злодеем

Шич-шпич, скок-скок, прыг-прыг. Раршин подгонял Ренегата. Господин Ревн отдал понятный приказ, — своенравный барон не должен дожить до рассвета. А в баронской дружине Раршина уже дожидались надёжные люди. Раршин ухмыльнулся, — сначала прирежет барона, а потом доберётся и до принца с принцессой.

Он мог бы скакать так всю ночь. Однако, Ренегату уже нужен был отдых. Раршин приструнил коня возле таверны. «Бар Три Медведя» — гласила знакомая вывеска. Шпион ухмыльнулся, и поправил ножны с кинжалами. Оставил в конюшне коня, и вошёл в залу.

Трактирщик был ему должен, и убийца кивнул, — Как обычно.

Симпатичная официантка принесла рагу из гуся, высокий кувшин, и яичницу с хлебом. И, — почему-то меню, на деревянной табличке.

Блондинка вернулась с кружками пива. К недовольству убийцы, принесла не Раршину, а поставила на дальний столик, весёлой компании. Соглядатай прислушался.

Человек, по виду как книжник, игрался с проволочками и стеклянными шариками, и пропускал чашку через рамку из проволоки. Когда от кофе поднялся парок, невольные зрители зааплодировали. А рядом сидела девица, и заливисто хохотала.

— Мил человек, уж не волшебник ли ты? – спросил Раршин господина.

— Это не магия, это наука! – откликнулся незнакомец.

Решенье созрело мгновенно. Этот юнец походил на барона, как и барон, был увлечён глупой наукой, и пытался облегчить жизнь для народа.

— Понятно, мне нужен волшебник, что б излечить свои раны, — ответил убийца, и вышел на улицу. И там незаметно отрезал кусок от подпруги на лошади книжника.

Вернулся, и скушал рагу. Прочитал всё меню, заметил, что цены поднялись. Глотнул из кувшина, — там просто вода. Попросил у трактирщика кофе.

— Эт что тут ещё? — удивился Раршин, когда официантка показала кусочек коры с накорябонным счётом. Судя по сумме, он поел словно восемь Раршинов.

— Извини, господин, но хозяин сказал, мы не кормим в долг тех, кто не дружит с бароном.

Раршин в раздражении метнул гусиной башкою в кота, показал официантке кулак, и вышел на улицу. На дворе он настроит свой перстень, и пошлёт вызов гвардейцам. Он тут всех арестует!

На дворе же убийца разглядел книжника, разбежался, и воткнул в его робу кинжалы. Руки соглядатая свело, как будто укусом и холодом. А затем сердце рухнуло в голову, и убийца свалился на землю.

— Оно называется электричеством, — в руках у злодея застыли две проволоки, — а в кофе был яд, разлагающийся при электролизе. Дружинники всё рассказали, а ты больше не сможешь вредить мне и барону.

И обернулся к девице, — пойдёмте, принцесса.

№18

Пленник

Здесь – не родина. Здесь сыро и промозгло, почти круглый год. К этому не привыкнуть, с этим можно только смириться. А ещё здесь очень одиноко. Меня окружают чужаки, такие же пленники, как я. Собратья по несчастью, разбросанные по разным камерам-одиночкам. Я не могу с ними встретиться, не могу их коснуться, но я чувствую их присутствие. Кто-то ещё борется, а кто-то окончательно сдался. Как тот, из соседней камеры. Его высохший труп так и лежит там до сих пор. Когда-нибудь его, наверное, уберут – когда понадобится место для нового пленника. А пока надсмотрщикам, похоже, всё равно. Они что-то говорят на своём непонятном языке, суетятся, но до нас им нет никакого дела. Они кормят нас нерегулярно и не тем, чем нужно. Откуда им знать? Да и нужно ли им знать? Они не понимают нас и даже не делают вид, что пытаются понять. Живы – ну и ладно. Умерли – ну и пусть.

Но самое ужасное – это запах. Тот, что появляется каждые пять дней из семи, по нескольку раз, всегда в одно и то же время. Он заполняет всё, проникает во все щели, от него никуда не скрыться. Это запах боли и отчаяния, запах ужаса и смерти. Запах горелой плоти детей моего народа…

***

– Машка, ты идёшь? Седьмой час, тебе что, домой не надо?

