Салфетка № 336. Второй тур

***

Вот попала я, называется! Хотя быть задержанной на митинге в поддержку политзаключённых – это, несомненно, большая честь для человека с достоинством, но напрягало то, что после митинга у меня было назначено свидание с Андреем. Первое или, скорее, второе, если то, что было вчера, можно считать свиданием.

Началось всё с того, что один мой коллега подарил мне на день рождения подарочный сертификат на сеанс в Большом звёздном зале Московского планетария. Не знаю, с чего он взял, что я на этой теме помешана, но не пропадать же добру! Вчера был сеанс «Путешествие по Солнечной системе». Классный, кстати говоря! Рядом со мной оказался симпатичный молодой человек…

Когда сеанс закончился, и я уже готова была выйти, пошёл дождь. Зонтика у меня с собой не было. Андрей, как оказалось, тоже не додумался посмотреть Гисметео. Переждать непогоду мы решили в кафешке на цокольном этаже планетария. Так и познакомились.

Потом он проводил меня до дома, мы обменялись телефонами, договорившись встретиться завтра. И вот теперь о встрече можно забыть – из ОВД меня, скорее всего, выпустят нескоро. Хорошо, смартфон не отобрали! Надо позвонить Андрею, предупредить, чтоб не ждал напрасно. Так я и сделала.

— Что, реально завинтили? Ну, ты там держись, Настюх! В каком ты ОВД? В Головинском? Окей, понял! Я как раз живу рядом.

Когда и где мы можем встретиться, я так и не услышала. Видимо, не захотел связываться с барышней, у которой проблемы с правоохранительными органами. Что ж, значит, не судьба!

Однако спустя полчаса полицейский вошёл в комнату, где я сидела с двумя молодыми людьми и девушкой – своей ровесницей – в ожидании протокола и адвоката от ОВД-Инфо (а я туда позвонила первым долгом).

— Петрова Анастасия Владимировна! Вам тут передачка!

В пакете был батон хлеба, бекон в нарезке, печенье, парочка сырков «Александров» и бутылка с водой. Интересно, кто знает о том, что я здесь? Родным я не звонила, коллегам тоже.

Не успела я ответить на этот вопрос, как со двора зазвучала песня Юрия Антонова:

«Жизни дверь распахнув в ненастье,

Ты явилась весны красивей.

Птицы в небе щебечут: Настя!

Травы шепчут: Анастасия!».

Я встала из-за стола и подошла к открытому окну. Во дворе за оградой стоял Андрей и махал мне рукой. Значит, пришёл! Я помахала ему в ответ!

Потом мне пришла СМСка: «Ты получила пакет?». Я ответила: «Да, спасибо, Андрюха, ты класс! Я как раз с утра ничего не ела».

Вкусности я разделила с товарищами по несчастью. Бутерброды с водой, сырки и печенье на десерт. Довольно неплохо!

Потом явился полицейский и увёл нас всех на составление протокола. Тогда я и увидела своего адвоката. Он проследил, чтобы копию протокола мне выдали незамедлительно.

Когда меня выпустили из отделения, серые тучи, которые я заметила ещё когда выглядывала в окно, обильно проливали на землю влагу. Опять не посмотрела Гисметео и не взяла зонтик!

Андрей по-прежнему ждал меня за воротами. Как только я вышла, тут же кинулся мне навстречу, простирая над моей головой зонт.

— Привет, Настюх! Что, уже выпустили?

— Ну да, протокол составили. Теперь на мне административка.

— Бывает. На мне уже целых две.

— За что?

— Тоже за митинги. Ну что, куда пойдём?

— Давай, может, в планетарий? Вечером там, кажется, должны быть «Чёрные дыры». Хотя что-то другое я бы тоже посмотрела.

— Если так, то пойдём, — согласился Андрей.

Взявшись за руки, мы шли под зонтиком, слушая, как от матерчатого купола отскакивают капли дождя. Такого свидания в моей жизни ещё не было!

***

Они вышли из кафе, когда небо затянулось тучами и на её щеку упала первая капля дождя, а затем вторая, третья…

— А знаешь, — начал он, поднимая над ними раскрывший зонт, — ничто так не сближает одинокие сердца, как дождь.

— О чём ты? — женщина сунула руки в карманы.

