Битва на салфетках тур 278 часть третья, победительная

Шишечки-иголочки

В дворике у перекрестка Базар штрассе и Ларёчная сквер сегодня с утра снова дым коромыслом. Шишечки обильно сыпятся на головы оппозиции, отвечающей той стороне, чье дело «всегда правое», едкими иголочками. А над двориком, перекрывая даже поднявшуюся выше третьего этажа пыль, расстилаются облачка бодрящего дымка от травки. Той самой травки, которой с утра набил прадедову трубку маленький Сеня, мечтавший стать космонавтом. Он не раз слышал, как мамка ругала старшего брательника: «Снова летал от своей травки, оболтус?!» Сене тоже хотелось полетать, стать хоть немножечко космонавтом. И сегодня это ему, похоже, удалось. Пятилетний сорванец сидел среди хлама на балконе, окутанный сизым дымом, и смотрел вниз, откуда доносилась уже явно не человеческая, а марсианская речь.

— А кто тебе сказал, что это твоя клумба, тварюка ты огородная? Засадила все своими угурками!

— Пущай твой Васька, пьяная харя, не швыряет свои укурки в мои угурки!

— Слышьте все, где мои сосиськи? Жрать в доме нечего!

— Твоя Манька и проворонила сосиськи, лапидарий ты ынтиллихентный!

— На себя посмотри!!!

— Отгороди свою тушу с-перед зеркала!

— Ах, ты ж!

— У, щас я тебя!!!

Хрясь, чавк, бумс, тресь, у-а-у-а-у-а-а-а… Протяжный вой сирены приехавшей полиции перекрыл все звуки, а когда он постепенно угас, и раздухарившихся помятых жильцов развели в разные стороны, стало слышно, как на перекрестке Базар штрассе и Ларёчной сквер вечный старик Соломон тихонько напевает свою песню о шишечках, иголочках, и о том, что мир не только крутится, но еще и куда-то катится. И только маленький Сеня, оглушенный парами травки, вдруг задумывается: «А куда же он катится, наш мир?»

Мы с Димой работаем в симфоническом оркестре Н-ского оперного театра. Я — скрипач, он — контрабасист. Познакомились и стали друзьями с ним еще во время учебы в «консе»*, затем женились в один год, теперь дети играют почти с рождения… В общем, дружим, как говорится, семьями.

Как-то раз в курилке, сетуя на небольшие зарплаты, которых едва хватало на недельную благосклонность жен по отношению к творческим натурам музыкальных мужей, пришли мы к мысли о необходимости дополнительной «халтуры»**. Сказано — сделано.

Создали с другом струнный дуэт и разместили объявление в газете, подкрепив его многочисленными заслуженными регалиями. В ожидании звонков от заказчиков, которые, как думалось, только и мечтали увидеть необычный дуэт на своих мероприятиях, решили мы «выйти в народ».

Встали на оживленной улице, достали инструменты, пристроили небольшую колонку с мини проигрывателем (благо техника это сейчас позволяет), и начали играть нетленные мелодии именитых и не очень классиков. Обрушивая на прохожих всю красоту и проникновенность скрипки с контрабасом под аккомпанемент 30 ваттной колонки, которая с успехом заменяла оркестр, мы увидели в ответ лишь равнодушные лица горожан. Естественно, такая реакция не пополняла карманы, а телефон, указанный в объявлении, продолжал молчать.

Разочарованные в успехе задуманного предприятия, мы бросили «трест, который лопнул» и вернулись подавленные к нудным будням.

— Федя, нашел! — услышал я через неделю вечером возбужденный голос друга в телефоне. — Дуэт «Ноль»!..

— Что нашел… какой ноль...?

— А я тебе лучше покажу, завтра же! Объяснять долго.

— Ну, хорошо, — лениво согласился я, тем более хотелось спать.

На следующий день Дима достал из кармана смартфон и включил видеоканал. Двое балалаечников виртуозно исполняли задорную песню о настоящем индейце. Вот оно! Вот, что нужно народу… и нам!..

Через неделю на том же месте стоял наш дуэт в старом составе, но теперь уже в новом, близком горожанам, обличье. Лихо задвинув шапку-ушанку на бок, я наяривал ритмы на прима-балалайке, а Димон в ватной телогрейке весело отбивал басы на огромной бас-балалайке с железной ножкой.

Прохожие с умиленными лицами пополняли мелочью (и не только) раскрытый на тротуаре футляр. Начали появляться корпоративные заказы. Особенно хорошую выручку приносила песня о настоящем индейце.