– Да я сейчас, только цветы полью, сегодня моя очередь. Забыла совсем за этим кофепитием и тортоедством.

– Тогда пока, я сегодня спешу, – Светлана перекинула сумочку через плечо и двинулась к выходу.

– До завтра! – едва успела ответить вдогонку ей Маша. Оставшись одна, она наполнила пластиковую бутыль кипячёной водой из остывшего чайника – до туалета идти было лень. Говорят, растения не любят кипячёной воды. Не беда, один раз потерпят, пусть спасибо скажут, что не крутым кипятком. Так, диффенбахия, колеус, маранта… бальзамин давно засох, его не надо…

Пустая чашка с остатками кофе, оставленная кем-то на подоконнике, бросилась ей в глаза, когда неполитым оставался только последний горшок. Мыть не пойду, решила она. Чайной заваркой растения поливают – и ничего. А мы кофейное деревце кофейком польём. Разбавленным, правда, но крепкий вреден, так что кушай, приятель, на здоровье.

Она не успела понять, что произошло. Тёмно-зелёные листья плотно залепили ей рот, гибкая ветка удавкой обвилась вокруг шеи. Чашка выпала из ослабевшей руки и со звоном разбилась об пол. А в угасающем сознании медленно блекло последнее ощущение – запах кофе. Тонкий аромат хорошо прожаренной отборной «арабики»…

№19

Латте в тайге

Как-то я застряла в тайге. Шел второй год после окончания университета. У меня был подписан контракт с ФЗАГО. Агентство занималось изучением влияний на формирование фенотипа населения страны. Звучит красиво. На практике же приходилось подолгу жить в богом забытых уголках, которых еще так много в России.

Деревенька Ручьевка в Ухтинском районе Лесногорской области – это полсотни дворов в глухой тайге, заколоченный клуб и фельдшерский пункт. Нас, ученых, было трое. Весь день мы занимались сбором статистических данных: антропометрические показатели, истории болезни, динамика рождаемости и смертности. Плюс еще подолгу приходилось блуждать в окрестностях с дозиметром, брать пробы воды и делать много еще чего. Деревенька находилась в зоне повышенного геомагнитного излучения, и семьдесят процентов ручьевцев страдали от редкой генетической аномалии.

Квартировала я у фельдшерицы Татьяны Алексеевны. Кормила она простой деревенской едой. Довольно вкусной, но все же это было не то, к чему я, городской житель, привыкла. Умываться приходилось во дворе из рукомойника. Туалет – деревянная кабинка. Баня раз в неделю. Из развлечений – подшивки старых газет и журналов, которые я нашла на чердаке. Библиотеки в Ручьевке не было, за знаниями школьники ездили в соседнюю усадьбу.

Через пару месяцев такой жизни, когда оставалось работать еще почти полгода, мне захотелось разорвать контракт и вернуться в город. Совершенно не такой я представляла свою карьеру. Не помогали самоубеждения, что я делаю важное дело. Возможно, мой скромный вклад поможет улучшить качество жизни многих людей. В двадцать четыре года мне хотелось комфорта и культурных прелестей, которых можно было получить, живя в городе.

Как ни странно спас меня запах кофе. Как-то заблудившись в тайге, и, отчаявшись выбраться – у меня не было при себе ничего из того, что помогло бы определить местоположение – я вдруг почувствовала запах кофе. Кругом корабельные сосны. Мошка и комары не дают покоя. Ноги гудят. Хочется плакать от мысли, что я вполне могу сгинуть всего лишь в пяти километрах от деревни. И совершенно явственный аромат свежесваренного кофе… Впору подумать, а не расстройство ли это восприятия от пережитого ужаса. Однако я пошла на него. Через десять минут я стояла на шоссе возле заправки. Через открытую дверь меня манил кофейный аромат. Я была спасена….

Надо, наверное, сказать, что отработала я весь контракт. И раз в неделю до конца срока ходила к той стоянке, чтобы выпить стаканчик любимого латте.