Она не спешила подвигаться к нему. Даже несмотря на то, что правая половина тела промокла от ливня. И, всё же прижав к себе как можно плотнее, мужчина пояснил свою мысль:

— Ты одинока. Я тоже холостой. Стоим вдвоём. Под маленьким зонтом.

Она покачала головой, но улыбнулась.

— Даже, когда небо плачет, твою юмор тебя не покидает, — она похлопала по плечу.

— Небо не плачет. Небо сближает нас.

— Только потому что я забыла зонт.

— Как вовремя, да?

***

Ночью Барри стал задыхаться. Левой рукой он cхватился за металлический поручень и привстал, а правой нащупал выключатель ночника. Затем дотянулся до рамы, дёрнул её на себя и сел, шумно втягивая воздух. За окном громко, по-весеннему, стучал дождь. Холодный поток мгновенно наполнил комнату и разбудил Ллойда.

«Что с тобой, Барри… — не открывая глаза, зашептал ему на ухо сонный Ллойд, — ложись… ложись… завтра поговорим… всё будет хорошо…» Но Барри молчал, он знал, что ничего и никогда уже не будет хорошо. Он больше не мог мириться с действительностью. Ллойд мог, а он нет. С самого рождения в нём было что-то неугомонное. Ему хотелось движения, скорости, он постоянно искал возможности что-то изменить в их жизни.

Ллойду, наоборот, нравилось их размеренное, тихое существование. Он любил, устроившись в кресле и завязав длинные волосы на затылке, пить кофейный суррогат и рассуждать о тщетности бытия.

Оба были мечтателями. Но Барри жутко ненавидел хоронить свои мечты.

Близнецы знали, что значит бедствовать, они жили на скромное пособие, в крошечной квартирке, доставшейся им по наследству. Внешний мир наблюдали только из окна и потому пытались развлечь себя, как могли. Сочиняли мини-пьесы и сами же их разыгрывали или представляли себя в образе известных персонажей. Им, к примеру, нравилось быть в роли Бонни и Клайда. «Пристрели этого мерзкого легавого! – Он уже мёртв, Бонни! – Эта мразь заслужила ещё одну смерть». С этими словами «Бонни» вытягивал руку и с ухмылкой стрелял в труп полицейского.

Они постоянно играли, так как были ещё детьми. Они придумывали себе другую жизнь, другие судьбы и другие имена. Их воображаемый мир был куда приятнее настоящего.

Ллойд снова крепко уснул, а Барри вспомнил, как часто он шутил «знаешь, многие хотели бы быть вместе, но у них не получается, такие вот обстоятельства, а нам повезло: у нас одно тело на двоих». Он ещё раз взглянул в лицо спящего брата, затем выполз на балкон, подтянулся и перевалился через перила…

Утром дворник стоял и смотрел на тело, лежавшее навзничь на асфальте. У одного из братьев на лице отпечаталось подобие умиротворения, открытые глаза второго пристально всматривались в небо, затянутое тучами. Оба подростка за одну ночь превратились в старичков – на их лицах обозначились множественные морщины, и руки как-то странно вывернулись и пожелтели.

Дождь то утихал, то снова разделялся на серебряные нити и выстукивал на жестяных карнизах какую-то особенную, небесную морзянку. Лицо Ллойда частично закрывали волосы, дождевые капли легко проникали в густую шевелюру, скользили по векам и крыльям носа, тонкими ручейками стекали по щекам, и ещё больше подчёркивали застывшее выражение безмятежности. У Барри длинные волосы были откинуты назад, капли разбивались о твёрдый лоб, мелкими брызгами орошая неподвижные стеклянные глаза.

Вскоре появилась полиция, и тело увезли. Уродливое тело сиамского монстра. Но их души были уже далеко.

А дождь никак не унимался. Лил и лил на тротуар, пока не смыл с него все следы.

Ковчег

Обычно я открываю тебя одной только улыбкой, но сегодня ты особенно грустна. Спряталась в тяжелый панцирь и тихонько там сидишь. За окном поднимается вода, и наш маленький Волжский уже наполовину Атлантида. Дождь за две недели перестал вдохновлять на искусство. Даже долгое ночное чтение под свечками не доставляет, как доставляло раньше. Свет конечно отключили. Как и газ. Как и отопление. Мы расположились на ковре перед камином. Ты прячешь белые губки в шерстяной воротник, а я перебираю старые мамины книги. Твоя сестра сопит под тремя одеялами. И все-все-все твои игрушки собрались рядом с нами, потому что у камина тепло и уютно.