Теперь благосклонная улыбка на лицах жен держалась все время…

Но надолго ли?..

*конс — консерватория

**халтура — способ дополнительного заработка

— Внученька, ты куда все это складываешь? Компас дедов, мамина сумка!

— Я еду в Америку!

— Далековато, внученька. Хочешь мир повидать?

— Хочу быть настоящим индейцем! Как вот в этой книжке!

— Да, не всегда чтение — свет. Ох, получит у меня деда на орехи! Простым индейцем?

— Нет, конечно! Я буду вождем!

— Ласточка моя, ты же читала эту книжку. Там все вожди — мужчины.

— А… тогда я выйду замуж за вождя и…

— И станешь настоящим индейцем, да. Как только стукнет восемнадцать. Немножко подождать осталось. Пойдем пока, подкрепимся в пути настоящими индейскими блинами в настоящем индейском фигваме. Из стульев и покрывала.

— Знаешь, что? Ты у меня тоже настоящая индейка, бабушка!

Где-то есть травка зеленая, солнышко светит, птички поют… А мы стоим с братом на сером асфальте и поем. С балалайками в руках.

Эх ты, жизнь-жизнюшка, рябина-рябинушка! Вокруг — бетонные коробки, выхлопные газы. Шум людской, звон, гам, тарарам… Кто-то крикнул, кто-то пукнул, кто-то по морде получил.

А у нас с братом дома в деревне. Семьи. Хозяйство — у него хрюшка, у меня — теленок.

А брат у меня, между прочим, кандидат наук, физик, умница, головища! А вот гляди ж ты — сидит теперь с балалайкой да на хлеб со мной собирает. На хлеб да на крупу деткам малым да курочкам хохлатым. Ибо сократили его НИИ, да вышвырнули на все четыре стороны, иди, говорят, куды хошь — весь мир перед тобой! А вместо НИИ центр оплодотворения в том здании…

А я тоже, ни дать, ни взять учитель истории. Зарплата у меня тараканам на смех, в школе перспектив никаких. Кончилось у меня терпение, ну, никаких силушек не осталось! Уехал я в деревню да брата с собой позвал. Вот, обживаемся…

Старый индеец Ночной Волк шел по следу белого человека. Шел индеец, никуда не торопясь, осторожно не только из-за почтенного возраста – все же шестидесятая весна миновала давно, но и просто не имело смысла спешить. Бледнолицый двигался напролом, как обезумевший, оставляя везде четкие следы: примятую траву, потревоженные кусты и сломанные ветки. Да и кроме прочего, индеец знал, куда стремился белый человек. Он стремился к реке – к границе земель, что были завещаны Ночному Волку его предками.

Бледнолицый двигался к мелководью. Там он и собирался перейти реку, но индеец опередил его.

— Стой, белый человек! – Беглец обернулся и увидел взведенный лук, наконечник стрелы был направлен ему в грудь. – Ты нарушил мое табу. Я запретил появляться бледнолицым на землях моих предков с огненными стрелами. Брось оружие и пояс с огненными стрелами мне под ноги.

Беглец повиновался.

— И нож из правого сапога, — добавил Ночной Волк.

— Хм, все знаешь, — криво улыбнулся белый человек.

— Я преследовал тебя несколько дней.

— Почему не убил сразу?

— Осквернять землю моих предков твоей кровью, бледнолицый?

— Какую же плату ты возьмешь?

— Я заберу твое оружие и огненные стрелы. Нож я оставлю. Он тебе еще пригодиться. Но ты сделаешь еще кое-что для меня.

— Что? – с тревогой спросил белый человек.

Лук дернулся – Ночной Волк приказал сесть.

— Мы заключим перемирие. Белые люди не появляются на моих землях, мои люди – на твоих землях. – Индеец быстрым движением убрал лук и стрелу и откуда-то из-за спины достал трубку с длинным мундштуком.

— Ты преследовал меня несколько дней ради того, чтобы раскурить трубку мира? – рассмеялся беглец. – Ты мог бы послать и другого соплеменника за мной.

Индеец ничего не ответил. Он только улыбнулся уголком морщинистого рта, раскуривая трубку.

— Ты же не отказываешься? – спросил Ночной Волк, протягивая трубку. В его глазах заплясали озорные огоньки.

— Я? Нет, не отказываюсь.

— Называй это принуждением к миру.

— Хорошо. Я запомню.