№20

Кофе – он мой

Вся жизнь человеческая состоит из правил, жестких рамок, определяющих «хорошо» и «плохо». Правила поведения, правила дорожного движения, правила трудового распорядка, правила русского языка. Со всех сторон нормативы, законы, догмы, традиции, в конце концов. Со школы мы заучивали: «Кофе – он мой». И не дай бог в культурном обществе сказать «крепкое кофе». Сразу в невежды запишут, осмеют, мол, это только очень плохое кофе – «оно». А спроси этакого умника: «Почему?», и всё, скис болезный, не понимает ни причины, ни природы. Так надо, так научили. В метро состав движется строго по рельсам, повернуть никуда не может. Метро – оно, а кофе – он. Установили, решили, значит, так надо. И хорошо, когда «надо» у всех общее. А если нет?..

Была у меня одна грустная история. В гостях рано утром я услышала из кухни знакомый запах и потянулась к источнику. Подруга собиралась на работу, готовила завтрак, варила кофе. Мне очень хотелось составить ей компанию, покушать вместе, поговорить. По знакомым мне традициям, совместная трапеза – это то, что делает людей друзьями, близкими людьми. Но в каждой избушке свои погремушки. Стол был накрыт на одного, в маленькой турке варилась лишь одна порция напитка. Подруга торопилась, и была явно не в духе. Можно понять, ранняя утренняя смена, мучительный подъем. Подразумевалось, что я остаюсь дома, поэтому должна спать, а не путаться под ногами. Как на грех, мне стало любопытно, почему кофе готовится не так, как написано в книжках, а как-то иначе, по-своему. И я об этом спросила. Ни беседы, ни кофе. Отпор догматику-книжнику, отпор наглой эгоистке, вторгающейся со своим в устоявшийся распорядок другого мира.

Понятно, без правил мир скатится в хаос: на перекрёстке машины не смогут разъехаться и на производстве толку не будет. Но понимать же надо, когда рамки и границы помогают, поддерживают, а когда душат, развиваться не дают.

Хорошо, когда появляются те, кто решает сломать шаблоны, отринуть догмы. Вот только новое пробивается с трудом, взламывая стереотипы, живущий по своим правилам привыкает воевать с миром. Но не всегда конфликт «или-или» – верный выбор. Не всякий вопрос – упрек. Не каждое несовпадение – агрессия. Иногда реально хочется понять и попробовать необычный кофе из другого мира.

Внеконкурс

№1

Как он ни старался, замок щёлкнул оглушительно звонко в ночной тишине. Словно сигнализация, сработавшая на звук этого щелчка, в спальне вспыхнула лампа. В спешке всполох обернулся тенью и в спину, вспотевшую в одночасье, вспененным сплавом, обжегшим, как магма, ударило зловещее:

— Явился, наконец.

Он молча стянул ботинки, выровнялся, как мог, по вертикали, и произнес ей навстречу:

— Являются видения… или привидения… А я, межпрочим, ответственный квартиросъёмщик. Имею право.

Она с интересом поглядела ему прямо в глаза, но он их не отвёл, хоть и был его взгляд туманен и расфокусирован.

— Хорошо, — молвила она, и её красивое лицо приобрело хищные черты, — и что ещё, кроме этой конуры, ты имеешь?

— Всё, что в ней — имею! И тебя в том числе, межпрочим…

— Хорошо, — прошипела она, — и когда ты в последний раз меня имел?..

— А вот это сейчас и случится, — негромко, но уверенно, сказал он.

— Случаются твои кролики, — тихо прошипела она.

— Тогда, милая, на часок станем кроликами, — последовал ответ, и тень, удлинившаяся многократно в свете одинокой лампы, двинулась к замершей красавице.

Это был неожиданный поворот бытия.

Стройная, манящая фигура женщины вдруг дрогнула и попятилась вглубь комнаты.

— Кроликами, милая… кроликами… — приговаривал мужчина и медленно приближался.

— Может тебе ещё и кофе в постель? — отступая, с неуверенным вызовом высказалась женщина.

— Я ненавижу твой кофе, — сквозь зубы процедил мужчина, — ты не умеешь его варить.

Голос его креп.

— Я ненавижу твой кофе и твою турку… Я ненавижу твою кофемолку. Я ненавижу твою кофеварку!

— Вы что там, с Арнольдиком, озверину напились? — в полупанике выдохнула красавица, но Валика было уже не остановить:

— Конура тебе моя не нравится?!!! Так хрена ты живёшь тут всю жизнь?!!! Пойди научись кофе варить для начала, прынцесса! Я уж не говорю про кусок мяса пожарить!!! Кролики тебе мои не нравятся?!!! Да я этими кроликами Монако рвал! Иди, вон, тогда к слонам и тиграм, там твоим семядолям очень обрадуются!!! Или тебе больше кони нравятся?!!! Я в курсе!!! Ты от жеребцов балдеешь!!! Тебе эти чапаевцы… тьфу, бл… будёновцы по душе! Джигиты эти ковбойские!..