— А хочешь, кофе сделаем? — улыбаюсь я, и на моём солёном лице бликует маленькое домашнее солнце.

Ты опускаешь кончик носа и пожимаешь острыми ключицами.

— Тогда сейчас!

Я убегаю на кухню, бесшумно топая мохнатыми носками и выливаю последние запасы чистой воды в котелок.

В это время за окном поднимается ветер. К стеклопакету прибивает утопшего голубя. О нем я решаю никому никогда не рассказывать.

— Скоро у нас будет превосходный латте! — показываю тебе крохотную коробочку ультрапастеризованных сливок. Ты прижимаешь ноготь к губам.

— Не бойся. Сестра не проснется.

Огонь под котелком заморгал, и мы судорожно принимаемся выдирать страницы из первых, попавших под руку, книг. Толстой «Война и мир» — как раз горящая Москва. В твоих руках оказывается Булгаков. Толстой чернеет мгновенно. А вот булгаковские листы, точно зачарованные, выпархивают из пламени. Конечно нет литературы, что откажется гореть. Всякие книги, если они психически-уравновешены и воспитаны в приличных семьях, как будто от рождения жаждут огня и с жаром ему отдаются. Даже Булгаков со второй попытки соглашается.

Мы потягиваем кофе и слезимся друг на друга. Сестра спит. Я придвигаюсь на дюйм ближе к тебе и улыбаюсь, как это делаю всегда: когда в небе солнце, а на вкусно пахнущем газоне – мы; когда ты начинаешь плакать из-за грустного кино, когда нас увозит такси из ночного Волгограда, а ты — на моих коленях, притворяешься спящей — я всегда улыбаюсь одинаково. Потому что знаю: мы вместе, всё остальное — вакуум. Повторяй за мной: мы вместе, всё остальное — вакуум. Ты ставишь чашечку на пол, подпрыгиваешь на попке поближе и прячешься под моим крылом. Я заворачиваю тебя в плед и целую в тёплую меховую шапку.

***

Не станет стариком тот, кто может пересилить себя. Победить инерцию возраста.

В шестьдесят лет он снова пошел учиться, не смиряясь с тем, что активная жизнь подошла к концу. Наперекор всему он решил сражаться сам с собой. Решил одержать победу над апатией, стереотипами и медленным угасанием старости.

В день торжественного вручения дипломов пошел дождь. Струи воды смыли накопившуюся за три года усталость. Очистили воздух, и подарили возможность вздохнуть полной грудью. На миг пришло невероятное ощущение всемогущества.

Через неделю анализы подтвердили рак.

Он боролся с болезнью. С той же силой и верой в себя, как и во время учебы, но угас за полгода.

Он был моим старшим другом и примером. Сегодня снова дождь, как и в день его триумфа. Капли смывают мои слезы.

Не станет стариком…

Дуэль

На пустыре стояли четверо. Двое поеживались под раскрытыми серыми зонтами, еще двое стояли под открытым небом. Их имена нам ничего не дадут.

Князь запрокинул голову.

– Льет! – сказал он, оскалясь.

Дождевая вода попала в рот. Князь откашлялся и поднес к губам рюмку с коньяком.

– Учтите, корнет, коньяк под дождем становится хуже.

В голосе князя звучала издевка. Не глядя на оппонента, он поднял рюмку на уровень глаз.

Раздался выстрел. Стекло, коньяк и кровь разлетелись брызгами. В ясную погоду это выглядело бы гораздо красивее.

Князь скривился, но все же удержал руку. Дуэльные пистолеты не жалят дважды. Но по лицу князя было видно, что ему много хотелось высказать.

– Уверяю вас, корнет, что пьесу я писал другой рукой.

Приблизился секундант корнета:

– Князь, вижу, вы ранены. Не следует ли нам перенести…

– Нет.

С кончиков оторванных пальцев лилась кровь. Князь небрежно держал свое оружие в левой руке – куда небрежнее, чем рюмку. Он вскинул руку и выпалил мимо прянувшего в сторону бедняги-секунданта.

Молчаливый корнет пошатнулся. С трудом поднял рюмку и опрокинул в рот.

– Вы были правы, любезный, – сказал он так тихо, что князю пришлось напрячь слух. – Но это лучше… чем ничего.

Корнет упал на колени. Обронил пустую рюмку, коснулся расплывающегося по белой рубахе темно-красного пятна.