Тут у Валика перехватило горло, он судорожно сглотнул, и ладом выше продолжил рвать образовавшуюся тишину:

— Я все знаю! Я видел СМСки этого твоего Русланчика!!! Вот и вари ему свой поганый кофе! И скачите друг на друге, и ржите от счастья!!!

Валик расстрелял весь магазин своих патронов, но до завершения боя было далеко. Градус был близок к максимальному, и Валик пошел врукопашную.

Метнулся в угол комнаты, выхватил что-то из темноты, и в Натаху полетели красивым причудливым веером пиковые и крестовые карты. Затем разноцветные, безмозглые конфетти, затем раскрывающиеся в полёте бумажные цветы, затем какие-то странные, зависающие в воздухе блестящие субстанции, напоминающие мёртвых, распятых бабочек… Тут же, в крепких, тренированных пальцах факира закрутились сверкающими мельницами неоновые разноцветные палочки, а из-за спины вылетели два белоснежных голубя…

В полумраке, созданном светом единственной лампы, кружение неоновых огней было завораживающим. Движение рук было незаметным, но частота вращения все нарастала и нарастала. Факир стоял неподвижно с закрытыми глазами, и вся энергия, бъющая через край, находилась на кончиках его пальцев. И когда скорость начала угасать, неоновые росчерки, как лопасти самолетных винтов, остановили своё движение, факир остался стоять с закрытыми глазами, лишь руки безвольно опустились вниз, а светящиеся палочки беспомощно упали на пол и погасли.

Шоу закончилось.

В углу, прижавшись спиной к стене, стояла красавица.

Широко раскрытыми глазами она смотрела на своего факира, потом осторожно подошла близко-близко, обвила руками горячую голову и зарылась пальцами в кудрявые волосы.

Он не раскрыл глаз.

Тогда она сказала ему тихо-тихо:

— Мне не нужны кривоногие кавалеристы. Я люблю тебя с десяти лет. Мне никто другой не нужен…

— А зачем ты меня пилишь всё время…

— Да разве же я пилю… Вот Арнольдика его благоверная — вот это да, пилит, весь цирк над ними ржёт…

Примерно час спустя, он сказал:

— А кролики, все-таки, полезней, чем слоны… И кстати, сделай-ка мне кофейку. Вкуснее твоего кофе я и в Марокко не пил…

Когда она вернулась с дымящейся кружкой в руках, Валик мирно спал.

Лишь во сне немного подёргивались его руки, и сквозь сон чуть слышны были бессвязные слова: «Барсик… Барсик… Жалко...»

Наташа отхлебнула из крушки и поморщилась:

— А кофе-то, действительно, поганый… Можно было и без него обойтись.

№2

Ты настоящий мужчина, Луис.

У нее был самый лучший кофе в округе.

Эвита… Имя, похожее на объятья, раскрывалось навстречу, касалось упругими завитками, обволакивало теплом.

В ней было все: и обжигающая густота кубинского солнца, и соль океанского бриза, и сладковато-пряная горечь иллюзорной мечты в табачной дымке Гаваны. Она передавала это с ароматом кофе в небольшой кофейне на тихой улочке.

Мне было двенадцать, а ей – двадцать восемь.

Щуплый юнец, непомерно высокий для своих лет. Только поэтому меня и взяли сюда. Мы с матерью бедствовали, и нужна была какая-нибудь работа. А детей брали неохотно. Но мать уговорила, прибавив мне пару лет.

— Ну, хорошо. Пускай будет на подхвате, — кивнула, наконец, Эвита, и, прищурившись, глянула на меня: — Только смотри, не жалуйся потом мамочке, что устал!

Говорила она всегда громко, и посетители кофейни все как один обернулись на меня.

Я тогда жутко обиделся и залился краской. А Эвита протянула мне через стойку белоснежную чашку с ароматным напитком, предварительно сдобрив его приличной порцией молока.

— Держи, — боюсь, что черный тебе пока рановато, — улыбнулась она.

Я не смог поднять взгляд к ее глазам, и он предательски остановился на глубоком вырезе цветастой блузки, где на шоколадно-сливочной коже покоился маленький золотой крестик.

Мужчины за стойкой, отследив мой взгляд, громко загоготали, отпуская сальные шуточки. Но Эвита пресекла их смех, что-то резко ответив и отправив меня вместе с чашкой на кухню.

— Давай, Лу, не зевай и приступай к работе.

И я не зевал. Носился с самого утра за мелкими покупками, доставлял заказы, мыл посуду, полы, туалет… одним словом – делал всю работу, которую мне поручали.

В кофейне было всегда полно посетителей и свободной минуты не выдавалось. Но я постоянно смотрел на Эвиту — так или иначе, тайно или явно. Если не воочию, то силой воображения, не отпускал ее образ ни на минуту.

Слыша голос, ощущал, как мягко двигаются ее сочные губы. Представлял, как она поправляет обруч на волосах, жалуясь на жару: поднимает руки кверху, и грудь ее подается вперед, тонкая блузка натягивается, обрисовывая звездами соски. Слушал, как стучат ее каблучки, отбивая закрученный ритм сальсы, когда она ходит между столиками…

Однажды, когда до закрытия оставались минуты, этот голос сделался глухим, и каблучки затихли. Мое воображение не увидело картинку, и я бросился к дверям подсобки. Оттуда доносилась возня и приглушенные крики. Схватив пустую бочку из-под пива, я вышиб дверь и, не раздумывая, обрушил остатки бочонка на голову пьяного чужака-посетителя. Тот, вооружившись кухонным ножом, пытался предъявить свои мужские права, но рухнул на пол после моего удара.

— Ты настоящий мужчина, Луис, — это все, что сказала она, одергивая юбку.

Луис – вместо привычного Лу, и, первый раз, чашка черного кофе без капли молока. Вот и вся награда.

Вскоре мы с матерью уехали на континент, а в кофейню на тихой улочке попал снаряд…

Прошло много лет, но когда мне бывает трудно, я наливаю себе кофе и говорю: «Ты настоящий мужчина, Луис». Это разбивает любые преграды.

№3

Черный кофе с долькой лимона

I'm talking to the shadows

One o'clock to four

And Lord how slow the moments go

When all I do is pour

Black coffee…*

— Посмотри, какая луна… Как чудовищный апельсин… Помнишь, такая же луна висела прямо над нашим столиком… Нет? А саксофониста? Он был пьян и еле держался на ногах, но играл на удивление хорошо… Пронзительно. Мне понравилось, как он исполнил «Около полуночи» Монка, хотя я всегда считала, что эта вещь — только для фортепиано… Хочешь кофе?

Нет, подожди… Подожди. Не уходи. Sta-a-ay little Valentine, sta-a-a-ay*…

Хорошо, я больше не буду заставлять тебя вспоминать… Я просто хочу поговорить…

О чем… Ты уверен, что говорить уже не о чем, не так ли? Тогда давай помолчим.

Нет, нет, не волнуйся, я не собираюсь плакать…

Поцелуй меня, пожалуйста. Ну, пожалуйста… В последний раз…

Да, конечно… Прости, я веду себя глупо…

Хочешь кофе?

Я знаю, что спрашивала, но ведь ты не ответил. Ответил? Прости, я не услышала. Это всё музыка. Твоя любимая Бет Нарт. «Лучше б мне ослепнуть»* — гениально и как нельзя в тему…

Хорошо, я сделаю потише… Ты прав, прав, ни к чему эта дешевая мелодрама…

А что, Анна… Ведь её зовут Анна?.. Тоже любит джаз? Да, верно, разницы нет… Прости. Я никак не могу привыкнуть к тому, что всё, что связано с тобой, меня больше не касается.

Хорошо, хорошо, я больше не буду извиняться…

Подожди… Посиди еще немного. Хочу, чтобы ты послушал одну вещь… Кита Джаррета… Ну, конечно, ты слышал… Просто, это редкая запись, живая, она звучит немного иначе, чем в альбомах… Тебе понравится.

Вот. А я пока приготовлю кофе. Я знаю, знаю… Двойной эспрессо с долькой лимона.