Секундант князя раскрыл над подопечным свой зонтик. Спросил:

– Это того стоило?

– Дешевка. – Князь раздраженно сунул секунданту пистолет за пояс, перехватывавший сюртук, и отобрал зонтик. – Стоило дать нам перегрызть друг другу глотки. Просто и красиво. Идите…

Секундант сделал ровно четыре шага.

Над его головой раздался жуткий треск, а пустырь осветила ярчайшая вспышка.

– Это нечестно! – услышал секундант князя обиженный голос корнета.

Секундант обернулся. Корнет обвис на руках своего приятеля. Похоже, крик отнял у него последние силы. Но о нем пусть беспокоится другой. Князь же…

Князь же лежал на спине, раскинув руки. В одной из них он держал изуродованный зонтик: спицы были словно перекручен, от материи остались лишь пара обгорелых лоскутов. От тела исходил запах паленого волоса.

Секундант корнета аккуратно уложил бездыханное тело в грязь.

– Какие люди уходят, – заметил он, подходя.

– Пусть они уходят подальше. Нам, впрочем, тоже пора.

Они ушли, и дождь смывал их следы, покуда не смыл совсем.

Рассказ превышает допустимый объем, поэтому публикуется на странице автора.

writercenter.ru/library/proza/miniatyura/dozhd-na-dvoih/432960.html

На холме

Две улитки сидели на склоне холма над ручьем. Одна улитка была желтая, как янтарь, а вторая — в коричневую полоску, как носок. Они грелись на солнышке и лениво жевали одну на двоих травинку.

День был ясный, тихий. Ручей негромко журчал. Стрижи мельтешили неподалеку, с писком носились над самой водой, хватая мошек.

— Что-то мне неспокойно, — сказала полосатая улитка и перестала жевать. — Хочется спрятаться.

— Так прячься, — безмятежно откликнулась желтая. — Дом у тебя на спине, как всегда!

— Нет, надо подняться выше, туда, — полосатая приподнялась на ноге и глазами на длинных стебельках указала на вершину холма.

— С ума сошла? Нам туда за всю жизнь не добраться.

— Надо. Идем.

— И не подумаю! — Желтая, отвернулась и снова принялась за травинку. — Какая глупость!

На холм упала тень: толстое серое облако закрыло солнце.

— Пойдем со мной! — снова позвала полосатая. Она очень спешила и уже поднялась почти на десять сантиметров.

Желтая даже глазом не повела.

Стало прохладно. Несколько облаков слились в большую темную тучу.

— Здесь опасно оставаться, я чувствую это! — крикнула полосатая, пыхтя, но не сбавляя скорости. Она прошла еще десять сантиметров.

Вместо ответа желтая втянулась в свою раковину.

На холм упали первые капли дождя.

— Бежи-и-им! — полосатая, задыхаясь, что было сил припустила вверх по склону.

Ослепительно сверкнула молния, громыхнул гром, и хлынул ливень. Он обрушился сплошной стеной — и моментально смыл обеих улиток в бурлящий ручей.

Стихи

— Сидели двое под дождем…

— Мы разве сидим?

— Ладно. Гуляли двое под дождем…

— Хм. Гуляли-гуляли-гуляли… Лучше — бродили!

— Отлично! Бродили двое под дождем…

— И каждый думал о своем!

— Хорошо! И о чем же они думали? Э-э… Ну, например… Он думал: «Как же счастлив я, что ты со мной, любовь моя! А то, что дождик — не беда! У нас есть зонтик и…» Ты куда?!

— Здесь варят лучший кофе в городе! Пойдем, возьмем!.. Два капучино, пожалуйста! Еще вот эту плюшку и… тебе что?

— Круассан.

— И круассан… Осторожно, горячо!

— Угу. Вкусно!

— А я что говорила… Так что там у нас получилось?

— …У нас есть зонтик…

— И еда! Ха-ха!

— Не-е-ет! Еда — это не романтично. М-м-м… А то, что дождик — не беда! Под зонт не попадет вода!.. О чем же думала она?

— О том, что на дворе весна.

— Отлично! А дальше?

— Пора высаживать редис, а у теплицы край провис!

— Ну, так не честно!

— Честно! Она именно об этом и думает!

— Да починю я эту печальную теплицу! Починю! Вот в выходные поедем — и починю! Ты давай не отвлекайся! Что там дальше?..

Бродили двое под дождем,

И каждый думал о своем…