***

Мне всегда нравилось смотреть на твое лицо, когда ты спишь… Сейчас ты выглядишь так же, как в те дни… Безмятежный, близкий, мой… Твои губы расслаблены и я наконец-то могу поцеловать тебя… Боже, как я соскучилась по осязанию, вдыханию тебя… Прости, прости, прости… То, что я сделала, чудовищно… Но… Ты не понимаешь… Всё должно быть, как раньше: ты, я, и наша музыка… Наш бесконечно-нежный блюз…

И черный кофе…

С долькой лимона…

С капелькой диамфотоксина.

Нет, я больше не сержусь на тебя… Мне просто… Необходимы эти минуты… Перед тем, как я тоже сделаю глоток из твоей чашки…

Сейчас… Только дослушаю «The Melody At Night, With You»…

* Я беседую с тенями

Ночь напролет…

Боже, как медленно тянется время…

И всё, на что я способна —

Это подливать в чашку

Черный кофе…

Слова из джазовой композиции «Черный Кофе», впервые прозвучавшей в 1949 г. в исполнении Сары Вон.

*«Stay little Valentine, stay…» — «Останься, милый Валентин, останься…» (англ.) Строчка из классической джазовой композиции «My Funny Valentine».

* «Лучше б мне ослепнуть» — известная песня «I'd rather go blind».

*«The Melody At Night, With You» — «Мелодия в ночи с тобой» (англ.) Название альбома пианиста Кита Джаррета.

№4

У всех бывают испорченные вечеринки и неудачные дни рождения.

Зевс, рассчитывающий провести приятный вечер в обществе вечно свежей Флоры, именинницы, был разгневан. Он метался по мраморной беседке, примостившейся у зеркального пруда.

— Я подарил тебе яблоню — ты недовольна! «Она стала причиной стольких бед!» Лавр, видите ли, не оценили люди! Кидают в суп! Бамбук «слишком пуст»! Кипарис «сажают на кладбищах»! Сосна – колючая! Омела притягивает молнию! Олива простовата! Пальма «лохмата»! А плоды инжира слишком сексуальны!

Зевс в ярости всплеснул руками и обратился к товарищу во всех шалостях — Дионису:

— Где это видано?! «Подари мне растение, в котором и лечение, и мудрость, и долголетие! И музыка, и запах, и магия, и ясность! И золото! И мужское, и женское!» Нет такого дерева!

Флора поджала пухлые губки и всхлипнула.

Зевс замычал, обернулся белым лебедем и, неуклюже дошлёпав до края беседки, плюхнулся в воду.

Флора горестно зашмыгала носом. Дионис, ухмыляясь, склонился к ней.

— Милая! – сказал он мягко. – Я подарю тебе такое дерево. Более того, предрекаю ему великую судьбу и несметные жертвоприношения в твою честь…

Флора, продолжая шмыгать, заинтересованно посмотрела на бога вина.

— Более того, с напитка из плодов этого дерева будет начинаться каждое утро множества людей. Тем самым ты затмишь богиню зари. Этот напиток будет зажигать любовь в сердцах двух и богиня любви слегка потеснится на своем троне.

Флора закусила алую губку. Дионис шептал ей в перламутровое ушко:

— Милая! Воины, возницы больших железных птиц, мудрецы и монахи будут воспевать каждый день зёрна его. Потом они, конечно, дополнят моими дарами свой рацион, но Сам… — Дионис многозначительно кивнул в сторону удаляющегося лебедя на водной глади озера, — поверь мне, потеряет большую часть своего дохода…

Флора хитро улыбнулась, пригубила игристого напитка из чаши Диониса и нырнула в его нежные объятия.

Козлоногий сатир перехватил чашу из рук хозяина и задернул полог, висящий у ложа.

Через несколько мгновений сатир уже сидел на небольшом обрыве среди зеленых холмов и высматривал подходящее вяло пасущееся стадо.

Пастух лежал в тени кофейного дерева и наигрывал на дудочке незатейливую мелодию. Он удивился, когда молодой козёл, подошёл к деревцу и начал с аппетитом жевать блестящие листочки. За козлом потянулись и заинтересованные козы. К вечеру пастух едва собрал воедино резвящееся и почти танцующее под его дудочку поголовье.

За пазухой у пастуха лежали темно-зеленые плоды и листья чудесного дерева. Странные бывают дни…